Тематический план лабораторных работ 1 страница

I

Она тихонько входит, воспользовавшись ключом, зажатым в потной ладони. Здесь темно и прохладно, открытые настежь двери балкона впускают ночной воздух.

Он спит.

Она замечает это немедленно, - его долговязая фигура растянулась на кровати, хотя здесь и слишком темно, чтобы можно было разглядеть черты его лица. Но дыхание его медленно, ровно, и даже в пустоте комнаты, оно наполняет ее спокойствием. Закрыв на мгновение глаза, она возносит благодарственную молитву, за то, что он в безопасности. С Малдером никогда нельзя быть уверенной, что увидишь его в следующий раз.

Сон чаще накрывает его теперь своим неуловимым исцеляющим объятием. Прошел месяц с той поездки в Калифорнию, и она обнаружила, что тени под его глазами почти исчезли. Несколько раз ей даже приходилось будить его по телефону, чтобы он успевал на работу вовремя.

Это делает ее счастливой. Он делает ее счастливой.

< А если я хочу, чтобы эта жизнь стала и моей? >

Этот вопрос эхом отдается в ее сознании; она должна была сказать хоть что-то. Но и сегодня вечером, она все еще не уверена, что сказать, чтобы он услышал. Она жалкая трусиха, но, возможно ей вообще не придется ничего говорить. Он назвал ее Аной, тем самым предоставив ей подходящий плацдарм для отступления.

С сумкой в руке, она направляется прямиком в ванную. Самое время смыть с себя дневные сожаления перед ночными открытиями.

Мрачность смывается с кожи, Даны Скалли, песчинка за песчинкой.

II

... возбуждение...

- Сначала бедра, потом - руки, хорошо? Бедра… - Он играл с ее одеревеневшим телом, словно кукольник, дергающий за ниточки, подавляя ее сопротивление своим мягким голосом и крепкими сильными пальцами. -...Потом – руки.

Не было такой части его тела, которой он бы ни прикоснулся к ней. Воспоминания, надолго и глубоко похороненные, всплывали в водовороте эмоций, даже когда они просто лупили битой по мячу.

Все возвращается... ощущение волос на его ногах, щекочущих тонкую кожу ее бедер. Его губы, двигающиеся вдоль ее шеи, смешение дыхания в слиянии губ и языков.

Она крепче перехватила биту, обернув пальцы... вокруг гладкого столбика кровати. На секунду ее глаза закрылись, пока она боролась за концентрацию. Что он там говорил?

- "..., гоняться за пришельцами с сумасшедшим, хотя и блестящим напарником"

Ее глаза встретились с ним в тот момент. Она засмеялась, главным образом, над собственными грязными мыслями.

- О, я сожалею, Скалли. Последние две проблемы мои, а не твои

Она хотела поведать ему о собственной маленькой проблеме, но сдержалась. Вместо этого она удобнее согнула колени и пробормотала, - Заткнись, Малдер. Я играю в бейсбол.

И засмеялась снова, потому что знала тогда, чего требовала.

III

Теперь ей оставалось лишь выяснить, как попросить об обратном. Проблема заключается в том, что она никогда не знала, как следует просить об этом.

О, она много чего наговорила в прошлом году; и хорошего, и плохого. Воспоминания об ее резком обращении с ним после нападения Пфастера до сих пор сдавливают ей грудь чувством вины. Она принесла извинения... в процессе. Рассказав ему о своей работе с Карен Коссефф, над решением ее психологической проблемы. Его кивок она восприняла как согласие.

Но она отлично знает, что теперь-то от нее потребуется гораздо больше. Намного больше, чем просто уступка его беспокойству. Однако она колеблется.

У бледного лица, которое смотрит на нее в зеркале, оказывается, есть губы - на секунду она потеряла уверенность, остались ли они там еще. Стоя в душе, она шепчет каплям, скользящим по ее телу, тихие слова извинения и любви.

Но сказать, то, же самое ему будет гораздо труднее, ведь они оба стали почти оцепенелыми от страха. Остается лишь надеяться, что скрываясь за слепящими всполохами красного шелка, страх не сразу поднимет свою уродливую голову. Ее язык нервно пробегает по зубам, почти ощущая привкус предстоящей битвы.

IV

Он глубоко вздыхает, не желая признаваться себе в том, что боится, что она не приехала.

Но она - здесь.

