Featuring The Ten Vows of Success 4 страница

— Правильно.

Сенека недоверчиво покачал головой и обернулся к Хафиду.

— А что скажешь ты, величайший торговец из всех? Перед кем склоняешь голову ты?

— Когда-то ни перед кем, не исключая Цезаря. Но однажды, много лет назад, мы с Сергиусом Павлом поднялись на самый высокий холм окрест крошечного городка Назарета после посещения матери Иисуса. И вот, сидя на его вершине, в такой близости от небес, я вдруг понял, что мои поиски веры, которая бы всегда направляла и поддерживала меня, поиски, которые длились всю мою жизнь, наконец завершены. Я нисколько не сомневался, что в суме, которую я получил от Марии, находилось нечто большее, чем красная плащаница еще одного бедного проповедника. Я был уверен, что в моих руках одежда, которая в течение долгого времени оберегала от холода тело Сына Божьего.

Сергиус Павел наклонился и коснулся в поцелуе щеки великого торговца. Ни слова не было произнесено.

Позже, когда Хафид, Гален, Лука и Эразмус возвращались к каравану, Эразмус наклонился к своему хозяину и спросил:

— А что же будет с нами? Куда мы теперь отправимся?

— Мы вернемся в Дамаск, — отвечал Хафид, — как только мы закончим все приготовления, мы распустим караван. Я собираюсь уединиться в моей библиотеке и провести там столько времени, сколько отпустит Господь, для того чтобы перенести мои десять самых важных принципов процветания в свитки, подобные тем, которые я получил в дар, когда был простым погонщиком верблюдов.

— А потом?.. — не отставал Эразмус.

— А потом я буду помогать тебе в рассылке копий моих свитков во все концы света. Так нас услышат миллионы вместо тысяч, которые приходили меня послушать.

— Для меня было бы большой честью оказать тебе помощь в твоем великом деле, — заявил Лука. — У меня безукоризненный почерк, и я с готовностью взялся бы переложить твои слова на пергамент.

— Эскулап, у тебя есть миссия поважнее. Сделай, как просил тебя Павел. Запиши все, что ты знаешь о его странствиях и испытаниях, а также все, что узнал о жизни Иисуса, включая историю его рождения в Вифлеемской пещере, которую я рассказал тебе, когда мы возвращались к моим повозкам прошлой ночью.

— Хафид, — вскричал подбегающий к ним Сергиус. — Меня осенила замечательная идея. Помнишь, когда давным-давно мы были с тобой вместе в Назарете, я рассказывал тебе о домике, который я построил на горе Ермон вдали от суетного мира около того места, где Господь говорил с Иисусом?

— Помню и много раз сожалел, что так и не принял твое великодушное приглашение посетить его.

— Еще не поздно. Выслушай меня внимательно. Я слишком стар, чтобы поехать туда еще раз, и потому скоро передам права на владение этим необыкновенным местом Стефану, который верно служил мне все эти годы, заботясь о домике. Близость к месту, где говорил Господь, — что может быть лучше для твоей работы?

— Дорога от порта Сидон к Дамаску проходит очень близко к холму, — поспешил сообщить Гален.

— А как же Стефан? — спросил Хафид.

— Ты отвезешь ему мои письменные распоряжения. На некоторое время он вернется к своей семье, в соседнюю Кесарию Филиппову, и пока ты будешь трудиться над свитками, тебя никто не побеспокоит. Если, конечно, Господь не решит побеседовать с тобой. А потом, когда труд твой будет завершен, ты сможешь вернуться в свой дворец в Дамаске, до которого полдня пути, и предоставить Эразмусу распространять по миру твое вдохновенное послание.

Хафид взглянул на Эразмуса, но тот продолжал хранить молчание. Он должен был сам принять это решение. Сергиус Павел продолжал.

— Это твоя последняя возможность, Хафид. В следующем году Стефан со своей семьей, вероятно, навсегда поселится в доме. Поэтому прошу тебя, отправляйся туда сейчас!

Глава восьмая

До отбытия каравана из Рима Хафид, воспользовавшись услугами Луки в качестве проводника, обошел десятки лавок в соседнем книготорговом районе Аргилете. Несколько часов было потрачено на приобретение всего необходимого: нескольких бутылочек с чернилами самого высокого качества, привозимых из Египта, коробки гусиных перьев и дюжины чистых пергаментных свитков, изготовленных из просушенной на солнце козьей шкуры. Был уже полдень, когда они наконец решили возвратиться к каравану, но не прошли они и пятидесяти шагов, как Хафид вдруг остановился и указал рукой на потемневший от времени, поцарапанный сундучок из кедрового дерева, который лежал на земле около одного открытого книжного прилавка.

