Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Подвергавшихся сексуальному насилию 2 страница




Сессия закончилась, и я пригласила всех на кухню выпить по чашке чая, кофе или горячего шоколада. Анна тихо спросила:

- А можно мой муж тоже выпьет чашку шоколада, когда заедет за мной? Он обожает горячий шоколад. Вы не против?

Несколько человек ответили, что будут рады познакомиться с Джоном.

- Возможно, он откажется, - заметила Анна. - Он очень стеснительный.

- Для него может быть важно увидеть, что мы за люди, - сказала я Анне, когда мы отошли к камину. Наш старый сельский дом производил впечатление: огромная кухня, пол выложен голубой плиткой лет эдак триста назад - все это раздвигало границы времени, все это существовало задолго до возникновения тех проблем, которые стали темой нашего разговора.

Джон вошел, сел у камина и посадил Анну на колени.

- Она прекрасно работала в группе, - ободрила я Джона.

Анна сияла.

- Здесь очень хорошо, - обратилась она к мужу. - Скорей бы наступило завтра. Всем спокойной ночи.

И они скрылись в темноте. Им еще предстояло провести 35 минут в дороге.

Джон завез Анну на следующее утро по дороге на работу, ровно в 6.30.

- Как будто и не уходила, - с этими словами Анна вошла в дом. - Знаете, Марша, мне, конечно, страшно, но я собираюсь прорваться. Вчера вечером мне дважды было хорошо, - Анне не терпелось поделиться впечатлениями. - Во-первых, мне было очень приятно, что все захотели, чтобы Джон остался и выпил шоколад. Для меня это было очень важно. А во-вторых, Фил меня приобнял и погладил по плечу.

На вчерашней сессии Фил рассказал, что на Севере ему доводилось работать с женщинами, подвергавшимися сексуальному насилию. Анна выразительно посмотрела на меня в этот момент. Ее взгляд как бы говорил: "Почему мы не встретились раньше? Я даже не подозревала, что такие люди существуют." Анне было важно узнать, что сексуальные насилия случаются - и их последствия лечатся. Сам факт, что в группе есть человек, который занимается таким лечением профессионально, уже ее обнадеживал.

- Когда он меня обнял, он сказал: "Такое случается. Но все обойдется!" Это был первый раз, когда меня обнимал не Джон.

Ее успокоило, что незнакомый человек, к тому же занимавшийся последствиями сексуальных насилий, смог до нее дотронуться. Это как бы доказывало, что она не бесчувственна - физически и эмоционально.

В 6.30. на кухне был только Джордж. Другие участники группы пока не еще пришли. Мы втроем выпили по чашке чаю. Я показала им морские раковины, которые привезла из Португалии, и, оставив их эти раковины разглядывать, ушла переодеваться. Анна могла воочию убедиться, что просыпание, умывание, переодевание и приготовление завтрака - неотъемлемая часть нашей повседневной жизни. Мне показалось, что Джордж ей понравился. Это был тот самый специалист по компьютерам и поэт, который мотался туда-сюда на работу по три часа в день. Он был неразговорчив, погружен в себя, тревожен. Он решал, как жить дальше. В его обществе Анна не испытывала страха, и они оба занялись приготовлением завтрака.

В силу перенесенного в детстве насилия Анне было трудно общаться с мужчинами. Накануне вечером ее муж говорил мне о том, что для Анны очень важно получать тепло и поддержку не только от него:

- Я ведь единственный человек, с которым она разговаривает, и единственный, кто может до нее дотронуться.

Он смотрел мне прямо в глаза, будто умоляя разделить с ним этот груз. Я надеялась, что удастся выполнить его горячее желание и излечить от боли его любимую Анну. Они напоминали двух лебедей - любящих, преданных, верных. Но у одного лебедя было сломано крыло. И как мог он, Джон, помочь ей, не имея ни знаний, ни поддержки! Одной любви и преданности мало, чтобы сломанное крыло срослось.

В то первое утро группа собралась в нашем "театре". Раньше это был амбар, который мы приспособили под театр: дубовые перекрытия остались, а стены мы выкрасили в белый цвет, на пол постелили ковровые покрытия. Часть комнаты занимала сцена, а сверху был еще балкон. На сцене разыгрывались ситуации из повседневной жизни, а балкон был предназначен для "представителей власти" - богов, учителей, родителей. На балкон также поднимались, когда надо было отыграть гнев или агрессию: замечено, что людям нередко легче выразить эти чувства, если они находятся на возвышении (чисто пространственном) по отношению к аудитории.

