Наука и стиль § Ответ товарищу Троцкому 2 страница

Но нет никакого смысла, в каком диалектика (даже если бы она и не была научно бессмысленной) фундаментальна в политике. Мнение о диалектике связано с политикой не больше, чем мнение о не-Эвклидовой геометрии или о теории относительности. Утверждая, что она фундаментальна, вы с вашей стороны, а Истман со своей, поддаетесь той же самой губительной иллюзии, о которой я писал в начале этого раздела.

Вы ошибаетесь, товарищ Троцкий. Оппозицию заботят фундаментальные вопросы, но единственно политически фундаментальные. Наши политически фундаментальные вопросы выражены в большей части в программе Интернационала и партии. Мы предлагаем изменить одну часть этой программы, так же как в прошлом мы изменяли другие части; но мы предлагаем эту ревизию именно с точки зрения основных и фундаментальных положений нашей программы: центральной цели мирового социализма и решающих методов, которые мы все считаем необходимыми для ее достижения.

Товарищ Троцкий, вы усвоили себе слишком много от Гегеля: его монолитность, его тоталитарное видение вселенной глыбы, где каждая молекула связана с остальными, где все взаимосвязано со всем, где уничтожение одной пылинки означает уничтожение Всего. Я восстаю против тоталитаризма в философии в такой же степени, как и против тоталитаризма в государстве или в партии.

Неправда, что мы отрицаем марксистскую социологию; неправда, что я отрицаю основы своим отрицанием диалектики. Вдвойне неверно, когда вы пытаетесь подкрепить свои шаткие рассуждения об «основах» с помощью выдуманного рассказа, будто в связи с событиями начавшейся войны оппозиция занимала чисто эпизодические позиции, виляющие и изменяющиеся в зависимости от преходящих новостей — что «цели в Финляндии» были оторваны от «нашей позиции в Польше», и так далее. Не мы, а вы, товарищ Троцкий, а еще более грубо, Кэннон, с самого начала войны путали партию и читателей нашей прессы; вы сами, вереницей собственных поворотов и зигзагов показали бессилие своей доктрины перед лицом событий. Любой читатель газеты "Appeal" знает, что это так. Со своей стороны, мы вскоре после развязки войны ясно увидели ее природу и какую роль занимает в ней Россия, мы последовательно анализировали события в свете цельной стратегической ориентации, которую мы называем стратегией третьего лагеря и которая, в свою очередь, основана на наших фундаментальных целях. Мы не делали «принципиального» различия между Польшей, Прибалтикой, Финляндией; а вы, с Кэннонами и Голдманами это делали, каждую неделю выпуская в свет противоречивые оценки и директивы. Вы не можете этого избежать, потому что ваша коренная ориентация, защита сталинистского государства и его армии, находится в прямом противоречии с основными задачами нашего движения, и сейчас вы пытаетесь совершить невозможное — охватить обе задачи вместе.

Ваше обращение к «основам» имеет совершенно такой же характер, как и ваша статья о диалектике: пустить пыль в глаза, отвести внимание от политических вопросов.

Безличие науки

Товарищ Троцкий, вы высмеиваете анонимность, безличие науки, которую я защищаю. Вы находите забавным, что наше заявление говорит о «смелой, гибкой, критической и экспериментальной политике — одним словом, о научной политике». «С этой формулой — утверждаете вы — можно выступить в любом демократическом салоне». Я не хочу оставить ни малейшего места недоразумению по этому поводу, ни одного шанса на недопонимание.

Вы находите эти эпитеты «претенциозными и сознательно неопределенными». Но что же в них претенциозного и неопределенного, товарищ Троцкий? Эти слова знакомы каждому ребенку.

Описывают ли они науку, товарищ Троцкий? А если марксизм является одной из наук, описывают ли они марксизм? Что вы находите недостаточным, нехватку волшебных слов? Прояснится ли разногласие от призывов к «марксистской» политике? Разногласие состоит в том, в чем именно заключается марксистская политика в нынешних условиях. А для меня, конечно, «марксистская политика» означает «научную политику», иначе я бы отверг марксистскую политику.

Но здесь скрывается нечто большее.

