Ради победы команды

15 мая 2007 года, 9.40

Перед зданием торгового центра «Шерон Хайтс», а точнее, перед входом в банк «Веллс Фарго» стоит белый минивэн. В машине сидит техник и выполняет первую за сегодняшний день проверку связи.

– Солнце жарит, – говорит Мэдден, ожидая заключения техника. – Значит, пусть идет в темных очках с микрофоном в дужке.

Хэнк кивает на левую полку, на которой лежит несколько пар солнечных очков в толстой оправе и рядом – полупустая кружка с кофе. На всех очках дужки из неопрена.

– Модель, конечно, не самая модная, но ты можешь просто повесить их на ворот. Если солнце будет бить в глаза, надевай, не стесняйся. Как солнечные очки они тоже работают.

Мэдден объясняет Когану, что передатчик подхватит звук с расстояния в пятьсот метров, но они припаркуются ближе. Еще один передатчик они присобачили к скамейке, так что, если Когану удастся держаться где-нибудь поблизости, они гарантированно не упустят ни слова. Хорошо, что сегодня ветра почти нет.

– Мы на тебе этот трюк уже пробовали, так что ты в курсе, – извиняющимся голосом говорит Мэдден. – Удивление долго не проработает. Он быстро сориентируется и замолчит. Важно расколоть его в первые тридцать секунд.

Коган кивает, вспомнив тот подстроенный телефонный разговор с Керри.

– Хочешь, пройдемся еще раз по сценарию? Или ты все запомнил?

– Запомнил, нормально, – отвечает Коган.

– Ладно. Мистер Бернс, как я уже говорил, будет выгуливать собаку у питьевого фонтанчика.

Мэдден показывает Когану собственноручно нарисованный на клочке бумаги план парка. Тремя крестами в центре отмечена та самая скамейка. Крестик в кружочке отмечает положение Бернса. Фонтанчик обозначен квадратиком. Еще три обычных крестика отмечают положение других скамеек в парке. Себя, находящегося за пределами парка, Мэдден тоже обозначил крестиком в кружочке. Технически они с Бернсом будут находиться примерно на одном расстоянии от скамейки, но Бернс будет гулять у всех на виду, а Мэдден – сидеть в минивэне за деревьями и кустами.

– Чересчур близко – тоже плохо, – продолжает Мэдден, – но ты его будешь видеть. Если все будет нормально, его помощь не потребуется.

– А если у вас не идет звук, он поднимет собаку на руки?

– Да.

– И какая у него будет собака?

– Не знаю пока. Маленькая. И белая.

– Это служебная собака?

– Нет, карманная. Он ее у девушки позаимствовал.

– То есть от собачки проку не будет?

– Не будет. Но она дрессированная.

– Ну, значит, так, – техник протягивает Когану очки, – у нас вроде все готово. Держи. Мы их еще раз протестируем, когда ты поближе к месту подойдешь.

Коган засовывает передатчик за шиворот рубашки и вешает очки на ворот.

– На кого я похож? – спрашивает он Мэддена.

– На себя. Чего мы и добивались, – отвечает тот.

* * *

До встречи остается еще пятнадцать минут, и Коган проводит их, сидя в машине и болтая с Кэролин. Говорит он в основном о будущем.

– Ты о чем думаешь? – спрашивает его Кэролин.

– О том, как поведет себя начальство в больнице. Конечно, они все равно могут меня выдавить. Но если уж уходить, то уходить на своих условиях.

– По-моему, сейчас не время об этом беспокоиться.

– Как думаешь, что она сделает, когда узнает?

– Кто?

– Керри.

– В смысле, изменит ли она показания? Это зависит от того, насколько она уверена в том, что видела тебя. Ей предстоит теперь много общаться с психологами.

– А если она будет продолжать настаивать?

– Да сколько угодно. Дело-то против тебя развалилось.

– А ты как бы отреагировала?

– На что?

– Если бы оказалось, что ты спала с кем-то, а ничего не помнишь?

– По-моему, маловероятно, что Кристен ничего не подозревала. Скорее всего, именно поэтому она и покончила с собой.

– Давай представим, что ты об этом не знала. Такое бывает.

– Тогда мне было бы очень трудно доверять людям. В особенности парням. Мне и сейчас это непросто, а так было бы еще раз в десять сложнее.

Тед кивает.

– Чего ты переживаешь? – спрашивает Кэролин.

– Просто я так сконцентрировался на том, чтобы добиться цели, что не подумал о последствиях. О том, что будет, если все получится.

– Ты сначала добейся, а потом уж будешь рефлексировать.

– Значит, ты на меня не злишься?

