Публицистика П.А. Словцова

Петр Андреевич Словцов (1767–1843) – историк, публицист, деятель образования, был типичным представителем эпохи Просвещения. Однако основные свои работы, принесшие славу и благодарность потомков, он написал в первой трети XIX века, когда в Сибири уже не было собственной периодики, а век Просвещения сменился эпохой поиска национального самоопределения России, появлением новых литературных направлений – сентиментализма, романтизма и реализма, утверждением ценности специализированного, а не универсального знания. Биография П.А. Словцова описана в работах многих исследователей[42]. Можно сказать, что судьба Петра Андреевича стала показательной и связала собой не только эпохи, но и видных общественных деятелей, так или иначе имеющих отношение к Сибири. Его жизненный путь в некоторых чертах совпадает с линиями судьбы М.М. Сперанского: они были выходцами из небогатых семей, не имели связей и покровительства, оба были людьми талантливыми, трудолюбивыми, с выдающимися способностями, их юношеские взглядысформировались в Александро-Невской семинарии (семинарская ученость) под влиянием трудов Вольтера, Монтескье, Руссо и других французских философов и просветителей. Оба они пережили блестящий взлет в карьере и головокружительное падение, но оба также удержались и не сдали своих позиций. Можно сказать, что в каком-то смысле они были «лишними» людьми своего времени. Во-первых, плебейское происхождение не давало им возможности получить полное признание общества, что оказалось особенно существенно для Сперанского, т.к. масштаб его государственной карьеры был велик, а во-вторых, в своих идеях они постоянно забегали вперед, опережая время. Можно прибавить к этому, что и Сперанский и Словцов слыли затворниками, не вели светского образа жизни и после перенесенных несчастий стали особенно религиозны. В истории русской публицистики наиболее близок Словцову оказался Радищев – во-первых, Словцов, скорее всего, испытывал влияние радищевской прозы, кроме того, за вольные взгляды и свободомыслие им обоим было уготованоизгнание, и местом изгнания была Сибирь.

Первоначальное образование П.А. Словцов получил в Тобольской семинарии. Отсюда, как лучший ученик, он был послан для окончательного образования в Петербург, где и подружился с М.М. Сперанским. После окончания учебы 5 октября 1792 года он был определен учителем математики и красноречия (с 1793 и философии) в Тобольскую семинарию. Словцов проявил себя как вольнодумец, в его квартире, в помещении семинарии, собирались свободомыслящие молодые преподаватели, засиживались за полночь. Переломным моментом в истории молодого учителя семинарии стали выступления с проповедями в Тобольском кафедральном соборе. 1793 год проходил под знаком революционных событий в Европе. Выступая в тобольском соборе, Словцов произнес «крамольные» проповеди[43]. В первой из них (21 апреля), как бы перекликаясь со словами Радищева в «Письме к другу, жительствующему в Тобольске», Словцов задает вопрос, кто имеет право «на стяжение имени Великий», и отвечает: тот, кто «вдохновенный страстью... вырывает скиптр из рук насилия», имя его «будут благословлять из рода в род с благородным энтузиазмом». Вторая речь (10 ноября) поражает смелостью: «Тишина народная есть молчание принужденное, продолжающееся дотоле, пока неудовольствия, постепенно раздражая общественное терпение, не прервут оного, – говорил Словцов. – если не все граждане поставлены в одних и тех же законах; если в руках одной части захвачены преимущества, отличия и удовольствия, тогда как прочим оставлены труд, тяжесть законов или одни несчастья, то там спокойствие, которое считают залогом общего счастья, есть глубокий вздох, данный народу тяжким ударом. Правда, что спокойствие следует из повиновения; но от повиновения до согласия столь же расстояния, сколько от невольника до гражданина». Словцов обвиняет: «Итак, когда тишина служит чаще знаком притеснения, что значат таковые монархии? Это – великие гробницы, замыкающие в себе несчастные стеснящие трупы, и троны их – это пышные надгробия, тяжкогнетущие оные гробницы». Вглядываясь в будущее, Словцов вдохновенно произносит: «Могущество монархии есть коварное оружие, истощающее оную, и можно утверждать, что самая величественная для нее эпоха всегда бывает роковой годиною… Рим, гордый Рим, воспитанный кровью целых народов, готовился уже разделить почти вселенную, но что же? Оплачем надменную его политику: он ниспал под собственною тягостью в то время, как наиболее дышал силою и страхом». Эта проповедь Словцова всполошила город, ее списки ходили по рукам. Тобольский губернатор А.В. Алябьев доложил о его проповедях генерал-прокурору А.Н. Самойлову, затем дело перешло к С.И. Шешковскому и петербургскому митрополиту Гавриилу Петрову, которые нашли проповедь «самой дерзкой и развратительной». По приказанию Екатерины II 13 февраля 1794 года Cловцова отправили из Тобольска в Петербург на «благорассмотрение». 11 марта состоялся допрос Словцова, на котором он обвинялся в том, что его проповедь «наполнена совершенно возмущением народа противу правительства». Словцов утверждал, что произнес ее «без всякого злого намерения» и что «ни с кем о сей проповеди никогда не советовал». К делу была приобщена изъятая при обыске бумага – текст урока, посвященного Александру Македонскому. Учителю вменяли в вину, что он «делал монарху поношение», называя его «мнимый Великий Александр». Было признано, что Словцов достоин «строжайшего осуждения», но «по человеколюбию» его решили послать на покаяние в Валаамский монастырь (1794). Благодаря переводам, которые Словцов делал в монастыре, а также по ходатайствам тобольского епископа Варлаама и Сперанского в марте 1795 года его освободили и приняли учителем красноречия в Александро-Невскую семинарию (ее префектом в то время был Сперанский).

