Лондон, 1873. 26 страница

Он больше не тикает – сказал он. Она не могла понять его голос, он был далеким, ровным и прохладным, как камень.

– Его сердце исчезло. Когда я изменилась в ангела, я освободила его из механической тюрьмы. Он больше не живет внутри. Он больше меня не защищает.

Его рука сомкнулась вокруг ангела, крылья врезались в его ладонь.

– Я обязан рассказать тебе, – сказал он. – Когда Шарлотта потребовала прийти сюда, это было против моих желаний.

– Ты не желал видеть меня?

– Нет. Я не хотел, чтобы ты смотрела на меня так, как смотришь сейчас.

– Джем- Она сглотнула, пробуя на зыке горечь отвара, который он дал ей. Вихрь воспоминаний: темнота под Кадаир Идрисом, горящий город, руки Уилла на ней – Уилл. Но она ведь думала, что Джем был мертв.

– Джем – снова сказала она – Когда я увидела тебя живым, там, за Кадаир Идрисом, я думала, что это сон или ложь. Я думала, ты умер. Это был самый мрачный момент в моей жизни. Поверь мне, пожалуйста поверь мне, что моя душа была рада увидеть тебя снова, когда я думала, что никогда больше не сделаю этого. Это просто…

Он ослабил хватку на механическом ангеле, и она увидела следы крови на его руке, где кончики крыльев порезали его, оставили следы поперек рун на ладони.

– Для тебя я странный. Не человек.

– Ты всегда будешь для меня человеком, – прошептала она. – Но теперь я не вижу в тебе моего Джема.

Он закрыл глаза. Она привыкла к теням на его веках, но сейчас они ушли.

– У меня не было выбора. Ты ушла и Уилл ушел за тобой вместо меня. Я не боялся смерти, но я боялся ухода вас обоих. Это, на тот момент, был мой единственный выход. Жить, стоять и летать.

Его голос приобрел новый оттенок: под беспристрастностью Безмолвного Брата скрывалась страсть.

– Но я знал, что я потеряю – сказал он. – Как только ты поняла мою музыку. Теперь ты смотришь на меня, как будто ты меня совсем не знаешь. Так, как если бы ты не любила меня.

Тесса выскользнула из-под одеяла и встала. Но это было ошибкой. Её голова закружилась, колени подогнулись. Она пыталась сохранить равновесие руками, или опуститься на кровать, но очутилась, в объятьях Джема. Он бросился к ней с изящным скольжение как у всех Безмолвных Братьев, он двиглся быстро, словно дым, и его руки были вокруг нее сейчас, держа ее прямо.

Она была по-прежнему в его руках. Он был близко, так близко, что она могла чувствовать тепло исходящее от его тела, но она не чувствовала. Его обычный запах дыма и жженого сахара исчезли. Был только слабый запах чего-то сухого и холодного, как старый камень, или бумага. Она чувствовала, приглушенные удары его сердца, видела его пуль на горле. Она посмотрела на него с удивлением, запоминая линии и углы его лица, шрамы на его скуле, грубый шелк его ресниц, нос, рот.

– Тесса. – Слова вышли будто стон, так словно она ударила его. Был малейший румянец на щеках, как кровь под снегом. – О, Боже, – сказал он, и уткнулся лицом в изгиб ее шеи, где начинается линия её плеча, щекой к ее волосам. Его ладони были ровными на её спине, прижимая ее сильнее к нему. Она чувствовала, как он дрожит.

На мгновение она почувствовала рельеф его тела, чувствуя Джема под ее руками. Может быть, вы на самом деле не верите в вещи, пока вы не сами не прикоснётесь к ней. И вот Джем, который как она думала умер, держал её, дышал, был живым.

– Ты чувствуешь то же самое, – сказала она. – И все же ты сильно отличаешься. Ты другой.

Он оторвался от нее, с усилием, закусил губу, мышцы на его горле напряглись. Держа ее нежно за плечи, он повел ее чтобы снова посадить на край кровати. Когда он отпустил ее, его руки сжались в кулаки. Он сделал шаг назад. Она могла видеть его дыхание, увидеть как импульс собирается в горле.

