Пушкин в присутствии эффектов, в отсутствии себя

Ольга Валентинова

Неразбериха началась еще до показа, когда приглашенные на премьеру зрители метались между рядами партера, силясь отыскать указанные в билетах, но не существующие в реальности посадочные места. Причина оказалась в реконструкции зрительного зала, о которой, естественно, не догадывались многие приглашенные гости. Впрочем, к ходу самого спектакля это вряд ли имеет отношение…

Информация о готовящейся премьере “Капитанской дочки”, приуроченной к 200-летию поэта, периодически появлялась в разных средствах массовой информации. Не сказать, чтобы слухи о новом спектакле в течение последних месяцев стали притчей во языцех для оренбуржцев, однако местные поклонники театра с интересом и нетерпением ожидали премьерного спектакля.

Надо заметить, что повесть эта вообще-то мало приспособлена к сценическому воплощению. Главным образом из-за того, что диалоги действующих лиц в ней составляют меньшую часть повествования и не передают всей напряженности происходящих событий; у Пушкина вся сила в авторских ремарках, которые подчас бывают красноречивее любых диалогов. Однако наш драматический взялся за эту непростую по всем пунктам задачу: если не нам, землякам и потомкам пугачевских событий, то кому же – решили здесь. И в этом были правы.

Автор пьесы (он же постановщик) Рифкат Исрафилов взялся за непростое дело: сделать из повести, в высшей степени литературную пьесу, то есть сократить её до диалогов, при этом попытаться сохранить не только прелесть пушкинского языка, но и смысл русского бунта, вложенный писателем в это произведение. Что же мы увидели в пьесе?

На мой взгляд. Исрафиловым здесь были не соблюдены некоторые законы пьесописания: например, как объяснить, что Гринев и Маша, впервые увидевшие друг друга в первой сцене, уже в следующей, через несколько минут, признаются друг другу в любви?.. Создателю пьесы просто повезло, что зрителям хорошо известен сюжет “Капитанской дочки”, и они верят в историю этой любви, как говорится, не глядя. Если бы не это обстоятельство, то как можно было бы зрителю объяснить как будто спонтанно возникшие чувства между ними и как в них поверить? Отсюда по цепной реакции происходят все остальные оплошности: не успевая поверить в чувства главных героев, зритель с трудом верит во все остальные события – неожиданную здесь дуэль между Гриневым и Швабриным, пугачевские расправы, арест Гринева…

Видимо, понимая, что скромные диалоги персонажей едва ли могут передать всю глубину и философичность пушкинского замысла, Исрафилов прибегает к помощи балета (Олег Николаев), музыки (Эдуард Муниров) и спецэффектов (художник-постановщик Тан Яникеев), которых здесь множество: падающий с потолка хлопьями снег, огромное, почти в целую сцену, белое покрывало, то неожиданно накрывающее актеров, то являющее их публике. К слову, танцуют студенты ОГИИ совсем неплохо, и поставлены танцевальные номера приглашенным из Москвы балетмейстером на голову выше самого спектакля. Это хорошо лишь на первый взгляд, на второй – очевидней минус всему остальному занятому в спектакле актерскому составу, ибо некая фантасмагоричность, присущая всей танцевальной постановке (призванной, видимо, отразить мистику, рок, пронизывающий и творчество, и жизнь самого поэта), сила, безоглядность, свойственные русскому народу, совершенно отсутствуют в актерских работах. На их фоне балет выглядит несколько вызывающе… ярко. Да к тому же по времени, что танцовщики проводят на сцене, и по тому настроению, что удается им иногда создать благодаря музыке и танцам (вопреки опять же актерской игре), этот драматический спектакль вполне может называться хореографическим, сопровождаемым репликами драматических актеров…

Под большим вопросом остается режиссерский подбор актеров на главные роли. Петра Гринева, этого семнадцатилетнего мальчика играет вполне взрослый Павел Кипнис, и как я не силилась разглядеть в его Петруше мальчишескую отвагу и благородство – природное, генетическое, - ничего этого здесь не увидела. Например, в самой первой сцене, когда Петр Андреевич, проиграв сто рублей, пытается командовать Савельичем, убивающимся по поводу материальных убытков, он делает это (у Пушкина), чтобы оправдаться и не выглядеть жалким в глазах любимого слуги. Здесь же мы видим человека с барскими замашками, как будто по привычке и свысока покрикивающего на недалекого Савельича…

Влюбленность Гринева, мальчишество его и благородство – это тот стержень, на котором должен держаться весь сюжет спектакля. Нет этого - и все вокруг рушится, подобно карточному домику, все кажется малоубедительным, рвутся и без того непрочные партнерские союзы…

Подобно сценическому Гриневу ведет себя Маша Миронова (актриса Мария Губанова). Образ главной героини прост лишь с виду, её немногословность и крутость должны играться на внутреннем содержании, совершенно здесь отсутствующем. А те короткие фразы, которые изрекает актриса, то громко ахая от ужаса, то тихо вздыхая от любви, при этом и лицом играя только две эти крайности, очень трудно назвать актерской игрой в полном смысле этого слова. (Показателен в этом смысле образ дворовой девки Палашки (Виктория Брун), которая изображает абсолютно придурковатую особу. Вызывать таким образом зрительские эмоции и смех в зале – прием не совсем достойный даже для любительского театра).

Наверное, наиболее удачным из всех пушкинских героев можно назвать образ Швабрина в исполнении артиста Олега Бажанова. Но и то артист спасается актерской интуицией и собственным мастерством, и не заметно, чтобы этого образа коснулась твердая режиссерская рука.

Если все герои пьесы больше разыгрывают психологическую драму, то основная социальная идея, конечно же, целиком принадлежит образу Пугачёва. Но и здесь, соглашаясь с тем, что идея эта в спектакле присутствует, совершенна непонятна трактовка режиссёром и артистом Анатолием Бледным, исполняющим эту роль, этой исторической личности. Если вы думаете, что Пугачёв здесь бородато-косматый грубый неотесанный мужик, то глубоко ошибаетесь. В этой новой версии, в отличие от пушкинского, красив, благороден, ступает чинно и с достоинством, ходит в золочёных одеждах. Ну просто по Чехову, говорившему, что в человеке всё должно быть прекрасно… разбойник Емелька Пугачёв здесь напоминает российского Робин Гуда, романтика с большой дороге. И погиб-то он. Как и полагается истинному герою, став жертвой предательства своих “генералов”. Известные пугачёвское вероломство, хитрость и жёсткость остались невостребованными создателями спектакля. Да и зачем, когда придуманная ими идея так красива и проста в воплощении? Не случайно же, что после смерти Пугачёва в глубине сцены поднимается вверх ангел или кто-то, сильно его напоминающий… К сожалению, автор совершенно не позаботился о социальной мотивации поведения крестьянского предводителя, и поэтому действия его героя воспринимаются лишь как проявления его личности.

Можно сказать, что спектакль, в который вложено немало сил и средств, конечно, состоялся – как данность. И, к сожалению, не состоялся по многим другим творческим позициям. Что грустно. В первую очередь потому, что Оренбург и все мы, живущие здесь ныне, имеем к созданию этого пушкинского героя непосредственное отношение.

Да, впрочем, Бог бы с нами, потомками, - за Пушкина обидно…

“Южный Урал”

5 июня 1999 года

Дата добавления: 2014-12-29