Мелко-буржуазная оппозиция в Рабочей Социалистической Партии Соединенных Штатов. 2 страница

Защита СССР

Мы начали с философии, затем перешли к социологии. Выяснилось, что в обеих областях два наиболее видных вождя оппозиции занимают анти-марксистскую или эклектическую позицию. Если перейдем к политике, именно к вопросу о защите СССР, то окажется, что здесь нас подкарауливают не меньшие сюрпризы.

Формулу «безусловной защиты СССР» — формулу нашей программы — оппозиция внезапно объявила «туманной, абстрактной и отжившей». К сожалению она не объясняет, на каких именно «условиях» она сама соглашается в дальнейшем защищать завоевания революции. Чтоб придать хоть тень смысла своим новым формулам, оппозиция пытается изобразить дело так, будто до сих пор мы «безусловно» защищали международную политику кремлевского правительства, с его Красной армией и ГПУ. Все перепутано и опрокинуто на голову! На самом деле международной политики Кремля мы давно уже не защищали даже условно, особенно с тех пор, как мы открыто провозгласили необходимость низвергнуть кремлевскую олигархию посредством восстания. Ложная позиция не только искажает сегодняшние задачи, но и заставляет в ложном свете представлять свой собственный вчерашний день.

В уже цитированной статье, в "New International", Бернам и Шахтман остроумно называли группу разочарованных интеллигентов «Лигой покинутых надежд» и настойчиво спрашивали, какова будет позиция этой плачевной Лиги в случае военного столкновения между капиталистической страной и Советским Союзом. «Мы пользуемся случаем, — писали они, — чтоб потребовать от Хука, Истмана и Лайонса недвусмысленных заявлений по вопросу о защите Советского Союза от нападения со стороны Гитлера или Японии, — или, допустим, со стороны Англии…» Бернам и Шахтман не выдвигали никаких «условий»; они не определяли никаких «конкретных» обстоятельств, и в то же время требовали «недвусмысленного» ответа. «Воздержится ли она (Лига покинутых надежд) от занятия позиции или объявит себя нейтральной? — продолжали они. — Словом, стоит ли она за защиту Советского Союза от империалистского нападения, независимо от сталинского режима и вопреки ему?» (подчеркивания наши). Драгоценная цитата! Это именно то, что говорит наша программа. Бернам и Шахтман стояли в январе 1939 года за безусловную защиту Советского Союза и совершенно правильно определяли, что означает безусловная защита, именно: «невзирая на сталинский режим и вопреки ему». А между тем их статья была написана в те дни, когда опыт испанской революции был уже в сущности исчерпан до конца. Т. Кэннон трижды прав, когда говорит, что роль сталинизма в Испании неизмеримо преступнее, чем в Польше и Финляндии. В первом случае бюрократия, при помощи палаческих методов, задушила социалистическую революцию. Во втором случае она, при помощи военных методов, дает толчок социалистической революции. Почему же Бернам и Шахтман так неожиданно приблизились к позиции «Лиги покинутых надежд»? Почему? Не можем же мы считать объяснением архи-абстрактные ссылки Шахтмана на «конкретность событий». Между тем объяснение не трудно найти. Участие Кремля в республиканском лагере в Испании поддерживалось буржуазной демократией всего мира. Работа Сталина в Польше и Финляндии встречает бешеное осуждение той же демократии. Несмотря на все свои крикливые формулы, оппозиция является отражением внутри рабочей партии настроений «левой» мелкой буржуазии.

«Наши господа — писали Бернам и Шахтман о «Лиге покинутых надежд» — находят источник гордости в мысли, что они вносят будто бы нечто "свежее", что они "совершают переоценку нового опыта", что они не догматики («консерваторы»? Л.Т.), которые отказываются пересматривать свои "основные положения" и т.д. Какой плачевный самообман! Никто из них не вынес на свет новых фактов, не дал нового истолкования ни настоящему ни будущему». Поразительная цитата! Не прибавить ли нам к статье «Отступающие интеллигенты» новую главу? Я предлагаю Шахтману свое сотрудничество…

