Право на освобождение. Название: “no quarter given”

ОСАДА

ПРАВО НА ОСВОБОЖДЕНИЕ

____________________________________________________________________________

Название: “NO QUARTER GIVEN”

Часть 2 – “Greed”

Автор: Mish, [email protected]

Сайт автора: http://www.geocities.com/mish_rose/Mishsite/NQG.html

Перевод: Hazel Eye, [email protected]

Категория: Сильный Angst, MSR

Спойлеры: Пост-эпизод для “Never Again”, намек на события “Memento Mori”

Рейтинг: NC-17 за сексуальные сцены.

Несовершеннолетних просят не беспокоиться!

Правовая оговорка: То же, что и прежде, – они не мои и никогда моими не станут.

Аннотация: Он страстно хочет услышать от нее те самые слова.

Предупреждение: Ангст продолжается. Читайте на свой страх и риск.

____ ________________________________________________________________________

I

– Уважаемые пассажиры, объявляем о посадке на самолет, следующий прямым рейсом в Вашингтон...

Нет, нет, еще слишком рано, надрывается его воспаленный разум.

Сквозь гул аэропорта он слышит ее сбивчивое дыхание и пытается распознать в нем нотки страсти. После четырех лет скептического фырканья и недоверчивого хмыканья ему следует накрепко запомнить этот сладостный звук.

Долгие часы, наполненные лишь отрывистыми вскриками и подбадривающими вздохами, которыми он так и не насытился... даже годы не сотрут их из его памяти.

Еще. Он хочет еще.

Воздержание, сказала она. Я устала от воздержания. Слово, о котором он ничего не знает. Кто-то может сказать, что он слишком долго жил без простого счастья – без любви родителей, без сестры, без семьи, без дома – и безнадежно привык к такому положению вещей.

Однако теперь его корысть заставила бы покраснеть самого Мидаса. Эгоистичная, хищная корысть, направленная на маленького человечка, готового отдать жизнь за него. Он знал, он знал, что нельзя было брать то, что она так доверчиво ему предложила.

Но он все же взял это у нее.

«Используй меня», – сказал он тогда. Но, по чести говоря, это он воспользовался ею. Овладевая ею снова и снова и одновременно подрывая ее оборону. Ее душа – беззащитная, нежная сердцевина – открылась ему в эти драгоценные часы. Все, что она прятала, все, что держала в секрете... очень-очень личное, во что он не имел права совать нос... он украл это у нее, словно мелкий, трусливый воришка.

Хватит, говорит он себе. Оставь ее в покое.

– Мой рейс.

Теперь можешь улетать, скатертью дорожка. Дай ей хоть немного прийти в себя.

На секунду ему кажется, что она не слышит его. Либо это и в самом деле так, либо она просто игнорирует его. Последнее было бы гораздо лучше.

Потом она говорит:

– Увидимся в понедельник.

Да, так и должно быть. Остановимся пока на этом.

– Конечно, встретимся в понедельник. – Завершив разговор, он со сдержанной яростью давит пальцем на кнопку телефона.

Секунду, она произнесла его имя?..

Он поспешно пытается вновь соединиться с ней, но безуспешно. Как всегда. Ну, сделанного не воротишь. Если она так и не скажет ему то, что он хочет услышать, придется ему смириться с ее молчанием.

Только вот... образ ее... лежащей под ним на вышитых простынях, цвет которых меркнет рядом с белизной ее кожи... ох, если бы только он мог так же легко рассеяться!..

II

– Какая же ты шлюха, Скалли, какая ты дрянь...

Они соприкасаются каждым дюймом кожи; его грудь – против ее. Он зарывается носом в ямку, где тонкая шея женщины соединяется с ключицей, и его губы присасываются к бледной коже с жадностью вампира, в то время как бедра его вновь начинают двигаться.

Он понимает, что может сейчас причинять ей боль, но не в состоянии остановиться; он так близок к финалу – впрочем, он был готов к этому с самого начала, как только вошел в нее. Ему одновременно и сладко, и страшно. Ведь это же Скалли... его лучший друг. Но он превратил ее в объект похоти – так же, как она поступила с ним – и теперь темная сторона его требует, чтобы он заклеймил ее, оставив на ней несмываемый отпечаток себя.

С легкостью, возобновляя прежний ритм, он хватает ее за талию, чтобы удержать на месте. Она не касается его руками, покорно следуя приказу, который он выдал какое-то время назад. Дистанция. Без определенной дистанции он не сможет продолжать все это. Ему вообще не следовало бы начинать «все это», но теперь уже поздно о чем-либо сожалеть.

Все ощущения сейчас сосредоточены внутри его пениса, который раз за разом погружается в ее скользкую теплоту. И единственное его желание сейчас – опустошить себя в ней; хотя умом он сознает, что ее беременность стала бы катастрофой для них обоих. Его прижатое к подушке лицо искажает гримаса смеха... черт, он хочет этого! Господи, как он этого хочет! Привязать ее к себе так крепко, чтобы она в жизни не освободилась!

Но сделать этого он не может. Не может позволить себе найти освобождение, которое так легко нашла она, когда он собственными руками и ногами приковал ее к постели. Стон отчаяния вырывается из его груди, он напрягается и ускоряет темп, желая почувствовать ее руки на своей спине; но теперь он боится просить ее прикоснуться к нему. Он больше не имеет на это права.

