Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Россия — этноментальное пространство




Политика ориентирована на будущее и она должна предвидеть те массовые идеи, с которыми ей предстоит встреча. Несомненно,

что следующее столетие получит в наследство от текущего локально-этническую идею. В этом веке в своем творчестве эту идею часто выражали представители «национальных меньшинств». Так, в Испании каталонцы по происхождению Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Антонио Гауди и Пабло Казальс подняли культуру на вершину мировой славы. В другом месте, в другой стране названная идея может проявиться иначе. Например, в Японии она нашла отражение в мощном экономическом и культурном потенциале провинции, самостоятельно, минуя центр, вырвавшейся на мировой рынок. В ряде стран эта идея предстала, к сожалению, в облике насилия.

В России локально-этническая идея существует со времен возникновения государства. Если оставить в стороне многонациональность страны, то мы сразу сталкиваемся с извечной дихотомией центра и провинции. Различия между центром и провинцией всегда носили локально-стилевой характер, как, например, между Москвой и Петербургом. Этническое разнообразие России можно также представить в виде локально-стилевого, видя в нем этнокультурный потенциал. Напомним, что в этом случае понятие стиля отражает ядерный, а не периферийный характер процесса. К такому потенциалу имеет прямое отношение этнический менталитет, который в общем является хранилищем моmuвационных факторов для деятельности человека.

Россия представляет собой цивилизационно-типологический регион, образованный не суммой признаков, а субъективно-деятельностной ментальностью населяющих ее народов. Тогда какой смысл носит понятие «этноментальное пространство России»? Это пространство образовано не столько территорией, сколько конфигурацией связанных между собой локально-этнических ментальностей. Последние внутри конфигурации состоят в отношениях дополнительности друг к Другу. Но эта дополнительность может иметь место только в случае деятельностного подхода к будущему, т.е. при наличии некой программной к нему позиции.

Деятельностный подход к этноментальному пространству должен находиться в фокусе внимания политиков. Задача состоит в определении связующих звеньев между локально-этническим субстратом и процессом реформ в России. Последние при всех отношениях и зигзагах могут быть только либеральными и деятельностными,

т.е. направленными на свободу гражданина и открытость общества.

После 1917 г вследствие отказа от рыночных отношений, от всякой культуры общения, включая элементарные правила этикета и соблюдения человеческого достоинства, были натурализованы деятели — население в основном крестьянской страны. Большевистская власть опиралась, в сущности, на патриархальность крестьянства, на его ментальные структуры, уничтожая при всем том крестьянство физически. При этом вместо крестьянской ориентации на природу стала внедряться ориентация на власть. Идеалы сотрудничества и конкуренции были заменены агрессивной идеологией, имитирующей естественные человеческие мотивации. Поэтому представляется справедливым вывод Юрия Афанасьева о том, что Октябрьский переворот усилил в стране архаическую и традиционную структуры. В этой ситуации этноментальное пространство России лишилось своей цельности и этнокультурной перспективы на мировое сотрудничество.

формулируя антропологический подход, следует коснуться особенностей либеральной парадигмы в России В Западной Европе, где либерализм и гражданское общество имеют давние и глубокие корни, допустима абстрактная постановка проблемы свободы и проблемы человека, как это мы видим у Фрэнсиса Фукуямы. Для России, где перед либерализмом более полутора столетий все еще множество закрытых дверей, общая постановка вопроса опасна причем не только в чисто теоретическом плане, но и в реальном. Вспомним кризис кадетов которые после февральской революции в течение восьми месяцев не смогли четко ответить на ожидания народа в разрешении военного земельного и национального вопросов. Можно сколько угодно жаловаться на отсутствие в России гражданского общества, «среднего класса» недостаток правосознания, косный традиционализм и т.д., но сутью остается неконкретность и неразвитость антропологического принципа свободы и отсюда настороженное к нему отношение. Последовательное проведение антропологического подхода должно предполагать такую свободу личности при которой границами этой свободы не было бы общество ни государство, ни община. Общество должно быть открытым.

