Россия и страны Азиатско-Тихоокеанского региона 2 страница

Альтернативная модель интеграции - ГУАМ. В то же время наметилась тенденция к формированию альтернативных СНГ проектов на пространстве Ближнего Зарубежья. В октябре 1997 года была образована новая международная организация ГУАМ, объединившая Грузию, Украину, Азербайджан и Молдавию. В 1999 году к ней присоединился Узбекистан, соответственно расширилось название – ГУУАМ. Первоначально эта организация имела неформальный характер со статусом «консультативного форума».[16]

Предполагалось, что в ее работе приоритетное внимание будет уделяться «проблеме транспортных коридоров» для реализации проекта «Азия – Кавказ - Европа», направленного на развитие новых нефтепроводных маршрутов в обход территории России. Изначально цель формулировалась предельно ясно – ослабление энергетической зависимости стран-членов от России и укрепление их ориентации на Европейский Союз.

Таким образом, стартовал новый проект, альтернативный базовой энергетической стратегии РФ, проект развития транспортного евроазиатского и закавказского коридора (Трасика).[17]

В октябре 1997 года инициаторы ГУАМ на саммите Совета Европы в г. Страсбурге констатировали, что процесс интеграции в трансатлантические и европейские структуры может в значительной степени уменьшить угрозы и риски национальной безопасности их стран. Они не скрывали желательность в будущем войти в структуры НАТО. [18] Политические цели ГУАМ стали предельно ясными, когда в 1999 году Грузия, Азербайджан и Узбекистан вышли из Договора о коллективной безопасности (ОДКБ).

Таким образом, во второй половине 1990-ых гг. активизация контактов со странами СНГ приобрела ключевой смысл во внешней политике России. Отчетливо наметились две стратегические линии в интеграционном процессе. Первая, заложенная еще в начале 1990-ых годов, была направлена на «реинтеграцию» постсоветского пространства вокруг России, как основного финансово-экономического спонсора и политико-идеологического центра Содружества. Подобная модель «реинтеграции», ориентированная на советские и ранние постсоветские представления об общей исторической судьбе входивших в состав СССР народов, разрабатывалась в формате многосторонних общих проектов.

Однако к концу 1990-ых годов стало очевидным, что амбициозные планы по созданию общего экономического, военного, правового, военно-стратегического пространства остаются лишь на бумаге и в официальных речах руководителей стран СНГ. Целеустремленная политика Москвы на тесное сближение с государствами Ближнего Зарубежья наталкивалась на сопротивление их политических и экономических элит, все более осознающих выгоды от политики лавирования между Россией, Европейским Союзом и США. Тем более что в эти годы не только западные государства, но и азиатский «гигант» - Китай, а также Турция, Иран существенно активизировали свою политику в государствах Закавказья и Центральной Азии.

Другая линия была ориентирована на укрепление двусторонних контактов между Россией и отдельными государствами Содружества, построенными на основе взаимовыгодных экономических проектов. Хотя и в этом случае Россия играла роль основного спонсора. Уже к концу 1990-ых гг. в российских политических кругах открыто заговорили о структурном кризисе СНГ и необходимости разработки альтернативных подходов к политике в странах Ближнего Зарубежья.

Таким образом, во второй половине 1990-х годов произошла существенная корректировка стратегий в отношении стран СНГ. Попытки внедрить в политическую практику на постсоветском пространстве реальные прагматичные проекты не всегда были успешными. Тем не менее, был найден новый алгоритм взаимодействия – Россия стремилась экономически заинтересовать своих партнеров по СНГ в углубленной кооперации. Именно в этот период были заложены основы новой интеграционной политики России.

3.3. «Охлаждение» российско-американских отношений

Причины и факторы «охлаждения». Уже во время первой рабочей встречи Е.М Примакова с Государственным секретарем США У. Кристофером в феврале 1996 года в Финляндии произошел обмен мнениями по самым болезненным вопросам российско-американских отношений. Обсуждались ближневосточное урегулирование, конфликты в бывшей Югославии, поставки Ирану российских ядерных технологий.