Тут он чувствует ее жаркое дыхание, крадущееся по его плечу к шее, словно отражая путешествие его собственного рта по ее телу. Нежные губы женщины шевелятся, выговаривая беззвучные слова – слова, которые он страстно хочет расслышать, но не может. Однако он знает, что она сейчас предлагает ему, и это знание неудержимо тянет его к пропасти.

Он в секундах от взрыва внутри нее, когда вдруг чувствует, что ее дыхание со всхлипом прерывается. Ее бедра дергаются под ним, она стонет. Новый оргазм захватывает ее, и дрожащий шепот «О Боже...» обжигает щетину на его подбородке.

О да, проносится в мозгу мужчины, подари мне это.

Последняя волна пронизывает ее тело, и он приподнимает голову, собираясь просить у нее прощения... и клянчить о прикосновении... и умолять о любви.

Она лежит неподвижно, глаза закрыты, алый рот расслаблен. Он с усилием выдавливает: «Скалли?» – его ядра твердеют в предвкушении близкого финала.

Но в этот момент он осознает, что она не отзывается – наверное, от пресыщенности или утомления. В любом случае, усталость взяла над ней верх, и как бы он теперь ни старался, она ни за что больше не ответит ему. Сразу же за этой мыслью в его голову приходит другая – навязчивая и грязная в своей корысти.

Теперь она не сумеет его остановить. Он наполнит ее собой до отказа, пока в ее теле и сердце не останется места для кого бы то ни было, кроме него. А, как известно, сделанного не воротишь. Потом он скажет, что это было... временное умопомрачение. Ему же не впервой делать глупости.

Но ведь он обещал.

В непроглядной темноте он с трудом приподнимается, отделяя себя от ее тепла, скатывается с кровати и падает на колени на коврик. Жесткий ворс впивается в его кожу. Дрожащее тело отказывается ему повиноваться. С глухим стуком он ударяется щекой об пол, причем его бедро оказывается на невыносимо нежных складках сброшенного женщиной халата.

Сжавшись в комок неописуемой боли, он хватает себя за член и проводит рукой один-два раза. Этого оказывается достаточно, и он молча содрогается от огненной стрелой проходящего сквозь него оргазма.

Потом он так же неслышно плачет.

III

– Сэр.

Его мозг отмечает это вежливое обращение, но игнорирует его.

– Сэр, – теперь уже настойчивее, и ему ничего другого не остается, как ответить.

– Да? – он приоткрывает глаза и сквозь тяжелую пелену дремоты еле-еле различает женское лицо.

– С вами все в порядке? – Взволнованная стюардесса осторожно склоняется над ним. Удивленно поднятые брови, тень страха в глазах: «Черт возьми, что с этим человеком?»

– Все нормально, – бубнит он, отворачиваясь от нее. Он и так знает, что спал беспокойно. Наверное, теперь он вообще никогда не найдет успокоения во сне. – У меня голова болит, вот и все. Может быть, я простудился. – Оставьте меня одного, беззвучно просит он.

– Я могу принести вам аспирина, если желаете. – Она молча оглядывается на пассажиров, те прячут глаза и утыкаются обратно в свои журналы и ноутбуки.

Должно быть, его мечты сыграли с ним злую шутку. Порнографического характера. Он что, дрочил во сне? Фальшивая улыбка растягивает его губы – сарказм и пофигизм в одном флаконе. Пошли все к чертовой матери.

Но ему жаль худенькую бледную женщину, которая сейчас стоит рядом. Она же не виновата в том, что он такой... «умученный кролик».

– Аспирин? Было бы неплохо, – говорит он. – Будьте добры.

Она кивает и уходит. Он поворачивается к окну и смотрит на проплывающие мимо облака.

IV

Он просыпается от холода и отвратительно липкого ощущения влажности. Обнаружив, что лежит на полу, он вздрагивает и приподнимается. В комнате царит темнота, он вспоминает все и тут же, подчиняясь инстинкту самосохранения, запирает эмоции на замок в своем изрядно исколотом мозгу.

Уйти. Он должен уйти. Пока она не проснулась и сама его не выгнала. Он смотрит на часы: пробыл он здесь всего час. Слава богу, можно спокойно одеться и без помех быть в дороге уже к десяти часам.

Мягкий шелест заставляет его приостановиться на секунду. За его спиной спит она и чуть ворочается во сне. Наверное, ей стало холодно, и она натянула на себя одеяло. Он хочет еще раз прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, но не смеет. Один взгляд на нее – и он вновь окажется прикованным к кровати рабом, ждущим приказаний этой женщины.

Немедленно. Нужно немедленно убираться отсюда. Словно кот, он крадется по ковру в поисках элементов своей черной амуниции. Одежду он ищет, чтобы поскорее отгородиться от навязчивого воспоминания о ее ночных стонах. Липкая, наполовину высохшая сперма внизу его живота неприятно напоминает ему об этих моментах, но он не желает тратить время на душ.

В спальне достаточно светло, чтоб он мог разглядеть разбросанную в беспорядке на полу одежду. Собирая ее, он замечает, что от нее все еще исходит запах его ожесточенных поисков. Что ж, вскоре он возобновит свой путь.

Он наклоняется за своими боксерами, и тут ему приходится ухватиться за спинку антикварного стула, потому что ноги не слушаются его. Все его тело болит, и он понимает, что это не реакция на физические нагрузки, а скорее разрядка оттого, что он, наконец, нашел ее, живую и здоровую. Целых тридцать шесть часов он пребывал в напряжении перед полетом, ожидая, что ее имя высветится в компьютерной базе данных Стрелков. Надо отдать ей должное – когда ей хочется бросить его одного, она знает, как лучше всего это сделать.