– Я другой, – сказал он тихо. – Я изменился. И это изменение необратимо.

– Но ты еще не совсем один из них, – сказала она. – Ты можешь говорить и видеть -

Он медленно выдохнул. Он все еще смотрел на столбик кровати, как будто он скрывал тайны Вселенной. – Процесс идет. Ряд ритуалов и процедур. Нет, я еще не совсем Безмолвный Брат. Но скоро им стану.

– Значит, инь фень не помешал этому.

– Почти. Была… боль, когда я совершал переход. Сильная боль, которая чуть не убила меня. Они делали, что могли. Но я никогда не буду, как другие Безмолвные Братья. – Он посмотрел вниз, его ресницы скрывали его глаза. – Я не буду… таким, как они. Я буду менее мощным, потому что есть несколько рун, которые я по-прежнему не могу выдержать.

– Конечно, они могут просто подождать, пока инь фень полностью не исчезнет из твоего тела?

– Он не исчезнет. Он был в моем организме, когда мне нанесли первые руны, вот сюда. – Он показал шрамы на лице. – Из-за этого, некоторых умения останутся для меня недоступны. Мне понадобится гораздо больше времени, чтобы научиться видеть и мысленно разговаривать, как это делают они.

– Значит, они не отнимут у тебя глаза – не зашьют губы?

– Я не знаю. – Его голос был мягким сейчас, почти полностью голос Джема она знала. На его скулах был румянец, и она думала, что он как бледный столб, полый, мраморный, медленно заполнялось с человеческой кровью. – Я буду принадлежать им в течение долгого времени. Может быть, всегда. Я не могу сказать, что произойдет. Я дал себя им. Моя судьба находится в их руках.

– Если бы мы могли освободить тебя от них -

Тогда оставшийся во мне инь фень снова бы начал сжигать меня, и я опять стал бы таким, как прежде. Умирающим наркоманом. Это мой выбор, Тесса, потому что иначе я бы умер. Ты знаешь, что это так. Я не хочу расставаться с тобой. Даже зная, что став Безмолвным Братом, я обязательно выживу, я боролся с этим, словно с тюремным заключением. Безмолвным Братьям нельзя жениться. У них нет парабатая. Им позволено жить только в Тихом Городе. Они не смеются. Не могут играть на музыкальных инструментах.

“О, Джем,” сказала Тесса. “Возможно Безмолвные Братья не могут играть музыку, но ни один мертвый не может. Если это – единственный способ, которым ты можешь жить, то я радуюсь всей душой за тебя, как раз, когда я всем сердцем переживаю.”

– Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы подумать, что ты бы чувствовала себя иначе.

– И я тоже знаю тебя достаточно хорошо, чтобы видеть, что тебя гнетет чувство вины. Но почему? Ты не сделал ничего плохого.

Он наклонил голову так, что лоб покоился на столбике кровати. Закрыл глаза. – Вот почему я не хотел приходить.

– Но я не сержусь -

– Я не думал, что ты рассердишься, – вспыхнул Джем, и это было похоже на то, как трескается лед на замерзшем водопаде, освобождая поток.

Мы были помолвлены, Тесса. Предложение – предложение руки и сердца – это обещание. Обещание всегда любить и заботиться о ком-то. Я не хотел нарушать обещание, данное тебе. Но выбор стоял между тем, чтобы нарушить его или умереть. Я хотел подождать, жениться на тебе и прожить с тобой много лет, но это оказалось невозможно. Я умирал слишком быстро. Я бы отдал все, чтобы жениться на тебе, даже если всего на один день. День, который бы никогда наступил. Ты – напоминание обо всем, что я теряю. Напоминание о жизни, которой у меня не будет.

– Отдать жизнь ради одного дня брака – он бы того не стоил, – сказала Тесса. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди, напоминая ей о руках Уилла, обнимающих ее, о его губах, целующих ее в пещере под Кадаир Идрис. Она не заслуживала нежных признаний Джема, его раскаяния, или его тоски. – Джем, я должна кое-что тебе сказать.