Но как же все-таки такие выдающиеся люди, как Бернам и Шахтман, безусловно преданные делу пролетариата, дали так легко запугать себя совсем не страшным господам из «Лиги покинутых надежд»? В чисто теоретической плоскости объяснение кроется в неправильном методе у Бернама, в неуважении к методу — у Шахтмана. Правильный метод не только облегчает достижение правильного вывода, но, связывая каждый новый вывод с предшествующими выводами цепью преемственности, закрепляет вывод в памяти. Если же политические выводы делаются эмпирически, на-глаз, если непоследовательность провозглашается при этом своего рода преимуществом, то марксистская система политики неизменно подменяется импрессионизмом, столь характерным для мелко-буржуазной интеллигенции. Каждый новый поворот событий застигает эмпирика-импрессиониста врасплох, заставляет его забыть о том, что он сам писал вчера и рождает острую потребность в новых словах, прежде чем в голове возникли новые мысли.

Советско-финляндская война.

Резолюция оппозиции по вопросу о советско-финляндской войне представляет собою документ, под которым могли бы, с маленькими оговорками, подписаться бордигисты, Верекен, Снефлит, Феннер-Броквей, Марсо Пивер и им подобные, но, ни в каком случае не большевики-ленинцы. Исходя исключительно из качеств советской бюрократии и из факта «вторжения», резолюция лишена какого бы то ни было социального содержания. Она ставит Финляндию и СССР на одну доску и одинаково «осуждает и отвергает оба правительства и обе армии». Почувствовав, однако, что тут что-то неладно, резолюция неожиданно, без всякой связи с текстом, прибавляет: «при применении (!) этой перспективы, сторонники Четвертого Интернационала будут, разумеется, (поистине великолепно это «разумеется»!) принимать во внимание (!) конкретные обстоятельства — военную ситуацию, настроение масс, а также (!) разницу экономических отношений в Финляндии и России». Тут что ни слово, то перл. Под «конкретными» обстоятельствами наши любители «конкретного» понимают военное положение, настроение масс и — на третьем месте! — различие экономических режимов. Как именно эти три «конкретных» обстоятельства будут «приниматься во внимание», об этом в резолюции ни слова. Если оппозиция по отношению к данной войне одинаково отвергает «оба правительства и обе армии», то как же она будет «считаться» с разницей военного положения и социальных режимов? Решительно ничего нельзя понять!

Чтоб наказать сталинцев покрепче за их несомненные преступления, резолюция, вслед за мелко-буржуазными демократами всех оттенков, ни одним словом не упоминает о том, что Красная армия в Финляндии экспроприирует крупных землевладельцев и вводит рабочий контроль, подготовляя экспроприацию капиталистов.

Завтра сталинцы будут душить финских рабочих. Но сегодня они дают — вынуждены дать — огромный толчок классовой борьбе, в её наиболее острой форме. Вожди оппозиции строят свою политику не на «конкретном» процессе, развертывающемся в Финляндии, а на демократических абстракциях и благородных чувствах.

Советско-финляндская война уже, видимо, начинает дополняться гражданской войной, в которой Красная армия оказывается — на данной стадии — в том же лагере, что и финляндские мелкие крестьяне и рабочие, тогда как финляндская армия пользуется поддержкой имущих классов, консервативной рабочей бюрократии и англосаксонских империалистов. Надежды, которые Красная армия пробуждает у финляндской бедноты, окажутся, при отсутствии международной революции, иллюзией; сотрудничество Красной армии с беднотой окажется временным; Кремль может скоро повернуть оружие против финляндских рабочих и крестьян. Все это мы знаем заранее, и все это мы говорим открыто, в форме предупреждения. Но все-таки в этой «конкретной» гражданской войне, которая развертывается на территории Финляндии, какое «конкретное» место должны занять «конкретные» сторонники Четвертого Интернационала? Если в Испании они боролись в республиканском лагере, несмотря на то, что сталинцы душили социалистическую революцию, то в Финляндии они тем более должны участвовать в том лагере, где сталинцы оказываются вынуждены поддерживать экспроприацию капиталистов.