Наука, как вы ее понимаете, и факты, которые она демонстрирует, имеют ли они имя? Как их назвать? «Пролетарская» наука и «пролетарские» факты; классовая наука и классовые факты?

Если это так — а я не могу иначе понять назначение ваших насмешек — то тогда между нами и в самом деле пропасть.

Да, конечно, наука и факты за которые я ратую являются анонимными, безличными. Они не являются монопольной собственностью какого-то одного человека, группы или класса, а общим достоянием всего человечества; для них все люди равны. Факты, которые сообщает нам наука, верны для Сталина так же, как и для Троцкого, для Моргана, как и для Кэннона, для Рузвельта, как и для Браудера. Естественно, психологические и социальные интересы (включая и явные классовые интересы) людей могут послужить препятствием, могут даже увести от познания или признания этих фактов; но сами факты основаны лишь на вещественных доказательствах, доступных каждому человеку.

Вы стоите на зыбучем песке, товарищ Троцкий. Доктрина «классовой правды» является тропой к мысли Платона о Философах-Королях, к пророкам, Римским Папам и Сталиным. Для всех них человек должен принадлежать к ордену посвященных, чтобы знать правду. Эта дорога ведет в сторону противоположную дороге к социализму — настоящему человечному обществу.

Вы делаете множество предупреждений в адрес молодых товарищей в нашем движении. Я прибавлю еще одно: Товарищи берегитесь, опасайтесь любого и каждого, любой доктрины, которая говорит вам, что один человек или группа людей владеют монополией на правду или на средство ее узнать.

«Я не курю…»

«Во всех шатаниях и метаниях оппозиции, как они не противоречивы, есть две общие черты, которые проходят от высот теории к самым мелким эпизодам политики… В шатаниях и метаниях оппозиции есть другая общая черта, тесно связанная с первой, именно, тенденция к воздержанию от активности, к самоустранению, к абсентеизму, разумеется, под прикрытием архи-радикальных фраз…» Снова могучий ветер риторики, крылатый стиль, поддержанный здесь острой шуткой повторенной фразы: «Спасибо, я не курю».

Наивные люди могли бы заключить из крылатого стиля этого отрывка, что здесь наконец-то будет доказано что-то вещественное, что здесь будет развернуто множество фактов, подтверждающих словесный огонь. Но аналитический микроскоп обнаруживает … всего лишь два, да, два фактика для обозревания; два отдельно взятые факта и совершенно не связанные с сотнями других вещей, составляющих политический курс членов оппозиции, вместе или отдельно взятых. Оппозиция «абсентеистска» в практической политике потому что: а) Бернам был против появления Троцкого перед комитетом Дайеса; и б) оппозиция равно отвергает обе стороны в Финно-Русской войне. Даже если бы оба обвинения были оправданы, то, если их сопоставить со всеобщим глобальным заключением, я могу лишь воскликнуть вместе с принцем Хэлом, который, прочтя об огромном количестве вина, заказанного Фалстаффом и о ничтожном количестве хлеба, сказал: «Какой ужас! Всего на пол-копейки хлеба на такую прорву вина!»*

* Шекспир, «Король Генри IV», ч. 1.

Но давайте порассуждаем об этих двух вещах.

Нет ни малейшей причины считать вопрос о Комиссии Дайеса связанным с общей политической линией той или другой фракции. Вы и здесь исходите из тоталитарного понимания, которое связывает все и вся вместе железными оковами. Оппозиционные члены Национального Комитета разошлись в этом вопросе; среди рядовых членов отношения к этому вопросу пересекали фракционные расколы и в ту и в другую сторону. С точки зрения любого здравомыслящего человека, это был вопрос, разногласия в котором вполне естественны, и — если даже согласиться, что правильное мнение существует — ошибки вполне понятны, просто как ошибки.

Но меня удивляет, товарищ Троцкий, что вы так немудро затрагиваете этот жалкий эпизод в настоящий момент — и как аргумент против оппозиции!

У вас странная манера рассуждения. Революционные принципы позволяют употреблять буржуазные парламентарные органы как трибуну. Этого никто в наших рядах не оспаривает. Но из этого положения вы выводите, что было правильным принять приглашение Дайеса и что, независимо от результатов, это решение было верным, а возражения против него доказывают несогласие с революционной политикой. Ваше рассуждение в этом вопросе похоже на доводы в вопросе о диалектике и теории государства.