Он смотрел на нее. Она видела черноту в его глазах, нити черного рядом с серебром, красиво и странно.

– Это касается Уилла. Уилла и меня.

– Он тебя любит, – сказал Джем. – Я знаю, что он любит тебя. Мы говорили об этом до того, как он уехал отсюда. – Хотя голос больше не был безразличным, он вдруг стал неестественно спокойным.

Тесса была в шоке. – Я не знала, что вы разговаривали об этом друг с другом. Уилл не говорил.

– Ты тоже никогда не рассказывала мне о его чувствах, хотя ты знала в течение нескольких месяцев. У нас у всех есть секреты, которые мы храним, потому что не хотим обижать любящих нас людей. – В его голосе было какое-то предостережение или ей показалось?

– Я больше не хочу иметь от тебя секреты, – сказала Тесса. – Я думала, ты умер. Уилл и я, мы оба так думали. В Кадаир Идрисе…

– Ты меня любила? – перебил он. Казалось, странный вопрос, и все же он спросил его без какого-либо подтекста или враждебности, и спокойно ждал ее ответа.

Она посмотрела на него, и в памяти всплыли слова Вулси, как шепот молитвы. Большинство людей счастливы хотя бы раз в жизни найти большую любовь. Ты нашла две. Она помедлила с признанием.

– Да. Я любила тебя. Люблю до сих пор. И Уилла я тоже люблю. Я не могу это объяснить. Я не знала этого, когда согласилась выйти за тебя замуж. Я любила тебя и продолжаю любить, я никогда не любила тебя меньше из-за того, что люблю его. Это похоже на безумие, но если бы кто-то мог когда-нибудь понять -

– Я понимаю, – сказал Джем. – Нет нужды рассказывать о вас с Уиллом. Нет ничего, что вы могли бы сделать, чтобы заставить меня меньше любить любого из вас. Уилл – часть меня, моя собственная душа, и если твое сердце не может принадлежать мне, то нет никого, кто бы был достоин тебя больше, чем Уилл. И когда я уйду, ты должна ему помочь. Ему будет очень тяжело.

Тесса внимательно исследовала взглядом его лицо. Румянец исчез с его щек, он был бледен, но спокоен. Челюсти сжались. Оно рассказало ей все, что нужно, чтобы понять: Ничего мне больше не говори. Я не хочу знать.

Некоторыми секретами, подумала она, лучше поделиться; а о некоторых лучше промолчать, неся, как тяжкое бремя, чтобы они не могли причинить боль другим. Вот почему она не рассказала Уиллу, что любит его, потому что они все равно не могли ничего с этим поделать.

Она еле сдержала язык за зубами, чтобы не сказать то, что хотела. Вместо этого она сказала:

– Я не знаю, как справлюсь без тебя.

– Я спрашиваю себя о том же. Я не хочу оставлять тебя. Я не могу оставить тебя. Но если я останусь, я умру здесь.

– Нет. Ты не должен оставаться. Ты не останешься. Джем. Обещай, что уйдешь. Уйдешь и будешь безмолвным Братом, будешь жить. Я бы хотела сказать тебе, что ненавидела тебя, если бы думала, что ты поверишь мне, если бы это заставило тебя уйти. Я хочу, чтобы ты жил. Даже если это значит, что я никогда не увижу тебя снова.

– Ты увидишь меня, – тихо сказал он, поднимая голову. – На самом деле, шанс есть, всего лишь шанс, но…

– Но что?

Он сделал паузу, колеблясь, и казалось, принимая решение о чем-то. – Ничего. Глупости.

– Джем.

– Ты будешь видеть меня снова, но не часто. Я только начал свой путь, и есть много Законов, которые управляют Братством. Я буду отдаляться от моей прежней жизни. Я не могу сказать, какие способности и шрамы я получу. Я не могу сказать, насколько другим я стану. Я боюсь, я потеряю себя и свою музыку. Я боюсь, я превращусь во что-то абсолютно нечеловеческое. Я знаю, я буду не твоим Джемом.

