Негативных тенденций в международных отношениях в 1929–1933 гг. 2 страница

Согласно Финансовой конвенции, государство обязалось выплатить Ватикану огромную по тем временам сумму – 750 млн лир наличными и 1 млрд лир ценными бумагами. Фашисты тем самым обязались выплатить долги, вытекавшие из давних обязательств государства в отношении Ватикана, и накопленные за долгие годы отказа пап от официальных сношений с представителями государственной власти. Не случайно Папа Пий XI назвал Муссолини человеком, «ниспосланным Италии провидением».

Подписание франко-советского договора о ненападении. Движение Германии к восстановлению военной мощи и усиление Италии пугало Францию, особенно после того как закончилась провалом попытка установить особые отношения между Парижем и Вашингтоном. В 1932 г., за год до прихода Гитлера к власти, французский премьер-министр Э. Эррио пророчески заявлял: «У меня нет иллюзий. Я убежден, что Германия желает вновь вооружиться... Мы находимся на поворотном пункте истории. Пока что Германия следовала политике подчинения... Теперь она начинает следовать политике самостоятельной постановки вопросов. Завтра это будет политика территориальных требований».

Французские политики предприняли попытку наладить отношения с Москвой. Оканчивался период жесткой конфронтациии, хотя отношения между обеими странами были холодными. Серьезное ухудшение советско-французских отношений произошло в связи с исчезновением во Франции одного из лидеров белой эмиграциии генерала А. Кутепова, похищенного агентами советской разведки и вывезенного в СССР. Париж бурно протестовал по поводу этой акции, но Москва отклонила протесты, сославшись на отсутствие у французской стороны доказательств. Другим поводом для взаимного недовольства было принятие французским правительством в октябре 1930 г. «антидемпингового» декрета, согласно которому вводился режим специальных разрешений на импорт из СССР некоторых товаров, изготовленных, как утверждали источники, с использованием труда заключенных ГУЛАГа. В ответ на декрет СССР прекратил закупки французских товаров. Третьим поводом недовольства Франции было продолжающееся военное сотрудничество СССР и Германии. В феврале 1930 г. главком Черноморского флота В. Орлов посетил Германию, осмотрел все северные верфи страны. На XVI съезде ВКП(б) летом 1930 г. Сталин отозвался о Франции как о наиболее яркой представительнице антисоветской тенденции.

Тем не менее интерес к улучшению отношений существовал. В Париже надеялись на нейтрализацию антифранцузской направленности советско-германских отношений. В Москве рассчитывали при помощи Франции вступить в Лигу Наций, преодолеть дипломатическую изоляцию и добиться улучшения с французскими союзниками – Польшей и Румынией.

В начале 30-х гг. с подачи Франции СССР стали привлекать к подписанию ряда международных договоров, а также к работе главных международных форумов. Некоторым французским политикам уже не казалась нереальной идея восстановления союзнических отношений конца XIX – начала XX в.

Весной 1930 г. СССР и Франция начали переговоры о заключении пакта о ненападении и временном торговом соглашении. Переговоры проходили очень трудно. Стороны сначала отменили дискриминационные меры торгово-экономического характера, а затем 10 августа 1931 г. парафировали текст пакта. Однако для Парижа было важно замкнуть советско-французские отношения на своих союзниках в Восточной Европе. Французы настаивали на заключении советско-польского договора о ненападении до подписания советско-французского. СССР подписал договоры о ненападении с Финляндией (21 января 1931 г.), Латвией (5 февраля 1931 г.), Эстонией (4 мая 1932 г.). Советско-польский пакт о ненападении был заключен 25 июня 1932 г. Непреодолимые трудности возникли только с Румынией ввиду советско-румынского спора из-за Бессарабии. Согласно советско-французскому договору от 29 января 1932 г., стороны взаимно обязались не прибегать к силе в отношении друг друга и не участвовать во враждебных друг другу коалициях. Они также соглашались воздерживаться от оказания помощи агрессору или агрессорам, если одна из сторон подвергнется нападению третьей страны или группы стран. Кроме того, участники договора обязывались отказаться от дискриминации друг друга в торговле и не вмешиваться во внутренние дела друг друга. Система гарантийных пактов СССР на востоке Европы и договор с Францией укрепили позиции СССР. Это было особенно важно в связи с событиями в Германии.