Наибольшее расхождение взглядов выявила проблема расширения НАТО на Восток. В Кремле констатировали, что в отношениях с США переходят к прагматичному курсу, отстаивая приоритет национально-государственных интересов. Такая декларируемая «жесткость» в переговорном процессе с США соответствовала нараставшим антиамериканским настроениям в обществе. Накануне встречи Президентов обоих государств в марте 1997 года в Хельсинки Государственная Дума приняла особое Обращение к Борису Ельцину с призывом твердо отстаивать государственные интересы и противодействовать планам расширения НАТО на Восток. Встреча закончилась неудачей. Взаимопонимание так и не было достигнуто.

Охлаждение российско-американских отношений во второй половине 1990-ых гг. стало в период новых президентских выборов в США одним из пунктов острой критики со стороны Республиканской партии. Демократам во главе с Б. Клинтоном ставили в вину «потерянную Россию».

Расхождение между двумя странами, еще недавно декларировавшими «стратегическое партнерство», было обусловлено рядом факторов. С одной стороны, администрация Президента Клинтона активно развернула глобальную политику США по всем направлениям. К концу 1990-ых годов США достигли апогея своего могущества, обеспеченного высокими технологическими успехами, экономическим ростом, и главное безусловными позициями мирового лидера. Характеризуя особенности политического мышления американской элиты в этот период, крупнейший аналитик в области внешней политики республиканец Генри Киссинджер пишет в своей книге «Нужна ли Америке внешняя политики?», изданной в США в 2001 году:

«Совпавшее по времени с окончанием «холодной войны», это сочетание самодовольства и процветания породило ощущение особой «американской миссии», выразившееся в двойном мифе. В стане левых многие увидели в Соединенных Штатах главного арбитра по внутриполитическим вопросам во всем мире. Приверженцы этого взгляда стали действовать так, как если бы у Америки всегда имелось в наличии правильное демократическое решение, пригодное для любого общества, независимо от его культурных или исторических особенностей. Для них внешняя политика стала аналогом политики социальной (…) Среди правых (…) считают, будто решение всех сложных мировых проблем лежит в признании гегемонии США и беззастенчивом утверждении американского всемогущества. Каждый их этих взглядов затрудняет детальную разработку долгосрочного подхода к проблемам меняющегося на наших глазах мира. Подобное противоречие в подходах к выработке внешней политики приводит к тому, что кто-то предлагает заняться благородной миссионерской деятельностью, а кто-то считает самоценным дальнейшее аккумулирование мощи».

С другой стороны, российская внешняя политика достаточно последовательно выстраивала новую тактику в отношениях с США. Самостоятельные линии нового курса неизбежно приводили к конфликтам интересов России и США: поддержка Москвой партнерских отношений с Ираном; оппозиция американской политике в Персидском заливе, особенно в отношении Ирака; резкое выступление российского МИД против действий НАТО в югославском кризисе; несогласие Москвы со стратегией расширения НАТО.

Поворот от идеи «стратегического партнерства» с США к более амбициозному «евразийскому курсу» вызвал волну критики в западных средствах массовой информации. Россию обвиняли в возврате к риторике холодной войны. В международных дискуссиях существенно усилилась тема войны в Чечне и нарушении прав человека в этой республики.

Еще одним фактором, создавшим неблагоприятную ситуацию в российско-американских отношениях, стало намерение администрации Клинтона пересмотреть двусторонний советско-американский договор 1972 года по ПРО (противоракетной обороне). Летом 1999 года Президент Клинтон утвердил закон о развертывании системы национальной противоракетной обороны. США добивались от России согласия на пересмотр договора. Но российская сторона настаивала на незыблемости основ достигнутых в период разрядки договоренностей.

Ситуацию еще более обострила попытка России «вернуться» в страны Латинской Америки. В мае 1996 г. Евгений Примаков посетил Мексику, Кубу и Венесуэлу. Он передал их лидерам обращение президента России Бориса Ельцина и приглашение посетить Россию. Была достигнута договоренность о поставках венесуэльской нефти на Кубу в обмен на встречные поставки российской нефти в Европе по контрактам Венесуэлы. В Гаване российского министра иностранных дел принимал Фидель Кастро. Была подписана Декларация о принципах взаимоотношений. Примаков заверил Кастро, что Россия выступает против блокады Кубы со стороны США и намерена содействовать нормализации отношений между этими странами. Все эти акции вызывали в Вашингтоне критику внешней политики России.