Тесса могла только встряхнуть головой..

– Но Безмолвные Братья – они посещают – они смешиваются с другим Сумеречными охотниками. Ты не можешь…

– Но не во время своих тренировок. И даже когда они готовы, то редко. Ты увидишь нас, когда кто-нибудь болен или умирает, когда рождается ребенок, для ритуала первых рун или парабатая… но мы не удостаиваем визитом дома Сумеречных Охотников без вызова.

– Тогда Шарлотта вызовет тебя.

– Она вызвала меня сюда в этот раз, но она не может делать это снова и снова, Тесса. Сумеречный охотник не может вызвать Безмолвного Брата без причины.

Но я не Сумеречный Охотник, – возразила Тесса. – Не по-настоящему.

Наступило долгое молчание, в то время как они смотрели друг на друга. Оба упрямы. Оба неподвижны. Наконец Джем заговорил:

– Ты помнишь, как мы стояли вместе на мосту Блэкфрайарс? – Мягко спросил он, и его глаза были как в ту ночь, серебристо-черные.

– Конечно, я помню.

– Именно в тот момент, я впервые понял, что люблю тебя, – сказал Джем. – Я пообещаю тебе. Каждый год, Тесса, в один день, я буду ждать тебя на этом мосту. Я буду приходить из города Молчания, и встречаться с тобой, и мы будем вместе, даже если только один час. Но ты никому не должна рассказывать.

– Один час каждый год, – прошептала Тесса. – Не так уж много. – Потом она опомнилась, и сделала глубокий вдох. – Но ты будешь жить. Будешь жить. Вот что важно. Я не буду посещать твою могилу.

– Нет. Еще очень, очень долго. – Сказал он и в его голосе опять появилось отчуждение.

– Тогда это – чудо – сказала Тесса. – Никто не подвергает сомнению случившиеся чудеса, или жалуется, что они к нему не относятся. Она дотронулась до нефритового кулона на шее.

– Я возвращаю это тебе?

– Нет – сказал он- я сейчас уже ни на ком больше не женюсь. И я не буду брать свадебный подарок моей матери в Город Молчания. – Он протянул руку и слегка коснулся ее лица, прикосновение кожи к коже – Когда я во тьме, я хочу думать об этом на свету, с тобой. – сказал он и выпрямился, что бы отойти к двери. Пергаментная роба безмолвного брата шевелилась, когда он двигался, и Тесса наблюдала за ним, парализованная, и каждый удар ее сердца, бьющегося со словами, которые она не могла сказать: Прощай. Прощай. Прощай.

Он остановился у двери. – Увидимся на мосту Блэкфрайарс, Тесса.

И ушел.

Если бы Уилл закрыл глаза, он бы услышал вокруг себя звуки пробуждающегося ранним утром Института, или, по крайней мере, он мог бы представить их: Софи накрывает стол к завтраку, Шарлотта и Сирилл усаживают Генри в инвалидное кресло, братья Лайтвуд сонно спорят, идя по коридору, Сесилия, несомненно, ищет его в его комнате, как она это делала уже несколько дней подряд, пытаясь – но не в состоянии – скрыть свое очевидное беспокойство.

И Джем разговаривает с Тессой в её комнате.

Он знал, что Джем был здесь, потому что перевозка Безмолвных Братьев стояла во дворе.

Он мог увидеть её из окна учебной комнаты.

Но это было не то, о чём он мог думать.

Это было то, чего он хотел, то, о чем он просил Шарлотту, но теперь, когда это произошло, он обнаружил, что не может думать об этом.

Поэтому он отправился в комнату, в которую он ходил всегда, когда волновался; он метал ножи в стену, с тех пор как взошло солнце, и промокшая от пота рубашка прилипла к спине.

Стук. Стук. Стук.

Ножи попадали в стену, каждый в центр мишени.

Он вспомнил, что когда ему было двенадцать, попасть ножом куда-то рядом с центром мишени казалось несбыточной мечтой.

Джем помог ему, показал ему, как держать лезвие, как выстроить точки и бросать.