Но наш принцип не говорит, что всегда верно использовать любой буржуазный парламентский орган. Такой вывод был бы совершенно абсурдным. Мы понимаем, в принципе, что не исключено, например, идти в суд даже против пролетарского оппонента, но мы будем очень осторожны в применении буржуазного суда в этом случае. Мы войдем в парламент, но не всегда и не во все парламенты: иногда мы будем бойкотировать парламент, как вы конечно хорошо помните. Принцип лишь оставляет вопрос открытым; конкретный ответ всегда зависит от оценки того, каким образом определенная ситуация связана с нашими политическими задачами и какая тактика в данных условиях лучше всего ведет к этим целям.

Когда приглашение Комиссии Дайеса решалось в Политическом Комитете, вопрос заключался в том, чтобы оценить последствия решения в связи с нашими задачами; принципиального разногласия не было. Товарищ Берн и я сделали одну оценку; другие члены Комитета, и вы с ними вместе, другую.

Кто был прав? Тогда никто не мог сказать — отчасти решение делалось наугад. Но, по-моему, сейчас мы можем быть уверены, потому что мы знаем действительные последствия. Я был готов, мне даже хотелось (как я сказал на общем собрании в Нью-Йорке) оказаться неправым. Но, к сожалению, мы с Берном оказались даже более правыми, чем мы ожидали.

Оказалось, что Дайес явно выиграл. Это ясно для всякого, кто смотрит на события, а не на абстрактные догмы.

Что произошло на деле:

Во-первых, нам пришлось солгать своим собственным членам и сторонникам. Эта ложь приняла форму редакционной статьи в "Appeal" в ответ Зэку, ложно говорившей, будто мы передумали решение о Комиссии Дайеса из-за того, другого, и третьего, когда на самом деле, это было потому, что Троцкого пригласили давать свидетельства.

Следующее последствие заключалось в том, что из-за шумихи, связанной с приглашением, и затем с отказом от него, мы в итоге частично оправдали Комитет Дайеса и его цели, и тех ренегатов, которые перед ним выступили; можно сказать, мы оправдали Комитет в глазах радикальных рабочих (не в глазах демократов, которые уже давно были довольны этой Комиссией). И наша собственная агитация выглядела в этом случае как пример циничного оппортунизма.

Если бы вы и в самом деле смогли выступить на Комиссии, то ваши показания может быть и перевесили бы этот неуспех — хотя, если присмотреться внимательно к работе Комиссии, то я сомневаюсь и в этом. Но вы не выступили. Думаете ли вы, что ваше заявление в "Appeal" перед несколькими тысячами читателей газеты перевесит эти потери?

(Ваш метод рассуждения в этом случае идентичен с тем, который вы применили в связи с приглашением Хука, Истмана и др. в конце нашей статьи «Интеллектуалы отступают». Шахтман и я знали заранее, что никто из наших противников не посмеет принять это приглашение; мы перед тем детально обсудили этот вопрос. Когда вы прочли приглашение, то, ошибочно оценяя этих людей, вы запаниковали, и в ужасе написали, что мы отдаем журнал в руки демократов. Опыт показал нашу правоту и вашу ошибку. И теперь вы имеете смелость обвинять нас в недостатке политической смекалки!)

А вот что касается вашего второго доказательства нашего абсентеизма — нашей политики в отношении войны. Вы говорите, что мы «выходим из борьбы», «не вмешиваемся в это грязное дело». Здесь, товарищ Троцкий, и ваша риторика и содержание проваливаются. Ваше рассуждение об этом втором пункте исходит из хорошо известного источника. Это старое реакционное обвинение, в которое нападают на сторонников третьего лагеря. Мы находим множество подобных обвинений в 1914-1918 гг! А сегодня они сыплются со всех сторон. В нашей стране журнал "The New Leader" является возможно лучшим примером, и я особо рекомендую статьи Чарлза Йейла Гаррисона как наиболее искусного манипулятора этого метода. Ах, как резко наскакивает Гаррисон на «пацифистов» и «утопичных социалистов», и разных других «идеалистов» — вы смогли бы перенять некоторые фразы у него. «Вы должны встать по ту или другую сторону баррикад, — кричит он, — не время оставаться в стороне!» Конечно, он берет сторону Маннергейма, вы — сторону Сталина. Но вы оба скрываете от рабочих единственную сторону, которая заслуживает социалистической преданности: сторону третьего лагеря. Нет, товарищ Троцкий, мы не уходим от борьбы и не советуем отступать. Но мы озабочены вопросом: за кого и за что нам бороться. И мы не будем бороться рука об руку с ГПУ за спасение контрреволюции в Кремле.