По комнате проносится вздох. Он замирает. Глубокий вздох. Затем еще один... Он не станет смотреть на ее. Если он это сделает... Скрип кровати. Нет, он не будет...

Сердце подводит его, и он, словно жена Лота, оборачивается, хотя знает, что это принесет ему гибель.

Но соляной столп рассыпается на глазах.

Стройная, призрачно белеющая в темноте, голая ножка. Треугольничек светлых волос просвечивает сквозь простыню, окутывающую ее бедра. Во рту становится сухо, и он судорожно сглатывает. Взгляд его крадется вверх, вверх, к выпуклому соску, венчающему ее обнаженную грудь. Он бессознательно сгибает пальцы правой руки, вспоминая, как идеально эта грудь подходит для его ладони.

Остатки его самоконтроля улетучиваются, когда он видит ее лицо. В тусклом свете сумерек он видит, что ее макияж безжалостно размазан его ртом, ее слезами, их общим потом. Ссадины от падения, оставшиеся от поездки в Филадельфию, еще не зажили, и ему страстно хочется прижаться к ним губами, унять ее боль.

Одежда выскальзывает из его ослабевших пальцев. Искушение берет над ним верх, и он принимает решение. Хорошо это или плохо, но он никуда не поедет. По крайней мере не сейчас.

Тут он вздыхает, и с этим горестным звуком исчезает все чувство облегчения. Желание вернуться к ней съедает его, но он не поддается ему. Невидимый канат, связывающий их, потерся и грозит оборваться, зачем лишний раз проверять его на прочность?

Не сейчас. Ей требуется время.

Выйдя на балкон, он полной грудью вдыхает влажный воздух и заставляет себя расслабиться. Дождь превратился в легкую морось, и он слышит, как здание напротив оживает от любителей ночных вечеринок. Шезлонг совсем промок, но мужчина все равно откидывается на нем, и ему плевать, что кто-то в сумерках может его увидеть. В конце концов, это же масленичный карнавал – и обнаженка только приветствуется, думает он.

Именно по этой причине она и выбрала Новый Орлеан? Особенно в это время года? Когда все запреты сняты, и так легко найти кого-нибудь для...

Нет. Он не хочет сейчас об этом думать. Гнев в нем все еще находится в противоборстве с натиском любви и желания. Сначала ему хотелось бы вдолбить в нее хоть каплю здравого смысла. А уж потом растаять в ней, и пусть ее душа поглотит его без остатка. Тогда уж она вовеки не сумеет от него избавиться.

Он делает глубокий вдох и велит своему разуму расслабиться. Бесполезно сейчас о чем-то думать. Он смертельно устал от бесконечных размышлений. Ему, как и ей, сейчас хочется просто чувствовать.

Он нюхает сам себя на ночном воздухе, его собственные запахи перемешаны с ее назойливым ароматом. Когда в последний раз он мылся? Спал? Ел? Ну, спать-то ему сейчас категорически противопоказано. Ванну он примет позже, когда почувствует в этом необходимость. Но он хочет есть! Рука хватает телефонную трубку, и он облегченно вздыхает, что связь не накрылась из-за грозы.

Звуковой сигнал сообщает ему, что он попал на стойку портье. Запыхавшийся и торопливый голос на другом конце провода:

– Мисс Ана?

Тут ревность выказывает в нем все свое уродливое нутро, когда он вспоминает о смазливом клерке за стойкой, его более чем повышенном внимании к Скалли, явно говорящем о каких-то двусмысленных провокациях с ее стороны...

– Нам нужен кто-нибудь из обслуживающего персонала, – цедит он ледяным тоном.

Целую секунду в трубке царит молчание.

Наконец, вежливо, но неохотно, мужчина ему отвечает:

– Да, сэр. Чем мы можем вам помочь?

Пустой желудок в очередной раз напоминает ему о себе, и он говорит:

– Принесите какой-нибудь еды. Хлеба, сыра... еще чего-нибудь... и бутылку вина. На двоих. – Внутренне он содрогается от собственной самоуверенности; непрошеная фантазия – как он наблюдает за тем, как она ест, обнаженная, на белых простынях, – забирает его до самых костей. Стремясь скрыть бессильный гнев от невозможности этого, он заканчивает:

– Пожалуйста, как можно быстрее и как можно тише. Заказ оставьте у двери номера.

На этот раз клерк пытается прибегнуть к помощи подхалимажа:

– Да, сэр, все, что вам угодно, только...

Он бросает трубку, не дослушав блеянья клерка, откидывает голову назад и закрывает глаза. Все, что угодно, только попроси. Ах, если бы такой номер мог пройти с ней!

Менее чем через пятнадцать минут, он слышит скрип ботинок за дверью. Она слишком устала, и он надеется, что поднятая им суматоха не разбудит ее. По крайней мере, пока. Но прежде чем пройти по канату, связывающему их обоих, ему нужно подкрепиться.

Поднос уставлен местными деликатесами, и от аромата кайенского перца его рот наполняется слюной. Не отрывая взгляда от спящей женщины, он медленно ест, свернувшись клубком в кресле в дальнем углу комнаты. Несмотря на сильный голод, ему удается впихнуть в себя лишь несколько вареных креветок и чашку пряного «гамбо» с французским хлебом. Вино он приберегает на всякий случай, мечтательно вздохнув при мысли, что, может быть, она разделит его с ним.