– Мы с тобой живем с разной скоростью. Ты жмешь на газ, а я торможу. Потом я жму на газ, а ты останавливаешься. Это жизнь.

– Глупо как-то, а? – Тед улыбается.

– Я бы добилась оправдания. Я же тебе обещала.

– Мне нужно было не просто «за недоказанностью».

Теперь уже Кэролин смеется.

– Ты чего?

– Послушать нас со стороны – мы вообще полный бред несем. Я обещаю тебя отмазать. Ты говоришь, тебе нужно не просто «за недоказанностью».

Они снова смеются, теперь уже вместе. От всей души. И тут Коган вспоминает про очки.

– Е-мое! А микрофон работает?

Кэролин в ужасе смотрит на него. Через секунду открывается дверь минивэна, Мэдден выходит на улицу и стучит в окно их машины. Коган опускает стекло.

– Работает, работает, – говорит Мэдден. – Мы все слышали. Мисс Дупви, мы начинаем. Пойдемте со мной, пожалуйста.

* * *

С самого начала все идет не так. Звук пишется, но Джим появляется совсем не с той стороны, с какой они ожидали. Парк почти круглый, по периметру проходит дорожка для роллеров и велосипедистов, в центре – асфальтовый пятачок с фонтанчиком, который с воздуха, наверное, выглядит как глаз циклона. Войти можно с любой стороны, но большинство входит с двух прилегающих улиц. Одна из них – четырехполосное шоссе, ведущее в горы, любимый маршрут байкеров. Джим появляется со стороны велосипедной дорожки, идущей параллельно улице. Там много деревьев, и потому эта часть парка особенно нравится собачникам.

Коган замечает Джима и машет ему. Пацан не двигается с места и знаком подзывает Теда к себе. Некоторое время каждый убеждает другого подойти. Наконец Коган нехотя покидает укрепленную позицию у центральной скамейки.

Слева он видит Бернса, выгуливающего собаку. Собака обнюхивает какую-то дрянь под кустом. Коган ждет сигнала остановиться, но его не поступает. Значит, все нормально. Передатчик на скамейке не пригодится, но микрофон в очках, по-видимому, работает. Тед старается идти спокойно и уверенно.

– Привет! – говорит Коган, подходя поближе.

– Привет!

Тед показывает на скамейку:

– Присядем?

– Не! Я уже насиделся сегодня. Давайте ближе к делу. Что вы хотели мне показать?

– Я тут кое-какие документы нарыл. Тебе понравится. – И протягивает Джиму конверт.

Джим читает. Выражение лица у него становится все более испуганным.

– Первый листок – это осмотр Кристен. А второй, как видишь, твой. Вы, оказывается, оба подхватили хламидиоз в одно и то же время. Удивительное совпадение, ты не находишь?

Джим оглядывается. Вдалеке прогуливается Биллингс.

– Кто вам это дал? – тихо спрашивает мальчик.

– Тот, кто тебя не любит.

– Это кто же?

– Я все знаю, Джим. Той ночью вы с Кристен занимались сексом. Вернее, она отключилась и ты ее трахнул.

– Она не отключалась.

– У нас есть свидетель. Он тебя сдал.

– Кто?

Тут Коган должен сказать, что сдал один из парней из общаги. Но в этот момент что-то тяжелое ударяет его в правый висок и затылок. Теда бросает вперед, и все темнеет, прежде чем он успевает коснуться земли.

* * *

Мэдден и Кэролин слышат удар. Хэнк включает рацию:

– Что там у вас?

– В смысле? – переспрашивает Бернс.

Через секунду из приемника снова слышится голос Джима:

– Что ты делаешь? У тебя чего, совсем крыша поехала?

Дальше шуршание, треск, удары.

– Я его не вижу, – говорит Бернс.

Снова треск и голос Джима:

– Придурок! У него же мог быть с собой микрофон!

Мэдден говорит в рацию:

– Бернс, мне нужно знать, что там происходит.

Другой голос:

– Тебе повезло, говнюк.

Бернс:

– Не понял, Хэнк.

– Вытаскивайте его оттуда, – резко говорит Кэролин.

– Блин, чувак! Ты опять пушку припер! – Это голос Джима.

– Бернс, он вооружен.

Другой голос:

– Я тебе говорил, Пенек, я в тюрягу не собираюсь. Думаешь, я пошутил?

– Повтори, что ты сказал, – говорит Бернс.

Голоса накладываются один на другой. Мэдден уже с трудом их различает.

– Вытаскивай его! – орет он в микрофон.

И тут Джим орет:

– Да пошел ты в жопу!