Часы ожидания чуть не свели его с ума. К семи часам он разделся до боксеров, свесив одежду на стуле и, уткнувшись носом в простыни, провалился в дремоту. Но, даже теперь, проснувшись, он боится шелохнуться, чтоб не спугнуть мечту. Зажмурив глаза, он лишь пытается представить себе ее тело, переплетающееся с его, и запах ее шампуня, щекочущий ему нос.

V

... завещание...

- Приезжай сюда, Скалли – самонадеянно потребовал он. Но сделает ли она это? – вот какой вопрос мучил его все те часы, заставляя безумно нервничать.

Когда она позволяет ему обвиться вокруг своего теплого тела, его охватывает желание упасть на колени и возблагодарить небо. Она невероятно напряжена, но он чувствует, как от прикосновения его губ к нежному уху, по всему ее телу пробегает расслабляющая застывшие мышцы дрожь.

- Это что, подарок на мой день рождения, Малдер? Не стоило утруждаться - язвительный, но неубедительный сарказм.

Кто сказал тебе, что это подарок на твой день рождения, Скалли? - хочется ответить ему. Это была лишь прихоть, да и просто он не знал иного способа приблизиться к ней. А идея с подарком, к его удивлению, оказалась отличным выходом из положения.

Пока тело вспоминает и осваивается, его губы бормочут что-то бессвязное. Что-то о пепле прошлого... Иисус, кажется что-то о том, что она сделана по образу и подобию Фокса Малдера.

Главное - продолжай говорить, - приказал он себе, одной рукой обхватывая ее талию, а другой - скользя по стройному бедру... делая вид, что объясняет правила. И не вздумай наставить ей синяков. Не хватало еще напугать ее.

-..., зачем думать?" - Легче сказать, чем сделать. Просто держи себя в руках и говори. Что угодно. Даже когда нечего сказать. Что за чушь выходит из его рта? -... Я… я сожалею, Скалли. Последние две проблемы мои, а не твои

Она захихикала, и он растаял. Независимо от того, что явилось причиной ее смеха, это хороший знак.

- Заткнись, Малдер. Я играю в бейсбол

Берегись, Скалли, - безмолвно обещает он. Я тоже вступаю в игру.

VI

Тайная кампания, продолжающаяся целый год, вступила в решающую стадию этой ночью.

Острожные прикосновения, витиеватые инсинуации, и даже прямолинейные признания в любви; и все это – лишь для того, чтоб разбить тающий лед, покрывающий ее сердце. Он уже видел нежность, скрывающуюся под холодной оболочкой, и теперь хочет большего.

Было так трудно дождаться подходящего момента, особенно, когда произошла эта задержка из-за инцидента с Пфастером. Но, по крайней мере, она, наконец, попросила о помощи, захотела поговорить с кем – то об этом. Когда она рассказала ему про свои занятия с психологом, он почти закричал от радости.

И с тех пор, он держался на безопасном расстоянии, давая ей время, чтобы перегруппироваться. Но, по прошествии нескольких месяцев, почувствовал, что готов к борьбе.

Достаточно хитроумных маневров…настало время решительных действий.

VII

Она появляется из ванной, напоенная надеждой, распрощавшаяся с болью, приветствующая свободу простых наслаждений, обозначившую возрождение ее души и тела. В мире слишком много вещей, которых нужно успеть коснуться, услышать, вдохнуть их аромат; она будет смаковать все, одно за другим.

Приблизившись к кровати, она касается гладкого белого стержня свечи. Не желая, чтобы столь долгожданное свидание проходило при резком, искусственном освещении, она теряет минуту, чтобы зажечь фитиль. Мягкий и успокаивающий свет свечи действует на нее расслабляюще, мерцая и обволакивая комнату своим желтым жаром.

Белый хлопок простыней служит ей холстом, на котором она рисует золотой набросок знакомого портрета. Второй раз в жизни, она становится Аной. Другая личность обнимает ее тело, даря свой комфорт и храбрость, разрушая ледяной кокон, она выходит за пределы иного мира.

Он лежит на смятых простынях, подобно притомившемуся Купидону, выставив одну ногу навстречу потоку влажного воздуха, проникающему из открытой двери балкона, другую же - спрятав под простынями, с надежностью стражей, хранящими его аромат.