В отдалении слышится раскат грома. Забыв о еде, он возвращается на балкон. Он смотрит на полотенце, повешенное на спинку шезлонга, словно в первый раз заметив его. Оно промокло под дождем, но когда он подносит его к лицу, оно, оказывается, еще хранит ее запах. Он сжимает полотенце в руках и от горя закрывает глаза. Прикосновения... он жаждет прикосновений... ее прикосновений. Как он мог до сих пор отказываться от ее прикосновений?! Это выше его понимания.

Он снова присаживается на шезлонг, уже привыкнув к сырости, и прижимает полотенце к груди. Дыхание его прерывисто. Он хочет остаться. Господи, как он хочет остаться! Позволит ли она?

Внезапно дождь возобновляется. Мужчина охает, когда холодные капли начинают жалить его кожу. Через пару мгновений его тело привыкает – водяные струи одинаково приятны и ненавистны ему. Это и наказание, и благословение – одновременное очищение тела и души.

Со внутреннего двора его не видно; гости из отеля напротив его совершенно не волнуют. Стоя на балконе, он широко раскидывает руки. Дождь стекает по его телу, смывая остатки предубеждения… от которого, впрочем, и так остались жалкие лохмотья, когда он взглянул на нее… тогда. Он дышит полной грудью и трясет головой, освобождая разум от всего на свете, за исключением той, что поджидает его в постели. Работа, поиски, тревоги... все меркнет и расплывается, потому что в фокусе его зрения – снова она.

Медленно повернувшись, он видит ее сонную фигурку в кровати, подсвеченную далекими вспышками молний. Эта гроза не такая яростная, как предыдущая; она больше похожа на неспешный ливень, несущий жизнь на берега Миссисипи.

Он берет полотенце и выжимает его, потом делает шажок обратно в комнату. На каждом последующем шаге он вытирает попавшие на тело капли, ни на секунду не отрывая взгляда от нее. Сердце гулко стучит в его груди – от вожделения ли, от страха – он и сам не знает. Но гусиная кожа на его руках – настоящая, до боли знакомая – возвещает начало новой охоты. Ему нет дела до молний, перечеркивающих небо, ему есть дело лишь до прекрасной тайны, прячущейся в сумерках. Она продолжает спать, окутанная белоснежными покровами, придающими ей еще больше загадочности.

Он встает рядом с тихо жужжащим комнатным вентилятором, и, пока его дрожащее тело сушится, он приглаживает рукой мокрые волосы.

Он не закончил. До завершения еще далеко. Подняв полотенце, он подходит к постели.

V

В его квартире тихо, словно в могиле. Повсюду разбросаны напоминания о безумных часах, проведенных им в ожидании хоть какого-то сигнала от нее. Телефон лежит на кофейном столике, адресная книга открыта на страничке с телефоном ее матери. Ключи от ее квартиры валяются на полу – будучи в бешенстве от ее исчезновения, он хотел метнуть их на стол, но перестарался. Тени субботнего вечера скрывают следы того, как он, не находя себе места от гнева, расшвыривал по комнате бумаги – таможенные декларации и распечатки с ее банковского счета, – словно избалованный ребенок.

Следовало бы основательно прибраться, но страшная усталость пробирает его до самых костей и он без сил валится на диван. Сон приходит не сразу.

VI

Он начинает с ее ног – легкими, словно перышко, прикосновениями прохладного полотенца к ступням; осторожными, чтоб случайно не щекотнуть и не разбудить ее. Внутренний голос нашептывает ему, что она может начать протестовать, но если ему повезет, если он будет нежен, то своим проворством и заботой он сможет преодолеть ее возможную сдержанность.

Одной рукой, обернутой полотенцем, он проводит по ее лодыжке, доставляя ей долгожданное облегчение. Другая рука змеей проскальзывает под ее колено. Там так горячо, несмотря на прохладу в комнате. Не заболела ли она? Скорее всего нет, думает он, просто перегрелась во время ночных баталий, и от этого его желание усмирить ее жар становится еще сильнее.

Он осторожно снимает с нее простыню и застывает на выдохе, устремив взгляд вверх. Но она не просыпается, только чуть раздвигает ноги, нечаянно показывая ему местечко, в котором он хотел бы остаться навечно.

Его член дергается в ответ на ее бессознательное приглашение. Но он сдерживает себя, на сей раз, не желая давать волю своим эгоистичным желаниям. Все это предназначено только ей.

Он медленно ведет полотенцем вверх по одной ноге, затем по другой, вытирая блестящие следы пота. Временами останавливаясь, чтобы поцеловать ямочку здесь, выпуклость там, он наконец добирается до ее живота, и у него дрожат ноги от усилий, которые он прикладывает, чтобы не нырнуть к ней в кровать.

Он поклоняется ей, словно раб, сознательно лишая себя роскоши вторжения в ее пространство. Он доволен уже тем, что имеет возможность стоять около нее и наблюдать трепет ее плоти в ответ на его прикосновения. Мокрая челка падает ему на глаза, он отбрасывает ее, стараясь, чтобы соленые капельки не упали на ее шелковистую кожу. Он благоговеет перед красотой, открывшейся ему, и дыхание его срывается, когда он сквозь полотенце берет в ладони ее груди.