Державность воспринятая как рамка свободы, — старый порок российского мышления. Более всего он заметен в национальном

вопросе. В либерализме начала века примечательной была отрицательная позиция по отношению к самоопределению украинского и других народов. Петр Струве вообще игнорировал общественное волеизъявление малых народов России. Следует заметить, что на Западе не всегда было столь однозначно отрицательное отношение к локально этническому вопросу. Хотя и до сих пор его нерешенность дает о себе знать, сотрясая устои некоторых западных демократий, причем демократий, вступивших на этот путь раньше других (Англия, в меньшей степени Франция), где либерализм был претворен в жизнь в более ранней абстрактной форме. Если обратиться к Азии, то там мы увидим наибольшие успехи либерализма в преимущественно моноэтнических странах (Япония, Таиланд, Южная Корея). Отсюда можно сделать вывод, что этнический фактор (национальный вопрос) представляет для либерализма теоретическую и практическую проблему. Эту проблему можно сформулировать как соотношение либерального и традиционного начал в обществе. Для России такая постановка вопроса была всегда особенно актуальна. Старые русские либералы склонялись к ее отрицательному решению Показательна позиция Павла Новгородцева, который отбрасывал все исторические и социальные традиции в обосновании правового и нравственного начал. Ныне эта точка зрения выглядит безнадежно устаревшей.

Отказ от нее связан с отходом от экономического детерминизма, с развитием объяснительных коммуникативных моделей. Для системного описания этноментального пространства России недостаточно простых процессуальных процедур, так как это конфигурация из ментальностей. Нужно вводить коммуникативные и герменевтические средства. Не тайна, что, по мнению такого теоретика либерализма, как Уильям Ури (Гарвардский университет), демократия в США сейчас уже не сводится к правам на выборы и обращению в суд. Ее движущей силой становится устранение разногласии в ходе переговоров. Конституционные и законодательные системы выступают здесь гарантами переговорных процессов, в которые бывают вовлечены представители заинтересованных групп. Здесь герменевтика становится политикой.

Устойчивость конфигуративных (самоорганизующихся) систем ставит вопрос о континуальности (непрерывности) трансляции не только культуры, но и самой витальной субстанции — народонаселения. Из того, что этносу, по определению, заданы

витально-биологические рамки, необходимо вытекает существование внутренней этнической напряженности. Она психологически выражается в этнической тревоге, которая достигает максимума не в эпохи общественных перемен, а в эпохи застоя. Известная Уваровская формула «самодержавие, православие, народность» эксплуатировала именно это чувство этнической тревоги. История России показывает, что это чувство теряло интенсивность как раз в периоды либеральных реформ иди по крайней мере либеральных веяний. В эти периоды слабел монологизм культуры, повышалась ее диалогическая способность находиться в коммуникативном горизонтальном пространстве. В истории России наблюдается попеременное усиление и ослабление монологизма и диалогизма.

В многочисленных публикациях последнего времени, посвященных цивилизационной схеме истории России, придается преувеличенное значение монологизму и соответственно снижаются уровни коммуникативных (в том числе и рыночных) связей. Люди из деятелей превращаются в носителей косно понимаемой традиции, отношения они строят не по поводу перераспределения прав, а по поводу перераспределения земли, объединяют их не гражданские институты, а соборность и т.д. Во всем этом мы видим явную натурализацию человеческих отношений и преувеличение континуальных связей. Дело в том, что не бывает чистого монологического или диалогического процесса, но есть эпоха преобладания одного из них.

Однако реальное бытие открыто будущему. В нем есть мыслительное рациональное ядро. Рациональность — это интенция на будущее, которую политически лучше всего улавливает либерализм. В сущности либерализм — не какие-то частные и реальные новшества, откуда-то взятые, а ориентация на будущее. В этом будущем расположены все предельные ценности человеческого бытия. Там находятся этические нормы. Они — это как бы буквы находящейся в будущем Книги. Мы пытаемся их прочитать и тем самым построить мир на справедливой этической основе. Эта этическая рамка разумна. Будущее необходимым образом воспринимается как лучшее. Даже в эсхатологических учениях о Страшном суде, об Апокалипсисе будущее выглядит как торжество праведников и только уже потом, во вторую очередь, как наказание грешникам.

В ориентации на будущее витальность предстает уже не рамкой существования, а его содержанием, ограниченным рамкой этики. С точки зрения информативного процесса горизонтально-диалогическая коммуникация также разоформляет нашу самость, выделяя этическое целевое начало. Витальность оказывается внутри этики, подчиненной этике. Но этой этической рамкой мы отрицаем всякий монизм, всякую односторонность и линейность. И Россия становится не достоянием одной только «русской идеи», а многих других национальных идей. Как полисистемное образование, этически обращенное в будущее, Россия выступает не в качестве территории, а в виде этноментального пространства. Это пространство не объединенных сиюминутных интересов населяющих страну народов, а их обращенность к будущему и в силу этого способ обустройства разумной жизни. Тогда все национальные идеи — не цели, а средства достижения будущего через ценности открытого общества.