Мэдден не ждет ответа Воткинса. И не слышит, как Джим вытаскивает из кармана нож для разрезания бумаги и кричит:

– С меня хватит!

И не слышит, как стреляет Воткинс.

К тому времени Хэнк уже открывает дверь машины, выскакивает и мчится через парк.

* * *

Коган приходит в себя от хлопка пистолета с глушителем. Он лежит на боку и пошевелиться поначалу не может. Перед глазами все расплывается. Первое, что приходит ему в голову, – «возможно сотрясение мозга». Тед с трудом открывает и закрывает глаза. Сбоку от себя он видит чьи-то ноги и лежащее на земле тело. Потом слышит стоны и заставляет себя перевернуться и встать на колени.

– А, как раз вовремя, – произносит знакомый голос.

Тед поднимает голову. Над ним стоит Си-Джей Воткинс с пистолетом в руке. Это само по себе странно, но еще более странно, что на Воткинсе резиновые хирургические перчатки.

– Подержи минутку, – произносит Воткинс.

Тед не успевает ответить. Воткинс резко выворачивает ему руку, и Тед снова падает на землю. Воткинс прижимает пальцы Когана к пистолету.

– Извини, чувак, но иногда приходится жертвовать собой ради победы команды.

* * *

Мэдден, вылетающий из кустов, растрепанный и разъяренный, производит устрашающее впечатление. Больная нога в ортопедическом ботинке волочится за ним, точно якорь на цепи. Мэдден передвигается короткими рывками. Завидев его, потрясенный Бернс бросает поводок и кидается следом. Из него, конечно, бегун получше, но Мэдден уже успел разогнаться вниз по склону и потому добирается до места первым. Там, в тени деревьев, он замечает фигуру, целящуюся в тело на земле.

– Не надо! – кричит кто-то, и в тот же самый момент Мэдден, вытянув вперед обе руки с пистолетом, орет: «Стоять!»

Но нападающий стоять не собирается. Он поворачивается к Мэддену и начинает поднимать пистолет. Хэнк понимает, что он на линии огня, и жмет на курок.

Потом он часто задается вопросом, собирался ли Си-Джей Воткинс в него стрелять.

* * *

Тело, в которое целился Воткинс, оказалось не Коганом. Это был Джим, получивший ранение в шею. После того как отгремел выстрел инспектора, Коган снова поднимается на колени. Он видит, как Бернс пинком ноги отбрасывает в сторону пушку Воткинса, распростертого на земле.

– О господи, Хэнк! Ты же его замочил! – кричит Бернс, продолжая целиться в Воткинса.

Коган с трудом встает. Сначала он ощупывает собственную рану. Затылок и висок в крови, там пульсирует здоровенная шишка – это Воткинс ударил его рукояткой пистолета.

– Вы ранены? – спрашивает Бернс.

– Нет.

Тед смотрит на Воткинса. Да, этот точно пойдет на препараты. Если уже не пошел. Глаза закрыты, лицо пепельно-серое. На нем опять какая-то хламида с длинным рукавом и поверх оливкового цвета футболка. Несмотря на темный цвет одежды, Тед явственно видит пятно, расползающееся выше и левее солнечного сплетения. Пуля, по всей видимости, задела сердце. Коган поворачивается к лежащему на земле Джиму. Из раны в шее хлещет кровь. Под ним уже целая лужа натекла. Но Джим еще жив. Глаза его открыты. Он испуганно и умоляюще глядит на Когана. Тед зажимает рукой края раны так крепко, как только может. Джим пытается что-то сказать. Вместо слов из горла вырывается лишь кашель.

– Его надо срочно в больницу, – говорит Коган.

– Хэнк, ты как? – спрашивает Бернс Мэддена, который тупо застыл, опустив пистолет. – Хэнк!

В этот момент появляется Кэролин в абсолютно неуместном деловом костюме.

– О господи! – выдыхает она.

– Мэдден, иди сюда! – зовет Коган.

Хэнк наконец приходит в себя, сует пистолет в кобуру и приближается к пацану.

– Ох, елки! – говорит он.

– Ему нужно немедленно в больницу. Он много крови потерял. Давайте его в машину и быстро на шоссе. Минут за пять-шесть доберемся. Сейчас пробки везде, в Парквью мы быстрее доедем, чем в университетскую клинику.

Быстрее или нет – это еще вопрос, но в кризисный момент человек делает то, что привычнее. Парквью дальше, чем университетская клиника, километров на пять. Зато Коган точно знает, куда там бежать и что делать. И кому звонить.

– Может, лучше «скорой» дождаться? – спрашивает Мэдден.

Бернс по рации вызывает две «скорые». «У нас тут два огнестрела», – сообщает он.

