Казнь идеи

Но несмотря на все это, они, возможно, были правы – те, кто повесил начальника лагеря. Они казнили не просто человека, они казнили всю систему. Его сломанная шея символизирует разрушенную идею. Там, в Биркенау, была казнена нацистская идеология. Общество нуждается в понятных и быстрых ответах, когда его фундаментальные ценности подвергаются сомнению, в данном случае, со стороны нацистской идеологии.

Я согласен, конечно, я согласен, как я могу не согласиться. Но все же, где-то в уголке моего сознания гнездятся сомнения. Мы казнили начальника лагеря, мы также казнили после Нюрнберга тех, кто был на самой вершине нацистской власти. Мы уничтожили их вместе с их античеловеческими идеями. Стало абсолютно ясно, что при рассмотрении вопроса о наказании за геноцид и уничтожение национальных меньшинств нет места милосердию. У меня возникает только один вопрос: достигли ли все наши действия желаемой цели? После казни нацистских лидеров в Нюрнберге появилось чувство: все, что нужно сделано, возмездие, часто называемое правосудием, пришло. И в то же время, дискуссия о подобных явлениях прекращена.

Начальник лагеря был виновен и, конечно, заслужил виселицу. Но с другой стороны, он стал своеобразным козлом отпущения, как и его высокопоставленные начальники, казненные в Нюрнберге. За ними стояли некие неукротимые силы. Подобные преступники, сталкиваясь с конкретным случаем наказания, пытаются противостоять более полному пониманию того, что из себя эти силы представляют и не допускают анализа феномена в целом. Подобного анализа не проводилось вплоть до 1989 года, когда мы познакомились с глубинными тезисами понимания проблемы концентрационных лагерей, изложенными в книге Зигмунта Баумана «Современность и Холокост».

Когда судьи в Нюрнберге пытались доказать личную вину нацистских лидеров за совершенные преступления, еще одна вещь не затрагивалось совсем, тем самым получив возможность расти и развиваться. Вот какие три проблемы не обсуждались в Нюрнберге:

• Дрезден

• Хиросима и Нагасаки

• ГУЛАГ

Дрезден во время бомбежек сровняли с землей за 24 часа, погибло, по меньшей мере, 135,000 человек. Позже сложно было найти обоснованное оправдание подобной жестокости.

Хиросима и Нагасаки были превращены в кладбища атомными бомбами. Причины, лежащие в основе этих массовых убийств мирного населения, кажутся неясными. Но никто – даже если бы попытался – не смог бы затронуть эти вопросы в Нюрнберге или другом международном суде. Было бы сложно обосновать с военной точки зрения произошедшее. Наиболее оправданной представляется гипотеза, что атомные бомбы были своеобразным предупреждением для СССР, яркой увертюрой Холодной войны.

И, наконец, ужасы ГУЛАГа. Конечно, обсуждать это в Нюрнберге было невозможно, поскольку среди судей было много советских представителей. Но в то время, когда к смерти приговаривали в Нюрнберге, в ГУЛАГе гибло все больше людей.

Когда мы казним человека, приближенного к силам зла, мы устанавливаем определенные образцы, стандарты. Мы преподаем урок. Убийца тысяч людей будет неизбежно казнен. Возможно, таким образом, мы предостерегаем людей: не стоит служить насилию.

Таковы традиционные аргументы в пользу жестоких наказаний. Но я боюсь, что они не выдерживают никакой критики. Люди осуществляющие казнь, считают себя служителями закона, представителями государства, против которого действовал агрессор. Или же они просто исполнители, подобно Эйхману? Они также могут считать себя солдатами жестокой войны, например, когда секретные службы Израиля убивают или похищают людей далеко за границами Ближнего Востока. В моей стране после Второй Мировой войны был приговорен к расстрелу предатель Видкун Квислинг. По моему мнению, было бы наивно полагать, что эта казнь как-то повлияет на возможные предательства в будущем. Будет иная ситуация, иные обстоятельства. И тот будущий предатель будет считать себя правым, будет считать себя победителем.

Дата добавления: 2015-01-03