Итак, этнический менталитет — это полисистемная по принципу организации, коллективная по трансляции и индивидуальная до реализации установка этноса на однородную (гомогенную, «этническую») реакцию на разнородные (гетерогенные) вызовы внешнего мира. В этой реакции этнический менталитет использует следующие средства.

Символы-мотивации — это, как правило, ландшафтные знаки этнической целостности, воспринятой в виде судьбы этноса. Таковы для русских река Волга, Куликово поле, Бородино, сыра мать-земля, по которой ходили Богоматерь и Андрей Первозванный. В других этнических менталитетах более выражены символы-мотивации в виде «могил предков» или «пролитой крови» (особенно у народов Кавказа). Некоторые политические деятели переносят символы-мотивации на уровень этноментального пространства, что ведет к возникновению конфликтов. Изучение символов-мотиваций требует усилий квалифицированных специалистов-этнологов.
Этнические образы (себя — автообраз, других — интраобраз) — способ самоопределения, состоящий в типизации черт введения под углом зрения этнического менталитета. Последний порождает не образы — самовосхваления или глумления над другими, а критические характеристики, отрицательно оцениваемые.
Как гибкая система этнический менталитет перестраивает этнические

образы: англичане после эпохи «Битлз» никак не воспринимаются замкнутыми, углубленными в себя людьми.
Этническая региональность в своем становлении — это регионализация этноментального пространства в результате избирательной деятельности этнического менталитета. Под этим углом зрения этнические признаки уже не являются случайно приобретенными в ходе истории характеристиками, а выступают в виде этнической составляющей регионального пространства.
Этническую региональность надо соотносить с этнизацией — способом коммуникации с внешним гетерогенным миром, состоящим в наделении полученным или своим собственным новым качеством этнической целостности. Это понятие вводится для того, чтобы раскрыть динамику этнического процесса как широкого коммуникативного пространства, направленного на качественные смыслы ментального пространства России.
Этнический менталитет в силу своею мотивационно-деятельностного начала отличается от этнического сознания, этнической психологии и подобных научных конструкций, которые текучи и трудно уловимы на практике. Этнический менталитет также не относится к области этнической специфики и «этнографизмам» — он обладает материальными сущностными чертами, конкретно определяя принятие решения. Сфера его ограничена лишь ситуативно: этнический менталитет срабатывает преимущественно в кризисных ситуациях, когда он объединяет людей в их коллективной однородной реакции и в соответствующем поведении. В новой социокультурной ситуации, когда гетерогенность перерастает в конфликтность, этнический менталитет выступает как гомогенная реакция (реакция однородности) этноса на разнородные вызовы внешнего мира. Гомогенная реакция выражается стереотипами целостности этноса (вроде поисков единства происхождения, тенденцией к закрытости брачных связей и т.п.). Но этнический менталитет не просто носитель символов-мотиваций (родина, мать-земля, враги и друзья, «великое прошлое», этнические авто- и интраобразы). Будучи полисистемным образованием, этнический менталитет способен через ментальностъ соподчинять символы-мотивации с региональной и мировой средой. Поэтому носитель этнического менталитета не ограничен этнической (этнографической) спецификой, он способен быть гражданином более широкого, чем этнос, общества. Через правильно

воспитанный этнический менталитет представитель любого народа России сможет перейти с позиций исключительности на позиции универсализма.
Этнический менталитет маркирует нахождение человека внутри данной культуры. Но человек всегда имеет позицию по отношению к своей культуре. И тогда он находится одновременно вне своей культуры. Дистанцирование от этнической культуры, конечно, относительно. Оно задается ситуацией, которая бывает внешней и внутренней. Слияние ситуативной позиции с мыслительной установкой на культуру мы выделяем через понятие ментальности. Этническая ментальность отличается от жесткого, закрепленного в стереотипах менталитета своей идеальностью, которая выступает как внешняя позиция по отношению к данной культуре. Эта позиция всегда личностная, ответственная и «атомарная» в отличие от гомогенной реакции этнического менталитета. Этническая ментальность не реактивно-адаптационна, как этнический менталитет, но социально-инновационна. Это не воспроизводство стереотипов, а их отрицание. Этническая ментальность, основанная на чтении будущего, обращена к возможным мирам. Но тогда и этот мир, в котором мы живем, при всей его реальности становится виртуальным и должен восприниматься как «произведение культуры» (Владимир Библер).
Мир как произведение культуры подразумевает осуществление рационального проекта, в котором заложены этические и эстетические основания. Чтение книги-проекта, находящейся в будущем, выглядит в реальности как внесение в эту реальность программы. Особенность этноментальной программы состоит в том, что в реальном мире обнаруживаются смыслы. Они соотносятся друг с другом, порождая новые смыслы и расширяя тем самым общий смысл. Такую этноментальную установку России на расширение смыслов сформулировал еще Петр Чаадаев, сказав: «Судьба России — решить вопросы социального порядка, завершить идеи, возникшие в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Чаадаевская мысль — это ментальное напряженное самоопределение России в 1820—1830-х гг. В столь же кризисных ситуациях и столь же обостренно ставился вопрос о соотношении национального и общечеловеческого и в других странах. В подобных ситуациях