— Этот старинный сундучок пустой? — возбужденно обратился он к торговцу, который дремал неподалеку, облокотившись на столик.

— Не только пустой, господин, но и продается.

Хафид подошел ближе. Голос его дрожал.

— Друг, открой его для меня.

Торговец поднял ларец и поставил его на стол. Затем, сняв ремни, откинул деревянную крышку. Внутри все было покрыто пылью. Хафид повернулся к озадаченному Луке.

— Дай мне несколько свитков из тех, что мы купили.

Лука открыл кожаную суму, которая висела у него на плече, и извлек оттуда три свитка. Хафид с нежностью поместил их в ларец.

— А теперь дай мне, пожалуйста, остальные семь.

Сундучок как раз вместил все. Хафид осторожно опустил крышку и повернулся к торговцу.

— Сколько?

— Всего сто динариев, господин.

Хафид потянулся к мешочку с деньгами, висевшему у него на поясе под плащом, но его остановил Лука.

— Господин, — протестующе воскликнул он, — этот старый ящик не стоит и десятой части того, что он просит за него! Посмотри, какие ржавые петли и как обтрепаны ремни. Пойдем, я знаю замечательную лавку неподалеку отсюда, где ты найдешь сколько угодно сундуков на любой вкус и за куда более низкую цену.

— Лука, я ценю твою заботу, но этот сундучок — то, что мне нужно. Не могу поверить своим старым глазам, но он выглядит точно так же, как тот, в котором хранились те десять свитков, полученных мной больше шестидесяти лет назад, когда я был погонщиком.

На лице Луки появилась терпеливая улыбка.

— Он достаточно стар и изношен, чтобы казаться тем самым сундучком.

Хафид заплатил торговцу и сказал, обращаясь к Луке:

— Это не просто совпадение, что я нашел этот ларец именно сейчас. Это Господь опять играет со мной партию в шахматы, и это добрый знак. Теперь мне будет куда положить свитки, когда я закончу их.

Прошло две недели, и вот Караван Успеха наконец прибыл в порт Сидон, а день спустя они уже были на пересечении дорог, одна из которых вела на восток — в Дамаск, а другая на юг — к горе Ермон.

Хафид сошел с огромной повозки, которая служила ему и его спутникам столько лет в их странствиях по миру. Позади нее была повозка поменьше, груженая ящиками с припасами, одеждой и письменными принадлежностями. Тот, кто управлял ею, приблизился к Хафиду, отдал ему кнут и сказал: «Все в порядке, господин». Эразмус и Гален тоже подошли к хозяину. Хафид повернулся к счетоводу и произнес:

— Я вернусь домой, как только завершу работу над свитками, возможно, через две недели.

Эразмусу не удалось скрыть свое огорчение.

— Господин, прошу тебя, измени свое решение и позволь мне сопровождать тебя. Мы не расставались уже много, много лет.

— Отгони от себя страх, Эразмус. Я должен сделать это в одиночестве, чтобы не нарушить мою сосредоточенность. Я выживу. Погода стоит теплая, а еды мне хватит на несколько недель. Скоро мы снова будем вместе. Ты еще не потерял свою карту, из тех, что дал нам обоим Сергиус Павел, объясняющую, как добраться до его домика на Ермоне?

Эразмус похлопал себя по одежде.

— Она здесь, господин. Хафид кивнул и обнял своего верного друга.

— Если тебе вдруг станет одиноко через месяц, а я к тому времени еще не вернусь, смело можешь навестить меня. А пока возвращайся домой в Дамаск и возьми с собой Галена за компанию, как договорились. Он также поможет тебе распустить караван. А сейчас — прощай. Сегодня вечером я отойду ко сну в полном одиночестве там, где когда-то говорил Господь!

Дорога от подошвы горы Ермон шла вверх с такой поспешностью, что Хафид и не заметил, как начался подъем, с каждым шагом приближавший его к вершине величественной горы, которая, если смотреть издалека, казалось, упиралась в небо. Он не подгонял двух своих жеребцов, а ехал не спеша, вбирая в себя ароматы росших по склонам падубов, боярышника, миндаля и тянувшихся вдоль дороги гиацинтов, цикламенов и лютиков. Через час с небольшим он миновал глыбу белого камня, более чем на пятьдесят локтей вздымавшуюся над небольшими курганами из валунов, и теперь, согласно карте, знал, что от места назначения его отделяли всего лишь две мили.