Уголки ее губ приподнимаются в горькой полуулыбке, от приступа болезненной зависти. Эти простыни, так преданно хранящие тепло его кожи, скрывают его от ее голодного изучающего взгляда. Но можно ли ревновать к куску ткани за 200 долларов?

Медленно обходя кровать, она отдается на волю воспоминаний, накатывающих на нее как вода во время прилива.

Его руки... Ах, эти руки, которые точно знали, где ее касаться, руки, которые когда-то исследовали ее душу и тело... сейчас они расслабленны. Если она добьется своего, то очень скоро они будут играть на ее теле снова, вводя ее в бессмысленный экстаз и разворачивая один за другим, слои опровержения, тяжелым грузом давящие на нее каждый день.

Но пока его руки спят: одна – вцепилась в простынь, а другая раскинулась на постели, словно только недавно настигнутая дремотой. Эта его рука все еще дергается во сне - может, это его пальцы ищут ее?

Лучевая кость, локтевая кость, запястье... Трицепс, бицепс, ключица. Кости и сухожилия, слившиеся под гладкой кожей в единую симфонию движения и совершенства. Она помнит каждую деталь, и не забудет даже в другой жизни.

Ямочка там, где плечо встречается с грудью, которая была настолько чувствительна к прикосновениям ее губ. Твердые мускулы, по которым так любили путешествовать ее пальцы. Сердце, замедляющее свой ритм под ее ухом после их воссоединения, его ровный уверенный стук, убаюкавший ее, успокаивающий и защищающий.

И, конечно же, его лицо. Сейчас она почти не в состоянии видеть его, но темнота не мешает ей помнить покалывающее ощущение на кончиках пальцев и призрачную нежность его губ. Острые угловатые черты, мягкие брови, сильный, выступающий рот. Выдох, поцелуй, вдох. Его нос, прижимающийся к ее щеке - последняя недостающая часть мозаики. Его волосы, спутанные и вьющиеся, на влажном лбу, теперь стали значительно короче. Его глаза – обычно тусклые и бесцветные, той ночью, пылали, глядя не нее, не давая возможности отвести взгляд.

Это невозможно, думает она. Тогда я саму себя ослепила его присутствием, но сейчас все иначе...

Она вздыхает и замечает, что он хватается за кровать так же отчаянно, как хватался когда-то за ее жизнь. Пальцы ног упираются в изножье, а голова неловко повернута на подушке. Ей больно смотреть на его попытки приспособить свою шестифутовую фигуру к специфическим размерам антикварной двуспальной кровати.

Внезапная мысль привлекает ее рассеивающееся внимание – а ведь ее собственная кровать не намного больше этой. После этой ночи, ей придется подыскать себе другую, - более подходящую для этого мужчины, который, как она надеется, разделит с нею новую постель.

А пока, она откладывает надежды в сторонку и собирает воедино вновь полученную храбрость. Ее рука с нежностью скользит по резной спинке, ненадолго замирая... в желании подольше оттянуть волнующий момент. Это похоже на обратный отсчет к старту. Досчитав до двенадцати, она слегка передвигает его ноги, и его дыхание становится чуть тяжелее. Она замирает, ждет, пока он вновь не уснет, и только потом пересекает последнюю грань между ними. В полутьме, она уютнее устраивается, прижимаясь коленями к его ногам, медленно, чтобы не разбудить.

Ее глаза бродят по его телу; и хотя она уже видела все это прежде, все кажется ей новым, полным открытия. Еще бы. Ведь прежде она не имела удовольствия просто смотреть.

Это чистое восхищение, и отныне, она хочет, чтобы каждая их ночь начиналась именно так. Ее пристальный взгляд останавливается на его руке, уже переставшей искать ее. Раскрытая ладонь зовет ее к исследованию. Она уже испытывала похожие ощущения, но сейчас все немного иначе.

Веснушка. Возможно, и родинка, вообще-то. Необычно для такой красоты, как и мозоль в самом основании мизинца, заметная только тогда, когда его рука дрожит. Словно говоря: иди ко мне.

Что она и делает, прижимаясь ртом к его ладони и лаская ее своим теплым дыханием, шепотом приветствует – приятно познакомиться с тобой. Теперь, когда я знаю, что ты - здесь, я никогда не забуду о тебе, обещает она, прикасаясь языком к маленькому пятнышку.