В 1797 году митрополит Гавриил попытался склонить Словцова принять монашество, но тот отказался и перешел «в статскую службу». Карьера Словцова развивалась стремительно, но снова оборвалась на взлете. 8 января 1808 он был арестован по ложному обвинению в лихоимстве и 18 февраля выслан в Сибирь.

Просвещенный и талантливый чиновник начинает свое «сибирское» служение. Поначалу он работает в штате тобольской канцелярии и много ездит по делам по всей Сибири и Уралу. В 1815 году его назначают иркутским судьей, и тогда начинаются его экспедиции по Восточной Сибири. С 1815 по 1820 год Словцов был директором гимназии и училищ Иркутска. Он развернул широкую просветительскую деятельность: способствовал открытию училищ в уездных городах и сельской местности, ввел ланкастерскую систему обучения, расширил учебную программу, составил проект университета в Сибири, предвосхитив мечты областников о собственном высшем учебном заведении. Именно в Иркутске Словцов, по оценке некоторых исследователей, мог оказать влияние на Н.А. Полевого[44]. После приезда в Иркутск Сперанского, восхитившегося успехами Словцова[45], карьера последнего развивается блестяще. Во время работы визитатором сибирских училищ Словцов собирает большое количество краеведческих материалов, записок, наблюдений, которые публикует во всех доступных ему столичных и казанских изданиях: это «Казанские известия», (1816), «Казанский вестник» (1821), «Сибирский вестник» (1821), «Вестник Европы» (1822), «Московский телеграф» (1826–1831), «Заволжский муравей» (1832) и др. В 1822 году П.А. Словцов остановился на поселении в Тобольске. В это время из Иркутска к нему приехал любимый ученик, в будущем известный сибирский писатель, И.Т. Калашников, чтобы с помощью своего учителя перебраться в Петербург. В самом конце 1820-х годов Словцов подготовил несколько статей на материале теперь уже Западно-Сибирской губернии. Все статьи («Журнал весны тобольской», «Письма из Вятки» – Вятка входила тогда в Западно-Сибирскую губернию, «Письма к брату И.В. Словцову в Стерлитамаке», «Тобольск в разных отношениях» и другие) были напечатаны в журнале «Московский телеграф».

Публикацию цикла очерков «Письма из Сибири в 1826 году» Словцов начинает в «Азиатском вестнике», азавершает в «Московском телеграфе». В 1828 году «Письма из Сибири» вышли в Москве отдельным изданием. Влияние «Писем русского путешественника» Карамзина и «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева обусловили жанровый синтез текстов в «Письмах», включавший в себя жанр письма, путешествия, прогулки. С другой стороны, как публицистическое произведение, объединенное сюжетной линией путешествия автора из Восточной Сибири в Западную, из Иркутска в Тобольск, оно может считаться циклом очерков. Текст каждого отдельного очерка обладает той или иной степенью актуальности, в очерках на местном материале ставятся общие для Сибири вопросы развития. Описывая состояние экономики сибирского города или поселения – наличие в нем промышленности, ремесленного и мануфактурного производства, торговли, он пытается предвосхитить, спрогнозировать дальнейшее его развитие, тот единственный и естественный путь, который уготован ему особенностями местности, полезными ископаемыми, флорой и фауной, традиционными ремеслами и т.п. Словцов ищет и пути умственного развития сибиряков, его волнует их образованность, нравственное и духовное развитие (см. название главы «О способностях сибиряков»). Эмоциональность, сентиментальная чувствительность, ирония прорываются сквозь сухой и официальный текст сибирского исследователя и статистика. Так, например, рассказчик, проезжая через Тюмень, с трепетом погружается в свои детские воспоминания о Троицкой церкви, эти впечатления заставляют его задуматься о человеческой судьбе.