30 января 1933 г. президент Германии фельдмаршал П. фон Гинденбург поручил Гитлеру сформировать коалиционное правительство. Численное большинство в нем принадлежало умеренным националистам, но нацисты получили легальный доступ к пропаганде и контроль над репрессивными органами. 27 февраля 1933 г. они организовали провокацию с поджогом здания рейхстага, в которой были обвинены главные конкуренты нацистов – коммунисты. В атмосфере всеобщего страха перед якобы наступающим политическим хаосом на выборах в рейхстаг 5 марта 1933 г. национал-социалистская партия одержала победу. Гитлер был вновь назначен канцлером. 23 марта рейхстаг проголосовал за предоставление канцлеру абсолютных полномочий сроком на четыре года. С этого времени в стране установилась диктатура.

Недавно в германских архивах был найден любопытный документ: телеграмма фельдмаршала Э. фон Людендорфа П. фон Гинденбургу. С 1923 г. первый успел основательно изучить натуру Гитлера и считал его, помимо прочего, авантюристом, неспособным к серьезному руководству страной. После приведения Гитлера к присяге в качестве канцлера фельдмаршал послал своему другу телеграмму: «Назначив Гитлера канцлером рейха, Вы отдали нашу священную германскую отчизну одному из величайших демагогов всех времен. Я предсказываю Вам, что этот злой человек погрузит рейх в пучину и причинит горе нашему народу необъятное. Будущие поколения проклянут Вас в гробу».

Советско-китайская конфронтация. Конфликт на КВЖД. Международные отношения на Дальнем Востоке в значительной степени определялись китайским фактором. Западные государства и Япония обязались уважать интересы друг друга в отношении с Китаем и не стремиться к поиску односторонних выгод. Для европейских держав и США последнее подразумевало прежде всего сдержанность Японии, склонной к расширению сферы своего влияния на китайской территории. Что же касается СССР, то ликвидация единого фронта в Китае в 1927 г. повлекла за собой разрыв между СССР и Гоминьданом. В Москве отказались признать нанкинское правительство Чан Кайши и установить с ним дипломатические отношения. Со второй половины 1927 г. СССР стал оказывать помощь КПК в организации вооруженной борьбы. В декабре 1927 г., обвинив Советский Союз в причастности к созданию «Кантонской коммуны», Нанкин закрыл все советские консульства на контролируемой им территории, действовавшие на основании соглашения 1924 г. В Кантоне были убиты несколько советских дипломатов.

С начала 1928 г. СССР взял курс на поощрение гражданской войны в Китае, формировавшийся в контексте принятой VI Конгрессом Коминтерна (сентябрь 1928 г.) ультралевой стратегии «класс против класса». В июле – августе 1928 г. в Москве под руководством Коминтерна состоялся VI съезд КПК, провозгласивший политику советизации Китая. Деятельность КПК переместилась из крупных городов в сельскую глубинку. К началу 30-х гг. КПК сумела создать боеспособную Красную Армию и обширные «советские районы», которые представляли серьезную угрозу для Гоминьдана. На рубеже 20−30-х гг. страну потрясла серия кровопролитных локальных гражданских войн. Регулярная советская помощь коммунистам оружием и снаряжением порождала глубокую враждебность в отношениях между Москвой и Нанкином.

Вторым аспектом политики СССР в Китае было развитие линии на обособление его северных районов: Маньчжурии, Синьцзяна, а также МНР, которая не признавала над собой власти китайского государства. Москва рассматривала эти территории не только как «буферные зоны безопасности», но в первую очередь с точки зрения наведения мостов между «революционным советским Китаем» и СССР.

В 20-е гг. эти регионы покрылись густой сетью советских консульств, действовавших в каждом мало-мальски значительном населенном пункте (по пять в Синьцзяне и МНР, четыре в Маньчжурии). Фактически СССР поддерживал с властями северных районов Китая и Монголией сепаратные дипломатические отношения в обход Нанкина.