По левую сторону от него мир, казалось, призывал его полюбоваться своими красотами. Вдалеке сверкало и переливалось Галилейское море, и великий торговец напряг зрение, высматривая к востоку от моря свой любимый Дамаск, но тяжелый туман висел над пустыней в той стороне. Направо от него, высоко над головой, ему открывалась вершина горы и, посмотрев туда, он понял, что снег, который на расстоянии казался сплошным белым покровом, переливающимся на солнце, в действительности лежал только в расщелинах и на уступах,

Карта, нарисованная Сергиусом Павлом, указывала, что дорога в конце концов приведет в рощицу дикого можжевельника, скрывавшего от посторонних глаз домик старого наместника.

Как только Хафид въехал под навес из зеленых веток, он тотчас остановил повозку. Невдалеке, прямо перед ним, стоял домик Сергиуса в окружении мохнатых деревьев, чьи нижние ветви покоились на его крыше. Широкоплечий мужчина, одетый в звериные шкуры, стоял у крыльца и с любопытством наблюдал за Хафидом, вылезавшим из повозки. Он помедлил в нерешительности, когда Хафид приветственно поднял руку, а затем крикнул:

— Ты заблудился, странник?

— Думаю, нет. Ты Стефан?

— Да.

— Твой друг и благодетель Сергиус Павел шлет тебе свои приветствия. А также письма с указаниями.

Стефан принял небольшой свиток пергамента, сломал печать и поспешил прочитать написанное. Затем он почтительно поклонился Хафиду и проговорил:

— Добро пожаловать, господин. Позволь, я отнесу твой багаж в дом и помогу тебе устроиться в этом необыкновенном месте. Хафид взял правую руку молодого мужчины и положил две золотые монеты на его мозолистую ладонь.

— Мне очень жаль, что я невольно заставляю тебя покинуть твой дом. Однако меня несколько утешил Сергиус, сообщив, что у тебя есть семья недалеко отсюда.

Стефан кивнул, недоверчиво глядя на свое только что обретенное богатство.

— Я много раз упрекал себя за то, что так и не навестил отца с матерью этим летом. Теперь самое время сделать это.

Дом состоял всего из четырех комнат, но обставлен и украшен был все с тем же вкусом, который чувствовался во дворце и на вилле Сергиуса. Особую радость доставил Хафиду огромный стол для письма, на котором он разложил перья, чернила и свитки. Старый сундучок, приобретенный в Риме, был задвинут под стол. Разгрузив повозку, Стефан принес несколько поленьев для внушительного каменного очага.

— Прежде чем я уйду, господин, не хочешь ли спросить меня о чем-нибудь? Нет ли чего-нибудь еще, что я могу показать тебе? Все это время Хафид неотрывно смотрел в проем открытой двери на тенистую рощу позади дома.

— Да, — тихо откликнулся он, — ты можешь отвести меня туда, где, как слышали, говорил Господь?

— Идем, — сказал Стефан и повел своего пожилого спутника по тропинке, затерянной среди маргариток. Наконец он остановился и прислонился к дереву.

— Всего несколько лет назад это место вновь посетил Петр, которого сопровождал Сергиус, и он сказал, что все произошло вот здесь. Видишь, я выложил валунами круг, чтобы пометить его. Очевидно, Петр, Иаков и Иоанн проделали вместе с Иисусом путь из Кесарии Филипповой и так устали, что уснули прямо здесь, на земле, едва добравшись до вершины. Петр рассказывал, что они проснулись от яркого света, который едва не ослепил их, и свет исходил от того места, где, стоя на коленях, все еще молился Иисус. Затем светящееся облако спустилось к ним, и в тишине они услышали голос, произнесший: «Это — Сын Мой Возлюбленный; слушайте Его».

— А что было потом? — спросил Хафид.

— Все произошло, по словам Петра, в считанные минуты. Вскоре облако растаяло, и только звезды в вышине были свидетелями.

Хафид перешагнул через огромный валун и медленно пошел по неровной земле, пока не очутился в самом центре круга. Несмотря на прохладу в воздухе, он вдруг ощутил на своем лице теплый ветерок и громкое биение сердца в груди. Голос Стефана испугал его.