По очереди он проходит тканью по ее соскам и улыбается, когда благодаря этому меняется ее дыхание – становится глубже, чаще.

– Малдер...

Комок встает у него в горле. Она продолжает спать, и он на секунду останавливается, чтобы проследить за движением ее глаз под тонкими, словно бумага, веками. Возможно ли это? Неужели во сне она всегда произносит его имя? Он недостоин такого счастья. Все это лишь потому, что сегодня ночью он вторгся в ее жизнь самым интимным образом. Пытаясь отделаться от снедающего его желания, он отодвигается, чтобы обернуть одну руку полотенцем.

Словно художник, он прорисовывает черты ее скул и губ, и потеки от ее яркого макияжа исчезают. Лоб, подбородок, ямка шеи... все очищено его ласковыми прикосновениями.

Внезапно ее глаза широко распахиваются, и он замирает в ожидании протеста с ее стороны. Но взгляд у нее сонный, бездумный, направлен куда-то сквозь него. Она моргает, пытаясь сосредоточиться, но она слишком устала, чтобы противостоять ему. Поэтому он продолжает, на этот раз уже без помощи полотенца, и проводит большим пальцем по ее щеке.

– Я думала... – шепчет она, пораженная, что он все еще здесь.

– Ш-ш-ш... – Больше всего ему хочется услышать от нее, как она рада, что он не ушел... но нет гарантии, что то, что светится в этих полных боли глазах, – не разочарование.

Проходят минуты, а он все любуется – фарфоровой кожей, открывшейся ему, еле заметными морщинками в уголках глаз, веснушкой за правым ухом и ее родинкой.

Родинка над верхней губой. Отметинка, о которой он всегда знал, но никогда не видел ее под слоем макияжа. Он гладит ее большим пальцем и облизывает губы, желая прикоснуться к ней языком, и клятвенно обещая себе сделать это когда-нибудь.

– Перевернись, – говорит он, пока соблазн не захватил его полностью.

– Что...? – Возмущение длится всего мгновение, она осекается на полуслове.

– Перевернись, – мягко настаивает он.

Со вздохом она подчиняется, обвивает руками подушку, зарывается в нее лицом и снова отплывает в страну снов, ее дыхание замедляется до тихого мурлыканья.

Она даже ухом не ведет, когда полотенце ложится ей на спину. Он ставит одно колено на постель и склоняется над ней. Каждому наклону, каждому бугорку ее позвоночника уделяется равное внимание, а к кружку татуировки его пальцы проявляют особый интерес.

В приглушенном свете ее кожа, кажется, светится розовым, и прикосновений полотенца недостаточно, чтобы избавить ее от этого болезненного румянца, хотя мужчине очень хочется это сделать – смыть краску с нее, подобно тому, как смывают грязь с поцарапанного колена. Это напоминание о его наплевательском отношении к ней, хотя она и считает все произошедшее актом бунтарства. Это не его дело, как она сказала некоторое время назад. Он должен помнить об этом.

Вместо того чтобы задержаться там, он проводит полотенцем по ее ногам, желая вызвать ту же реакцию, что и раньше. Наконец, он вознагражден за свои попытки – она разъединяет ноги и тихонько стонет.

Тут он уже полностью залезает на кровать, ложится рядом с ней, предварительно прикрыв бедра полотенцем, и притягивает ее к себе одной рукой. Протест, которого он ждал, робко срывается с ее губ.

– Малдер, – с чуть заметным оттенком предупреждения.

– Ш-ш-ш... позволь мне...

К его удивлению, она беспрекословно подчиняется ему. Он опускает ее спиной на свою грудь и одной рукой обнимает ее за шею, а другой приподнимает ее ногу, и она полностью раскрывается ему. Осталось обработать только одно местечко...

От прикосновения полотенца между ее ног она всхлипывает и напрягается в его объятиях. Ее болезненное шипение пронзает все его существо, он невольно вздрагивает и пытается успокоить ее, шепча на ухо:

– Все хорошо... все хорошо...

Он знает, что их занятия любовью проходили в достаточно грубой форме – его собственные мускулы сильно болели до импровизированного душа под дождем. Ее плоть тоже наверняка ощутимо натружена – стальной захват его бедер в перекрещении ее ног невольно воспалил нежную кожу в этом месте.

– Лучше?

Его рука чувствует ее кивок, она не поднимает лица. Они лежат так какое-то время, его тело, словно колыбель, укачивает ее, его рука гладит ее бедро. Сейчас от нее пахнет дождем, и он жадно вдыхает этот запах, пришедший снаружи и окутавший ее тело. В его представлении она – сама земная стихия, гордая и страстная богиня, воплощение мечты. Он сказал бы ей об этом, если б она его послушала, но вместо этого он готов платить ей дань прикосновениями своих рук.

– Хочешь есть? – спрашивает он, в красках представляя, как он будет кормить ее посреди пухлых подушек, и от этой фантазии у него пересыхает во рту. Скажи «да», молча заклинает он, глаза его прикрыты в робкой надежде. Я буду делать для тебя все, что захочешь.

Отрицательно покачав головой, она прикрывает руками грудь. Значит, она отступает от него, безжалостно восстанавливая прежний статус их обоих... насколько это возможно, конечно, учитывая то, в каком месте они находятся и в каком виде.

Обреченно вздохнув, он начинает отодвигаться от нее.

Она резко оборачивается, полотенце летит на пол, ее тело прижимается к его телу.

– Не уходи.