– Если хочешь, чтобы он умер, то жди «скорой», – отвечает Коган. – Бери его за ноги. Кэролин, помоги нам.

Поначалу они никак не могут взяться правильно, поскольку Теду приходится еще держаться за рану (ему кажется, что с обратной стороны шеи он чувствует выходное отверстие). Но через несколько шагов все же приспосабливаются бежать шестью ногами одновременно и начинают довольно споро продвигаться по направлению к минивэну.

– А с этим что делать? – кричит им вслед Бернс.

– Просто жди «скорой», – отвечает Мэдден. – Сиди и жди.

У машины их встречает техник. Такого поворота он явно никак не ожидал. Дверь уже открыта, мотор работает.

– Я все слышал, – говорит техник. – И все записал.

– Вы знаете, как ехать в Парквью? – спрашивает Коган.

– Вроде да.

– Давайте я поведу, – предлагает Мэдден.

Со всей возможной осторожностью они устраивают Джима на затянутом ковровым покрытием полу машины. Тед старается зажимать края раны, но время от времени руки соскальзывают и кровь выплескивается на ладони. Если полностью рассечена сонная артерия или яремная вена, мальчишке крышка. Он либо помрет, либо останется навсегда идиотом – мозгу не хватит кислорода. Рана совсем рядом с трахеей, так что вполне возможно, что это артерия. Но с другой стороны, тут полно кровеносных сосудов, так что, чем черт не шутит, может, повезет. Все равно, пока не начнешь операцию, ничего точно сказать невозможно.

Тед просит Кэролин набрать номер клиники. Она прижимает трубку к его уху, с трудом удерживая ее на месте, поскольку машина быстро входит в поворот на шоссе.

– Кто это? – спрашивает Тед голос на том конце.

Ему отвечает Кэтрин, медсестра приемного отделения.

– Кэтрин, это Тед. Тед Коган. Слушай меня внимательно. У меня тут девятнадцатилетний парень, ранение в шею, большая потеря крови. Нам понадобится переливание, много физраствора и сосудистый хирург.

– Ты серьезно?

– Вполне. Давай, приступай. Мы будем минут через пять.

Коган снова поворачивается к Джиму. Глаза у того открыты, но дышит он с трудом. Отек вокруг раны, видимо, начинает перекрывать дыхательные пути.

Коган щупает запястье. Пульс частый и неровный. При большой кровопотере организм перенаправляет основной кровоток в первую очередь на жизненно важные органы, остальные сосуды пережимает спазм. И конечности теряют чувствительность.

– Джим, ты чувствуешь мою руку? Моргни, если чувствуешь.

Джим моргает. Это хорошо.

– Я могу чем-то помочь? – спрашивает Кэролин.

– Потрогай его лодыжку. Джим, ты чувствуешь ее руку? Моргни, если чувствуешь.

Он снова моргает.

– Отлично. Мы почти приехали. Давай, пацан, не отключайся! Постарайся не терять сознание. Еще чуть-чуть осталось. Тебя ранило в шею, но, раз ты руки-ноги чувствуешь, значит, все хорошо. Постарайся расслабиться, насколько сможешь. Через пару минут нами займутся врачи.

Коган видит, что мальчик умирает. Слышит по дыханию. Пойдет на препараты, и ничего тут не поделаешь. Остается только просить его держаться.

– Не смей помирать, Джим, – бормочет Коган. – Ты слышишь? Я тебе помереть не дам!

* * *

Все на месте: Ким, Векслер и два интерна, имена которых Тед постоянно забывает. Стоят у входа и ждут. И еще Марк Франклин. Он тут сегодня главный. Джима укладывают на носилки и мчат в смотровую. Медсестра тут же дает ему кислородную маску, Векслер срезает одежду, а другая сестра начинает ставить катетер в вену сначала на одной руке, потом на другой. Первый интерн берет анализ крови, второй ставит мочевой катетер, чтобы, когда начнется переливание крови и поставят капельницу с физраствором, они могли измерить объем выходящей жидкости. До тех пор, пока группу крови не определили, переливать будут первую.

Все, катетеры на месте. Тед поднимает голову и видит стоящего рядом Кима. Он перехватывает у Теда края раны и говорит:

– Все в порядке, я держу.

Коган делает шаг назад. Теперь он просто наблюдатель. Стоит вместе с Мэдденом в углу комнаты, не в силах пошевельнуться от усталости. Бригада выполняет положенные действия. Как это все знакомо! Адреналин в крови понемногу снижается, и Тед снова начинает чувствовать пульсацию в шишке на затылке. Франклин говорит:

– Так, давайте снимок шеи – и в операционную.