Из всех мест в Институте, именно тренировочный зал больше всего ассоциировался с Джемом – кроме собственной комнаты Джема, в которой больше не было его вещей.

Сейчас это была просто пустая комната института, ожидающая когда другой Сумеречных охотник займёт её.

Казалось, даже Черч не хотел в нее заходить; иногда он стоял и ждал у двери, как это обычно делают коты, но он больше не спал на кровати, как он делал это тогда, когда Джем там жил.

Уилл вздрогнул – в тренировочном зале было холодно ранним серым утром; огонь в камине догорал, отбрасывая неровные тени красных и золотых искр на яркие угли.

Уилл мысленно увидел двух мальчиков, сидящих на полу перед огнем в этой же комнате, одного с черными волосами, и второго, чьи волосы были белоснежны как снег

Он учил Джема, как играть в экарте колодой карт, которую он стащил из гостиной. (от фр. ecarte – экарте (карточная игра), прим. пер)

В один момент, недовольный тем, что проиграл, Уилл бросил карты в огонь и зачарованно наблюдал, как они горели, одна за другой, а огонь прожигал дыры на глянцевой белой бумаге. Джем рассмеялся.

– Так ты не можешь выиграть.

– Иногда это единственный способ победить, – сказал Уилл-Сжечь все дотла.

Хмурясь, он пошел вытащить ножи из стены.

Гори оно всё до тла.

Всё его тело по-прежнему болело.

Вытаскивая ножи, он увидел, что несмотря на иратце, на руках виднелись зеленовато-голубые синяки и шрамы после битвы в Кадаир Идрисе, которые останутся навсегда.

Он вспомнил, как сражался рядом с Джемом.

Возможно, в то время он этого не ценил.

Наконец, последний раз.

Точно эхо его мыслей, тень упала поперёк двери. Уилл посмотрел туда и опустил вниз нож, который крепко держал.

– Джем? – Сказал он. – Это ты, Джеймс?

– А кто же еще? – раздался голос Джема. Когда он вышел на свет, Уилл увидел, что капюшон его пергаментного одеяния был опущен, и их взгляды встретились. Его лицо, глаза, все было знакомым. Но раньше Уилл всегда чувствовал Джема, чувствовал его приближение и присутствие. Тот факт, что в этот раз Джем удивил его, было резким напоминанием о перемене в его парабатае.

– Твоего парабатая нет больше – сказал тихий голос позади него.

Беззвучной поступью Безмолвных Братьев Джем вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Уилл не мог сдвинуться со своего места. Он чувствовал, что просто не может. Вид Джема в Кадаир Идрисе было шоком, который прошел сквозь него, как ужасный и прекрасный накал чувств – Джем был жив, но изменился, он жил, но был потерян.

– Но, – сказал он-Ты здесь чтобы увидеть Тессу.

Джем спокойно посмотрел на него. Его глаза были серо-черными, как сланец, пронизанный прожилками обсидиана.

– А ты не подумал, что я воспользуюсь любым шансом, чтобы и тебя увидеть?

– Я не знал. Ты ушел после битвы, не попрощавшись.

Джем сделал несколько шагов вперед, в комнату.

Уилл почувствовал, как напряглась спина.

Был что-то странное, сильно отличающееся в том, как Джем теперь двигался, это была не плавность Сумеречного охотника, которую Уилл учился имитировать многие годы, а что-то странное, чуждое и новое.

Джем, должно быть, увидел что-то в выражении Уилла, потому что замолчал. – Как я мог сказать прощай, – спросил он, – тебе?

Уилл позволил ножу выпасть из руки. Он застрял в деревянном полу.

– Как Сумеречные охотники делают? Ave atque Vale. И навсегда, брат, здравствуй и прощай.

– Но это слова смерти. Катуллус сказал их над могилой брата, не так ли?

Multas per gentes et multa per aequora vectus advenio has miseras, frater, ad inferias–

Уилл знал слова.