VII

Его подошвы тяжело ступают по тротуару, кислое воскресное утро угнетает его так, словно он попал в черную дыру. В голову лезут навязчивые вопросы.

Интересно, она все еще там? Волнует ли ее, пересечет он границу округа Колумбия или нет? Ведь он солгал о поездке в Даллас, чтобы она не подумала, что он собирается провести день с кем-то другим, кто не связан с будничным расследованием.

Зачем себя обманывать? На самом деле он не хотел, чтобы она думала, что он поехал домой ждать ее.

Хотя, черт возьми, так и вышло, и в этом нет ничего удивительного. Как последний болван, он провел ночь в своей квартире, под конец усталость все-таки свалила его, однако спал он чутко, все время в ожидании телефонного звонка, которого ждать бесполезно. Какого черта она станет ему звонить? Все кончено, они вновь партнеры и друзья, не больше и не меньше.

Это его личная вина, что он хочет большего. Его собственная беда.

Час, два он тупо наматывает мили по городу. Слова молоточками стучат в его висках.

Это только твоя беда, тупица безмозглый.

VIII

Глаза мужчины зажмурены в полной уверенности, что он неправильно понял ее. Не желая больше мешать ей, он заставляет себя лежать спокойно, хотя руки его, закинутые ей на спину, конвульсивно, до боли сжимаются в кулаки.

– Скалли... – Ее имя срывается с его губ судорожным выдохом, и в каждом звуке его – сомнение и тоска.

В ответ женщина выцеловывает по его телу дорожку к одному из сосков, где, наконец, накрывает губами быстрое биение его сердца. Нетерпеливым движением рук она заставляет его перевернуться на спину. И хотя он только что отрицательно качал головой, ему ничего не остается, как заключить ее в объятия. Он безумно хочет этого, но все еще не уверен в том, что именно она собирается делать.

– Да, – шепчет она, ее сверкающие глаза встречаются с его глазами. – Еще раз.

Когда ее губы смыкаются с его собственными, он вновь закрывает глаза, на этот раз не в силах сдержать радость.

IX

– Малдер, это Фрохики. Старик, звякни, как приедешь. Мы ж волнуемся... как дела... и все такое...

Мужчина жмет на автоответчике кнопку «стереть». Он не станет звонить друзьям, потому что не сумеет удержаться от эмоций в голосе, даже говоря по телефону.

X

Когда она натягивает презерватив на его эрекцию, он вздрагивает, не в силах бороться с наслаждением, которое доставляют ему ее касания. Сейчас ему совершенно не хочется зацикливаться на мысли о том, зачем вообще она взяла с собой презервативы; хотя он и понимает прекрасно, что, не будь его, этой ночью в ее кровати вполне мог бы оказаться какой-нибудь безымянный чужак.

Но судьба дала ему еще один шанс. Ему крепко повезло. В этот, последний, раз он собирается смаковать каждый момент их близости.

Когда она медленно опускается на него, он заставляет себя открыть глаза. И если даже ощущать ее страсть казалось ему пиком наслаждения, то лицезреть ее стало подлинной нирваной.

Полуприкрытые томные глаза, рот открыт в беззвучном выдохе. Чуть наклонившись вперед, она проводит руками по его груди и берет в ладони его лицо.

Его горящие глаза немедленно захлопываются, когда он осознает ее намерение.

Этот поцелуй не похож ни на один, изведанный им раньше. Чувственный... мягкий... дразнящий... влажный, жаркий, настоящий, гибельный для его разума и души.

И он покоряется ее прикосновению, словно флаг – бризу, и летит в неизвестность, разбиваясь на тысячи осколков, на каждом из которых стоит печать ее лица и тела.

Огненно-красное желание пронзает его, его руки обхватывают ее бедра в просьбе начинать двигаться. В мольбе об освобождении.

И она начинает. Ее рот прижат к его рту, ее язык согревает его губы. Медленное движение, скорее даже покачивание, специально рассчитанное на то, чтобы продлить его сладкую агонию.

Он не в состоянии произнести ни звука, хотя от каждого сокращения ее горячих ножен голова его неистово мечется по подушке. Зная, что ему долго придется ждать ее, он пытается заразить ее своим исступлением и протягивает руки к ее груди. Однако она не принимает его правила игры – крепко хватает за запястья и заводит руки ему за голову.

Глаза мужчины вновь приоткрываются, и его невольно охватывает трепет при виде возлежащей на нем женщины с суженными от решимости глазами. По обоюдному молчаливому согласию, он упирается ступнями в матрас и его бедра вторят движениям ее бедер. Он погружается в нее все глубже, пока не издает вопль, осознавая, что это предел.

Ее рот принимает в себя его задушенный крик. Куснув его за губу, она откидывается назад со словами:

– Вот чего я хочу.

И он подчиняется. Потому что он раб ее на веки вечные.

XI

Телефон – в его руке.

Он идиот. Оставить ее после всего, что между ними было, чтобы сдержать обещание, которое он все равно нарушит! Им необходимо поговорить: он должен сказать ей, что для него она – все в этой жизни.

Ну так сделай это, идиот, говорит он себе.

Но прошло уже больше суток – возможно, ей хватило времени, чтобы одуматься. А если она не чувствует того же, что и он? Она только хотела забыться ненадолго. Ей не нужна любовь прожженного эгоиста, с таким грузом на плечах, какой ни один нормальный человек не выдержит; любовь типа, который любую возможность использует для того, чтобы показать, что «истина» для него дороже всего.