Во второй половине 1929 г. Монголия и Тува провозгласили переход к «строительству социализма», что могло свидетельствовать об усилении контроля над ними из Москвы. В Синьцзяне Советский Союз активно вмешивался в сложные местные политические междоусобицы. В 1929−1932 гг. в связи со строительством Туркестано-Сибирской железной дороги экономика и торговля этого региона были переориентированы на северного соседа.

В Маньчжурии советская политика заключалась в усилении влияния на ее политическую и экономическую жизнь за счет возможностей, предоставляемых Китайской Восточной железной дорогой. По образному выражению Н. Бухарина, КВЖД была призвана стать «главной стратегической жилой, нашим революционным пальцем, запущенным в Китай».

К 1928 г. три четверти персонала дороги составляли советские граждане; китайские работники вытеснялись. В «полосе отчуждения» дороги скрывались от преследований китайские коммунисты. КВЖД превратилась в своеобразное «государство в государстве».

Новый правитель Маньчжурии Чжан Сюэлян в марте 1929 г. предложил советской стороне восстановить паритетность персонала КВЖД, но получил отказ, который мотивировался слабой профессиональной подготовкой китайских работников. В мае маньчжурская полиция устроила обыск в консульстве СССР в Харбине. Найденные документы, по утверждению местных властей, свидетельствовали о том, что консульство связано с Коминтерном, занимается контрабандой оружия и подстрекательством милитариста Фэн Юйсяна против Гоминьдана. Советский Союз категорически отрицал подлинность найденной документации.

В июле 1929 г. на встрече Чжан Сюэляна и Чан Кайши в Пекине было решено национализировать КВЖД и попытаться вытеснить СССР из Маньчжурии. Лидер Гоминьдана поддержал эту акцию, он считал, что акция послужит шагом к разрушению неравноправных договоров (к которым он относил и Пекинское соглашение 1924 г.), а также рассчитывал на получение части доходов от КВЖД, которые до этого оставались в руках Мукдэна.

10–11 июля 1929 г. власти Маньчжурии взяли КВЖД под свой контроль, отстранили советский персонал дороги (часть его была арестована или выслана) и заменили его на русских из числа эмигрантов. В ответ Советский Союз отозвал свои дипломатические представительства из Маньчжурии и прекратил с ней железнодорожное сообщение. К августу 1929 г. была сформирована Особая дальневосточная армия под командованием В. Блюхера. Она развернула боевые действия в районе, где КВЖД пересекает советско-маньчжурскую границу, и нанесла армии Чжан Сюэляна ряд чувствительных поражений. СССР потребовал размещения в Маньчжурии своих войск на постоянной основе «с целью военной защиты дороги».

США, Англия и Франция предприняли совместный демарш – выразили озабоченность нарушением пакта Бриана – Келлога и призвали к международному посредничеству по урегулированию кризиса. СССР отверг эти предложения и настаивал на двусторонних переговорах с Мукдэном. Япония и Германия объявили о своем нейтралитете. Вместе с тем ни одна из держав не признала законной насильственную национализацию КВЖД, чтобы не создавать нежелательного прецедента в отношении всей иностранной собственности в Китае.

Вскоре после начала конфликта генерал Фэн Юйсян поднял антигоминьдановский мятеж в Центральном и Северном Китае и сковал значительные силы Чан Кайши. Чжан Сюэлян не получил обещанной помощи Нанкина и был вынужден пойти на переговоры с Москвой. Посредником в их организации выступила Германия, представлявшая интересы СССР в Китае.

В декабре 1929 г. в Хабаровске был подписан советско-маньчжурский протокол об урегулировании конфликта. Он предусматривал восстановление положения, существовавшего на КВЖД до 10 июля 1929 г.: возобновление в полном объеме прав СССР на дороге, деятельности всех советских учреждений, в том числе консульств; депортацию из Маньчжурии белогвардейских отрядов, активно участвовавших в боях на стороне Чжан Сюэляна, а также созыв конференции для нормализации отношений. Хотя маньчжурские представители действовали и от имени Гоминьдана, нанкинское правительство не признало Хабаровский протокол, полагая, что делегация Мукдэна превысила полномочия и пошла на чрезмерные уступки, но согласилось участвовать в конференции. Она проходила в Москве во второй половине 1930 г. и закончилась безрезультатно.