Дыры в своей позиции наши новаторы затыкают страшными словами. Политику СССР в Финляндии они называют «империалистской». Великое обогащение науки! Отныне империализмом будет называться внешняя политика финансового капитала, а заодно и политика истребления финансового капитала. Это должно значительно содействовать прояснению классового сознания рабочих! — Но ведь одновременно — воскликнет, скажем, слишком торопливый Стэнли — Кремль поддерживает политику финансового капитала в Германии! Это возражение основано на подмене одного вопроса другим, на растворении конкретного в абстрактном (обычная ошибка вульгарного мышления). Если Гитлер завтра окажется вынужден доставить оружие восставшим индусам, должны ли революционные немецкие рабочие воспротивиться этому конкретному действию стачкой или саботажем? Наоборот, они должны постараться, как можно скорее доставить оружие повстанцам. Надеемся, что это ясно и Стэнли. Но этот пример имеет чисто гипотетический характер. Он нам понадобился для того, чтобы показать, что даже фашистское правительство финансового капитала может оказаться в известных случаях вынуждено поддержать попутно национально-революционное движение (чтобы завтра попытаться задушить его). Поддержать пролетарскую революцию, скажем во Франции — на это Гитлер ни при каких условиях не пойдет. Что касается Кремля, то он оказывается сегодня вынужден — это уже не гипотетический, а реальный случай — вызывать социально-революционное движение в Финляндии (чтобы завтра попытаться политически задушить его). Покрывать данное социально-революционное движение апокалиптическим именем империализма, только потому что оно вызывается, искажается и, в то же время, подавляется Кремлем, значит выдавать себе самому свидетельство о теоретической и политической бедности.

Надо к тому же прибавить, что расширение понятия «империализма» не имеет и прелести новизны. Сейчас не только «демократия», но и буржуазия демократических стран называет советскую политику империалистской. Цель буржуазии ясна: смазать социальное противоречие между капиталистической экспансией и советской, скрыть от глаз проблему собственности и тем самым помочь действительному империализму. Какова цель Шахтмана и других? Они сами этого не знают. Их терминологическое новшество объективно ведет только к тому, что они отдаляются от марксистской терминологии Четвертого Интернационала и приближаются к терминологии «демократии». Это обстоятельство — увы! — лишний раз подтверждает крайнюю восприимчивость оппозиции к давлению общественного мнения мелкой буржуазии.

«Организационный вопрос».

Из рядов оппозиции раздаются все чаще голоса: «русский вопрос не имеет, собственно, решающего значения; главная задача это — изменить режим в партии». Под изменением режима надо понимать изменение руководства, или, еще точнее, устранение Кэннона и его ближайших сотрудников с руководящих постов. Эти откровенные голоса показывают, что стремление поднять борьбу против «фракции Кэннона» предшествовало той «конкретности событий», на которую Шахтман и другие ссылаются в объяснение перемены своей позиции. В то же время эти голоса напоминают целый ряд прежних оппозиционных группировок, которые поднимали борьбу по самым различным поводам, но, когда принципиальная почва начинала у них под ногами колебаться, переносили все свое внимание на так называемый «организационный вопрос»: так обстояло дело с Молинье, Снефлитом, Верекеном, и многими другими. Как ни неприятны эти прецеденты, но обойти их нельзя!

Было бы, однако, неправильно думать, что перенесение внимания на «организационный вопрос» представляет простой маневр фракционной борьбы. Нет, самочувствие оппозиции действительно, хотя и смутно, говорит ей, что дело не столько в «русском вопросе», сколько вообще в подходе к политическим вопросам, в том числе и к методам строительства партии. И это, в известном смысле, верно.

На предшествующих страницах мы сами старались показать, что дело не только в русском вопросе, но во всем методе мышления оппозиции, который имеет свои социальные корни. Оппозиция находится во власти мелко-буржуазных настроений и тенденций. В этом суть дела.