Вот что вышло из ваших двух пунктов так называемых «доказательств», которыми вы подкрепляете ваше грандиозное обвинение в абсентеизме.

Но обвинить в этом оппозицию и меня в частности, — оставляя в стороне предыдущие два пункта — это, мягко говоря, абсурд. Безбоязненно, не опасаясь нарваться на чье-то несогласие, я могу сказать, что из всех ведущих членов партии ко мне меньше всего применимо обвинение в абсентеизме. Наоборот, я известен в партии за попытки принять участие почти во всех событиях, появляющихся на политическом горизонте: от амендмента Ладлоу до выборов; от Ветчины и Яиц до рабочей партии; от конференций до антинацистских демонстраций. Если меня и следует в чем-то обвинять, то следовало бы с некоторой долей оправдания обвинить меня в прямой противоположности абсентеизма. В отличие от Кэннона и Кокрана я не один из тех кто мог бы похвастаться что он никогда не делает политических ошибок. Но мои ошибки никогда не абсентеистские. Даже одна из наиболее известных из моих ошибок — в вопросе о поведении в автомобильной промышленности — выросла из моего убеждения что мы должны участвовать в одной из конференций (Мартина) против первоначальной линии Кокрана и Кларка бойкотировать обе конференции.

В этом смысле я являюсь не исключением, а, скорее, правилом, типичным для всех ведущих членов оппозиции. Во время нескольких последних лет почти все предложения активного участия во всевозможных видах деятельности исходили от них, против пассивного, негативного подхода Кэннона, Голдмана и Люитта. Это различие оформлено в партийных документах. Особенно ярко оно видно в истории молодежного движения. Обвинение в абсентеизме, как и все остальные ваши обвинения, является результатом кошмара, который вы выдумали на основании вашей лживой доктрины и который не имеет никакого отношения к действительности.

* * *

Результат проверки вещественных доказательств: Пункт (5), как и пункт (3), (В), (II), (III), (IV) … — не доказан; даже больше, лжив, совершенно ложен.

В чем же вопрос?

Главный вопрос, раскалывающий ряды нашей партии и Интернационала — это не диалектика или социология, а логика. Поставить проблему в этой плоскости — есть увертка или трюк. Я с трудом и неохотой так много уделил этому вопросу.

В нынешнем разногласии есть два преобладающих, фундаментальных вопроса; первый затрагивает весь Интернационал, второй касается Социалистической Рабочей Партии.

Первый вопрос является основным политическим вопросом. Это разъяснено в ходе событий и дискуссии. Он затрагивает проблему стратегической ориентации Четвертого Интернационала во время нынешнего этапа Второй Мировой войны. Это вопрос, который каждый член партии может ясно понять не путаясь ни в затемнениях Гегеля, ни в диалектических лисицах.

Практическая политика каждой активной и серьезной политической организации обычно концентрируется вокруг чего-либо, что можно назвать стратегическим центром или осью, вокруг которой вращается большая часть агитации и деятельности. В течение ряда лет для сталинистского движения эту ось представлял Народный Фронт: агитация, действия, предложения, анализы Коминтерна и его секций вращались вокруг этого стратегического центра. Для нашего движения в течение нескольких лет этим центром являлся Второй Интернационал.

Сегодня в Четвертом Интернационале есть две таких тенденции. Их различие заключается в том, что они предлагают две резко отличающиеся стратегические ориентации, разные оси для применения нашей практической политики.