Словно искра, ее нежность пробуждает к жизни эту руку, и его пальцы прикасаются к ее щеке, удивленно поглаживая челюсть. В ответ она продолжает целовать его запястье, губами прослеживая ток крови под тонкой кожей. Она останавливается на еще одной родинке, в локтевом сгибе, а его рука, тем временем, поглаживает ее волосы, опираясь на затылок.

Его шепот останавливает ее движения сокрушительным ударом.

- Скалли?

Она чуть не задохнулась. Она не Скалли, она Ана. Скалли не может дать ему то, чего он хочет.

Глупо так паниковать, - настаивает логическая часть ее разума, принадлежащая только Скалли. - Ты же знаешь, что именно таков был его план с самого начала.

Тщательно продуманный, хорошо исполненный план, и при любых других обстоятельствах она бы даже похвалила его за это. Но все, что она может чувствовать сейчас, - паника и нерешительность. Слезы начинают скапливаться в ее глазах…

И вдруг, она оказывается лежащей на спине, запястья будто наручниками, прикованы к подушкам. И он нависает над нею, более тяжелый, чем в ее воспоминаниях. Все его существо – сплошь напряженные мускулы и пламя, отражающееся даже в глазах.

- Хочешь прокатиться на этом поезде снова, Скалли? - от его ледяного голоса по всему ее телу от головы до пальцев ног проходит дрожь страха, смешанного с желанием. - Получи свой билет прямо здесь - Толчок его бедер между ее ногами, попадает прямо в горячую, жадную цель.

- Малдер - Она пытается сделать так, чтобы ее голос не прозвучал как мольба, но он не покупается на это, тут, же вжимаясь в нее каждым дюймом своего тела. Не для того, чтобы сделать ей больно, просто…чтобы показать, что она в его власти....

- Забудь, Скалли. Это дорого обойдется тебе... и речь вовсе не о деньгах

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

Он - ублюдок, но ему все равно. Это слишком важно для них обоих, чтобы кружить вокруг да около и вспоминать, на чем они закончили три года назад.

- Как это будет теперь, Скалли?

Иисус, на ней даже та же самая одежда. Красный шелк подчеркивает мельчайший изгиб желанного тела. Подсознательно, ему даже хочется потереть тонкую ткань между пальцами, возрождая былые ощущения. Это было так долго, но его тело реагирует, так, же как и тогда, - каждый нерв полыхает в неистовом огне, каждый волосок, будто наэлектризованный, приподнимается над кожей.

Но он не хочет позволять ощущениям отвлечь его, хотя это, проклятье, так трудно, когда она, наконец, снова лежит под ним, молча сдавшаяся его воле, а он знает, как велико у нее чувство собственного достоинства. Из-за чего ему все труднее становиться продолжать игру, но цель оправдывает средства. В этом он абсолютно уверен.

Ладно, настолько уверен, насколько с нею вообще можно быть в чем-либо уверенным. Семь лет вместе, и что он знает о ее жизни? Удалось ли ему заполнить все пробелы? Что он знает о тайных порывах ее сердца? Дай Бог, если хотя бы половину.

- Давай... ты же знаешь, что хочешь этого. Я же прошу взамен только одного...

Слова, выходящие из его рта, граничат с грязной речью сутенера, и он внутренне съеживается от того, что приходится так унижать ее. Он никогда не хотел поступать так со Скалли. Но наступило время, когда ценность грубости перевешивает ценность деликатности, впрочем, совсем не давая гарантии, что в ответ он не получит ее ярость. Которая, как известно, является прямым путем к честности.

- Ана всегда могла получить то, что хотела. От меня, от себя. Но не в этот раз

В сиянии свечи, она выглядит почти такой же, как и три года назад. Красивое, хрупкое существо, пробуждающее в нем инстинкт защищать ее.

Он знал, что Ана восстанет из своего кокона, стоит ему только позвать ее; так же, как и Скалли, может вернуться в любой момент. Но Скалли приехала бы сюда холодная, напряженная и еще более застегнутая на все пуговицы, нежели самая строгая монахиня. Вызвать в ней Ану, означало, что он получит более расслабленную, и гораздо более сговорчивую Скалли. И он обязательно что-нибудь получит.

- Если Ана хочет этого - он раздвигает ей бедра, и его член тут же прижимается к ее горячему влажному центру. - Тогда Скалли должна попросить - говорит он, закусывая нижнюю губу; это - все, что он может сделать, чтобы не похоронить себя в ней со следующим вздохом.