Я поставила перед группой пустой стул. - Представьте себе, что на этом стуле сидите вы сами. Обратитесь сами к себе и расскажите, что вы рассчитываете получить за эту неделю - на что надеетесь, чего хотите достичь, каких результатов ожидаете. Поговорите сами с собой.

Один за другим участники группы подходили и разговаривали с пустым стулом. Это один из сотен способов, которые применяются для "разогрева" группы, для того, чтобы повысить ее креативность и определить рамки предстоящей недельной работы.

Анна смело обратилась к пустому стулу:

- Тебя много раз насиловали.

Я гордилась ею: у нее хватило мужества сразу сказать правду. Я видела, каких сил ей стоит собраться духом и продолжать:

- Сколько еще ты собираешься жить с грузом этих воспоминаний? Тебе пора освободиться. Эти люди здесь выслушают тебя.

Она испуганно замолчала и вернулась на место. "А ведь она знает, когда нужно остановиться, - подумала я. - Она умеет не нарушать свои собственные границы, следовательно, она понимает, что именно хочет получить от меня, и в этом я могу на нее положиться". Я осталась довольна ее первым эмоциональным выступлением на группе.

После того, как все присутствующие, включая нас с Кеном, поговорили с пустым стулом, мы выделили общие группы проблем. Те, у кого были неприятности по работе, посетовали, что работа их не удовлетворяет. Те, у кого возникали проблемы в отношениях, беспокоились, можно ли их наладить. Те, кто подвергался сексуальному насилию (а таких в группе было трое), говорили о муках и душевной боли, об опустошенности, которую испытывают с тех пор. Еще одна женщина говорила о своей умирающей матери. Она хотела прояснить для себя природу тех негативных чувств, которые испытывает к матери, чтобы освободиться от них и от чистого сердца проявлять нежность и заботу. Ее мать умирала от дегенеративного легочного процесса, с каждым днем ей становилось все хуже и хуже, и дочь не хотела омрачить обидами их последние совместные часы в этом мире. В таких случаях психодрама очень помогает отделить прошлое от будущего. Эта проблема впрямую затрагивала и Анну: совсем недавно умерла ее свекровь, а за несколько месяцев до этого у отца случился инфаркт. Как это все скажется на ней? Как ей быть? Эти вопросы молнией пронеслись у нее в голове. События выстраивались в последовательность.

- Я рада, что пришла сюда, - сказала Анна во время ланча. - Это именно то, что мне нужно.

Она ориентировалась на собственные ощущения и знание себя больше, чем на советы посторонних, и видела, что именно за это я ее уважаю.

Первым протагонистом стал мужчина, у которого были трудности с общением, с построением правильных отношений.

Морено любил повторять: "Психодрама - это терапия отношений. Ибо психика не здесь (указывая на голову), она проявляется между людьми. Мои отношения с Вами (обращаясь к одному из присутствующих) отличаются от ваших отношений с ним".

Морено не упускал ни единой возможности воспользоваться своим любимым методом "здесь и теперь". Однажды, работая с девушкой, у которой были проблемы с ее молодым человеком, Морено внезапно предложил: "Позвони ему. Прямо сейчас. А мы пока подождем. И скажи ему все, что ты только что говорила нам. Посмотри, может он согласится".

Морено работал так, будто никаких других дел и интересов, кроме проблем нашей группы, у него не было. Времени он не жалел. А это и есть основа процесса психотерапии - неподдельный интерес к каждому и любознательность.

Анна прекрасно провела первый день и чувствовала себя в полной безопасности. В 10 часов приехал Джон. У него явно отлегло от сердца, когда он увидел, что она жива и здорова. Должно быть, ему нередко приходилось за нее волноваться. Они уехали довольные, радуясь тому, что снова вместе.

За пятнадцать лет существования в Холвелле нашего Центра психо- и социодрамы у нас было всего три случая, когда люди не оставались на ночь. В результате происходили сбои в работе, и мы все - и пациенты и терапевты - всегда сожалели об этом. Но не сейчас. Сейчас это было единственно правильное решение: Анне необходима была ее собственная постель и защита мужа.