Мы особенно ярко видели идеологическое влияние другого класса на примерах Бернама (прагматизм) и Шахтмана (эклектизм). Мы не брали других вождей, как, например, т. Эберна, потому что он, по общему правилу, не участвует в принципиальных спорах, ограничиваясь областью «организационного вопроса». Это не значит, однако, что Эберн не имеет значения. Наоборот, в известном смысле можно сказать, что Бернам и Шахтман выступают, как диллетанты оппозиции, тогда как Эберн — бесспорный специалист этого дела. Эберн, и только он, имеет свою традиционную группировку, выросшую из старой коммунистической партии и спаявшуюся в первый период самостоятельного существования «левой оппозиции». Все остальные, имеющие различные поводы для критики и недовольства, примыкают к этой группировке.

Всякая серьезная борьба фракций в партии есть всегда, в последнем счете, преломление борьбы классов. Фракция большинства с самого начала установила идейную зависимость оппозиции от мелкобуржуазной демократии. Наоборот, оппозиция, именно в силу своего мелкобуржуазного характера, даже не попыталась искать социальных корней противного лагеря.

Оппозиция открыла жестокую фракционную борьбу, которая парализует партию в крайне критический момент. Чтоб такая борьба была оправдана, а не беспощадно осуждена, нужно иметь для неё очень серьезные и глубокие основания. Для марксиста такие основания могут иметь только классовый характер. Прежде, чем начинать свою ожесточенную борьбу, вожди оппозиции обязаны были поставить перед собой вопрос: влияние какого не-пролетарского класса отражает большинство ЦК? Между тем о классовой оценке разногласий со стороны оппозиции нет и речи. Дело идет о «консерватизме», «ошибках», «плохих методах» и т.п. психологических, интеллектуальных, технических недочетах. Оппозиция не интересуется классовой природой противной фракции, как она не интересуется классовой природой СССР. Один этот факт достаточен, чтоб обнаружить мелкобуржуазный характер оппозиции, с окраской академического педантизма и журналистской впечатлительности.

Чтобы понять, давление каких именно классов или слоев находит свое отражение в борьбе фракций, надо проследить борьбу этих фракций исторически. Те члены оппозиции, которые утверждают, что нынешняя борьба не имеет «ничего общего» со старой фракционной борьбой, показывают лишний раз свое поверхностное отношение к жизни партии. Основное ядро оппозиции — то самое, которое три года тому назад группировалось вокруг Мости и Спектора. Основное ядро большинства — то самое, которое группировалось вокруг Кэннона. Из руководящих фигур только Шахтман и Бернам передвинулись из одного лагеря в другой. Но эти личные перемещения, как они ни значительны, не меняют общего характера двух группировок. На выяснении исторической преемственности фракционной борьбы я, однако, останавливаться не буду, отсылая читателя к прекрасной во всех отношениях статье Джо Хансена: «Организационные методы и политические принципы».

Если отвлечься от всего случайного, личного и эпизодического, если свести нынешнюю борьбу к основным политическим типам, то несомненно наиболее последовательный характер имеет борьба т. Эберна против т. Кэннона. Эберн представляет в этой борьбе мелко-буржуазную, по социальному составу, пропагандистскую группировку, объединенную старыми личными связями и имеющую почти семейный характер. Кэннон представляет формирующуюся пролетарскую партию. Историческая правота в этой борьбе — каковы бы ни были отдельные возможные ошибки, промахи и пр. — целиком на стороне Кэннона.

Когда представители оппозиции поднимают крики: «руководство обанкротилось», «прогноз не оправдался», «события застигли нас врасплох», «надо менять лозунги», — все это без малейшей попытки серьезно продумать вопрос, — то они выступают, по существу дела, как партийные пораженцы. Это печальное поведение объясняется раздражением и испугом старого пропагандистского кружка перед новыми задачами и новыми отношениями в партии. Сентиментализм личных связей не хочет уступить место чувству долга и дисциплины. Задача, стоящая перед партией, состоит в том, чтобы разбить старые кружковые связи и растворить лучшие элементы пропагандистского прошлого в пролетарской партии. Необходимо воспитать такой дух партийного патриотизма, чтобы никто не смел заявлять: «дело собственно не в русском вопросе, а в том, что мы чувствуем себя приятнее и уютнее под руководством Эберна, чем под руководством Кэннона».