У Теда начинает кружиться голова.

Бригада бегом вывозит каталку в коридор. Они скрываются в дверях лифта, и тут Коган замечает Беклер, в изумлении уставившуюся на него. До Теда доходит, что рубашка и руки у него в крови.

– Привет, Энн. – Он прислоняется к стене. Ноги уже не держат.

– Боже правый, Коган! Что случилось? Джози мне сказала, что ты в приемном.

– Несчастный случай. Ничего страшного.

– Ничего страшного?!

Мэдден подходит к Когану и кладет ему руку на плечо:

– Ты как, держишься?

– Не нравится мне эта рана, – качает головой Векслер, осматривая затылок Теда. – Придется зашивать.

– Я сама, – твердо говорит Беклер.

Тед с трудом отрывается от стены.

– Прекрасно! – криво ухмыляется он. – Я всегда считал, что ты кого хочешь на тот свет загонишь. Не помню, я тебе это говорил, Беклер? – Тед обнимает Энн за плечи и, тяжело опираясь на нее, уходит в другую смотровую, по дороге сообщая: – Я твой должник. Они поймали злодея. Настоящего. Того, кто это сделал.

– Это тот самый, которого в операционную повезли?

– Ага. Хотя там все сложно.

Коган объясняет, что в пацана стрелял не коп, а другой мальчишка. И его тюкнул по маковке заодно. А почему – непонятно.

– Если я чего и сделала, Коган, – отвечает Беклер, – так только для себя. Они тебе уже замену искали. И оказалось, что главная кандидатура мне нравится еще меньше, чем ты.

– Я его знаю?

– Ее.

– А, понятно.

– Однако должна признаться, что унижение пошло тебе на пользу, Коган. Я наблюдаю положительные сдвиги в твоем поведении.

Тед улыбается. Они останавливаются рядом с пустой смотровой. Голова все еще раскалывается, но зато его больше не тошнит и предметы он видит отчетливо. Сознание потихоньку прояснилось.

– Хочешь кофе, Энн? Ты со мной никогда кофе не пила. Мне кажется, от этого все наши несчастья и происходили.

– Коган, сделай одолжение.

– Все, что пожелаешь.

– Заткнись!

13
Бизнес-класс

18 мая 2007 года

Если пуля попала в шею и полностью разорвала сонную артерию, шансов выжить у тебя немного. Джиму повезло: артерия была рассечена лишь частично. Пуля вырвала небольшой кусочек стенки артерии, общей площадью миллиметров в пять. И слегка задела гортань. Для того чтобы добраться до повреждений, хирургу пришлось вскрыть горло двумя идущими под прямым углом надрезами, удерживая скальпель параллельно внешней границе грудино-ключично-сосцевидной мышцы. Он постепенно обнажал область мышцы, потом сместился чуть в сторону, к общей, внутренней и внешней, сонной артерии и яремной вене. После чего зашил общую сонную артерию специальной нитью.

Вся операция заняла полчаса, но Коган по-прежнему беспокоился: такие повреждения часто приводят к инсульту. Поэтому, когда Ким сообщил ему, что Джим выжил, но у него случился левосторонний инсульт, Тед не удивился. Тяжесть последствий инсульта можно будет установить лишь через несколько дней, а то и недель. Джим очнулся через два дня. От семидесяти до восьмидесяти процентов мышц по правой стороне было парализовано. Кроме того, у него отмечалась частичная потеря памяти.

В мозгу есть участки, отвечающие за разные виды памяти: кратковременная, долговременная, непроцедурная и процедурная. У Джима в особенности пострадали долговременные и непроцедурные типы памяти. Там содержится информация о конкретных событиях. (Процедурная память – это умение, навык, такой, например, как езда на велосипеде и способность водить машину. Раз выучившись, ты уже не забудешь, как это делается.) Очнувшись, Джим не узнал своих близких.

– Джим, ты меня помнишь? – спросила его мать.

Из-за повреждения гортани и паралича мышц лица Джим не мог ей ответить, но сумел отрицательно покачать головой. Через несколько дней она задала тот же вопрос, и он нацарапал на листке в блокноте левой рукой слово «мама». Но лишь потому, что она ему рассказала, что она его мать.

Врачи пообещали, что со временем при правильном лечении ему станет лучше. Какие-то воспоминания исчезли навсегда, правая сторона, возможно, никогда до конца не восстановится, и его личность тоже может пострадать. Однако мозг всегда находит обходные пути, чтобы послать нужный сигнал, и пациенты, пережившие инсульт, в особенности молодые и сильные, возвращаются постепенно к нормальной, здоровой жизни.