"Выбрось сценарий и поступай, как требует данный момент, - советовал Морено. - Вчерашний день - не указ для сегодняшнего".

Во вторник утром Анна рассказывала, как прекрасно она выспалась:

- Давненько у меня не получалось так крепко спать.

Она приняла ванну, но вытираться уже не было сил, поэтому ей помог муж. Потом он пошел вскипятить ей чай, но когда вернулся, она уже спала. И не просыпалась до самого утра.

- Раньше я не могла уснуть, не обняв его, а вчера заснула сама, - с гордостью сообщила Анна. - и сегодня утром, когда он предложил подвезти меня к самому дому, я сказала, чтобы он остановился у ворот, и сама дошла в темноте до двери. Держу пари, он теперь весь день только и будет думать, как это я шла одна по тропинке через темный сад.

Она выглядела слегка взбудораженной.

- Что-нибудь не так? - спросила я.

- Мне кажется мою сессию надо провести сегодня, я не могу больше ждать.

Нас сидело несколько человек. Кто-то держал Анну за руку, остальные слушали.

- Думаю, вы вполне справились бы сегодня, ободрила я Анну. - Но чем больше вы узнаете о жизни других людей, тем лучше сможете разобраться в своей жизни.

Я старалась удержать ее. Ей было рановато погружаться в пучину своих чувств. А может быть, я сама была не вполне готова:

- Мне бы хотелось, чтобы вы еще послушали других и поиграли роли в их жизненных драмах. Вам нужно привыкнуть к сцене.

Мне не хотелось, чтобы ее захлестнули эмоции, и в то же время надо было дать ей возможность поддержку группы.

Анна вздрогнула:

- Не знаю, могу ли я ждать.

Она напоминала ребенка, которому не терпится в туалет.

- Сможете! У меня двадцатилетний опыт работы - я знаю, что говорю. Анна неохотно согласилась. Следующим протагонистом была женщина по имени Клэр. У нее было что-то общее с Анной: она хотела понять, почему мужчины так грубы и враждебны. Грубость ей виделась и в их слишком громких голосах, и в волосатых телах. Ее это пугало и эмоционально, и сексуально. Она пыталась понять, не подвергалась ли она сексуальному насилию в детстве. У нее сохранились неясные детские воспоминания, как она лежит на черно-белом кафельном полу где-то под школьной лестницей, а так же воспоминание о тяжелых мужских ботинках, которые надвигаются на нее, и ей страшно.

Мы проанализировали ее католическое монастырское образование, а также отношения с отцом. Родители ее были очень грубы и агрессивны друг с другом. Во время сессии Клэр кричала и плакала от страха, гнева и ужаса. Анна тоже жалобно плакала в объятиях двух членов группы. Один из них был мужчина, про которого Анна потом сказала, что ей "было с ним также спокойно, как с мужем. Впервые в жизни я почувствовала себя в безопасности с другим мужчиной".

Шел всего лишь второй день, а она уже смогла выплакаться на людях. Такого с ней раньше не случалось. Она была напугана, и получила поддержку от посторонних людей. Такого с ней тоже раньше не случалось. Ее успокаивал мужчина, обнимая и поглаживая, - мужчина, который не был ее мужем. И такого с ней раньше не случалось. Это был явный прогресс. Во время сессий она видела чужие несчастья, которые походили на ее собственные. Это сближало ее с группой.

Во второй половине дня поработать вышел мужчина, проблемой которого стала изоляция и постоянное одиночество на протяжении всего детства. Он в принципе не доверял людям, так как с самого начала жизни не мог доверять родителям. В детстве его часто избивали. Ему казалось, что родители просто не хотели его появления на свет. Это был уже второй случай в группе, когда родители не принимали ребенка. Анна узнавала себя: она тоже не была желанным ребенком. Это порождало низкую самооценку, которая подрывалась еще больше сексуальным насилием со стороны трех самых первых мужчин в ее жизни. Она рассказывала об этом во время шеринга - заключительной части психодраматической сессии, когда все присутствующие делятся своими впечатлениями, ощущениями, ассоциациями, возникшими в ходе драмы, сопоставляя свой опыт с опытом протагониста.

- Мне было восемь лет, когда все это началось, - сказала Анна.

Ей становилось легче, когда она небольшими порциями выдавала историю своей жизни, нащупывая хрупкое равновесие между своей откровенностью, самораскрытием - и поддержкой группы.