— Если мои услуги больше не нужны, господин, я пойду, чтобы успеть спуститься с горы до захода солнца.

Хафид смотрел вслед удалявшейся фигуре Стефана, пока она не растворилась в сумерках. Затем он опустился на колени около самого большого валуна и облокотил руки на его шершавую поверхность. И снова он почувствовал на своем лице таинственный теплый ветерок и понял, что пока он здесь, он будет приходить на это место каждое утро, преклонять колени все у того же камня и молиться о помощи в завершении свитков — это станет частью его ежедневных занятий.

Он почти не спал в ту ночь, вглядывался в темноту, думая о том, что напишет.

— Это, — вслух произнес он, — величайшее испытание в моей жизни. Я снискал славу торговца и оратора, но суметь передать в написанных словах силу, которая изменит будущее тех, кто прочтет их, — высочайшее достижение и настоящее чудо. Я знаю, что не справлюсь с этой почти невыполнимой задачей в одиночку. Потому я прошу Тебя, Господи, помоги мне.

Когда пришло утро, Хафид легко позавтракал и вышел под открытое небо. Сделав несколько глубоких вдохов, он направился к образовавшим круг валунам; там он опустился на колени и снова стал молить о помощи. Затем вернулся в дом, удобно устроился в обитом кожей кресле за столом, раскрыл чистый свиток и, обмакнув перо в темные чернила, принялся писать...

Дважды в день, утром и вечером, перед сном, я буду читать слова этого свитка. Вечернее чтение должно быть вслух. Так я буду продолжать в течение семи дней, включая субботу, прежде чем перейти к следующему свитку. Таким образом, за десять недель я создам фундамент для строительства новой и лучшей жизни. Я понимаю, что не будет пользы, если я буду пропускать одно дневное чтение или более. Я понимаю, что успех в жизни, которого я смогу добиться благодаря этой мудрости, находится в прямой зависимости от усилий, затраченных для достижения его...

Глава девятая
Свиток 1

Я рожден для успеха, а не для поражений.

Я рожден, чтобы гордо нести голову, а не для того, чтобы понуро опускать ее перед лицом трудностей.

Я рожден, чтобы узнать вкус побед, а не для того, чтобы хныкать и причитать.

Что случилось со мной? Куда делись мои мечты? Когда я увяз в трясине лживых похвал, которые расточают друг другу посредственности?

Никто так не обманывает человека, как он сам. Трус убежден, что он всего лишь осторожен, скупец считает себя бережливым. Нет ничего легче, чем обмануть себя, поскольку всегда легко верить в желаемое. Никто за всю мою жизнь не обманывал меня так, как я сам.

Почему я всегда стараюсь окутать свои скромные достижения завесой слов, сводящих все к легкомысленной шутке или объясняющих мои неудачи недостатком способностей? Хуже всего то, что я и сам верю в свои объяснения, охотно продавая свои дни за гроши и утешая себя тем, что все могло быть гораздо хуже. Больше этого не будет! Пришло время изучить свое отражение в зеркале, пока я не пойму, что мой злейший враг — это я сам. Наконец-то настал волшебный миг, когда с помощью моего первого свитка с моих глаз начинает спадать пелена самообольщения.

Теперь я знаю, что в мире есть три разновидности людей. Первые учатся на собственном опыте — это мудрецы. Вторые учатся на опыте других — это счастливцы. Третьи не учатся ни на своем, ни на чужом опыте — то глупцы.

Я не глупец. Отныне я буду стоять на собственных ногах, навсегда откинув ужасные костыли жалости и презрения к себе.

Никогда больше я не буду жалеть себя или умалять свою ценность.

Каким я был глупцом, когда в отчаянии стоял у обочины дороги и завидовал удачливым и богатым, шествовавшим мимо. Неужто они наделены необыкновенными способностями, редким умом, мужеством героев, завидной целеустремленностью и другими выдающимися качествами, которых нет у меня? Или им дано больше часов каждый день на выполнение их грандиозных планов? Или их сердца полны чувств, а души — любви, которые отличны от моих? Нет! У Господа нет любимцев. Мы все созданы из одной глины.