Я лично не вчера пришел к этому выводу. Мне приходилось десятки и сотни раз высказывать его в беседах с товарищами, составляющими группу Эберна, причем я неизменно подчеркивал мелкобуржуазный состав этой группы. Я настойчиво и многократно предлагал переводить из числа членов в число кандидатов тех мелкобуржуазных попутчиков, которые неспособны вербовать в партию рабочих. Частные письма, беседы и предупреждения, как показали дальнейшие события, не привели ни к чему: люди редко учатся на чужом опыте. Антагонизм двух слоев партии и двух периодов её развития вышел наружу и принял характер ожесточенной фракционной борьбы. Не остается ничего другого, как ясно и отчетливо высказать свое мнение перед американской партией и всем Интернационалом. «Дружба — дружбой, а служба — службой», говорит русская пословица.

Здесь возможен такой вопрос: если оппозиция есть мелкобуржуазное течение, то не значит ли это, что дальнейшее единство партии невозможно? Ибо как примирить мелко-буржуазное течение с пролетарским? Ставить так вопрос, значит рассуждать односторонне, недиалектически, и потому — ложно. Оппозиция в этой дискуссии ярко обнаружила свои мелко-буржуазные черты. Но это не значит, что у оппозиции нет других черт. Большинство членов оппозиции глубоко предано делу пролетариата и способно учиться. Элементы, связанные сегодня с мелко-буржуазной средой, могут завтра связаться с пролетариатом. Непоследовательные могут, под влиянием опыта, стать более последовательными. Когда партия пополнится тысячами рабочих, даже кое-какие профессиональные фракционеры могут перевоспитаться в духе пролетарской дисциплины. Надо дать им для этого время. Вот почему предложение т. Кэннона: очистить дискуссию от всяких угроз раскола, исключений и пр., было в высшей степени правильно и своевременно.

Остается, тем не менее, несомненным, что, если бы партия в целом свернула на путь оппозиции, она могла бы потерпеть полное крушение. Оппозиция, как таковая, не способна дать партии марксистское руководство. Большинство нынешнего Центрального Комитета гораздо последовательнее, серьезнее и глубже выражает пролетарские задачи партии, чем меньшинство. Именно поэтому у большинства и не может быть интереса довести борьбу до раскола: правильные идеи победят. Но и здоровые элементы оппозиции не могут желать раскола: опыт прошлого слишком ярко показал, что всякого рода импровизированные группы, которые откалывались от Четвертого Интернационала, обрекали себя тем самым на разложение и гибель. Вот почему можно без всяких опасений ждать будущего партийного съезда. Он отвергнет анти-марксистские новшества оппозиции и обеспечит единство партии.

Л. Троцкий.

Письмо к Джону Дж. Райту. §

19 декабря 1939 г.

Дорогой друг,

Я прочел ваше письмо к Джоу. Я полностью разделяю ваше мнение о необходимости твердой, даже непримиримой теоретической и политической борьбы против мелкобуржуазных тенденций в оппозиции. Как вы прочтете в моей последней статье, которая будет вам завтра выслана авиапочтой, я характеризую уклон оппозиции еще резче, чем большинство. Но в то же самое время я думаю, что непримиримая идеологическая борьба должна идти рука в руку с весьма осторожной и умной организационной тактикой. У вас нет никакого интереса в расколе, даже если оппозиция и сможет случайно завоевать большинство на следующем съезде. У вас нет никаких причин давать разнородной и неуравновешенной армии оппозиции предлог для раскола. Я полагаю, что даже будучи меньшинством, вы должны оставаться дисциплинированными и лояльными по отношению к партии в целом. Это особенно важно для обучения всех в духе настоящего партийного патриотизма, необходимость в котором хорошо подчеркнута Кэнноном в одном из писем ко мне.

Большинство, собранное в этой оппозиции долго вместе не продержится. А затем пролетарское течение партии снова превратится в большинство, но с сильно выросшим авторитетом. Оставайтесь твердыми, но не теряйте спокойствия духа — это больше чем когда-либо применимо по отношению к стратегии пролетарского крыла партии.