На следующий день предстояла работа с новым протагонистом. День был теплый, и мы решили устроить перерыв и подышать воздухом перед началом новой сессии. Анна расплакалась. Ее гнев на детей вышел наружу. В окружении членов группы она била ногами и рыдала, она искренне выражала те чувства, которые испытывала в данный момент. Самое время было с ней поработать, и это почувствовали все. Мужчина, который по плану должен был быть протагонистом следующей сессии, уступил ей свое место. Я провела Анну на сцену.

Мне вспомнилось, как во время наших предварительных бесед Анна говорила, что не сможет рассказать о своих детях перед группой, что ей "будет стыдно". Мне было интересно, на что она решится сейчас - ведь только что она испытывала негодование именно в адрес своих детей. Я ждала. Анна сказала, что сначала она хотела бы обратиться к детям.

- Пожалуйста, - сказала я, ставя перед ней два пустых стула. - Представьте себе, что они перед вами.

И снова взрыв гнева:

- Хоть бы вы сдохли! Это из-за вас я сижу в дерьме!

Я предложила сыграть сцену в ее доме, когда она впервые узнала о сексуальных отношениях своих детей. Она показала, как выглядит ее гостиная, обозначая стульями, как выглядят различные предметы ее мебели. В психодраме мы почти не используем декораций - несколько стульев и свободное пространство. Воображение воспроизводит недостающие детали, как при прослушивании радиоспектаклей. Я предложила ей сначала вести разговор от лица дочери, потом - сына. "Я"-высказывание позволяет лучше войти в роль, лучше понять другого человека, чем "он"- или "она»-высказывание. Например, высказывания типа: "Я чувствую себя неловко", "Я нервничаю", и т.д. - наравне со спонтанными жестами и телодвижениями - помогают лучше понять другого человека. Из ролей собственных сына и дочери Анна начала понимать, что и как подтолкнуло их сексуальный интерес друг к другу. Постоянный и повторяемый запрет на любые проявления сексуальности, гипнотическое внушение "Туда нельзя!" неизбежно вылились в прямо противоположную познавательную команду: "Узнай, что там!"

Когда дошла очередь до сцены прихода учительницы с дочерью Анны, я остановила действие и спросила напрямик:

- Анна, напоминаю вам, что вы не хотели представлять эту сцену перед группой. Не пора ли нам остановиться?

Необходимо, чтобы Анна сохраняла контроль над тем, что говорит и делает, чтобы она раскрылась ровно на столько сама хочет раскрыться. Ее основная проблема в том и заключалась, что она не могла контролировать события собственной жизни. Как ее терапевт, я не хотела, чтобы она сейчас повторяла свою ошибку.

- Нет, нет, - возразила Анна. - Я хочу продолжать. С этим пора покончить. С этого все началось, и именно это не дает мне покоя сейчас.

Мы вернулись к прерванной сцене.

- Итак, с этого все и началось? - спросила я Анну, которая играла свою дочь.

- Чушь собачья! Все началось не с этого, - отозвалась Анна из роли дочери. - Все началось задолго до нас, когда она сама в детстве пережила насилие. Нас тогда еще в помине не было, того насилия мы не совершали.

Из роли дочери Анна увидела истину. Морено отмечал: "Люди ведут себя более непосредственно, когда изображают не себя, а кого-то другого" (Моreno 1965). Метод психодрамы помог Анне прозреть. Глазами дочери она увидела все то унижение и недоверие, через которые ее дочь прошла. История повторялась. Дочь Анны, как когда-то сама Анна, умоляла выслушать и понять ее - и не получала ответа. Она умоляла, чтобы ей поверили - а ей не верили. Ее просто не хотели слушать.

Затем мы перешли к сцене, где Анна-девочка пытается рассказать своей матери о сексуальном посягательстве деда. Сцена начиналась с возвращения Анны домой, после того, как она несколько недель гостила в доме деда. Мать отказалась выслушать Анну, показывая тем самым, что считает ее поведение смешным и нелепым. Она практически сходу заткнула Анне рот. Даже выражение отчаяния на лице ребенка не принималось всерьез и категорически отвергалось. Восьмилетняя девочка оказалась в ловушке: у нее не было ни союзника, ни защитника, ей даже не позволили открыть рот. Она была обречена на молчание и одиночество.