Троцкий и Кэннон предлагают стратегию защиты сталинистской бюрократии как меньшего из зол. Не имеет никакого значения, что именно Троцкий и Кэннон говорят о своей политике; на практике она сводится к этому. Этот центральный пункт определяет их конкретные предложения, их агитацию, их объяснение событий, их предсказания (не всегда, не последовательно, но в общем — достаточно, чтобы определить практическое направление), акцент их агитации (например в газете "Appeal") и так далее. Пусть каждый член партии осмыслит события последних месяцев, пусть он перечитает партийную прессу и внутренние документы, вспомнит доклады и предложения комитетов, — и он сам увидит, как эта подспудная стратегическая ориентация служит ясным ориентиром, объясняющим события.

В национальных и международных масштабах (ведь дискуссия, как ей и следовало, уже перешла границы нашей партии) оппозиция предлагает стратегию третьего лагеря. Любой член партии, делающий подробный обзор действий оппозиции за этот период, ее предложения, доклады и статьи, ее объяснения событий в мире, ее ударения и подчеркивание, сам увидит, как понимание этой противоположной стратегической ориентации дает удовлетворительную подкладку и путеводитель.

Этот конфликт стратегических ориентаций, и ничто иное, является основным политическим вопросом. Когда этот факт станет понятен, члены партии и Интернационала смогут легко сделать свое решение. 95% полемического производства Троцкого-Кэннона может быть оценено именно так: это не относится к делу, является увертками, пылью в глаза. То, что отличает нынешнюю фракционную борьбу, это вовсе не сложность спорного вопроса — сам вопрос необычайно прост и ясен, — а трудность в понимании того, в чем именно заключается спор. Это затруднение происходит из-за того, что Троцкий-Кэннон, защищая безнадежную позицию, саму по себе беззащитную, вынуждены уделить всю фракционную энергию попытке предотвратить членов партии от понимания, в чем именно спор.

Второй центральный вопрос, это вопрос о внутрипартийном режиме в Социалистической Рабочей Партии. Этот вопрос был детально разработан в документе «Война и бюрократический консерватизм». Ответа на этот документ не последовало; и вполне спокойно можно предполагать, что серьезного ответа не будет.

Вот коренные вопросы. Ход нашего движения зависит от ответов на них.

Мораль и полемика

Товарищ Троцкий, в ходе вашего вмешательства в нынешнее разногласие вы нанесли тяжелые удары по Четвертому Интернационалу; и с моей стороны я не уверен, что Интернационал сможет их выдержать. Я продуманно говорю, что удары были нанесены «по Четвертому Интернационалу»; с точки зрения узких фракционных интересов они полностью прошли мимо своей мишени; ряды оппозиции увеличились, а их решительность выросла в результате этих ударов; в замешательство пришли лишь сторонники Кэннона.

Вы нанесли эти удары лично от своего имени и окольно, позволяя использовать ваше громкое имя как прикрытие для гнилой клики Кэннона.

Вы решили защищать лживую теорию и ложную политику и вы стали адвокатом циничной группы мелких бюрократов. Ни один человек не может выбрать такой курс, а затем надеяться избежать его последствий; как видно из ваших последних статей и писем, эти последствия шаг за шагом догоняют и топят вас.

Правда должна уничтожить фальшивую доктрину; и поэтому, вы вынуждены избегать и скрывать правду.

Избегать правды? Доказательство: ваш систематический отказ ответить на реальные вопросы, поставленные не только оппозицией, но и военными событиями. Ваше бессовестное обращение к полемическому маневру диалектики. Ваши бесконечные дискуссии обо всем на свете — кроме действительных вопросов, стоящих перед партией.

Скрывать правду? Да: ваш отказ сказать что о своей вере в диалектику объявляли сталинцы, меньшевики, сектанты и другие враги пролетарской революции. Ваш отказ упомянуть отношения собственности в трех прибалтийских государствах, ставших провинциями Сталина. Ваш отказ сказать единое слово насчет поворотов и противоречий в политике Кэннона по отношению к войне, как было показано в голосованиях в комитетах и в статьях газеты со времени начала Польской войны. Ваше молчание, такое дипломатическое молчание по отношению к конкретным обвинениям оппозиции против клики Кэннона.