Пожалуйста, пусть это подействует. Он не сможет долго сдерживаться... и не только физически, хотя это уже становится болезненным для него. Он боится, что не сможет возбудить ее; но причинить ей боль – никогда!

И тогда он видит точный момент исчезновения Аны и возвращения Скалли. Выражение ее лица меняется - с нежного и невыразимо сексуального на - проклятье, как же он любит этот взгляд – холодное и расчетливое.

- Отпусти меня! - она даже не позволяет ему удивиться.

И ему нравится это. Это именно то, чего он хотел.

II

Разум, ожесточенный годами противостояния и запугивания, вновь пробуждается к жизни, хотя ее тело, черт побери, все еще предает ее. Ее грудь тяжело вздымается, прижатая его весом, голая кожа под тонкой одеждой, неповинуясь никаким законам логики, выгибается навстречу его прикосновениям.

В другое время, она бы подивилась такой смелости и готовности с легкостью разрушить собственную обороноспособность, но не сейчас, когда ей кажется, что у нее, кирпичик за кирпичиком, отбирают весь тот резерв, который она копила долгие годы. Она приехала сюда с намерением проверить, какую часть их отношений еще можно спасти, а не для того, чтобы получать оскорбления.

Все, - сказала она себе недавно. Она сделает все, что угодно ради него. Но будь она проклята, если позволит ему воспринимать ее как сексуально-озабоченную шлюху.

- Я сказала, отпусти меня, - заявляет она снова сквозь стиснутые зубы.

- Ты уверена, что это – именно то, чего ты хочешь, Скалли? – спрашивает он, расставив ноги по обе стороны ее бедер, тем самым, эффективно заманивая ее в ловушку своего мужского господства. - Это не то впечатление, которое сложилось у меня минуту назад.

- Минуту назад, я была дурой. - Она медленно высвобождает свою правую ногу и с удовлетворением улыбается про себя, увидев, как потемнел его пристальный взгляд.

- Минуту назад, ты ласкалась ко мне словно, кошечка.

Вот оно, думает она. Твое либидо может сыграть с тобой злую шутку, Малдер. Ее план вступает в свою самую жестокую фазу... - Точно…

Удар не настиг цель, - он стремительно отскочил, когда ее колено вошло в контакт с его бедром. Но, этого оказалось достаточно, чтобы заставить его отступить, поскольку он поднялся с кровати, потирая рукой свой пах сквозь ткань боксеров.

- Ты забыла, Скалли. Я проходил тот же курс самообороны для агентов ФБР. - Его улыбка превращается в маленькую гримасу, когда он сгибается в талии.

Разъяренный, но все, же восхищенный тем, как вспыхнули ее глаза при этих его словах, он продолжает - Оо... Хорошо, что у тебя нет при себе оружия, потому, что те видения по делу Боггза, воспоминания о которых приходят мне сейчас на ум, в последствие стали реальностью.

Игнорируя его издевки, она садится на постели и сильнее стягивает ворот халата, стараясь избегать взгляда на его практически обнаженную фигуру. Нет, она не будет смотреть на него снова... хотя его голая грудь манит ее своим почти скульптурным совершенством и мысленно она уже прочерчивает рукой каждую линию его мускулатуры. Она не может..., хотя его ноги стали больше за эти годы, мысленно она уже скользит пальцами своих ног по грубым волосам на его мускулистых икрах. Боже, нет, она поклялась..., хотя… серые боксеры придают такую соблазнительную форму его плоти. Вот именно поэтому, она и чувствует себя так.

Она мигает и пытается стабилизировать дыхание, а заодно - перестать глазеть на доказательство его возбуждения.

О, да - он хочет ее, отлично. Трудно игнорировать очевидное. Но ей требуется вся сила воли, чтобы бороться с этим, особенно когда собственная, уже влажная от его прикосновений, плоть явно протестует против вмешательства разума. Бесполезно смотреть на что-то другое. Остается лишь до последнего сохранять достоинство; Скалли никогда не трусит.

- Я приехала сюда лишь затем, чтобы сказать тебе, что мне жаль - бормочет она, поднимаясь на пошатывающихся ногах. - Вижу, это была шибка.

Ошибка монументальных пропорций. Ей сейчас безумно хочется надеть свою броню и уехать, однако, она ничего не предпринимает. Вместо этого она садится на край высокой кровати, свесив ноги.

