Социальные критерии воспитанности человека

Что требуется от семьи; семья многих поколений как тип семьи, лежащий в основе бескризисного развития общества

Главная функция семьи в жизни общества как процесса смены поколений — рождение и воспитание людей. Всё остальное в жизни семьи — вторично по отношению к этому.

Воспитание человека — это многолетний процесс, в котором изначально предопределяющую и определяющую роль играет семья. Поэтому воспитание должно быть подчинено определённой целесообразности, которая должна осознаваться взрослыми членами семьи. В частности, бескризисное развитие общества требует, чтобы новые поколения вступали во взрослую жизнь, свободными от тех нравственно-этических пороков, от тех мировоззренческих ошибок, заблуждений и неадекватного миропонимания[8], которые были свойственны прежним поколениям.

Это, в свою очередь, требует от взрослых членов семьи разумного отношения к жизни общества как «социального организма» (т.е. «системной целостности») в процессе исторического развития. Если этого нет, то семья в большей или меньшей мере не справляется со своей социальной функцией, хотя биологическую функцию воспроизводства (в том числе и «расширенного» воспроизводства) «биомассы» новых поколений вида «Человек разумный» может при этом выполнять более или менее успешно.

Если роль семьи как средства воспроизводства новых поколений общества более или менее осознаётся всеми, то потребности взрослого человека в семейной жизни в исторически сложившейся культуре либо не осознаются, либо вытеснены, подавлены или извращены разнородным личностным своекорыстием: семья как система требует, чтобы все её участники непрестанно и щедро отдавали в неё что-то своё, а личностное своекорыстие требует только одного — брать из среды обитания, как можно больше, отдавая окружающим, как можно меньше.

Вследствие этого своекорыстие близоруко и не видит перспектив: ни чужих, ни своих собственных. Поэтому, если отстроиться от текущего сиюминутного своекорыстия (хочу прямо сейчас поиметь всё, ничего не отдав от себя), то семья нескольких взрослых поколений — не только средство воспроизводства новых поколений, но и первейшее средство поддержки личности в старости или в случае утраты человеком здоровья и работоспособности в более раннем возрасте.

Поскольку человеку свойственны не только физиологические и бытовые потребности (с которыми в перспективе сможет управиться бытовая техника с искусственным интеллектом), но ему ещё необходимо и общение, — и в особенности, с близкими ему по духу (мыслям) людьми, — то в качестве средства поддержки стариков и утративших трудоспособность по иным причинам семью нескольких взрослых поколений, живущую в ладу, не могут заменить ни дома престарелых, ни одинокая старость в редком общении с соседями по подъезду, ни дома инвалидов, ни пансионаты и центры временного пре­бывания пенсионеров.

Но для того, чтобы семья многих поколений могла осу­щес­т­влять эту личностно значимую и социально значимую функцию, её жилище должно быть достаточно просторным, чтобы каждому её члену (по крайней мере нескольким поколениям одной ветви семьи, живущей в одном месте) не было тесно в их общем доме и чтобы дом был уютен.

Соответственно, дома престарелых и т.п. — вспомогательные социальные институты, средства оказания поддержки тех, кто в силу разных причин, — не типичных для нормальной жизни людей и общества в целом, — остался без семьи в старости или по инвалидности.

Если такого рода институты претендуют на то, чтобы стать главными средствами поддержки стариков и инвалидов, то это означает, что общество разрушается, тем более, если этому сопутствует так называемое «социальное сиротство» — одинокие дети (одиночество в семье ребёнка особенно удручающе [9]) и беспризорники, от воспитания которых их биологические родители и другие родственники уклонились.

Второе обстоятельство, требующее поддержки государством и государственного культа именно здоровой семьи нескольких взрослых поколений, состоит в том, что личностно-психо­логи­ческое развитие ребёнка наилучшим образом протекает именно в такой семье, поскольку именно в ней ребёнок в неформальной обстановке — в обычной повседневной жизни — видит все предстоящие ему возрасты жизни и взаимоотношения разнополых и разновозрастных людей. И живя в такой семье, он перенимает бессознательно и осмысленно-крити­чес­ки нравственность, этику и навыки поведения взрослых в разнородных житейских ситуациях. И в этом качестве семью нескольких поколений не может полноценно заменить ни одно назидательно-образовательное учреждение (школа, церкви и т.п.).

Семья нескольких взрослых поколений, в жизни которой царит разлад, тирания кого-то одного из взрослых или война за установление такого рода тирании, может показать ребёнку только пример того, как не надо жить, — если он сможет это понять; а если не сможет, — то он обречён с высокой вероятностью бессознательно «автоматически» воспроизвести в своей жизни пороки и ошибки прошлых поколений своей семьи. Но в современных условиях, когда кланово-родовой образ деревенской жизни семьи многих поколений на одном хозяйстве ушёл в прошлое, такие внутренне конфликтные семьи многих поколений, как правило, не могут возникнуть потому, что молодые поколения в условиях конфликтов со старшими поколениями предпочитают начать обособленную от них жизнь, или потому, что молодые семьи разрушаются (в том числе и при активном соучастии старших родственников).