Конфликт на КВЖД завершился поражением маньчжурских властей, действия которых несли в себе изрядную долю авантюризма. Они не смогли адекватно оценить жесткую реакцию СССР, позицию западных держав и возможности Чан Кайши, а их незаконные и недопустимые действия по захвату КВЖД развязали руки СССР в отношении возможности применения силы.

Вместе с тем конфликт, ослабив режим Чжан Сюэляна, нанес серьезный ущерб долгосрочным интересам СССР на Дальнем Востоке. В условиях, когда в Токио усиливались экспансионистские настроения, СССР и Китай должны были бы стать естественными союзниками в сдерживании Японии, в первую очередь в Маньчжурии. Однако этого не произошло. Курс СССР на разжигание китайской революции, подрыв гоминьдановского режима и территориальной целостности Китая дестабилизировал Вашингтонскую систему, шел вразрез с принципами договора девяти держав и противоречил национальным интересам СССР.

Главным итогом советско-китайской конфронтации 1928–1929 гг. стала подготовка почвы для масштабной агрессии Японии в Северном Китае.

Формирование очага войны на Дальнем Востоке. Лондонская морская конференция, о которой говорилось выше, стала победой умеренных и либеральных сил и свидетельствовала о стремлении держав строить политику в Азиатско-Тихоокеанском регионе на вашингтонских принципах. В 1922–1930 гг. великие державы, в первую очередь США и Япония, сумели сохранить отношения на Дальнем Востоке в режиме партнерства. В значительной мере это обстоятельство было связано с умеренной политикой «приспособления» к Вашингтонской системе, которую проводила Япония в период, когда министром иностранных дел там был К. Сидэхара (1924–1927 гг., 1929–1931 гг.).

Концепция К. Сидэхары делала акцент на «коммерциализме» (экономические интересы как основа внешней политики), «интернационализме» (активное участие в работе Лиги Наций), «негативной политике» в отношении Китая (отказ от силового вмешательства в его внутренние дела, овладение новыми китайскими рынками, а не захват территорий) и многостороннем партнерстве с великими державами. В рамках этого курса Япония сохраняла сдержанность в годы китайской революции 1925–1927 гг., нормализовала отношения с Советским Союзом, соблюдала военно-морские ограничения, установленные в Вашингтоне, и участвовала в работе Лондонской конференции. Она существенно сократила военные расходы, составлявшие к началу 20-х гг. около половины государственного бюджета.

Однако умеренная политика К. Сидэхары не имела устойчивой поддержки внутри страны. Руководство армии и флота стремилось повернуть ее в сторону экспансии. Первая попытка была сделана в 1927 г.

В декабре 1926 г. на японский престол взошел император Хирохито, в лице которого военные обрели союзника. Назначенный им премьер-министром и министром иностранных дел генерал Г. Танака в июле 1927 г. представил императору меморандум, излагавший новую внешнеполитическую доктрину, нацеленную на завоевание регионального, а в перспективе – и мирового господства. В этом документе, в частности, говорилось: «…Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику «крови и железа». Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Америкой, которая натравливает на нас Китай… Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить Соединенные Штаты, то есть поступить с ними так, как мы поступили в русско-японской войне… Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы».

Политику захвата Китая Г. Танака именовал «позитивной», т. е. активной, наступательной. Ее первым шагом он определил завоевание Маньчжурии и Монголии. При этом не исключалась «необходимость вновь скрестить мечи с Россией в целях овладения богатствами Северной Маньчжурии».

Вместе с тем «меморандум Танака» формулировал скорее новую идеологию, нежели программу немедленных действий. Сформировалась фашистская идеология национальной исключительности японцев, которая видела выход из кризиса в продолжении экстенсивного развития за счет внешней экспансии, нацеленной на завоевание региональной, а в перспективе и мировой гегемонии. Она иногда называется милитаристской, поскольку наиболее восприимчивыми к этим идеям оказались японские вооруженные силы.