С другой стороны, путевые заметки часто облекаются в форму научных изысканий: Словцов подробно описывает флору и фауну каждой местности, дает описание ее географических особенностей, его занимают вопросы сибирской, но имеющей общерусское значение истории – например, место захоронения Ермака и т.п. Ставя в вину Спасскому сухой и официальный тон материалов, публикуемых в «Сибирском вестнике», Словцов в «Письмах» показывает свое отношение к краю – живое, местами страстное, неравнодушное. «Письма» одновременно обращены как к жителям Сибири, т.к. в них подробнейшим образом перечисляются приметы места, детали, так и к столичной публике. То, как она воспримет текст, посвященный незнакомой и дальней провинции, впишется ли Сибирь в общерусское культурное пространство, станет ли частью его самосознания, оказывается чрезвычайно важно автору: «Доныне все вы почти, живущие по западную сторону Урала, принимали в свои счеты одни произведения Сибири: ее металлы, ее мраморы и яшмы, ее аметисты и бериллы, ее промены на Кяхте, ее соболей и бобров. Допустите в ваши счеты хотя на сей раз наши надежды просвещения и взгляните на подносимую табель».

24 февраля 1828 года Словцов получил разрешение служить за пределами Сибири, но покидать ее не стал. 8 декабря 1828 должность визитатора упразднили, и он остался без средств. Только 24 сентября 1829 года с помощью Сперанского ему была назначена пенсия. Последние годы жизни он провел в Тобольске, где активно работал, проводил исследования, общался со своими учениками. Самые известные ученики Словцова – писатель И. Калашников и краевед Н. Абрамов. Н. Абрамов как ученый получит общероссийскую и мировую известность и в 1850–60-е гг. станет постоянным и любимым автором «Тобольских губернских ведомостей».

Сочинение Словцова «Прогулки вокруг Тобольска в 1830 году» (М., 1834; ранее печаталось в «Московском телеграфе» за 1831 год) считается началом сибирского краеведения. Здесь собраны разные сведения по археологии, истории, этнографии, экономике Тобольского уезда. В «Предуведомлении» Словцов писал: «Изобразив почву и населенность города с окрестностями, пересмотрев итоги народной промышленности по губернии, обозначив также степень настоящих искусств, род забав и прививку гражданственности, я все сие исполнил в таких формах, какие отлились под пером медленным»; «в статьях ученых мне помогали молодые знающие сибиряки, прежние мои сослуживцы по части учебной». Здесь он также использует близкий к путешествию жанр прогулки. Разнородные сведения о тобольских деревнях, флоре и фауне местных лесов, обычаях и нравах жителей, журнал метеорологических наблюдений, статистические сведения, сценки из жизни, фантастические картины собираются воедино, нанизываются на стержень культурной точки отсчета – провинциального сибирского города (ср.: «Сердце не спит весною, хотя глаз утомленный и засыпает. Стало есть сердце и в Тобольске? Почему бы и нет?»). Провинциальный город Тобольск становится сердцем и душой повествования, микрокосмом сибирской реальности.

Словцов отстаивает право сибирской провинции считаться частью общерусской даже в мелочах: так, описывая наряды сибирячек, он находит их по-провинциальному модными, а самих сибирячек называет красавицами. Словцов отмечает внутрисибирские проблемы взаимодействия русского и коренного населения, связанные с восприятием сибирским колонистом, чувствующим себя хозяином, чуждой, языческой или мусульманской, азиатской культуры. В главе «Поездки» автор передает впечатления от встречи с остяками: «Как лица их тощи и измождены, от распространившихся ли острых болезней, или от физических лишений! Смирные и кроткие эти обитатели ельников, всегда мне представляются какими-то сиротами на чужбине». Он задумывается о помощи в устройстве быта коренного населения: «Слушая рассказы остяков <…> как не пожалеешь, почему бедная орда, когда начинает чувствовать неудовлетворительность своего быта, и шевелится в плеве своего оцепенения, по какой необходимости она встречает других людей не с другим чем, как с папушею табаку, с кирпичом чаю, с флягой, или даже с картами? Для чего не попадаются ей разумные руководители, которые бы, шаг за шагом, показывали ей возможность лучшего обзаводства, хозяйства и умения пользоваться местными произведениями, для себя и на продажу?».