* * *

Через пять дней.

– Нам очень повезло, что Джим выжил. – Отец Джима зачитывает заявление, подготовленное для толпы репортеров, собравшихся перед входом в больницу. – С каждым днем его состояние улучшается. К сожалению, в данный момент он не помнит ни самого происшествия, ни предшествующих событий. Поэтому никаких комментариев по поводу обвинений в его адрес не будет.

На импровизированную трибуну забирается мрачный Кроули и тоже зачитывает короткое заявление:

– Обвинения, выдвинутые против доктора Когана, сняты. Пока мы не произвели никаких арестов, и назвать других потенциальных обвиняемых прокуратура не готова. Расследование продолжается. Все вопросы по поводу смерти мистера Воткинса вы можете задавать начальнику управления Джилиан Хартвик.

Слово берет Джилиан Хартвик:

– Расследование показало, что инспектор Генри Мэдден использовал табельное оружие в целях самозащиты. Нападающий, Кристофер Джеймс Воткинс, направил на него пистолет. Должна добавить, что инспектор Мэдден впервые за все время службы использовал табельное оружие, находясь при исполнении обязанностей. Несмотря на то что инспектор поступил правильно и действия его были оправданны, он сожалеет о том, что в результате этих действий погиб человек.

Коган почти не разговаривает с прессой. Он победил, а победителю лучше не бить себя кулаком в грудь и не обвинять своих гонителей, пытающихся укрыться от помоев, которые на них выливаются ведрами. Коган и сам в курсе, что так не делается, но Кэролин все равно ему об этом напоминает.

– Скромность, сострадание – и никаких имен, – советует она.

Заявление у Когана получается самым длинным. Но он никого не клянет – ни полицию, ни прокуратуру, ни больничное начальство, ни Джима, ни Керри или Кристен и ее отца. Тед говорит на языке, который понятен полиции. Он говорит просто и ясно, но при этом речь его выходит куда более интеллектуальной.

– Меня обвинили в преступлении, которого я не совершал. – Коган иногда заглядывает в бумажку, лежащую на трибуне. – Глупо говорить, что я верил: справедливость восторжествует. Тем из вас, кто поддерживал меня в этот трудный период, я хочу сказать: вы были правы, справедливость действительно восторжествовала. Однако мне очень жаль, что история закончилась так печально.

До того, как это случилось, я работал заведующим отделением травматологии. Некоторые из моих пациентов были хорошими людьми, некоторые – плохими, в большинстве было понемногу того и другого. В нашем деле есть свои правила. Мы следуем этим правилам очень жестко, чтобы по возможности минимизировать риски. Однако лучшие из нас в кризисной ситуации полагаются на интуицию, и иногда нам приходится наплевать на правила.

Я с самого начала был уверен в том, что Кристен – хорошая девочка. Я спрашивал себя, почему она написала в дневнике неправду, и находил единственный ответ: она считала, что писала правду. Она верила в то, что придумала сама. Она придумала красивую историю, чтобы никто не мог у нее эту сказку отнять. Мне очень жаль, что я не мог вмешаться. Не мог убедить ее жить дальше. Не мог убедить, что все не так страшно. И за это мне хотелось бы извиниться перед ее семьей, пережившей за последние несколько недель куда больший кошмар, чем я.

Полиция рассказала, конечно, Когану об их основной версии. Два студента изнасиловали Кристен. Однако это еще предстоит доказать. Одно дело – секс на вечеринке. Изнасилование – куда более серьезный зверь. А теперь один молодой человек мертв, а другой едва помнит, кто он вообще такой, уж не говоря о том, кто такая Кристен. И разобраться в этом деле будет очень сложно. Даже несмотря на то, что в компьютере Джима они нашли его неотправленные любовные письма, адресованные Кристен.

Даже Кройтера пресса уже достала. Его охватило отчаяние. Число преследователей множилось прямо на глазах. Этим утром он вышел из дверей собственного дома и напустился на репортеров.

– Убирайтесь вон с моего газона! – заорал Билл на съемочную бригаду новостного канала. – Нам с женой нечего вам сказать. Пошли вон!

* * *

Через неделю начинаются аресты. Джозефа Грина и Дуайта Джонсона, владельцев салона красоты в Ист-Пало-Альто, обвиняют в сутенерстве и содержании подпольного публичного дома, предлагающего услуги как совершеннолетних, так и несовершеннолетних проституток. Заодно с ними арестованы еще двенадцать женщин. В тот же день задержаны за незаконное хранение и продажу оружия и наркотиков Линкольн Баркли и Джейми Пулидо.