Новая идеология постепенно превращалась из факта духовной жизни Японии в основу ее государственной политики. В институциональном аспекте этот процесс выразился в превращении японской армии в самодовлеющую силу, которая вышла из-под контроля гражданских правительств и парламента, подчинила своей воле императора и стала определять внутреннюю и внешнюю политику страны.

Трансформация государственности Японии в систему милитаристского, фашистского типа, пропитанную идеологией национальной исключительности, явилась содержательным аналогом нацистского переворота в Германии. Вместе с тем этот процесс протекал в плавных, растянутых во времени и менее доступных зарубежному наблюдателю формах, отразивших своеобразие японской политической культуры.

Внешняя политика Японии еще со времен «реставрации Мэйдзи» постоянно испытывала на себе воздействие гегемонистских идей, но, в конечном счете, руководствовалась все же интересами национальной безопасности. Полное подчинение внешнеполитического курса фашистской идеологии произошло в начале 30-х гг. и впервые проявилось в связи с «маньчжурским инцидентом».

Новый кабинет усилил давление на правителя Маньчжурии Чжан Цзолина с целью вынудить его принять жесткую прояпонскую ориентацию. Однако Чжан умело противостоял напору Токио, пригласив американских советников и начав поиск взаимопонимания с СССР. Тогда группа офицеров Квантунской армии составила заговор и в июле 1928 г. убила Чжан Цзолина, взорвав его поезд на пути из Пекина в Мукден. Заговорщики рассчитывали, что маршал Чжан Сюэлян, преемник и сын покойного, молодой еще человек, будет более податлив японскому влиянию, но просчитались. «Молодой маршал» усилил ориентацию на США, а в декабре 1928 г. признал правительство Нанкина и объявил Маньчжурию частью гоминьдановского Китая.

Император и парламентские круги проявили недовольство армейской «инициативой снизу», опасаясь выхода Квантунской армии из-под контроля. Япония еще не была готова к активным действиям. В феврале 1929 г. Г. Танака ушел в отставку, а его меморандум был на некоторое время отложен в сторону. В июле 1929 г. Япония признала гоминьдановский Китай.

18 сентября 1931 г. на железнодорожном полотне принадлежавшей Японии Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) в районе местечка Лютяогоу, недалеко от Мукдена, произошел взрыв поезда. Этот взрыв, организованный, как выяснилось впоследствии, японскими агентами, был объявлен диверсией китайской военной охраны. Под предлогом обеспечения безопасности движения поездов 18 сентября в зону дороги были введены две роты японских солдат, которые были встречены выстрелами китайской дорожной охраны. Японские солдаты открыли ответный огонь, а затем в ходе продолжившейся перестрелки напали на казармы китайской полиции и регулярных китайских войск.

С 1919 г. на части Ляодунского полуострова в Маньчжурии (провинция Гуаньдун, в западной транскрипции − Квантун; не путать с совр. кит. пров. Гуандун. − Авт.), до Первой мировой войны бывшей германской колонией, были дислоцированы японские вооруженные силы − Квантунская армия. В соответствии с японскими оперативными планами эта армия в случае возникновения чрезвычайной обстановки должна была перейти в наступление против Северо-Восточной армии Китая и занять полосу вдоль Южно-Маньчжурской железной дороги к югу от г. Чанчуня. Этот план вступил в силу. К вечеру следующего дня (19 сентября) японские силы заняли города Мукден и Чанчунь. Китайские войска стали в беспорядке отступать.

Особенность ситуации заключалась в том, что военные действия в Маньчжурии были начаты по инициативе самих японских военных – командования Квантунской армии. Японское правительство в Токио не санкционировало действий военных. Выступая за превращение Маньчжурии в зону японского преобладания, правительство в то же время было намерено добиваться этого политическими и экономическими средствами, хотя и при использовании угрозы силы. Однако военная верхушка действовала методами прямой агрессии, ставя гражданские власти перед фактом. В силу специфики функционирования государственной власти Японии правительство в Токио далеко не всегда могло контролировать действия военных. Поэтому командование японскими вооруженными силами на материке обладало высокой автономностью в своих действиях в Китае. Агрессивность поведения японских военных на материке могла снижаться в случае прихода к власти в Токио относительно осторожных политиков, и напротив – она могла возрастать, если правительство в столице возглавляли единомышленники руководства Квантунской армии.