С самого начала борьбы вы не сделали ни малейшего усилия узнать, какую позицию заняла оппозиция; на каждом этапе вы не попытались проверить ни один рапорт, полученный от Кэннона и его сторонников. В ваших документах вы ни разу не попытались правдиво передать мнения оппозиции, а наоборот, всегда усердно искажали их политическую линию — хотя мы, наоборот, всегда с большой осторожностью показывали и объясняли вашу линию (потому что именно таким путем члены партии могут по настоящему усвоить эти уроки). Подобно этому, на более широком масштабе вы исказили военные события. Вы приписали мне линию в русском вопросе, в марксистской социологии, в философии, которая не имеют ничего общего с моей настоящей позицией, которая вам хорошо известна. В вашем «Открытом Письме» вы грубо исказили отношения между меньшевиками и большевиками согласно своим сиюминутным полемическим целям.

Первые искажения порождают дальнейшие. В своей статье «Мелкобуржуазная оппозиция…» вы обнаруживаете несуществующую гражданскую войну в Финляндии. Затем, в следующих статьях вы пытаетесь выбраться из этого тупика, отрицая то, что вы сами раньше сказали, придавая иное значение своим собственным четким словам. Вы изобрели миф, будто группа Эберна вышла из Коммунистической партии, а потом, когда эта ложь оказалась опроверженной, вы отказываетесь от нее отказаться. Вы пишете о резолюции оппозиции по финскому вопросу: «Как именно эти три "конкретных" обстоятельства будут "приниматься во внимание", об этом в резолюции ни слова…», хотя следующие строки резолюции дают этот ответ.

Ваша защита фальшивой доктрины ведет вас все дальше и дальше от правды; ваша защита бюрократической клики толкает вас к методам этой клики. Когда и кто во всей истории нашего движения применил более зловещую, более неуместную клевету, чем в приписке к письму, подписанному «Рорк» (о прессе), где оппозиция связана с «влиянием сталинизма». Есть ли где-нибудь менее лояльная насмешка, чем та, которую вы направили против Эберна (который посвятил всю свою жизнь нашему движению) на основе замечания, которое ему ложно приписали сплетники клики Кэннона?

Вы грешите гораздо больше, чем вы сами понимаете, товарищ Троцкий. Вы дважды бросаетесь на Шахтмана за попытку «управлять революцией из Бронкса». Здесь, вы не только обращаетесь к обычному реакционному провинциализму, настроенному против столицы. Понимаете ли вы, какое двоякое значение имеет «Бронкс» в нашей стране, товарищ Троцкий? Знаете ли вы, что для каждого американца это означает не только жителей Нью-Йорка, но и евреев? Разве вы так наивны, чтобы думать, что наша партия — да, даже наша партия — полностью свободна от влияния такой связи? Оружие, которое вы сейчас применяете, может оказаться обоюдоострым.

Вы приписываете оппозиции методы сплетни и скандалов. Это еще одна из ваших «дедукций», основанных на небесной теории: оппозиция является мелкобуржуазной; мелкобуржуазные индивидуумы склонны сплетничать; значит оппозиция сплетничает. Я не буду, конечно, утверждать, что во время длинной фракционной борьбы обе стороны могут полностью избежать какого-то количества сплетен; такие личные пересуды являются довольно обычной чертой человека. Но я заявляю — сказать, что оппозиция использует сплетни как метод, это попросту ложно; так же как ложно многое из того, что вы говорите без каких-либо доказательств. Не оппозиция, а клика Кэннона применяет сплетни в роли инструмента, оружия в борьбе, самого главного оружия. В течение долгого времени, еще до начала нынешней фракционной борьбы она систематически развращала умы своих сторонников путем распространения ужасной клеветы. Сегодня клевета стала ее главным орудием.

Я считаю весьма показательным, что структура вашего «Открытого письма» вращается вокруг трех неподтвержденных сплетен, в которых замечания оказываются приписаны мне, Эберну и Шахтману. Это симптоматично. Дело в том, что ваше «Открытое письмо», несмотря на все его претенциозное теоризирование и грандиозную риторику, на деле является лишь типом апофеоза, чрезвычайно изысканным изображением похабной сплетни клики Кэннона. Если содрать все излишнее, то ваше «Открытое письмо» говорит следующее: Шахтман является крикливым и поверхностным интеллигентом из Бронкса; Эберн, это хитрый и изменчивый интриган; Бернам — профессор. Вы «диалектически» сплетаете и варьируете эти темы. Приспешники Кэннона нашпигивают их сочными начинками, а затем это становится весьма пикантной закуской к вечернему кофе.