С наилучшими товарищескими пожеланиями и приветом,

Ваш Лев Троцкий

P. S. Корни зла: 1) Плохой личный состав, особенно в важнейшем округе г. Нью-Йорка. 2) Неопытность, особенно среди членов, пришедших из Социалистической Партии (молодежь). Организационные меры не могут преодолеть этих трудностей, унаследованных из прошлого. Нужны твердость и терпение.

Л. Т.

Письмо к Максу Шахтману §

20 декабря 1939 г.

Дорогой товарищ Шахтман,

Я посылаю вам копию моей последней статьи*. Вы увидите из моих аргументов что я считаю, что разногласия имеют решающий характер. Я полагаю, что вы, дорогой друг, находитесь на дурной стороне баррикад. Своим отношением вы оказываете помощь всем мелкобуржуазным и антимарксистским элементам, которые борются против нашей доктрины, нашей программы и наших традиций. Я не надеюсь убедить вас этими строками, но я выражаю здесь прогноз, что если вы и сейчас откажетесь повернуть к сотрудничеству с марксистским крылом против мелкобуржуазных ревизионистов, то вы неминуемо будете об этом жалеть годы спустя, как о самой серьезной ошибке в вашей жизни.

* «Мелкобуржуазная оппозиция в Социалистической Рабочей Партии» /И-R/.

Если бы я имел возможность*, то я бы немедленно прилетел в Нью-Йорк чтобы дискутировать с вами 48 или 72 часа подряд. Я весьма сожалею, что вы не чувствуете в этой ситуации необходимости приехать сюда для дискуссии всех вопросов. А может, вы все-таки приедете? Я был бы счастлив…

* Следует напомнить читателям, что демократическое американское правительство отказывало Троцкому даже во временной визе /И-R/.

Л. Троцкий

Четыре письма к большинству Национального Комитета §

К этому времени фракционная борьба внутри Социалистической Рабочей Партии накалилась до того, что Меньшинство отказывалось подчиняться партийной дисциплине и вело себя, как партия внутри партии. Обе фракции, кроме идеологической борьбы, повели также тактическую борьбу за контроль над печатными органами и организационными структурами партии. Если до этого, Троцкий пытался обратиться ко всем ведущим членам СРП вместе, то теперь фракционные, секретные от Меньшинства комбинации и планы Троцкого и его сторонников в СРП стали необходимыми в этой политической борьбе /И-R/.

26 декабря 1939 г.

Дорогие друзья,

Я раньше склонялся к публикации дискуссии в "Socialist Appeal" и в "New International", но я сознаюсь, что ваши аргументы серьезны, особенно сейчас, в связи с аргументами товарища Бернама*.

* Меньшинство резко настаивало на публикации своих документов в открытых органах партии /И-R/.

"Socialist Appeal" и "New International" являются не дискуссионными органами, контролируемыми особой дискуссионной комиссией, а органами партии и её Национального Комитета. В дискуссионном листке оппозиция может потребовать равного права с большинством, но официальные органы партии обязаны защищать точку зрения партии и Четвертого Интернационала, пока они не изменены. Дискуссия на страницах официальной партийной прессы может вестись лишь в границах, установленных большинством Национального Комитета. Это настолько ясно, что дальнейшие аргументы излишни.

Постоянные юридические гарантии меньшинства вовсе не позаимствованы у большевиков. Но они не являются также и открытием товарища Бернама; французская Социалистическая Партия в течение долгого времени имела такие конституционные гарантии, по духу совершенно похожие на гарантии всяких завистливых литературных и парламентских клик, но которые никогда не предотвращали подчинение рабочих коалициям этих клик.

Организационная структура пролетарского авангарда должна подчиняться положительным требованиям революционной борьбы, не отрицательным гарантиям против его перерождения. Если Партия не будет бороться за необходимость социалистической революции, она переродится несмотря на любые умные юридические предосторожности. В организационной сфере Бернам показывает свое полное отсутствие революционного понимания о партии, так же как в политической сфере он показал его в отдельном, но весьма значительном вопросе о Комитете Дайес. В обоих случаях он предложил чисто отрицательное отношение, как в вопросе о советском государстве он дал чисто отрицательное определение. Недостаточно осуждать капиталистическое общество (отрицательное отношение); надо принимать все практические последствия социалистического революционного мышления. К сожалению, этого не видно в товарище Бернаме.