- О чем ты сожалеешь? О попытке заняться сексом или о том, что прервала ее?

Она съеживается от жестокой справедливости этих слов, прекрасно понимая, что нет верного пути. Но впервые в жизни, она не знает, какой путь лучше. - Я не знаю,- говорит она просто. - Я больше не знаю, что и думать. Ты заставил меня приехать сюда в качестве... – на секунду слова застревают в ее горле, но она произносит их, так или иначе. -... Аны. Теперь я вижу, что это была лишь уловка. И я все еще не знаю, чего ты хочешь от меня.

В ожидании, пока он скажет что-нибудь или сделает, она позволяет своему телу откинуться на смятую постель. Она может слышать его дыхание позади нее, и когда кровать проседает под его весом, она задерживает собственное дыхание.

- Ты причинила мне боль. - Коротко и обличительно, его слова вонзаются в ее легкие точно иголка воздушный шарик.

Вздохнув, она отвечает, - Я знаю, что я сделала. Мне жаль. - Хотя они и стали ближе, с тех пор, как он вырвал ее из лап Курильщика, она не может избавиться от беспокойства за человека, который, как она знает, любит ее больше всего на свете.

Несомненно, она тоже любит его. И будет любить всегда. Итак, почему бы ей просто не сказать это? Она знает, что будет после. Один сокрушительный удар, и его жизнь будет полна. Если бы только она могла отдать ему всю себя, без остатка... сказать ему..., но как? Никаких слов не будет достаточно, чтобы выразить чувства.

- Я не о том, что произошло несколько минут назад. И даже не о том, что случилось вчера - говорит он спокойно.

Услышав эти слова, она поворачивает голову. Угловым зрением она видит, что он взгромоздился на противоположном конце кровати, и, сгорбившись, рассматривает свои руки, будто в них хранятся все тайны вселенной. Бездна, разверзшаяся между ними, гораздо больше, чем эта кровать, и она падает духом, от не понимания того, о чем он говорит. Но она должна попытаться.

- Малдер, я знаю, что я не самый лучший в мире специалист по общению - особенно в том, что касается личных взаимоотношений – но скажи мне, в чем проблема, и я принесу извинения.

Фыркнув, он поднимается с кровати и идет к дверям балкона. Руки на бедрах, спина гневно напряжена, и он не смотрит на нее, когда говорит, - Все еще не понимаешь, не так ли? Я думал, что наше нынешнее местонахождение все прояснило, Скалли.

О, Боже - думает она. Он говорит о...

- Видимо, я ошибся - бормочет он невнятно, поворачиваясь к ней, наконец. Его лицо почти скрыто тенью, но она может чувствовать, как его печаль окутывает ее словно плащом болезненного понимания. Она открывает рот, чтобы ответить, но, ошеломленная, не может сформулировать, ни слова.

- Правильно - продолжает он. - Удивительно, некоторые раны могут гноиться в течение многих лет, не так ли? - Он полу-оборачивается, потирая руками свои брови. - Я знаю, что обещал никогда не поднимать эту тему снова, Скалли. Но я не могу - не говорить об этом больше. Я устал притворяться, что этого никогда не было. Ты понимаешь? "

Да, она понимает. Она понимает его желание – принять хоть какое-то решение. Она должна была знать, к чему это приведет; и как вообще она могла дурачить себя верой в то, что он никогда не заговорит об этом... очень трудно держать обещание лгать человеку, который построил свою жизнь на раскрытии правды. Он смотрит на нее, ожидание освещает его глаза, безмолвно молящие ее что-нибудь сказать. Подать признак хоть какого-то сочувствия к его откровениям.

- Скалли? Ты слышала меня?"

Что-то... она должна сказать хоть что-то. Прежде, чем он перестанет говорить вообще. Прежде чем скользнуть в эту пропасть навсегда. На секунду он сдается ее молчанию и верит в то, что они никогда больше не заговорят об этом снова. Вздохнув, он отводит взгляд и прочищает горло. - Забудь. Езжай домой. Я в порядке.

Так просто, три слова, - ниточка, которая тоньше волоса. Скажи же что-нибудь, идиотка! - кричит ее мозг.

Глубоко вздохнув, она поднимается, в панике сжимая руки, три дрожащих слова практически сдавливают ей горло.

- Я люблю Тебя.