Из какого жерела бьет ключем это бесконечное повторение: «академик», «школьная скамья», «профессор», «педант», «демократический салон»…? Товарищ Троцкий, я с этим и раньше часто встречался в политической борьбе, но без исключения, это всегда отмечало реакцию.

Пожалуйста, не пробуйте доказать мне, что слухи, распространяемые кликой Кэннона выражают, в несколько искаженной форме «здоровый» и «прогрессивный» отклик «пролетарских рядов». Мы слишком хорошо знаем авторов этих сплетен и как они близки к «здоровым пролетариям». Я допускаю, что пролетариат хорошо делает, не доверяя мелкой буржуазии, включая интеллектуалов и профессоров. Это особенно верно в вопросах личного и организационного руководства. Но это ни в коем случае не меняет реакционной сущности, стоящей за обращением к этому настроению как к центральной оси вашего нападения на нашу политическую позицию, наши аргументы, нашу политику. В действительном контексте нынешней борьбы эти обращения к провинциальным, антиинтеллектуальным предрассудкам имеют чисто реакционный эффект; они апеллируют к отсталому провинциализму, к антитеоретическим, даже к антиполитическим предубеждениям. И этот эффект будут чувствоваться даже после окончания сегодняшней фракционной схватки. Да, они будут оказывать свое болезненное влияние в будущие месяцы и даже годы, когда политическая дезинтеграция фракции Кэннона, которая чувствуется уже сейчас, достигнет полного расцвета. Возможно, что и вы, товарищ Троцкий, окажетесь тогда интеллектуалом и выходцем из большого города.

Большая часть клики Кэннона — особенно его более членораздельные представители — уже глубоко погрязли в цинизме. Они кроме голосования ничего дальше не видят. Их настроение выражается в их приятии принципа «Все дозволено». И они действуют согласно этому принципу. Ложь, клевета, сплетни, осуждения, противоречия, жестокость, лживое возмущение, по дирижерской палочке включаемая и выключаемая риторика … Все дозволено. Я поразился, наблюдая эти явления во время конференции в Нью-Йорке. Но они не только развращают членов клики Кэннона. Многие товарищи подошли ко мне во время конференции и заметили что они «многому научились в политике во время этой фракционной борьбы»; к сожалению, урок, который они получают от Кэннона, Кокрана и Люитта, это урок «беспредела». Вы не сделали ничего, чтобы препятствовать этому.

Вы пытаетесь отразить всю критику вашего «метода» с помощью двух ухищрений: Вы говорите, что все, кто говорят о методе, делают это потому что они терпят поражение в сфере политических принципов. Вы говорите, что те, кто возражают, делают это с точки зрения Бога или кантианского категорического императива «вечных принципов мелкобуржуазной морали». Это иногда, даже часто так. Но я не намерен молчать о ваших методах из-за опасения быть прозванным мелким буржуа. Моя мораль выросла не из религии и не позаимствована у Канта; мы так досконально опровергли вашу политическую линию с помощью аргументов и доказательств, что я не ожидаю от вас даже попытки нас оспорить.

Да, я оцениваю политическую борьбу и с моральной точки зрения, не только с политической. Социализм, это также и моральный идеал, и мыслящие люди выбирают его преднамеренно, моральным действием. Холодный и трезвый научный анализ убеждает меня, что этот идеал диктует соответственную мораль, которая должна направлять борьбу за него. Так же как верно будет сказать, что белый человек не может быть свободен, пока негр остается в цепях, так и социальный строй, основанный на правде, свободе и лояльном сотрудничестве не может быть завоеван теми, кто в личных отношениях применяют методы лжи, нелояльности и клеветы. Опасно следовать ложной политической линии. Но это не гибельно: когда опыт покажет необходимость поворота, политическую линию можно исправить — при условии сохранения критической, демократической и лояльной морали. Но непоправимо, когда отравлены сами побуждения к действию.

Дата добавления: 2014-12-24