От мелолистики к ОнтоАрту

Для человека пение является обычным опытом, но какое значение оно имеет для него? К чему человек обращается, когда он поет или слушает пение? На основании какого критерия он оценивает или выражает себя в какой-либо форме пения?

Чистое пение на техническом акустическом уровне при изучении висцерального ощущения, то есть эмоциональных изменений при этом, может дать ощуще-

­ Конец страницы 127 ­

¯ Начало страницы 128 ¯

ние неудобства или холода. И наоборот, пение, несоответствующее правилам музыкальной эстетики, не чистое, может являть сбой присутствие человеческой жизни.

Нет ничего плохого в том, что музыка и пение составляют культуру также и в историческом смысле. Но когда в музыке и пении мы хотим выразить собственный внутренний мир, тогда — какая бы поэзия ни использовалась для их проявления — единственным критерием оценки может быть лишь наша собственная душа. Этой «родниковой радости» можно придать впоследствии какую-либо культурную форму, чтобы она смогла дойти до вкуса и чувствительности других, но нужно оставить нетронутой ее субъективную чистоту.

Когда поют воробей или жаворонок, они поют так, как они есть, они никогда не изменяют себе. Мы же в большинстве случаев опосредованы внешним аспектом: характеристика не внутри нас, не субъективна, а внешняя, обыденная, закодированная. Именно по этой причине при пении мы не обретаем себя, а чувствуем себя усталыми. Когда в пении мы хотим передать то, чем являемся, мы можем также использовать слова, взятые у других; существует более или менее универсальная поэтика, которая описывает различные индивидуации в их феноменологии экзистенциальной проблематики. Но существует и тот факт, что птица поет по-своему, о своей борьбе, своей любви, своем гнезде, со своего дерева, то есть она всегда отталкивается от себя самой. Важно, чтобы, по крайней мере, между «я» и «меня» не было чуждых и стереотипных моделей.

Но как можно петь в соответствии с самим собой. Обычно, когда начинают обучать пению, сначала учат использовать диафрагму, поскольку это мышца, кото-

­ Конец страницы 128 ­

¯ Начало страницы 129 ¯

рая поддерживает голосовые связки. Однако это использование воспринимается лишь как внешний, технический аспект. Пение же — это не только результат вибраций диафрагмы и голосовых связок, а скорее результат вибрации всего человека. Пение — это душа. Чтобы действительно по-настоящему петь, нужно иметь целостное ощущение собственного организмического от кончиков пальцев ног до кончиков волос; только тогда передается наполненность самих себя.

Под «наполненностью» не понимается пение во всю глотку: это подобно расширяющемуся своду внутри себя, это подобно спокойному морю, которое омывает каждую клеточку внутри; появляется ощущение точки, которая соединяет в единое присутствие все части _. собственной психосоматической индивидуальности.

Через мелолистику возможно достичь основного, базового элемента собственного внутреннего, человек входит в динамическую целостность себя самого, и он готов к пению. Словно в какой-то момент мелолистики легкая усталость переходит в тихое пение, открывающееся в бесконечность. Пение начинается с самой низкой тональности, на которую способен каждый участник, не следует позволять крику завладеть собой. Эта нота должна нести в себе все организмическое поле целиком.

Каждый должен слышать себя не в ушах и не в голове, а исключительно внутри: необходимо слышать изнутри каждую часть тела, поскольку отсутствует именно та часть, которая не слышна. Голос внутри горла должен быть просто лишь эхом, идущим от всех частей, от всего внутреннего целиком. Если нужно, Участник может начать с молчания, чтобы настроить свой лучший голос. Когда молчание начинает превра-

­ Конец страницы 129 ­

¯ Начало страницы 130 ¯

щаться в глубинную внутреннюю реальность, можно придать ему вибрацию, так, как будто дыхание начинает прерываться. Дыхание расщепляется, превращается в теплый голос и постепенно становится музыкой. В этот момент можно перейти к продолжительному молчанию и затем дать звуку вылиться.

На сеансах мелолистики креативного уровня существует начальная фаза пения, которая служит единственно для подготовки. Затем медленно может спонтанно образоваться хор, и это будет приятным опытом откровения для всех. Главное — чтобы каждый из участников — каждый по мере своих возможностей -постиг, уловил смысл, суть самого себя и почувствовал присутствие других пределов, горизонтов, отличных от него самого, для кого-то это может оказаться новым опытом, где инстинкт теряет всякую телесность и тяжесть.

На культурном уровне не существует критериев для сравнения с подобным типом пения. Может быть, нечто подобное можно уловить в ранних формах спири-чуэлс, и вероятно, это было первоосновой григорианского пения. Это были именно те формы пения, которые рождались из спонтанного лиризма души. В попытке придать им некий знаковый код для того, чтобы затем обучать этим формам, было утеряно то глубокое значение, которое послужило мотивом их появления. Похоже, что эта судьба уготована любой великой культуре: вершина последняя возможность каждого знания не поддается транскрипции для других, которые изучают его как сформулированное ab extra.

Дата добавления: 2014-12-29