В период событий в Маньчжурии японские войска насчитывали там всего лишь 10 тыс. человек, в то время как численность китайской армии в этом регионе доходила до 300 тысяч. Но Чан Кайши заранее отказался от вооруженной борьбы. Он отправил телеграмму маршалу Чжан Сюэляну, в которой охарактеризовал действия японской армии как заурядную провокацию. Во избежание расширения конфликта он предложил воздерживаться от оказания сопротивления японским силам. Учитывая внутреннюю слабость Китая, Чан Кайши считал крупномасштабную войну с Японией гибельной в силу неспособности китайских вооруженных сил противостоять японским на поле боя.

По той же причине правительство Чан Кайши формально не объявляло войну Японии и не разрывало с ней дипломатических отношений. Непосредственных переговоров с японской стороной Чан Кайши тоже избегал, придерживаясь выжидательной тактики и рассчитывая выиграть время для укрепления обороноспособности Китая. Надежды на урегулирование ситуации китайская сторона связывала с посредничеством Лиги Наций и США. Китайское руководство надеялось при этом использовать противоречия между Японией и другими державами.

21 сентября 1931 г. китайское правительство передало в Лигу Наций в Женеве послание, в котором, ссылаясь на статью 11 Устава Лиги, оно призывало обратить внимание на конфликт между Китаем и Японией и принять меры для предупреждения эскалации конфликта и восстановления статус-кво.

В сентябре − декабре 1931 г. Совет Лиги Наций неоднократно обсуждал маньчжурский вопрос. Он осудил Японию и постановил создать комиссию для изучения обстановки на месте, составленную из авторитетных представителей США, Британии, Франции, Германии и Италии во главе с англичанином лордом В. Литтоном. Ссылаясь на противоречивость поступающей информации, Совет уклонился от введения санкций против Японии и решил вернуться к этому вопросу после завершения работы комиссии Литтона.

Тем временем Квантунская армия расширяла зону оккупации. В октябре − ноябре 1931 г. она овладела Северной Маньчжурией и вышла к границам СССР. Удивительная легкость ее военных успехов предопределила исход борьбы между умеренными и фашистскими элементами в японском руководстве: в декабре 1931 г. правительство Вакацуки – Сидэхара ушло в отставку, новый же кабинет К. Инукаи был близок к фашистским кругам.

Захват Маньчжурии создавал угрозу безопасности Советского Союза. Япония грубо нарушила Портсмутский договор, который не только определял север Маньчжурии как сферу российского влияния, но и запрещал присутствие японских войск на всей ее территории.

Вместе с тем Япония всячески стремилась избежать столкновения с СССР. С началом вторжения она обратилась к Москве с просьбой о соблюдении нейтралитета, напомнив о собственном нейтралитете в советско-китайском конфликте 1929 г. Япония поясняла, что ею, как ранее Советским Союзом, будто бы движет лишь стремление оградить свои интересы от враждебных посягательств китайских властей, и обещала строго блюсти интересы СССР. Новые оккупационные власти демонстрировали подчеркнутую лояльность по отношению к советским учреждениям и персоналу КВЖД.

Советская печать в резких выражениях заклеймила агрессию. Вместе с тем Советский Союз официально заявил о своем нейтралитете и невмешательстве в конфликт. Он с недоверием отнесся к миротворческим усилиям Лиги Наций и даже отказался пропустить комиссию В. Литтона через свою территорию.

В декабре 1931 г. новый министр иностранных дел Японии К. Иосидзава находился проездом в Москве. В беседе с ним нарком М. Литвинов предложил заключить советско-японский пакт о ненападении. Такие предложения СССР регулярно делал Японии в 1926–1930 гг., но они отклонялись. На этот раз японский министр обещал подумать.