Мои практические выводы?

Во-первых, необходимо официально осудить перед всей партией попытку уничтожить партийную линию путем приравнивания партийной программы с любым новшеством, не признанным партией.

Во-вторых, если даже Национальный Комитет найдет нужным уделить один номер журнала "New International" этой дискуссии (я этого сейчас не предлагаю), то это должно быть сделано так, чтобы читатель ясно знал, где кончается партийная позиция и где начинается попытка её ревизии, и чтобы последнее слово осталось за большинством, не за оппозицией.

В-третьих, если внутренние бюллетени недостаточны, то возможно опубликовать специальный сборник всех статей о повестке дня партийного съезда.

Полнейшая лояльность в дискуссии, но ни малейших уступок мелкобуржуазному, анархическому духу!

W. Rork•

Подпись W. Rork служила одним из псевдонимов Троцкого. /И-R/

* * * * *

27 декабря, 1939 г.

Дорогие друзья,

Я должен признаться, что ваше сообщение о том, что товарищи Бернам и Шахтман настаивают на публикации спорных статей в "Socialist Appeal" и в "New International" сначала удивило меня. В чем тут дело, спросил я самого себя. Совершенно исключено, что они настолько уверены в себе. Их аргументы настолько примитивны, разногласия между ними столь резки, они не могут не чувствовать, что большинство выражает традиции и марксистскую доктрину. Они не могут надеяться победить в теоретической борьбе; не только Шахтман и Эберн, но и Бернам должны понимать это. Отчего же у них такая жажда славы? Но объяснение очень простое: они торопятся оправдаться в глазах демократического общественного мнения, крикнуть всем Истманам, Хукам и остальным, что они в оппозиции не такие скверные, как мы. Эта внутренняя необходимость должна особенно сильно проявляться в Бернаме. Это такая же внутренняя капитуляция, какую мы видели в Зиновьеве и Каменеве накануне Октябрьской Революции, и у многих «интернационалистов» под давлением военной волны патриотизма. Если мы абстрагируемся от всяких индивидуальных особенностей, случайностей, недоразумений и ошибок, то мы увидим перед собой первое социально-патриотическое грехопадение в нашей собственной партии. Вы установили этот факт с самого начала, но я его полностью увидел только сейчас, когда они провозгласили свое желание объявить, как члены POUM, последователи Пивера и многие другие, что они не так ужасны, как «троцкисты».

Это соображение должно послужить дополнительным аргументом против любых уступок им в этом вопросе. В данном случае вы имеете полное право сказать им: вы должны ждать решения партии, не обращаясь до этого решения к демократическим и патриотическим судьям.

Я раньше рассматривал этот вопрос слишком абстрактно, то есть, с точки зрения теоретической борьбы; с этой точки зрения я полностью согласен с товарищем Голдманом, что мы должны победить. Но более важные политические соображения указывают что мы должны исключить предварительное вмешательство демократически-патриотического фактора во внутрипартийной дискуссии, что оппозиция должна надеяться лишь на собственную силу в этой дискуссии, так же как и большинство. В этих условиях, проверка и выбор различных элементов оппозиции примет более эффективную форму и результат окажется более благоприятным для партии.

Энгельс однажды говорил о настроении разъяренного мелкого буржуа. Мне кажется, что следы такого настроения можно различить в рядах оппозиции. Вчера многие из них были очарованы традицией большевизма. Они никогда её внутренне не усвоили, но они не смели её открыто отрицать. Но Шахтман и Эберн дали им эту смелость, и сейчас они открыто наслаждаются духом разъяренного мелкого буржуа. Такое впечатление, например, оставили после себя последние статьи и письма Стэнли. Он полностью потерял чувство самокритики и искренне думает, что все вдохновения, все мысли, которые навещают его голову, заслуживают провозглашения и публикации, если только они направлены против программы и традиций партии. Преступление Шахтмана и Эберна состоит именно в том, что они вызвали такой взрыв мелкобуржуазного самодовольства.

Дата добавления: 2014-12-24