На этом этапе драме я предложила Анне воспользоваться своим " теле": выбрать участника группы, который сыграл бы роль маленькой Анны. "Теле" - это греческое слово, обозначающее "на расстоянии". Морено использовал его в значении проникновения в чувства человека, выявления этих чувств. Телепатия - это обычно одностороннее воздействие. Метод "теле" всегда двусторонний, поэтому человек, которого выбирают на ту или иную роль, обычно знает заранее, что выберут именно его. Для изображения себя в детстве Анна выбрала тихую застенчивую женщину с печальным лицом, а сама, как зритель смотрела сцену из собственной жизни, разыгранную членами группы. Изо рта матери торчала папироса, она ожесточенно ушла головой в стирку, чтобы не слышать, что говорит дочь.

Анна с болью следила за тем, что происходит на сцене: у нее на глазах маленькая девочка боролась за свое право быть выслушанной, рассказать обо всем, что с ней сделали, получить поддержку. Я спросила Анну, был ли в тот момент ее жизни кто-то, кто мог бы ей помочь. Она ответила "нет", как обычно отвечают все, кто перенес насилие.

- А теперь представьте себе, что Вы и есть тот самый взрослый, который может утешить маленькую девочку в ее несчастье, встать на ее защиту. Как бы Вы это сделали? - спросила я.

Анна обняла "ребенка" и заговорила:

- Ты не заслужила такого обращения. С тобой просто не должно было произойти ничего подобного. Говори, выскажись, расскажи всю правду. Тебя обязательно выслушают.

Я попросила Анну выбрать кого-нибудь из группы на роль той матери, которую ей бы хотелось иметь в детстве. Она выбрала женщину с открытым дружелюбным лицом, ласковым и дружелюбным взглядом. Женщина охотно прошла на сцену. Я предложила Анне без слов выразить те чувства, которые она не смогла выразить своей матери в детстве. Анна обняла женщину, уткнулась ей в плечо и расплакалась. Она принялась рассказывать о своем страхе, одиночестве, отчаянном желании получить поддержку и защиту.

- Почему тебя там не было? - всхлипывала она. - Почему там не было тебя? А этот ублюдок! - в ней закипал гнев. - Да его убить мало! Своими руками убью!

Теперь ее желание убить было направленно на истинных виновников ее несчастья. Первоначально она испытала вспышку гнева в роли собственной матери:

- Где эти мерзавцы? - негодовала она, - твой отец, твой дядя и твой дед? Убью всех троих!

Но постепенно она становилась собой, ее самоуважение возрастало, она смогла сама заявить о своих правах. Я дала ей длинную пластиковую трубку, которую она мяла, сгибала, скручивала, а потом с размаху колотила о стоящий перед ней деревянный табурет. Анна попросила трех мужчин из группы сыграть роли ее обидчиков. Они уселись на стулья лицом к ней. Она еще сильнее заколотила своей трубкой.

- Как вы смеете? - вопила она. - Как вы смеете так со мной обращаться? - Она уже говорила за себя сама. Она стала собой. - Ублюдки! Мразь! Давить таких надо!

Ее желание расправиться с дедом, отцом и дядей как бы возвращало нас к началу сессии, когда Анна призывала смерть на головы своих детей. Только сейчас эти чувства были направлены по адресу - тем трем мужчинам, которые искалечили ее жизнь. Дети были ни при чем.

- Я хочу их убить! - Анна повернулась ко мне. - Можно?

- Как Вы себе это представляете? - осведомилась я. - Не забывайте, это психодрама, а не реальная жизнь.

- Пропущу через мясорубку. Зарежу. Головы отрублю. Или нет, лучше сверну им шеи.

Она доиграла сцену воображаемого возмездия. Ярость - самое мягкое слово, которое мне пришло в голову, глядя на чувства, которые ее обуревали. Я осторожно направляла ее эмоции, не меняя ролями с обидчиками. Понять их, выяснить причины такого их поведения не входило в задачи нашей сессии. Слишком многие жертвы оказываются в ловушке, пытаясь понять и простить. Они захлебываются в море разного рода рациональных объяснений, из которого далеко не всем удается выплыть.

Я подкинула ей диванную подушку - для удобства "сворачивания шей". Ее гнев пошел на спад.