Все эти аресты тщательно срежиссированы отделениями полиции Менло-парка и Ист-Пало-Альто для того, чтобы показать, как оперативно они работают, как борются с преступностью в своих районах. И заодно подчеркнуть, что Воткинс был трудным подростком. Однако имидж чуть ли не члена банды, который они попытались создать сразу после происшествия, плохо сочетается с фотографиями чистенького, ухоженного мальчика, появившимися в прессе. И характеристиками друзей-студентов: умный, обаятельный, всеми любимый. Для того чтобы доказать его вину публике, нужны аргументы повесомее, и Мэддена уже начинают обвинять в том, что он застрелил мальчика ни за что ни про что. И тогда полиция решается на следующий шаг. Они безыскусно сливают в прессу доказательства того, что Воткинс занимался сексом с проститутками, покупал и продавал амфетамины и другие наркотики и был на короткой ноге с поставщиками оружия.

Всего этого не потребовалось бы, согласись Мэдден позволить прессе представить его героем. Поскольку Керри, доктор, а также жертва и подозреваемый хранили молчание, от Мэддена ждали, что хромой инспектор приделает в петличку микрофон и станет раздавать интервью направо и налево. Самые голодные и нахальные обещают ему «представить его в выигрышном свете», написать о нем новый, еще больший материал, «который он мог бы потом с гордостью показывать детям, а те – внукам».

Но неожиданно оказалось, что Мэдден не желает в этом участвовать. Он сообщает Пасторини и Хартвик, что последнее, чего бы ему хотелось, – прочитать о себе еще одну дурацкую статью, восхваляющую его за мужественное преодоление собственного увечья.

– Мне есть что сказать, Пит, но им это не понравится, – объясняет старшему инспектору Хэнк. – И нашему начальству тоже. Ничего хорошего и доброго в моих словах не будет.

– И что же ты хотел бы сказать? – спрашивает Пасторини.

Мэдден колеблется и все-таки продолжает:

– Между нами, Пит, то, что я застрелил пацана, и… – Он смущенно замолкает.

– Ну? – торопит его Пасторини.

– Знаешь, когда я в парке дока спасал, а потом Джима вез в больницу, короче, вся эта кутерьма… В общем, что-то у меня в душе перевернулось. Я все думал о том, как Коган себя повел. Этот сопляк чуть ему всю жизнь не загубил, а он ни секунды не колеблясь делает все, чтобы спасти его. И переживает, да еще как! Не знаю, Пит. Вот так живешь-живешь, надеясь отомстить, а оказывается, что жить-то надо было по-другому. Совсем по-другому. Меня эта история аж до печенок пробрала.

Пасторини изумленно смотрит на Хэнка:

– Ты перед ним что, извинился, что ли?

– Нет. Но поблагодарил.

– За что?

– За то, что он – хороший врач.

– Как трогательно!

Мэдден улыбается:

– А кстати, Пит!

– Чего тебе?

– А ну-ка скажи «шире ширинку».

– Зачем это?

– Ну скажи!

– «Шире ширинку», – говорит Пасторини.

Мэдден снова улыбается:

– Еще раз.

– «Шире ширинку».

Мэдден ухмыляется от уха до уха.

– Офигеть! Эй, Биллингс, – кричит Пит в полуоткрытую дверь, – иди сюда скорее. Я тебе такое покажу!

* * *

На следующий день Коган открывает газету и читает небольшую статью с заголовком «Инспектор по-прежнему хранит молчание». Полстатьи автор опять пережевывает уже давно всем известную информацию о Мэддене – о его увечье, об изнасиловании, дальше идет интервью начальника отдела Хартвика.

«Инспектор – человек скромный, – говорит Джил Хартвик, – однако хранит молчание в этой истории со стрельбой он по иной причине. Мэдден считает, что доктор Коган, а также другие врачи и медсестры больницы Парквью, спасшие жизнь Джиму Пинклоу, и есть настоящие герои. Они и вправду совершили подвиг. А он всего лишь нажал на курок».

Какое-то время Коган и сам верит в то, что сделал хорошее дело. Он знает, что это ощущение скоро пройдет, однако сейчас, пока оно еще тут, он доволен собой, как не был доволен с той самой игры, когда провел лучшую подачу в своей жизни. На последнем курсе университета. В единственном матче, который ему удалось отыграть от начала до конца.

Как-то утром раздается звонок. Больничное начальство интересуется, когда он готов снова приступить к работе. Не готов ли он вообще, а когда.

– В понедельник, наверное, – отвечает Коган. – Если можно, поставьте мне обычный график дежурств.