Существенно расширился круг проблем, по которым Россия демонстрировала отличную от США позицию. Наиболее показательны процессы урегулирования израильско-палестинского конфликта и югославского кризиса. В апреле 1996 г. Евгений Примаков по личному указанию Президента вылетел на Ближний Восток, где провел переговоры в Дамаске, Бейруте и Тель-Авиве. Пресса и государственные деятели России, учитывая хорошие отношения Примакова с руководством Сирии и Ирана, сочли его участие в процессе урегулирования довольно перспективным. Поначалу ситуация складывалась весьма благоприятно. Е. Примаков, обладающий глубоким знанием обстановки на Ближнем Востоке, развил большую активность. Посольство России в Сирии стало эпицентром переговоров.

Российская сторона поддерживала как основу для переговоров план урегулирования израильско-палестинского конфликта, предложенный французскими экспертами, считая его наиболее реальным. Но Госсекретарь США У. Кристофер был недоволен активизацией российской политики на Ближнем Востоке. "В связи с напряженным графиком визита и отсутствием времени" он не смог встретиться с Е.М. Примаковым и вообще не выразил желания координировать свои действия с кем бы то ни было.

Премьер-министр Израиля Ш. Перес официально тогда заявил, что "у нас есть посредник - Соединенные Штаты. Второй посредник будет просто мешать первому". Тем не менее, Россия включалась в переговорный процесс по Ближнему Востоку на правах полноправного посредника. «Четверка», в которую вошли представители США, Европейского Союза, России и ООН, стала признанным координирующим арбитром в израильско-палестинском конфликте.

В западных СМИ все чаще стали появляться статьи о том, что Кремль «бросает вызов международной стабильности». Однако обострение отношений на уровне риторики переговорного процесса, вовсе не означало, что обе стороны не готовы продолжать диалог, столь успешно начатый в первые годы крушения СССР.

Российско-американское сотрудничество в стратегической сфере. Несмотря на видимые противоречия, лидеры США и западноевропейских государств продолжали демонстрировать признание мировой роли России и декларировать уважение к соблюдению ее национально-государственных интересов. В 1997 году на встрече в Денвере (США) глав семи крупнейших промышленно развитых стран, при участии Президента Б.Ельцина, было одобрено вступление России в Парижский и Лондонский клубы кредиторов в качестве государства-участника.

Политика Е. Примакова способствовала трансформации «семерки» в «восьмерку», включению России в мае 1998 года в этот привилегированный «клуб» ведущих индустриальных держав. Ее пригласили в качестве полноправного члена вовсе не потому, что российская экономика тогда соответствовала их стандартам, во многом благодаря ее роли в системе международной безопасности. Особо стоит отметить, что, оставаясь в тени среди окружения Президента Б. Ельцина, более всего опасавшегося, что кто-то претендует в будущем на его пост, министр создал ему условия, чтобы он чувствовал себя лидером державы, осуществляющей глобальную политику. Эта ситуация самым выгодным образом отличала новый курс от прежнего «козыревского» и обеспечивала ему личную поддержку и доверие главы государства.

По-прежнему в центре внимания российско-американских переговоров оставались вопросы сокращения химических и ядерных вооружений, прежде всего Договор по противоракетной обороне. В сентябре 1997 года в Нью-Йорке были закреплены достигнутые в первой половине 1990-ых гг. договоренности о выводе ядерного оружия с территорий Беларуси, Украины, Казахстана, а также разграничению стратегических и нестратегических ПРО. Все государства – участники этого переговорного процесса подписали «Меморандум о правопреемстве в отношении Договора по противоракетной обороне».

Одновременно Россия и США договорились перенести ликвидацию стратегических наступательных вооружений по Договору СНВ-2 на более поздний срок (до 31 декабря 2007 года).