Советский Союз не случайно поставил вопрос о пакте в самый разгар конфликта. С одной стороны, он заботился о защите своих интересов в Маньчжурии и безопасности дальневосточных границ. С другой стороны, СССР соотносил этот конфликт с ходом гражданской войны в Китае, полагая, что интервенция Японии подрывает позиции и авторитет Гоминьдана и тем самым объективно способствует развитию китайской революции. В пользу этого соображения свидетельствовали военные успехи коммунистов, создание ими в ноябре 1931 г. «Временного центрального рабоче-крестьянского правительства Китая», объединившего «советские районы», созыв первого «Всекитайского съезда Советов».

Заключив пакт, СССР и Япония могли бы разграничить интересы и взаимно гарантировать «свободу рук» в Китае, имея в виду, что никакие их действия в отношении Китая не повлекут за собой столкновения двух государств. В Москве считали, что Япония, обезопасив дальневосточный тыл, могла бы умереннее продвигаться в глубь китайской территории. В этом случае Гоминьдан был бы вынужден вступить в войну, ослабив тем самым давление на «советские районы», а Советский Союз мог бы без оглядки на Японию помогать китайским коммунистам, подрывавшим режим Гоминьдана в борьбе за советский Китай.

В Токио взвешивали заманчивое советское предложение. По этому поводу в правящих кругах и прессе велись широкие дискуссии. В течение года Япония уклонялась от однозначного ответа. Она опасалась, что пакт будет расценен в мире как сговор за счет Китая, что могло бы повлечь за собой недопустимое ухудшение отношений с Западом. Вместе с тем, оставляя открытой дверь для договоренности с Москвой, Япония получала возможность воздействовать на западные державы, пугая их перспективой сближения с СССР. Одновременно, подчеркивая свое неприятие коммунистической идеологии, Япония давала понять, что в случае одобрения Лигой Наций ее действий, она могла бы превратить Маньчжурию в барьер на пути советской экспансии в Китае.

Дипломатические маневры СССР и Японии создали сложную политическую ситуацию, в которой западные державы оказались разобщенными. Великобритания, по существу, поддержала Японию. Полагая, что Маньчжурия рано или поздно попала бы в руки СССР, она выбрала позицию, которая не препятствовала бы обострению советско-японских противоречий.

США были настроены критически. Они считали, что Японией движут чисто экспансионистские устремления, а не соображения «сдерживания СССР» или «борьбы с большевизацией Китая». Американский представитель принял участие в заседании Совета Лиги Наций по маньчжурскому вопросу. Впервые США пошли на тесное сотрудничество с этой организацией.

7 января 1932 г. государственный секретарь США Дж. Стимсон обратился к Японии и Китаю с идентичными нотами, в которых была обозначена политика США в отношении японских захватов. Эта политика получила известность как «доктрина Стимсона». Соединенные Штаты заявили, что не признают никаких действий, нарушающих суверенитет и целостность Китая, принцип «открытых дверей», а также любые соглашения, легализующие аннексию Маньчжурии.

США надеялись, что «доктрина Стимсона» послужит основой для коллективного демарша государств, подписавших договор о Китае. Однако большинство участников договора уклонилось от этого, а Великобритания даже заявила, что Япония «лучше, чем кто-либо, соблюдает в Маньчжурии принцип «открытых дверей».

Поощряемая бездействием международного сообщества, Япония в январе 1932 г. попыталась захватить Шанхай. Установив контроль над этим крупнейшим портом и торгово-промышленным центром, она могла бы претендовать на господствующее положение в Центральном Китае.

В Шанхае японские войска впервые столкнулись с ожесточенным сопротивлением китайской армии. Расчеты на молниеносный захват города не оправдались. Боевые действия приняли характер, угрожающий местной международной колонии.

На этот раз англосаксонские державы оказали решительное противодействие японской агрессии. Из Перл-Харбора и Сингапура в Шанхай двинулись корабли американского и английского флотов. Япония была вынуждена отступить. «Шанхайский инцидент» показал, что она не может рассчитывать на безнаказанность, распространяя свою экспансию на Центральный Китай.

Временно отказавшись от мысли о дальнейших захватах, фашистские круги Японии решили закрепить аннексию Маньчжурии. 1 марта 1932 г. на ее территории было учреждено государство с причудливым названием Маньчжоу-го (в переводе с кит. – Маньчжурская империя), столицей которого был объявлен Чанчунь.

Дата добавления: 2014-12-27