– Разумеется. Но, может, вам не стоит перенапрягаться в первые несколько недель? Знаете, надо спокойно вработаться, снова включиться в ритм.

Начальница разговаривает с ним скорее как стюардесса, а не как задерганная, вечно недовольная своей зарплатой грымза.

– Да, вы правы. Давайте, пожалуй, оставим на первые пару недель всего три дежурства. А там посмотрим, как дело пойдет.

Вот оно как! Сколько времени он кипел, воображал свое триумфальное возвращение, изводил себя рассуждениями о том, где ему дальше работать. И в одну секунду все это обратилось в пыль от одного-единственного, неправильно сформулированного вопроса и доброжелательного тона бюрократической крысы. «Когда?» Не «хотите ли вы выйти», а «когда».

– Как-то это показалось правильным, – говорит он Кэролин по телефону. Тед звонит ей из своего старого кабинета, в котором ничего не изменилось с момента его увольнения.

– Ну и каково это, снова вернуться к работе? – спрашивает она.

– Самолет тот же самый, только я теперь лечу бизнес-классом. Примерно так.

– Вот она – главная радость в жизни.

* * *

Проходит месяц, потом второй. Вскоре все возвращается на круги своя. Заканчивается август, наступает сентябрь. От Керри ничего не слышно. Коган разочарован немного. Не то чтобы он так уж страстно желал ее увидеть, но ему кажется, что девчонка могла бы и объяснить свое поведение. А заодно извиниться. Мэдден же извинился. Ну, не прямо извинился, но все-таки. Они вместе выпили в «Гусе», и между двумя кружками пива Коган согласился стать помощником тренера в команде «Моури», той самой, в которой играл Чико.

Мэдден считал, что Тед о Керри больше не услышит.

– Ее родители куда-то отослали. Нам не сказали куда. Вроде в какую-то школу с религиозным уклоном.

Оказалось, Мэдден был прав только наполовину.

Джош звонит Теду на работу и сообщает:

– Керри приходила! Часа в четыре. Хотела попрощаться. Выглядит ничего. Она вам посылку оставила. Сказала, что переезжает на восток.

Коган возвращается домой и находит в почтовом ящике перевязанный бечевкой сверток. Внутри записка.

Дорогой доктор Коган!

Надеюсь, у Вас все хорошо. Я читала в газете, что Вы снова работаете в больнице. Рада за Вас! Меня отправляют в частный пансион в Коннектикуте. Отец поднажал на кого-то, и меня приняли прямо с осеннего семестра. Место не суперкрутое, но там здорово. И ребята мне понравились, я с ними познакомилась, когда ездила туда летом. Вы всегда говорили, что Кристен надо учиться на востоке, и в каком-то смысле я последовала Вашему совету.

Я иногда думаю о том, что случилось. На бумаге мне трудно сформулировать свои чувства. Я совсем запуталась. Поэтому предки и решили меня отправить в другую школу – чтобы я могла начать жизнь с чистого листа. Я благодарна Вам за то, что Вы спасли Джима, но, знаете, Вам не пришлось бы его спасать, если бы Вы не переспали с Кристен. Правда, про брата я могу сказать то же самое. Ужасно тяжело, когда не знаешь, кого винить. Особенно если виноваты все сразу. Но я точно знаю, что я видела. Поэтому посылаю Вам диск, который нашли в компьютере Кристен в тот день. Она его для Вас записала, хотя не знаю, собиралась ли она его Вам отдавать. Ниже Вы найдете список треков. Не уверена, что Вы захотите ставить этот диск в операционной, но, по-моему, стоило бы. Вам понравится. Мне, во всяком случае, понравилось.

1. Плач над разбитым экраном. John Mayer.

2. Во всем виноваты индейцы. Modest Mouse.

3. Прости меня. Sinead O’Connor.

4. Хоралы семнадцатилетней. Broken Social Scene.

5. Открой глаза. Snow Patrol.

6. Честно. Zwan.

7. Карты. Yeah, Yeah, Yeahs.

8. Смертельный поцелуй. Lita Ford.

9. Верь мне, Натали. The Killers.

10. Мы станем силуэтами. The Postal Service.

11. Плыви. Modest Mouse.

12. Давай останемся друзьями. Todd Rundgren.

И еще я приложила то, что хотели передать Вам родители Кристен. На днях им наконец отдали дневник. Хранить его дома они не могут – слишком больно. Сначала они хотели его порвать и сжечь, а потом решили отдать его Вам. Прочитайте дневник, и Вы поймете, почему они мне верят. Я знаю, что я видела, доктор Коган, и я никогда этого не забуду.

Искренне Ваша

Керри Пинклоу

Дата добавления: 2015-05-06