- Никогда вам не прощу! Кровосмесители несчастные, недоумки! Тупицы вы эмоциональные, если на такое пошли! - Потом она повернулась ко мне: - Я хочу попрощаться с отцом. И еще хочу принять моих родителей. Оправдывать их поступки - не хочу. Никогда не смирюсь с тем, что было. Но принять хочу - это ведь мои родители. Других у меня нет.

Она притянула к себе отца, жестом пригласила женщину, игравшую мать, вернуться на сцену. Они стояли втроем, взявшись за руки.

- Я хочу, чтобы было так, - подвела итог Анна.

В этой части сессии она получила возможность отследить то хорошее, что было в ее родителях, а также ощутить, что и сама способна на хорошие чувства. Потом она повернулась к двум вспомогательным "я" (членам группы, игравшим значимых людей в ее драме).

- Спасибо вам, что вы все время со мной, - обратилась она к мужу и детям. - И я хочу все время быть с вами. Вы и есть моя настоящая семья. Спасибо, большое всем спасибо.

После того, как Анна проговорила и проделала то, что ей действительно хотелось, выпустила наружу душившие ее чувства, ей стало легче. Не сговариваясь, "зрители" потянулись к "актерам". Трехчасовое путешествие по жизни Анны закончилось, все вздохнули с облегчением, окружили Анну, благодарили за доверие, восхищались ее мужеством. Каждый делился своими личными переживаниями в связи с ее драмой, рассказывал о возникших по ходу ассоциациях и аналогиях, о похожих случаях из своей жизни. Те, кто сами подвергались насилию, подходили отдельно, обнимались с Анной, вместе плакали. Кто-то из них сказал:

- Ваша история - один к одному моя.

Другая отметила:

- А у меня - детали не совпадают, но чувства те же. Когда Вы хотели убить отца, я узнавала себя.

А вот что сказала еще одна участница:

- Анна, огромное Вам спасибо. Я впервые поняла, насколько моей дочери нужна моя поддержка, как ей важно, чтобы я ее выслушивала. Она не подвергалась насилию, но в ее жизни была ситуация, когда ей было очень больно, а я слушать не стала. Когда вернусь домой, обязательно постараюсь исправить положение.

Шеринг продолжался очень долго. Анна слушала, кивала, чувствовала себя увереннее и постоянно повторяла: "Я смогла! Я прорвалась!" Она еле сдерживала ликование.

В ту ночь Анна спала сном младенца. В оставшиеся до конца недели дни Анна активно участвовала в драмах других людей, а в двух даже сыграла роли. Она охотнее делилась своими чувствами и укрепляла приобретенную уверенность в себе.

На четвертый день у нее произошел срыв. Мужчина отрабатывал свою проблему с соседями, которые постоянно изводили его. Постепенно он входил в ярость. И Анна, сопереживая ему, тоже закипела. И вдруг она зарыдала: собственный гнев перепугал ее. Она вскочила и вцепилась в меня.

- Я не могу на это смотреть... Я хочу домой... Я хочу к Джону.

Группа хранила молчание.

- Анна, останьтесь с нами, - сказала я. - вы не сходите с ума, вы просто испытываете сильные чувства. Держитесь! Это скоро пройдет, и вы успокоитесь.

У нее ушло несколько минут, чтобы придти в себя. Ее первый порыв - сбежать, отгородиться, спрятаться, - разумеется, был более легким выходом из положения, чем встретить эмоциональный взрыв и пройти через него, даже в такой безопасной ситуации, как занятие группы.

Мы продолжили работу на сцене. Еще через несколько минут Анна тихо произнесла:

- Это же не мой отец. - А потом, обращаясь к протагонисту, добавила: - Задай ему как следует! Давай, скажи ему все!

Теперь она не хотела сдерживать гнев, которого раньше так боялась. А в конце сессии она неустанно повторяла свое открытие:

- Другие мужчины - это не мой отец. Я не должна их бояться.

В то утро ее реальный отец попал в нашу местную больницу с очередным сердечным приступом.

- Что мне делать? - спросила Анна у группы. - Я бы хотела сделать над собой усилие и повидать его завтра.

"Завтра наш последний день, - подумала я про себя. - Лучше бы ей навестить его сегодня вечером, чтобы завтра она могла получить поддержку группы".

На том и порешили. В половине седьмого утра на следующий день я, как обычно, отперла черный ход. Анна бросилась ко мне:

- Я смогла, Марша. У меня получилось! Ах, если бы он всю жизнь был таким, как вчера!