Теперь я также знаю, что печали свойственны не только моей жизни. Даже у самых мудрых и удачливых в нашем мире бывают полосы неудач и страданий, но они, в отличие от меня, понимают, что нет покоя без усилий, отдыха без работы, смеха без горечи, победы без борьбы, что такова цена, которую мы все платим за то, что живем. Было время, когда я платил эту цену охотно, но постоянные разочарования и поражения сначала подточили мою уверенность, а затем и мое мужество — так капли воды разрушают со временем самый прочный камень. Теперь все это осталось далеко позади. Я больше не живой мертвец, вечно пребывающий в тени других и прячущийся за спиной жалких оправданий, пока годы превращаются в пыль.

Никогда больше я не буду жалеть себя или умалять свою ценность.

Теперь-то я знаю, что терпение и время могут даже больше, чем сила и страсть. Годы отчаяния уходят в прошлое. Все, чего я достиг, и все, чего я надеюсь достигнуть, было и будет достигнуто этим медленным, тяжелым путем терпеливого труда, из которого вырастает муравейник, частичка за частичкой, мысль за мыслью, шаг за шагом.

Успех, когда он приходит ночью, часто уходит с рассветом. Теперь я готов к долгосрочному счастью, потому что я наконец-то постиг великую тайну, скрытую в годах, которые так сурово со мной обошлись. Неудача — в каком-то смысле прямой путь к успеху, так же как всякое разоблачение ложного ведет нас к серьезному поиску подлинного, а всякий новый опыт указывает нам на ту или иную ошибку, и, если мы будем внимательны к нашему опыту, мы сможем избежать ее в дальнейшем. Путь, который я прошел, часто мокрый от пролитых слез, не был пустой тратой времени.

Никогда больше я не буду жалеть себя или умалять свою ценность.

Благодарю Тебя, Господи, за то, что ведешь Свою игру со мной, за то, что сегодня вложил в мои руки эти свитки. Я думал, что всю свою жизнь мне придется провести на отмели, но мне следовало помнить, что за отливом всегда следует прилив.

Больше я не стану оплакивать свое прошлое. Оно никогда не вернется. Но вместо этого при помощи этих свитков я позабочусь о своем настоящем и без страха, сомнения или отчаяния отправлюсь навстречу таинственному будущему.

Я сотворен по образу и подобию Господа. Нет ничего, чего я не смогу добиться, если постараюсь.

Никогда больше я не буду жалеть себя или умалять свою ценность.

Глава десятая
Свиток II

Я уже другой человек, лучше, чем прежде.

Прошло только несколько дней с тех пор, как я начал новую жизнь с помощью этих свитков, но я уже замечаю, как в сердце моем растет и крепнет странное мощное чувство обновленной надежды, которая уже почти было исчезла из моей жизни.

Наконец-то я освободился от пут отчаяния, и меня переполняет благодарность. Еще не успели остыть на губах моих слова первого свитка, а я уже вырос в собственных глазах и уверен, что это скоро отразится на отношении мира ко мне. Теперь я знаю великую истину. Единственная цена, которую признает мир, — та, что мы назначаем себе сами. Если мы оцениваем себя слишком низко, то мир не против. Если мы назначаем себе самую высокую цену, то мир с той же готовностью принимает нашу оценку.

Благодарю Тебя, Господи, за то, что вложил в мои руки эти бесценные свитки. Это — поворотный момент в моей жизни, и я не должен и не хочу уйти от этого испытания, как делал много раз в прошлом. Теперь я знаю, что каждый в своем странствовании по этой жизни проходит через священные места, данные человеку для того, чтобы он мог почувствовать свое родство с божественным; места, где небеса словно ближе к нам и где нас встречают ангелы, указуя путь. Это там, где приносят жертву, там, где сходятся земное и вечное, там, где испытывается жизнь человеческая. Неудачи моего прошлого уже почти забыты. Даже боль и сердечная мука. И я буду счастлив в будущем, если доживу до того времени, когда смогу сказать, что вот здесь я наконец узнал вкус победы. Но сначала я должен запомнить и претворить в жизнь вторую заповедь успеха:

Никогда больше я не стану встречать рассвет без карты.

В прошлом мне казалось, что иметь цель, маленькую или большую, — не больше чем глупость, так мало веры у меня было в мои способности. Для чего, спрашивал я себя, мне нужны скромные незначительные цели — только чтобы удовлетворить мои ничтожные дарования? И что это изменит в природе вещей? И так ежедневно я пускался в плавание по морю жизни без руля и компаса, надеясь дожить до захода солнца, лживо заверяя себя, что я жду только подходящего момента или удачного случая, чтобы измениться. Ни на секунду не веря сам, что мое будущее хоть сколько-нибудь будет отличаться от моего прошлого.