Завтра. Ему нужно сказать это, глядя ей в глаза. Правда, если он завтра ее увидит.

Мобильник ударяется о стену и разбивается вдребезги. Он просто паршивый трус.

XII

Согревшийся под одеялами, мужчина мало-помалу просыпается. Тусклая предрассветная мгла освещает комнату. Окончательно стряхнув с себя остатки пустого сна, он чувствует вздох, ласкающий его грудь, и опускает глаза.

Она все еще с ним, в его объятиях. Сердце его трепещет от страха, когда он притягивает ее к себе поближе. Она не ушла от него. Он не ушел от нее. И это был не сон.

Еще хоть несколько мгновений, думает он. Все, что он хочет – чуть подольше ощущать эту женщину рядом с собой. Ее тонкие, но сильные руки, обвивающие его шею, стройные ноги, переплетенные с его собственными. Запах ее волос, щекочущих его нос, звук ее дыхания, говорящий ему, что она жива... и заставляющий жить его самого.

Но этому не суждено продолжиться, потому что она потягивается и поднимает на него сонный взгляд. С тяжелым сердцем он позволяет ей отодвинуться – хотя она не покидает его совсем, просто кладет голову на соседнюю подушку.

Будут ли они сейчас разговаривать? Если будут, что ему говорить? Ну, конечно, он извинится. Заверит, что все будет забыто. А может быть, ему следует попросту одеться и уйти без лишних слов. В любом случае, он ждет, что она укажет ему. В конце концов, это ее вечеринка, а он всего лишь гость.

Но напарница не произносит ни слова, только со вздохом закрывает глаза.

Другой отповеди ему не нужно. Он рывком отодвигается и встает с кровати, не обращая внимания на ее шепот:

– Малдер...

Ведь он знал, он знал, что утром она почувствует то же самое. Он бы посмеялся над своей глупостью, если бы ему сейчас не хотелось биться головой о стену.

– Нет, Скалли. – Это все, что он сейчас способен произнести, пока воюет со своими джинсами. – Дьявол, – чертыхается он, когда молния норовит прищемить чувствительную кожу на его пенисе. Черт, да где же его боксеры? И почему руки не прекращают дрожать?

– Малдер, пожалуйста, – произносит она, на этот раз с какой-то мольбой в голосе.

Он резко оборачивается, забывая о джинсах. Его начинает трясти от гнева. Знакомая волна похоти накатывает на него, когда он видит ее, обнаженную до талии, сидящую в кровати. Но он не поддастся ей.

– Что – пожалуйста, Скалли? Что тебе еще от меня нужно?

Она смущенно прикусывает губу и отворачивается, руки ее готовы скреститься на груди, розовый румянец заливает кожу.

– Черт побери, тебе так трудно сказать? – кричит он. Нет... нет... он не должен поддаваться... хотя она выглядит сейчас такой беспомощной и хрупкой, а изящная линия ее спины так и просится под его губы. – Почему ты не говоришь?

Нет... он не поддастся. Так же, как она не может озвучить свои чувства к нему, он не может поддаваться желаниям своего сердца. И не поддастся, клянется он, сжимая руки в кулаки. Никогда.

Господи, да за что ему эти адовы муки?!

Два шага вперед – и он снова на постели, хватает женщину за плечи и притягивает к себе. Ее испуганный вскрик лишь подстегивает его; удивление в ее глазах в ответ на его грубую атаку немедленно порождает новую эрекцию.

– Ты что, теперь даже не можешь глядеть мне в глаза? – с вызовом говорит он, протягивая руку к презервативам. – Что с тобой случилось, целомудренная моя? – Колкость вырывается изо рта помимо его воли. – Ана?

Ее глаза наполняются слезами, когда она слышит это имя, но слезы не останавливают мужчину. Однако она не борется с ним, и налицо все признаки ее возбуждения – от твердых кончиков сосков до нетерпеливого ерзанья ее бедер, прижатых к нему.

Кажется, прошлой ночью он кое-что упустил. В последний раз, как они занимались любовью, она поняла... черт, он понятия не имеет, о чем она думала тогда. Но несколько минут назад, когда она проснулась, он увидел в ее глазах что-то затаенное, что пришло на смену открытой обороне.

Он знает – эта женщина испытывает какие-то чувства к нему, но ни за что не позволит себе сказать это вслух. Взгляд, обращенный к нему сейчас, сильно удручает его – растерянный, все еще неуверенный, не понимающий, как примирить рвущие ее на части противоречия. Если бы его любовь могла помочь в этом, он признался бы ей, не раздумывая ни секунды.

Но также в глубине души он знает, что это не принесет ничего хорошего. Она повторит за ним эти слова, но позднее пожалеет о них. Вместе с восходом солнца вернется и логика, и он потеряет ее навсегда.

Нет. Пора положить этому конец. Это будет их последний раз. Если она позволит.

Не в силах выдержать страдание в ее взгляде, он прижимается губами к ее лбу. Без сомнения, своим безотчетным гневом он перешел все мыслимые грани... его кулак, в котором зажат презерватив, яростно вдавливается в подушку. Резинка почти жжет ему ладонь, настойчиво требуя применения, потому что она всего в нескольких дюймах от чудесной рыжей шерстки.

– Последний раз? – шепчет он, его рот скользит по ее коже. Он хочет уступить своему желанию поцеловать ее, соблазнить ее посредством губ и рук, однако теперь он вправе только ждать, потому что сделал уже достаточно.