III

Слова выходят из ее рта нерешительным шепотом, и он поворачивается, наконец, замечая ее мученическую позу. Ей трудно выражать свои чувства, но ему не нужна принудительная капитуляция. Он верит в то, что она говорит, но темная сторона его не желает сдерживать кипящий в ней гнев. Он вызвал ее сюда своим бегством, это правда. Но счастье и божественная литургия - несочетаемы.

- Пожарный, включайте воду, - подлые слова, с шипением выплеснулись в вечерний воздух между ними. – Сейчас кое-кто поджарится

Она даже побледнела от его комментария. - Малдер, я не …

Конечно, куда ей! Физика и химия – вот ее религия. Но даже учебники анатомии, занимающие целые полки в ее квартире, неспособны заставить ее понять, что скрывает собственное сердце. Выражаясь иначе, попросту раскрыться.

- Я никогда не слышал более ужасной клятвы верности, Скалли.

-Что? – сначала ее голос прозвучал недоверчиво, а потом вновь стал холоден как лед. – Повернись, Малдер.

Поднимая палец, он мурлычет – Еще не время, Скалли. Тебе придется подождать.

IV

В тусклом свете свечи, он видит, как покраснела ее шея, и она отвернулась, демонстрируя ему свой застывший профиль. Ее подбородок поворачивается к двери и обратно, что приводит его к мысли, что она просчитывает варианты отступления. Но он не двигается с места, хотя ему легко сейчас встать между нею и дверью; его длинные ноги, без сомнения, выиграют эту космическую гонку.

Это должно стать и ее борьбой, - именно это он пытается передать ей своим пристальным взглядом.

Наконец, она удостоила его ответным взглядом. Он хочет улыбнуться своей маленькой победе, когда видит, целую гамму эмоций, отразившихся на ее лице. Она думает обо всем этом несколько секунд, ее решение усиливается при взгляде в его глаза, все ее тело, кажется, просто распираемо стальной яростью

- Не могу поверить, что это – все, что ты можешь сказать мне, Малдер. Я бы сказала, неутешительно.

Его губы саркастически кривятся, глаза – сужены

- Прости, если такие слова, как: 'Ты сделала меня цельным человеком' и 'Ты - мой пробный камень', никогда не соответствовали твоим ожиданиям. - Он не стал упоминать свое признание в больнице на Бермудах; она не поверила тогда, и уж конечно, не поверит сейчас. Уверенный в том, что она никуда не уйдет, он подходит к столу и берет бутылку вина, которую заказал, заселяясь. В надежде разделить это вино с нею, прежде чем они перейдут к более откровенному обсуждению; прежде чем она попытается использовать секс в качестве временной отсрочки. – Немного вина? Прямо как у Иисуса на Тайной Вечере.

Он ждет, что она отступит и ударит его, или ограничится тем, что вылетит за дверь, полыхая яростью. И потому то, что она делает, так удивляет его. И в то же время безумно восхищает. Настроенные на каждое ее движение, его уши улавливают звук ее босых ног, скользящих по коврику. От нервов его руки немного дрожат, но он не позволит ей это увидеть. Вдоль позвоночника к каждой клеточке его тела несутся маленькие искорки счастья.

V

Она приняла вызов.

- Конечно – раздался тихий ответ, и в ту же секунду он осознал, как близко она подошла. Так близко, что он может чувствовать чистый запах ароматного мыла, смешанного с нотой сильного желания. - Не каждый же день девочка получает удар в лицо, когда говорит мальчику, что любит его. Это заслуживает тоста, разве ты так не думаешь? "

Он усмехается ее сообразительности; она все еще сердита, хочет прибить его, но не позволит ему так легко заполучить ее. Он и не ожидал меньшего. Наливая бокал для нее, он решает уступить ее попытке разрядить ситуацию. – Подожди – и ты услышишь нечто замечательное.

- Нечто замечательное?"

- Да, знаешь... слова, которые я припасаю для особых случаев. Например, тех, когда ты говоришь мне, что я прав. Или когда, ты, наконец, признаешь, что пришельцы существуют.

- Или когда ты настаиваешь на том, что я спасла мир от Нацистской оккупации? – мурлычет она, вызывающе приподняв бровь.

Он делает паузу в поглощении вина и бросает на нее удивленный и радостный взгляд. Неужели она все-таки поверила его тогдашнему признанию? – думает он. Лучше всего, не делать вид, что его это вообще интересует.

Дата добавления: 2014-12-25