Плыть изо дня в день по течению совсем не трудно. Не требуется особого умения, усилий или стараний. А составить себе план на день, неделю или месяц и следовать ему — далеко не просто. «Я начну завтра», — день за днем говорил я себе. Тогда я не знал, что «завтра» можно отыскать только в календаре глупцов. Не замечая того, как смехотворны мои обещания, я растрачивал свою жизнь на пустые иллюзии, и так продолжалось бы еще долго, пока не стало бы слишком поздно что-либо изменить, если бы не эти свитки. Между «поздно» и «слишком поздно» неизмеримое расстояние.

Никогда больше я не стану встречать рассвет без карты.

Я вел жизнь, построенную на нелепостях. Всегда желать начать новую лучшую жизнь и никогда не находить время, чтобы сделать это; похоже на то, как если бы я вдруг стал говорить себе всякий раз, как у меня возникает желание есть, пить или спать, что это можно сделать на другой день, пока я не умер бы. Слишком долго я был убежден, как и многие другие, что только великие цели, приносящие в награду золото, славу и власть, достойны внимания. Как я ошибался. Теперь я знаю, что мудрый никогда не ставит себе несоразмерных целей. Такие планы он зовет мечтами и, лелея их в своем сердце, держит их подальше от насмешливого взгляда других. Он встречает каждое утро, имея цели только на этот день, и заботится о том, чтобы все запланированное было выполнено до того, как он ляжет спать. Вскоре достижения каждого дня складываются воедино — как муравейник складывается из крупинок, — и в конечном счете из них вырастает замок, достаточно просторный, чтобы вместить любую мечту. В действительности этого нетрудно достичь, как только я научусь обуздывать свое нетерпение и мерить жизнь сегодняшним днем. А я могу сделать это. Я хочу сделать это.

Никогда больше я не стану встречать рассвет без карты.

Успех наполовину достигнут, стоит только обзавестись привычкой твердо идти к поставленной цели. Даже самая трудная задача становится по силам, когда каждый день я начинаю в убеждении, что любой, самый неблагородный и утомительный труд делает меня на шаг ближе к исполнению моих заветных желаний. Моя жизнь обретает новый смысл, ибо стоило бы жить вообще, если бы ни утро, ни вечер не приносили новых радостей?

Теперь я убежден, что жизнь может быть наполнена детской радостью для того, кто просыпается, зная, что его ждет ясно начертанный маршрут.

Теперь я знаю, где я.

Я также знаю, где я хочу оказаться, добившись своих целей.

Чтобы проделать этот путь, мне совсем необязательно знать сейчас все извивы и повороты моего маршрута. Важно другое — я сделал частью своей жизни свиток первый и свиток второй, и теперь я не буду оборачиваться на то ужасное прошлое, когда дни не имели ни начала, ни конца, когда я брел по бесплодной пустыне навстречу смерти и краху.

Завтра у меня будут цели! И на следующий день! И во все другие дни!

Никогда больше я не стану встречать рассвет без карты.

Раньше я оценивал свои усилия в жалкий грош и на большее уже не мог рассчитывать, но годы, когда я работал за рабскую оплату, закончились. Теперь я знаю, что, какую бы оплату я не потребовал у жизни, она с готовностью заплатит.

Солнце светит мне не для того, чтобы я печалился о вчерашнем дне. Прошлое похоронено, и я едва не похоронил себя вместе с ним. Я больше не дам воли слезам. Пусть солнце озарит своим светом обещания завтрашнего дня... и меня.

Никогда больше я не стану встречать рассвет без карты.

Глава одиннадцатая
Свиток III

Я пробудился. Я полон радостного ожидания. Я чувствую в своем сердце странное ликование, теперь, когда я приветствую каждый новый день радостью и уверенностью, а не страхом и жалостью к себе.

Тот, кто страдает, помнит. Теперь, когда у меня есть эти свитки, я больше никогда не повторю неудачи и ошибки прошлого. Теперь каждый день меня будут сопровождать три союзника: уверенность в своих силах, гордость и воодушевление. Я уверен, что справлюсь с любой задачей, гордость требует, чтобы я применил для этого все свои способности, и все это станет реальностью, потому что я заново открыл необыкновенную силу, которая лишь в детстве сопутствовала моей жизни, — силу воодушевления.