В главе «Масленица» героев повествования – старика и его юного спутника – встречает бухарец, занимающий их рассказом о хадже, и старик делает вывод об общем у всех народов чувстве религиозности, которое равняет даже народы, неравные друг другу в «учености» (татары, бухарцы, буряты, русские и пр.). Глава «Общий взгляд на уезд и губернию» содержит ряд положений о будущих преобразованиях в крае, среди которых есть сельскохозяйственные – заведение «хлебопашества, травосеяния и рассечения лесов», а с ними и «садов яблоней и вишневых деревьев», административные – появление «совещательных заседателей» в губернском управлении, т.е. самоуправление, общественно-политические – «Сибирь приобретает вес общественного мнения, такое преимущество, без которого никогда бы она не вступила в меру Монарших о ней попечений». Понятно, почему Словцов был включен в областнические «летописи» как самый первый сибирский патриот, был объявлен[46]предтечей областнического движения.

Фундаментальным историографическим трудом Словцова явилось «Историческое обозрение Сибири». Первая книга была отпечатана вМоскве в 1838 году(с посвящением историку Г.-Ф. Миллеру), однако тираж ее не расходился, и уязвленный автор потребовал выслать ему все экземпляры книги. Вторая книга выходит уже посмертно в 1744 году (она была посвящена Сперанскому).

Изложение сибирской истории, которую Словцов считает неотъемлемой частью истории России, он начинает с покорения Сибири Ермаком[47]. С.В. Бахрушин, один из пионеров изучения историографии Сибири, отмечал: «У Словцова есть своя философия истории... Историю колонизации Сибири он рассматривает с точки зрения распространения культуры <…> Унаследовав от XVIII в. рационалистическое мировоззрение, он в этом прогрессе культуры видит проявление в первую очередь организованных социальных сил: государства и церкви. Но он был слишком тонкий наблюдатель чтобы не отметить и роли масс (толп) и сложности исторических факторов»[48]. В своем «Обозрении» Словцов особо выделяет вопросы экономики, просвещения и народного быта.

По исторической концепции его труд соотносим с «Историей русского народа» Н.А. Полевого, которого Словцов очень ценил. Он всегда внимательно относился к историческим исследованиям Полевого, следил за выходом его «Истории русского народа», сочувственно о ней отзывался. «Я читал I том «Истории» Полевого, – писал Словцов, – и методу, с какою он принялся за нашу историю, нельзя не одобрить, как методу светлую и в Европе принятую»[49]. Одобрение работы Полевого было вызвано такженедовольством «Историей государства российского» Карамзина. Карамзинскую «Историю» Словцов считал излишне беллетристичной. Работы же Спасского, «собрата» по сибирскому краеведению, наоборот, кажутся ему слишком сухими. Словцов, таким образом, «не стесняется» критиковать самых маститых исследователей, а значит, входит в круг ученых и публицистов, признанных столичными академиками, оставаясь при этом «сибирским автором»! Это может говорить о влиянии, которое начало оказывать «периферийное» провинциальное общество, пусть и в лице одного П.А. Словцова.

В 1843 году Словцов, закончивший свой «главный» труд, умирает. Свою библиотеку он завещал Тобольской губернской гимназии, собранный большой гербарий и «минералогический кабинет» – Казанскому университету. Часть его рукописей была отослана в Петербург И. Калашникову, часть – в Березов Н. Абрамову.

Публицистика П.А. Словцова служила идее популяризации Сибири в русском обществе. Он вводит «сибирскую провинцию» в круг общественных интересов, делает ее частью национального самосознания. Одновременно краеведческие работы Словцова, углубленное изучение природы, истории и культуры Сибири показали местной интеллигенции перспективы дальнейшего движения. Недаром труды Словцова станут, против его воли, знаменем последующего в 1860-е гг. областнического движения. Словцов, работая практически в одиночестве, сумел воспитать учеников, добившихся признания, занимавшихся исследованием Сибири и писавших о ней[50]. Талантливый исследователь, литератор и наставник, Словцов продемонстрировал чрезвычайно широкий диапазон своих творческих практик: от политической проповеди до природоописания, от поэзии до историографии, заполнив культурный вакуум периферии.

Дата добавления: 2014-12-27