Через много принесенных водами, брат, я пришел на твою печальную могилу, чтобы я мог дать этим последний подарок умершим. Во веки веков, брат, здравствуй. Отныне и навсегда, прощай.

Он посмотрел.

– Ты… запомнил стихотворение на латинском? Но ты был всегда тем, кто сможет запомнить музыку, а не слова…

Он замолчал с коротким смешком.

– Не бери в голову. Ритуал Братства изменил это.

Он повернулся и прошел несколько шагов, затем резко развернулся лицом к Джему.

– Твоя скрипка в музыкальной комнате. Я думал, ты, возможно, возьмёшь её с собой… Ты так заботилась о ней.

Нам нельзя брать с собой в Город Молчания ничего, кроме собственного тела и души, – сказал Джем. – Я оставил здесь скрипку для какого-нибудь будущего Сумеречного охотника, который возможно захочет на ней сыграть.

– Не для меня, значит.

– Для меня была бы огромная честь, если бы ты взял ее и позаботился о ней. Но для тебя я оставил кое-что другое. В твоей комнате моя шкатулка для инь фень. Я подумал, что может ты, ее захочешь.

– Это кажется жестоким подарком, – сказал Уилл. – Который напоминал бы мне… – О том, что забрало тебя у меня. О том, что заставило тебя страдать. О том, что я искал и не смог найти. И о том, как я подвел тебя.

– Нет, Уилл, – сказал Джем, который как всегда, понял Уилла без всяких объяснений.

– Она не всегда была шкатулкой для моих наркотиков. Она принадлежала моей матери. На ней изображена Богиня – Гуань Инь. Говорят, что когда она умерла и достигла врат рая, она остановилась и услышала крики страдания из человеческого мира, и не могла оставить его. Она осталась, чтобы помогать смертным, когда они не могут помочь себе. Она утешает страдающие сердца.

– Шкатулка не утешит меня.

– Изменение – не потеря, Уилл. Не всегда.

Уилл провёл рукой по влажным волосам.

– О, да-, сказал он с горечью. – Возможно, в какой-то другой жизни, после этой, когда мы перейдем реку, или окажемся на Колесе, или какие другие слова вы используете для описания того как покинуть этот мир, я снова найду моего друга, моего парабатая. Но я потерял тебя сейчас-сейчас, когда ты нужен мне больше, чем когда-либо!-

Джем пересек комнату – как мерцающая тень, с легкой грацией Безмолвного Брата – и сейчас стоял возле камина.

Свет от камина озарил его лицо и Уилл увидел, что сквозь него словно проходит свет, своего рода сияние, которого прежде никогда не было.

Джем всегда светился от жизнелюбия и еще больше от великодушия, но это было что-то другое.

Казалось, сейчас Джем горит; это был далекий и одинокий свет, как свет звезды.

– Я не нужен тебе, Уилл.

Уилл посмотрел на себя, на нож у его ног, и вспомнил нож, обагренный кровью Джема и его, который он закопал у дерева на дороге Шрусбери-Уэлшпул.

– Всю жизнь, с тех пор как я появился в Институте, ты был зеркалом моей души. В тебе отражалось то хорошее, что было во мне. Только в тебе я обрел милосердие. Кто будет видеть меня таким, когда ты уйдешь?

Потом наступило молчание. Джем стоял неподвижно, как статуя. Взгляд Уилла искал и нашел руну парабатая на плече Джема; как и его собственная, она стала бледно-белой.

Наконец Джем заговорил.

Холодное безразличие исчезло из его голоса.

Уилл тяжело вздохнул, вспомнив что этот голос был с ним рядом с детства, будто устойчивый маяк, маяк доброты среди темноты.

– Верь в себя. Ты можешь быть своим собственным зеркалом.

– А что, если я не могу? – прошептал Уилл – Я даже не знаю, как мне быть Сумеречным Охотником без тебя. Я всегда сражался только с тобой.

Джем шагнул вперед, и в этот раз Уилл не двигался, чтобы не помешать ему.