Помимо традиционного направления российско-американских переговоров вокруг проблемы ОМУ (оружия массового уничтожения) и ракетно-стратегических комплексов, существенно расширился круг проблем, по которым Россия и США имели разные позиции.

Попытки Кремля использовать прежний, сохранившийся с советских времен, потенциал влияния на Ближнем Востоке и Балканах, странах Латинской Америки вызвали определенное «охлаждение» в российско-американских отношениях.

В этот период произошла серьезная перестановка приоритетов и изменение стратегий выстраивания взаимных отношений, как со стороны США, так и России. Существенно изменился их стиль и тональность. Постепенно они переходили из формата «стратегического партнерства» на уровень политического прагматизма. Соответственно уходила в прошлое либерально-демократическая дружественная риторика официальных речей и выступлений. Качественно новый этап отношений с такой глобальной державой как США, стал своеобразным «вызовом» для формирующейся внешней политики России, поставил перед необходимостью консолидации ресурсов и потенциала, а также концептуального, стратегического переосмысления своей роли в мировой политике.

Итак, новый внешнеполитический курс второй половины 1990-ых годов не сужал поле взаимодействия между США и Россией и не являлся по своей сути «антиамериканским». Сохраняли прежнюю актуальность вопросы сокращения ОМУ, прежде всего ядерно-стратегического потенциала. Но российская политика стала демонстрировать собственные национальные интересы, которые расходились с внешнеполитическими стратегиями США.

3.4. Российская дипломатия в югославском кризисе

Одной из ярких тенденций во внешнеполитическом курсе Е.М. Примакова стал кардинальный пересмотр позиций по отношению к югославскому кризису. Разворот российской политики к Белграду произошел уже в первый год его руководства МИДом. 29 мая 1996 г. Евгений Примаков прилетел в Союзную Республику Югославию для подписания протокола о сотрудничестве внешнеполитических ведомств двух стран. Россия включилась в процесс мирного урегулирования ситуации в Боснии.

С весны 1998 года серьезно обострилась внутренняя ситуация в автономном крае Косово, в котором усилились не только столкновения между этническими общинами сербов и албанцев. В конфликт включились вооруженные формирования обеих сторон. Поднялась волна насилия и «этнических зачисток» местного населения. Совет Федерации РФ призвал к мирному разрешению конфликта. В начале 1999 года обстановка еще более накалилась.

Косовский кризис расколол мнения ведущих мировых центров. Американская администрация активно поддерживала решимость стран НАТО вмешаться в конфликт на стороне албанских сил. Общественное мнение в Европе и США было решительно настроено против Белграда. НАТО готовилась применить в отношении Югославии «гуманитарную интервенцию». Россия, напротив, решительно выступала за мирные средства урегулирования конфликта. Государственная Дума приняла обращение к Президенту, в котором предлагалось принять решение о выходе из режима международных санкций против Югославии, если против нее будет применено оружие со стороны Альянса. Причем в большинстве российских СМИ эту военную акцию не иначе как «агрессией НАТО» не называли.

Но протесты России имели не значительный эффект. 23 марта 1999 года Генеральный секретарь НАТО Х. Солана принял решение начать боевые действия против Югославии. Узнав об этом, Е.М. Примаков прервал свой визит в США, развернув самолет над Атлантикой и вернувшись в Москву. Эта демонстративная акция была согласована с Б. Ельциным, который на следующий день обратился с призывом к мировому сообществу воспрепятствовать боевым действиям войск НАТО в Югославии. Тем не менее, такая тактика не принесла желаемого результата. Войска НАТО начали наносить ракетные удары по территории Югославии. Заявления Совета Федерации, Государственной Думы, резолюция глав государств СНГ не возымели действия. Впервые новая стратегия НАТО нашла прямое отражение в «гуманитарной интервенции» во время косовского кризиса. В апреле 1999 года различные силы России – правые и левые объединились, забыв на время о разногласиях, протестуя против бомбардировок Югославии. С миссией мира Белград посетил Патриарх московский и всея Руси Алексий II. Правительство РФ оказывало гуманитарную помощь пострадавшему от бомбежек мирному населению Югославии. Государственная Дума принимала одно обращение за другим к Президенту США, Конгрессу США, правительствам и парламентам Европы с требованием политического урегулирования кризиса. Безрезультатно.