Вдруг он задерживает дыхание – ладонь женщины спускается по его животу, проскальзывает внутрь расстегнутых джинсов и слегка царапает ногтями вьющиеся волоски. Сейчас она либо исполнит мое самое сокровенное желание, думает он, либо кастрирует меня. Первого ему ждать бесполезно, зато он полностью заслуживает второе.

Откинув голову назад, напарница кладет свободную руку на подушку и накрывает ладонью его сжатый кулак. Они оба наблюдают, как она не без усилия разжимает его пальцы.

– Последний раз, – шепчет она, ее глаза встречаются с его глазами.

На данный момент это не совсем то, что бы ему так хотелось услышать. Но все равно он крадет эти слова с ее губ – корыстный до самого конца.

XIII

Четверть одиннадцатого, а напарницы все еще нет. Он все утро на нервах. Карандаш в его зубах трещит и ломается. Это так непохоже на нее – опаздывать настолько и не позвонить.

Он неотрывно смотрит на букет цветов на соседнем столе. Словно распоследний влюбленный идиот, он спрятал этот букет за пазухой и так протащил в здание, потому что совершенно не хотел лицезреть поднятые брови и слышать ехидные смешки коллег.

Еще одна ночь молчания совершенно вывела его из равновесия. Теперь им и вправду нужно поговорить. Цветы – это только начало затяжной битвы. Которую, однако, он намерен выиграть любой ценой. Для этого сгодятся все возможные средства. Романтические обеды вдвоем, мягкие уговоры, телячьи нежности... яркий и горячий секс – теперь он знает: она перед этим не устоит.

Он любит ее и уверен, что она тоже любит его. Просто она об этом еще не знает. Но узнает. Она сама ему об этом скажет. Даже если ему придется первым сказать ей это... да хоть тысячу раз!

От звука телефонного звонка он едва не подпрыгивает. Это она. И сейчас она скажет: где тебя черти носят, ведь я у себя, я тебя жду...

Или еще лучше: она уходит и подает на него в суд за сексуальные домогательства.

– Малдер.

– Это я.

Умиротворение нисходит на него. Господи, какая-то часть его даже и мечтать не смела о таком благословении. Она все-таки позвонила.

– Где ты, Скалли?

Пожалуйста... скажи, что ты все еще в Новом Орлеане... ты хочешь, чтобы я вернулся... мы возьмем неделю отпуска...

– Малдер... я должна тебе кое-что сказать.

Оналюбитменязнаюлюбит... скажичтолюбишьменя...

– Да? – Сердце его готово выпрыгнуть из груди.

– Я хочу, чтобы ты приехал сюда ко мне.

Да!

– Хорошо, – отвечает он, пытаясь казаться спокойным. Он заставит ее сказать это. – «Сюда» – это куда?

– В больницу Холи Кросс Мемориал.

Сердце его замирает, словно от удара.

– Куда?..

– Холи Кросс Мемориал. Это больница.

Он вскакивает со стула и тянется за пальто.

– С тобой все в порядке? Ты ранена? – Черт, где же ключи?

– Нет, здесь другое... Я буду ждать тебя в онкологическом отделении.

Мороз пробегает по его коже.

– В онкологии?

– Я... я прошла несколько тестов, – продолжает она, и в ее голосе слышится затаенный страх и неверие. – Мне нужно... Я хочу сообщить тебе результаты. – Она делает шумный вдох и заканчивает: – Приезжай, пожалуйста.

Рак?! Не может быть. Здесь какая-то ошибка. Но тут рассказ Скалли о женщинах из Аллентауна вспыхивает в его мозгу.

– Малдер... ты мне нужен. – Ее голос чуть дрожит. – Я должна сказать Скиннеру... и не знаю как.

Значит... она звонит своему лучшему другу. На секунду невыносимая боль пронзает его, разбивая в прах все романтические надежды. Но на их место приходят партнерство и дружба, которые стоят его молчаливой любви. Не такая любовь сейчас нужна ей.

Обескураженный, он тем не менее пытается сделать свой тон мягким и ободряющим.

– Я еду, – говорит он. – Держись, Скалли, я постараюсь приехать как можно скорее.

– Спасибо. – Этот слабый шепот – последнее, что он слышит, прежде чем она вешает трубку.

Секунду подумав, он берет букет с собой.

Нет. Это не должно случиться. Он не позволит. Он никому ее не отдаст.

Ведь он обещал, что сделает для нее все.

Все, что угодно.

Продолжение следует...

_____________________________________________________________________

Название: “NO QUARTER GIVEN”

Часть 3 – “Surrender”

Автор: Mish, [email protected]

Сайт автора: http://www.geocities.com/mish_rose/Mishsite/NQG.html

Перевод: Katemad [email protected] и Hazel [email protected]

Категория: Сильный Angst, MSR

Спойлеры: Пост-эпизод для “En Ami”, флэшбэки к “Elegy”, “Redux”, “Milagro”, “One Son”, “Mind’s Eye”, “Orison”

Рейтинг: NC-17 за сексуальные сцены. Несовершеннолетних просят не беспокоиться!

Правовая оговорка: Да, черт возьми, они не мои! Хотелось бы мне, чтобы это было не так.

Аннотация: Все должно закончиться только так – обоюдной капитуляцией.

_____________________________________________________________________

Дата добавления: 2014-12-25