Он подошел так близко, что к нему можно было прикоснуться – Уилл рассеянно подумал, что он никогда прежде не находился так близко к Безмолвному Брату, что пергаментная одежда была соткана из странной, бледной ткани, жесткой, как кора дерева, и казалось, что от кожи Джема исходит холод, так же как от камня даже в жаркий день.

Джем взял Уилла за подбородок, заставляя смотреть прямо на него. Прикосновение его пальцев было холодным.

Уилл прикусил губу. Это был последний момент когда Джем, смог бы прикоснуться к нему.

Воспоминания полоснули его, как нож – как годами Джем похлопывал его по плечу, как он протягивал руку, чтобы помочь Уиллу, когда тот падал, как Джем, сдерживал его, когда он был в ярости, собственные руки Уилла на худых плечах Джема, когда Джем кашлял кровью в его рубашку.

– Послушай меня. Я ухожу, но я живу. Я не совсем ухожу от тебя, Уилл. Когда ты борешься, я буду по-прежнему с тобой. Когда ты идёшь в мир, я буду светом на твоей стороне, устойчивой землёй под ногами, силой, которая заставляет держать меч в руке. Мы связаны, вне клятвы. Маркс этого не изменит. Не изменит клятву. Он просто дал слова на то, что уже существует.

– Но что для тебя? – сказал Уилл – Скажи мне, что я могу сделать, ведь ты – мой парабатай, и я не хочу, чтобы ты вошёл в Город Молчания один.

– У меня нет выбора. Но есть то, о чём я хочу тебя попросить. Будь счастлив. Я хочу, чтобы ты имел семью и старел с теми, кто любит тебя. И если ты хочешь жениться на Тессе, то не позволяй мыслям обо мне держать вас отдельно друг от друга.

– Ты знаешь, возможно, она не захочет быть со мной, – сказал Уилл.

Джем быстро улыбнулся.

– Хорошо, думаю это решать вам.

Уилл улыбнулся в ответ, и только в этот момент они снова были просто Джем и Уилл. Уилл мог видеть Джема, и через него прошлое. Уилл помнит как они вдвоём пробегали по темным улицам Лондона, прыгая с крыши на крышу, кленки серафима блестели лезвиями в руках; их часы в тренажерном зале, они толкали друг друга в грязь, лужи, бросали в Джессамину снежки изо льда во дворе, спали, как щенки на коврике перед огнем.

Ave atque vale, подумал Уилл.

Здравствуй и прощай.

Прежде он никогда не особо задумывался об этих словах, никогда не интересовался почему они обозначали не только прощание, но и приветствие.

Каждая встреча вела к расставанию, включая эту, поскольку жизнь жестока.

В каждой встрече таилась печаль расставания, а в каждом расставании была радость встречи.

Он не забыл бы радость, счастье.

– Мы говорили о том, как прощаться, – сказал Джем.

– Когда Джонатан прощался с Дэвидом, он сказал – Иди с миром, потому что мы оба поклялись: Господь да будет между мною и тобою во веки. – Они больше никогда не виделись, но друг друга не забыли. Так будет и с нами. Будучи Братом Захарием и не видя мир человеческими глазами, в какой-то степени я все же останусь тем Джемом, которого ты знал, и буду видеть тебя своим сердцем.

– Ву мен ши шэн си джи цзяо, – сказал Уилл, и увидел, как глаза Джема слегка расширились, и в них промелькнуло изумление. – Иди с миром, Джеймс Карстаирс.

Они ещё долго смотрели друг на друга, но потом Джем надел капюшон, скрывающий его лицо, и отвернулся.

Уилл закрыл свои глаза.

Он не слышал, как Джем ушел, больше слышал; он не желал знать, когда он ушел и Уилл остался один, не хотел знать, когда на самом деле началась его жизнь Сумеречного охотника без парабатая.

А когда за Джемом закрылась дверь и в том месте, чуть выше сердца, где была руна парабатая, вдруг вспыхнула жгучая боль, он сказал себе, что это была просто искра от костра.