12 июня 1999 года произошла еще одна демонстративная акция. На аэродром Слатина недалеко от г. Приштина на бронетранспортерах прибыли 200 российских десантников, совершивших марш-бросок из Боснии для участия в миротворческих действиях в Косово. Через несколько дней в Хельсинки состоялась российско-американская встреча на высшем уровне, в ходе которой было подписано соглашение о взаимодействии воинского контингента России с международными миротворческими силами (КФОР) в Косово.

Косовский кризис 1998-1999 гг. жестко поставил перед российским МИД вопрос: Являются ли бомбардировки территории суверенного государства силами НАТО в марте-июне 1999 года единовременной трагической акцией или это – первый прецедент новой трансатлантической военной доктрины?

Итак, балканская политика России во второй половине 1990-ых годов была органичной частью нового внешнеполитического курса, в котором парадоксально сочеталась амбициозность великой державы и сознание собственность слабости и финансово-экономической зависимости. Ход переговорного процесса высветил болезненную для российского руководства реальность – позицию Кремля западные партнеры – США, ЕС, НАТО готовы были обсуждать, но с ней мало кто считался. Урегулирование на Балканах разворачивалось по трансатлантическому сценарию, несмотря на серию эффектных демонстративных акций со стороны России.

Но изменение стратегии России в югославском кризисе было продиктовано во многом потребностями внутреннего развития общества, которое, пожалуй, впервые со времени распада СССР смогло консолидироваться в протестных акциях против бомбардировок сербской территории. Различные политические силы и социальные группы объединились, чтобы демонстративно поддерживать Белград. Это был удивительный эффект исторической памяти – как и в XIX столетии, Россия проявила в период пика кризиса коллективную солидарность с сербами, и просербская пропаганда способствовала формированию позитивных представлений о коллективной консолидации собственной страны.

3.5. Партнерство России с Европейским Союзом и НАТО: формулы и формы сотрудничества.

Формирование институциональной структуры сотрудничества. Отношения с Европейским Союзом, одним из самых влиятельных центров мировой политики, получили во второй половине 1990-ых гг. приоритетное положение. Как уже отмечалось, правовую основу составило Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве (СПС), в котором подчеркивалось взаимовыгодное и равноправное партнерство между Россией и ЕС. Этому периоду предшествовали активные согласования институциональных основ российско-европейского сотрудничества, когда Россия постепенно включалась в работу структур Евросоюза.

В феврале 1996 года она стала членом Совета Европы. Активно участвовала в реформировании СБСЕ (Совета по безопасности и сотрудничеству в Европе), создании новой политической концепции и структуры ОБСЕ (Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе). На этой основе была разработана Модель общей и всеобщей безопасности для Европы XXI века. В мае этого же года Совет министров иностранных дел ЕС представил Евгению Примакову «План действий Европейского Союза в отношениях с Россией», в котором поднимались вопросы европейской безопасности, положение в бывшей Югославии, в Средиземноморье, ближневосточный мирный процесс. Особое внимание было уделено проблемам участия ЕС в странах СНГ, к которому российская внешняя политика относилась весьма болезненно.

Центральное место в системе отношений Россия - ЕС заняли встречи на высшем уровне (саммиты) по формуле "1+2"- Президент России - Председатель Европейского совета и Председатель Комиссии ЕС, проводимые 2 раза в год, в период каждого из полугодовых председательств. Развивался также диалог в формате Председатель Правительства России - Председатель Комиссии Европейского Союза (КЕС).

Проблема расширения ЕС и НАТО на Восток. Для процесса российско-европейского взаимодействия характерны резкие повороты и обострения, несмотря на обоюдное понимание жизненной необходимости тесного сотрудничества. Взаимные претензии охватывали в тот период значительный круг проблем.