- Не забывайте, Анна, он умирает. Или думает, что умирает, - мягко ответила я, держа ее за руку. - А теперь расскажите, как прошла ваша встреча.

Вчерашний визит был проверкой нашей работы. А проводила проверку сама Жизнь. Более чем своевременно.

- Я провела у него целый час. Никогда бы не подумала, что смогу. Когда я пришла, он спросил, почему меня давно не было.

Она была старшей из семерых детей, и как-то само собой разумелось, что навещать его будет она.

- Ты ведь знала, что я болею, сказал он.

Они оба говорили с заметным девонширским акцентом.

- Пап, ты тоже знаешь, что мы все время ссоримся, - ответила она. - Я не хотела ссориться, когда ты болеешь, поэтому и не приходила.

- Да, мы действительно все время ссоримся, - подтвердил отец.

- Не будем об этом, пап, - предложила Анна, беря его за руку.

Потом она поговорила с врачом.

- Он сам себя в гроб вгоняет, - сказал ей врач. - Нельзя ему так нервничать и волноваться. Он сам себе делает хуже.

- Понимаете, Марша, он выглядел как перепуганный малыш, - продолжала Анна. - И он все время так на меня смотрел, как будто хотел попросить прощения. Ему еще предстоит пройти обследование. И знаете, я сейчас искренне надеюсь, что с ним будет все в порядке, что он не умрет. Я не хочу, чтобы он умер. Честное слово. Он сейчас похож на того отца, которого мне всегда хотелось иметь. Может быть, я сама себя обманываю, выдаю желаемое за действительное, но было очень хорошо с ним рядом.

Когда группа собралась за завтраком, Анна поделилась своими новостями. Она сама с трудом верила своему успеху.

В самом конце недели Анна сказала:

- Если бы я не пришла сюда, я бы бросила мужа и детей - тех людей, которых я люблю больше всего на свете. Вы чертовски хорошо поработали!

Анна периодически приходит ко мне на индивидуальные сессии. Она все больше и больше приобретает уверенность в собственных силах.

- Я стала другим человеком, - говорила мне Анна. - Я чувствую себя так как не чувствовала ни разу в жизни. Я хорошо сплю, у меня появился аппетит, я не раздражаюсь. Дошло до того, что я предложила дочери выходить куда-нибудь по вечерам развлечься. Муж говорит, что не так напряжена. Я повидалась со своим социальным работником. И знаете, она оказалась не такой плохой, как я думала раньше.

Психодраматические сессии проходят в Холвелле уже много лет. Разблокирование эмоций, изменение отношения к окружающему миру - это очень важные первые шаги на пути к полному выздоровлению. Эти первые шаги как раз и сделала Анна. Во многом она еще находилась в состоянии эйфории по поводу достигнутых результатов. Это еще не полное здоровье. Но и несколько недель спустя она отмечала, что "чувствует себя гораздо лучше, чем раньше." Интересно, что после прочтения этой работы Анна сказала:

- Просто не верится, что вижу это все на бумаге. С ума сойти. Впервые в жизни у меня ощущение, что мне поверили. В течение всей той недели в Холвелле я мечтала раздвоиться, чтобы одна половинка участвовала в сессиях, а другая за ней наблюдала. И вот сейчас, когда я читаю - и то смеюсь, то плачу, - я чувствую себя тем самым наблюдателем. Надеюсь, многие терапевты прочтут эту историю.

Мы все - и Анна, и ее муж, и я, и все, кто Анну знает, - надеемся, что ее состояние и дальше будет улучшаться. Срывы, конечно, возможны, и поддерживающая терапия, безусловно, нужна, но мы все верим, что назад дороги нет. Если раньше ей приходилось со многим бороться, то теперь она поняла, что ей есть за что бороться. "За", а не "против", и это очень важно.

Сейчас она собирается приобрести новую специальность. Жизнь в ней просто бьет ключом. А во время нашей последней сессии Анна, Луиза и я проанализировали ситуацию последних нескольких месяцев. Анна и Луиза очень откровенно поговорили, поделились всеми чувствами, которые испытывали друг к другу, а под конец даже обнялись. И снова хочется повторить: на такую открытость Анна раньше была просто не способна. Когда Луиза уехала, Анна попросила у меня рецепт пиккалилли.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-12-23; Просмотров: 344; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.011 сек.