Он прислонился к стене, затем медленно заскользл вниз, пока не сел на пол, рядом с его метательным ножом. Он не знал, как долго сидел там, но он слышал ржание коней во дворе, скрежет перевозки Безмолвных Братьев начинающей двигаться. Лязг ворот, как они закрылись. Мы пыль и тени.

– Уилл, – Он поднял глаза; он не заметил, худощавую фигурку в дверях учебной комнаты, пока она не заговорила.

Шарлотта сделал шаг вперёд и улыбнулась.

Была доброта в ее улыбке, как всегда, и он боролся, чтобы не закрыть глаза от воспоминаний… Шарлотта в дверях этой самой комнаты.

– Ты что, не помнишь, я говорила тебе вчера, что сегодня у нас будет гость в Институте?

… Джеймс Карстаирс…

– Уилл, – снова сказала она. – Ты был прав.

Он поднял голову, руки свисали между колен. – Прав насчет чего?

– Насчет Джема и Тессы, – ответила она. – Их помолвка расторгнута. И Тесса очнулась. Она очнулась и зовет тебя.

Когда я во тьме, я буду думать о свете, с тобой.

Тесса выпрямилась на подушках, заботливо положенными Софи (девушки обнялись, и Софи расчесывала спутанные волосы Тессы, повторяя – господи, господи – столько раз, что Тессе пришлось попросить ее перестать это говорить, прежде чем они бы обе расплакались), и посмотрела на нефритовый кулон в своих руках.

Она чувствовала себя так, словно разделилась на двух разных людей. Один благословлял то, что Джем был жив, что он выдержит, что бы увидеть рассвет снова, что ядовитые наркотики, от которых он страдал так долго, не выжгут жизнь из его вен. Другой -

– Тесс? – мягкий голос за дверью; она подняла глаза и увидела там Уилла, выделявшегося силуэтом на свету из коридора.

Уилл.

Она вспомнила парня, который пришел в ее комнату в Темный Дом и рассеял ее страх, болтая о Теннисоне, ежах и лихих ребятах, которые приходят на выручку и они никогда не ошибаются.

Она думала, что он красив, но теперь она считала его совершенно другим.

Он был Уиллом, во всем своем идеальном несовершенстве; Уиллом, чье сердце можно было разбить с такой же легкостью, с какой заботой оно охранялось; Уиллом, который любил неразумно, но всем сердцем.

– Тесс, – повторил он, колеблясь из-за ее молчания, и вошел, прикрыв за собой дверь. – Я – Шарлотта сказала, что ты хочешь поговорить со мной -

– Уилл- сказала она, и она знала, что слишком бледна, и ее кожа была покрыта пятнами от слез, ее глаза все еще красные, но это было неважно, потому что это был Уилл, и она вытянула руки, и он тотчас подошел и взял их, накрывая своими собственными теплыми, покрытыми шрамами пальцами.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, ищя глазами её лицо. – Я должен поговорить с тобой, но не желаю трогать тебя, пока ты не будешь снова полностью здорова.

– Со мной всё хорошо – сказала она, давя своими пальцами на его пальцы.

– Наблюдение за Джемом ослабило меня. А тебя ослабило?

Он отвёл глаза, хоть ещё и сжимал её руку.

– И да – сказал он. – И нет.

– Ты ослаб – сказала она. – Но не твоё сердце.

– Да, – сказал он. – Да. Именно так. Ты знаешь меня так хорошо, Тэсс. – Он слабо улыбнулся. – Он жив, и за это я благодарен. Но он выбрал путь великого одиночества. В Братстве все делают в одиночестве: едят, гуляют, встают и ложатся спать. Я бы избавил его от этого, если бы мог.

– Ты берег его как только мог-тихо сказала Тесса – Так же как он берег тебя, и мы все так сильно старались уберечь друг друга. Но в конце концов мы все должны сделать свой собственный выбор.

– Ты говоришь, что я не должен тосковать?

– Нет, тосковать мы будем, но не обвиняй себя, потому ты не несёшь за случившееся никакой ответственности.

Он мельком взглянул на их соединяющиеся руки. Он очень мягко погладил её пальцы своими большими.

Дата добавления: 2015-04-24