В первую очередь это касалось политики расширения ЕС и НАТО на Восток. Стратегия «остернизации» (расширения на Восток), рассчитанная на динамичное включение зоны Центральной и Юго-Восточной Европы, а также Прибалтики в экономическо-правовое пространство ЕС и параллельно - в военно-стратегический Альянс вызывала неприкрытое раздражение Москвы. Но российские демонстративные протесты лишь незначительно могли повлиять на график «эшелонов» европейской интеграции. Россия по существу была поставлена перед фактом стремительного роста евроструктур. Складывалась довольно парадоксальная ситуация. С одной стороны, высшее руководство страны открыто выражало недовольство темпами расширения НАТО. С другой стороны, сохраняло нейтральность по отношению к росту ЕС. Россия сама активно стремилась к тесной кооперации с Евросоюзом. Тем не менее, отношения между Москвой и Брюсселем испытывали серьезные трудности. Потенциал сотрудничества, заложенный в Соглашении о партнерстве между РФ и ЕС, так и не был реализован во второй половине 1990-х годов.

Где проходят и будут проходить границы НАТО? Этот вопрос приобрел особую остроту. После завершения эпохи холодной войны НАТО претерпела существенные изменения, как институционального, так и стратегического характера. Военно-оборонительный альянс, созданный в 1949 году для противодействия советской экспансии, через пятьдесят лет своего существования постепенно трансформировался в новую систему коллективной безопасности, цели и установки которой были достаточно размыты.

В мае 1997 года в Вест-Пойнте Президент Б. Клинтон выступил с программной речью, в которой обосновывалась политика расширения НАТО на Восток. Он подчеркивал, что в будущем альянс должен «воздействовать на конфликты, угрожающие всеобщему миру», «содействовать сохранению исторических завоеваний демократии в Европе», а также «поддерживать потенциальных членов альянса в их стремлении решать свои разногласия мирным путем». Особо Б. Клинтон указал на совместную программу «Партнерство ради мира» и специальные соглашения с Россией и Украиной, предусматривавшие согласованные стратегические действия.

Страны бывшего Восточного блока, с территории которых были выведены российские войска в первой половине 1990-ых годов, заявили о своем добровольном решении вступить в Североатлантический альянс. Решение независимых государств Балтии – Латвии, Литвы и Эстонии, а также Венгрии, Польши, Чехии и Словакии вызвало резкую реакцию Москвы. Уже 26 октября 1996 года Государственная Дума приняла Обращение «В связи с планами расширения НАТО» с призывом к парламентам европейских стран пересмотреть эти планы и перейти к созданию альтернативной системы коллективной безопасности в Европе. Российские парламентарии констатировали, что столь близкое приближение к России границ НАТО представляет прямую угрозу ее национальной безопасности. Переговорный процесс по этому вопросу затянулся, поскольку ни НАТО, ни Россия не были готовы отказаться от своей позиции. Однако напрямую воспрепятствовать расширению НАТО Россия не могла.

В марте 1996 г. Е.М. Примаков провел переговоры с руководителями стран Центральной Европы - Чехии, Венгрии, Словакии, Польши. Основной темой переговоров стали проблемы общеевропейской безопасности, расширение НАТО на Восток, отношения с Балтийскими государствами, ситуация в бывшей Югославии. После серии поездок в эти страны Е.М. Примаков предложил компромисс в вопросе расширения НАТО: их вхождение в политическую организацию без участия в военной инфраструктуре. Во время встречи с Президентом Польши Александром Квасьневским он мотивировал позицию Россию необходимостью соблюдения национальных интересов:

«Когда мы касаемся вопроса расширения НАТО, то это совсем не значит, что накладываем какое-то вето или стучим кулаком по столу, пытаясь воспрепятствовать тому, чтобы восточноевропейские страны вступили в Североатлантический союз. Нет, это не так. Поскольку у каждой страны есть свои национальные интересы, то разрешите и России иметь такие интересы, разрешите эти интересы защищать, если она считает, что они подвергаются угрозе в плане расширения НАТО».

Уже в июне 1996 года на сессии Совета Североатлантического содружества в Берлине Е.М.Примаков сделал заявление, которое было воспринято как сенсационное на Западе. Москва не возражает против того, чтобы НАТО стала гарантом безопасности стран Центральной Европы. Но при этом Примаков подчеркнул, что имел в виду, как и ранее, лишь политическое расширение блока НАТО.