Всякое знаменательное событие в истории человечества — это триумф энтузиазма. Все великое свершалось благодаря ему, потому что он придает любому испытанию, любой задаче, какими бы непосильными и трудными они ни были, новый смысл. Без душевного подъема, без энтузиазма, я обречен вести жизнь посредственности, но с ним я могу творить чудеса.

Мое существование обретает новый смысл. Неудача больше не является моим постоянным спутником. Бесплодность, одиночество, бессилие, печаль, раздражение и отчаяние прошлого исчезли в тот день, когда я снова научился улыбаться. И вот уже другие отвечают на мои улыбки и мое радушие. Я с радостью делюсь свечой любви и счастья.

И я всегда буду поддерживать в своей душе огонь воодушевления.

Нет ничего сильней в мире, чем энтузиазм. Он намного превосходит деньги, власть, влияние. Человек, исполненный убежденности в правоте своего дела, добьется успеха там, где никакое богатство ничего не сможет поделать.

Энтузиазм преодолевает предубеждение и сопротивление, пробуждает жажду деятельности, штурмом берет любую крепость и, подобно лавине, сметает и поглощает все препятствия на своем пути. Я узнал великую истину: энтузиазм — моя вера в действии! С верой мне неведомы поражения.

И я всегда буду поддерживать в своей душе огонь воодушевления.

Некоторые из нас иногда испытывают воодушевление, а немногие даже способны поддерживать его в течение дня или недели. Все это хорошо, но я должен добиться и добьюсь того, чтобы воодушевление стало моим постоянным состоянием, тогда я смогу повторить успех, которым наслаждаюсь сегодня, и завтра, и через неделю, и через месяц. Энтузиазм, упоение тем, чем я занимаюсь в данный момент, творят чудеса. И мне даже не нужно стремиться понять, отчего это происходит. Мне достаточно знать, что это придаст дополнительные жизненные силы моим мускулам и моему уму.

Я буду настойчив и всегда буду с воодушевлением относиться ко всем своим начинаниям, и это сделается моей привычкой. Мы сами должны создавать свои привычки, ведь они создают нас. Энтузиазм станет моей колесницей, которая помчит меня к лучшей жизни. И вот я уже улыбаюсь в предвкушении грядущих перемен.

И я всегда буду поддерживать в своей душе огонь воодушевления.

Энтузиазм двигает горы и усмиряет диких зверей. В нем дух искренности, а без нее истина редко одерживает победу. Подобно многим другим, я строил свою жизнь на ложном представлении о награде, считая, что богатство и роскошь должны быть моими целями. На самом деле все, что нам нужно, чтобы сделать нас по-настоящему счастливыми, — это дела, которые вызывают в нас душевный подъем. Энтузиазм принесет моему будущему больше, чем приносит росткам пшеницы весенний дождь.

И потому жизнь моя станет теперь другой, чем прежде. И никогда больше я не стану считать тяжкой повинностью ту работу, которую я должен сделать, чтобы поддерживать свое существование, ибо тогда я буду изнывать под бременем необходимости, и каждый день будет казаться вечностью. Лучше я забуду, что должен работать, чтобы кормиться, и каждый день буду приниматься за работу со всей своей энергией и воодушевлением. Так я добьюсь лучших результатов, а работа перестанет быть в тягость, день будет пролетать незаметно, и, если я найду в себе силы продолжать так день за днем, то уверен, что моя ценность в глазах мира и в моих собственных глазах вырастет неизмеримо.

Нет такого человека, занятия, события, которых мое отношение не смогло бы изменить к лучшему.

И я всегда буду поддерживать в своей душе огонь воодушевления.

Благодаря этому яркому огню впервые я сумею разглядеть все то хорошее в жизни, что было скрыто от меня в те бесплодные годы. Точно так же, как юный влюбленный обладает большей восприимчивостью и более острым зрением и замечает в объекте своих пылких чувств сотни достоинств и прелестных черточек, так и я, исполнившись воодушевления, обрету способность видеть красоту и очарование, которые не замечают другие. Существует ли лучшая награда за изнурительный труд, нужду и лишения, а может быть, и гонения? Энтузиазм позволит мне повернуть любую ситуацию в свою пользу, а если я вдруг оступлюсь, что случается время от времени и с самыми одаренными, то я не стану впадать в уныние и продолжу свой путь.

Дата добавления: 2015-04-29