отвергается мономенталитет, одномерная, уплощенная стереотипизация, все силы отдаются построению ментальных полисистем.
Нестабильная российская история тем и специфична, что искание Града Грядущего, Нового Иерусалима стало чертой русского характера (Николай Бердяев). Отмеченный множеством авторов прошлого и настоящего времени русский нигилизм, отказ от «буржуазных предрассудков» — установка ментальное™, а не менталитета. И потому эти черты не исключительно русские, они черты российской ментальности, предъявленные в России национальной интеллигенцией с самого начала ее формирования в XIX в. Современные шовинистические лозунги выглядят отказом от ментальности в пользу неоправданного раздувания роли этнического менталитета. Такая отсылка к менталитету лишь уловка для подмены коллективных символов-мотиваций реальными групповыми интересами.
Примечательно, что еще Гегель обозначил деятельностный фактор как наднациональный уровень. В таком понимании деятельность обретает черты программы, т.е. рационального развертывания картины мира. Для локально-этнических картин мира с их особыми менталитетами проблема состоит в их соорганизации с этноментальными программами. Этноментальная программа не является каким-либо планом мероприятий. Она также не строится в виде перенесения в будущее неких параметров настоящего. Отличие этноментальной программы состоит в факторе наибольшей вероятности будущей деятельности, которая может быть оценена только через прогнозируемые социокультурные ситуации будущего.
Если отмеченный виртуальный фактор характеризует реалистичность программы, то ее реализуемость соотнесена с деятелями, т.е. представителями этноса. Здесь возникает проблема соотнесения этнической программы с системой лидерства и выбором задач. Управленческая задача состоит в учете степени адекватности управленческой деятельности вероятностному развертыванию этноментальной программы деятельности. Если включить в этноментальную программу гомогенную установку (установка на целостность, на самость), мы вправе ожидать возникновения в будущем конфликтогенных ситуаций при столкновении с другой этноментальной программой. Тогда в конфликтогенной ситуации этноментальная программа становится «планом мероприятий».

Такая ситуация выглядит уже не случайной, а предсказуемой и предупреждаемой.
Управленческое воздействие на отдельную этноментальную программу состоит в ее перестраивании, в достраивании до уровня универсального этноментального пространства России. Это пространство не только смысловая среда существования этносов России. Это также источник для формирования структур этнического менталитета конкретного народа. В сущности Россия является символом-мотивацией наибольшей смысловой нагрузки. Это общее достояние всех народов России. При растущей региональности этнокультурных единиц общее этноментальное пространство России превращается как бы в табло, на котором высвечиваются зрелые и незрелые контуры конкретных этнических менталитетов.
Поскольку этноментальное пространство не подчиняется законам развития естественных систем (оно является культурно-смысловым), постольку не может быть естественно-научной теории этноса с его этническим менталитетом. Поэтому встает важная проблема искусственно-технического характера всего поля этнического менталитета. Это поле может быть обозначено пространством, в котором какие-то места содержательно заполнены, другие — нет. В принципе этноментальное пространство может быть задано изначально как система пустых мест — топов. Программа развития этноментального пространства России нацелена на заполнение таких мест. Это ее понимание соответствует современному проектно-программному подходу.
Будущее России зависит от хода этнорегиональных процессов. Ради этого будущего мы должны научиться встраивать в этноментальное пространство России метод экспертизы, ориентированный не только на технику оценок не зависящих от нес результатов. В первую очередь экспертиза должна быть включена в программу самой этнической деятельности, а не только того, что в ней используется или производится. Экспертиза должна быть предсказанием этноментальных программ, предоставив научную реконструкцию этнического менталитета этнологии. Такое понимание экспертизы является управленческим. Нас интересует ненечто свершившееся (например, этнический конфликт), а вычленение скрытой в реальности этнической тревоги, свидетельствующей об утрате перспективы этнической ментальностью.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-12-29; Просмотров: 721; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.023 сек.