Определенным компромиссом можно считать подписание в Париже в мае 1997 года Б. Ельциным и Генеральным секретарем НАТО Х.Соланой, а также руководителями государств-членов НАТО «Основополагающего акта НАТО-Россия о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора». Был создан Постоянный объединенный совет «Россия-НАТО», в который вошли члены Североатлантического Совета и российский представитель. Совет должен был собираться не реже одного раза в месяц. Россия обладала правом решающего голоса при голосовании по вопросу о повестке дня. Россия получила также возможность стать постоянным сопредседателем в Совете. Однако все эти меры были скорее направлены на то, чтобы «умиротворить» Россию, нежели дать реальные возможности оказывать какое-либо влияние на политику НАТО. В то же время Е. Примакову удалось в сложной ситуации, когда вопрос о расширении и так был уже решен, не уронить статус России. В этой ситуации не менее важным результатом его деятельности можно считать «умиротворение» и Государственной Думы. Если прежняя внешняя политика находилась под постоянным прицелом острой критики как правых, так и левых сил, то отношение к МИДу в этот период среди российских парламентариев существенно изменилось. Именно Е.М. Примакову удалось ратифицировать в Государственном Думе Основополагающий акт Россия – НАТО, несмотря на все антинатовские выступления левой парламентской оппозиции и ультрапатриотических «центристов».

Итак, основные дискуссии в российско-европейских отношениях второй половины 1990-х годов были сосредоточены вокруг проблем расширения Европейского Союза и НАТО. Естественно это кардинально меняло геополитическую ситуацию в Европе. Дискуссии разворачивались на фоне югославского кризиса. Как в случае с балканским урегулированием, так и в процессе «остернизации» Россия занимала последовательную позицию, отстаивая свои национальные интересы. Однако реально внешняя политика не могла и не имела таких ресурсов влияния, чтобы «заморозить» планы расширения. Противодействуя им на уровне публичной политики, российскому руководству все же удалось получить некоторые уступки, обеспечив России почетное место в переговорном процессе с НАТО. Как представляется, жесткая позиция, занятая Кремлем по этим проблемам, логически являлась частью нового внешнеполитического курса, соответствовала стилю великой державы, и была мотивирована желанием подчеркнуть особое мнение, независимое от США и ЕС.

3.6. Расширение азиатского направления внешней политики

Российская внешняя политика во второй половине 1990-х годов активно делала шаги навстречу «азиатским гигантам» - Индии и Китаю, сближение с которыми воспринималось как своеобразная альтернатива ориентации на США. В этот же период обострились взаимоотношения между США и Китаем вокруг вопроса о Тайване. Официальный Пекин требовал объединения Тайваня с КНР согласно модели «одного Китая», не исключая даже применение силы в чрезвычайных обстоятельствах. В 1996 году Китай решился даже на проведение демонстративных военных учений вблизи острова, куда были направлены также в качестве ответной акции американские военные корабли. Вашингтон неофициально поддерживал многочисленных сторонников независимости острова, что вызывало крайне болезненную реакцию китайского правительства. Россия поддерживала в этой ситуации позицию Пекина, заверяя, что не будет признавать независимость Тайваня.

«Охлаждение» американо-китайских отношений стало своеобразным катализатором активизации китайской дипломатии по расширению сферы сотрудничества между Москвой и Пекином. Расширение торгового партнерства сопровождалось заключением выгодных для российского ВПК (военно-промышленного комплекса) контрактов на приобретение китайской стороной российской военной техники и новых технологий. Особое значение приобрели двусторонние переговоры по урегулированию спорных вопросов по периметру общей российско-китайской границы. Стороны были взаимно заинтересованы в скорейшем дипломатическом разрешении территориальных проблем. В апреле 1996 года в Шанхае было подписано российско-китайское соглашение о мерах доверия в зоне границы. К 1997 году были согласованы 97% линии ее прохождения.

Дата добавления: 2014-12-29