Семья, в которой только одно поколение взрослых, не может дать в личностном становлении ребёнку многое из того, что ему жизненно необходимо, даже, если в ней царит лад.

Тем более «неполные семьи», в которых мать одна (чаще) или отец один (реже) воспитывают детей в одиночку (особенно, если ребёнок один), ещё более ущербна в этом отношении: поскольку психология полов отличается одна от другой, то в подавляющем большинстве случаев ни мать-одиночка, ни отец-одиночка не могут явить в своём повседневном поведении ребёнку всего, что ему следует перенять от них для полноценной взрослой жизни; и кроме того, ребёнок не в силах защититься от психологического давления кого-то одного из взрослых (если оно имеет место), а защитить его некому. Если одинокий родитель живёт со своими родителями (или родителями второго супруга, ушедшего «на сторону» или в мир иной), то поколение дедушек-бабушек отчасти может компенсировать отсутствие второго родителя.

Но в подавляющем большинстве случаев «неполная семья» (в которой только кто-то один из родителей и дети, а в особенности, если в ней один ребёнок) не может дать ребёнку всего необходимого ему в личностном нравственно-психологическом становлении. Не может дать в том числе и потому, что семья распадается и становится «неполной» большей частью в результате того, что родители оказались не способны выявить и разрешить свои собственные нравственно-психологические про­блемы так, чтобы жить в ладу и в согласии, воспитывая детей. А после распада «полной семьи» (или отказа от вступления в брак при наличии беременности) эти нравственно-пси­холо­ги­ческие проблемы передаются ребёнку на основе биополевой общности членов обоих родóв его предков.

Это означает, что по отношению к таким семьям государственная помощь должна оказываться в каких-то её аспектах не «неполной семье», т.е. по существу не «главе семьи», а ребёнку непосредственно. Одной из форм такого рода помощи ребёнку непосредственно могут быть специализированные детские сады и школы для детей матерей-одиночек, в которых штат воспитателей и учителей должен быть большей частью мужским, а особая программа «продлён­ного дня» (в таких спецшколах) должна быть тщательно проработана психологами и педагогами для того, чтобы дети могли обрести то, чего им не может дать «неполная семья».

С этой же целью — воспитания детей, растущих в «неполных семьях», и улучшения возможностей вступления в брак для одиноких женщин в обществе, в котором есть нехватка настоящих мужчин (мужей и отцов в одном лице), — целесообразно законодательно разрешить многожёнство[10].

Соответственно сказанному, сложившийся к настоящему времени кризис семьи обществу придётся преодолевать на протяжении не одного десятка лет, поскольку только за такие — весьма продолжительные — сроки времени здоровые семьи нескольких поколений могут сложиться и занять положение основного типа семьи [11] в обществе.

Это потребует государственной стратегии развития и поддержки здоровой семьи, что исключает экономическую политику, в которой подавляющее большинство населения непрестанно кочует по стране и миру в поисках лучшего заработка: такое кочевье «рабочей силы» — один из наиболее действенных факторов разрушения семьи и передачи функции воспитания от родителей — «улице» (либо того хуже — телевизору и интернету, что является залогом более или менее ярко выраженной нравственно-психи­чес­кой дефективности всех, кто получит такое нечеловеческое воспитание); кроме того, кочевье «рабочей силы», быт которой либо неблагоустроен в принципе, либо извращён продолжительной жизнью без семьи, — один из источников преступности вообще и мафиозно организованной преступности, в частности.

Также есть ещё одно значимое обстоятельство, о котором биологи знают, но которое социологи обходят стороной: современный город — мощнейший мутагенный фактор, изменяющий генетику человека большей частью не в лучшую сторону. И государство должно учитывать это обстоятельство в своей демографической политике в интересах обеспечения здоровья будущих поколений и стабильности общества.[12] Это означает, что при сложившихся биологически неблагоприятных условиях городской жизни, при рассмотрении жизни общества в целом в преемственности поколений, поддержание численности населения городов должно обеспечиваться только отчасти за счёт воспроизводства новых поколений самими горожанами. Т.е. биологический прирост населения в городах (за счёт рождения детей самими горожанами) должен быть отрицательный, но должен быть постоянный приток в города молодёжи из регионов, где мутагенное воздействие менее интенсивно, нежели в городах. Особенно это касается городов с населением более, чем примерно 200 — 250 тыс. человек, в которых преобладает плотная застройка многоквартирными многоэтажными домами, что практически полностью вырывает людей из естественных биоценозов[13].

Но такая демографическая политика государства требует слаженного взаимодействия культур — городской и сельской — и, прежде всего, — на основе достижения реальной общности стандартов обязательного образования школьников как в городах, так и в сельской местности, а также общедоступности произведений художественного творчества и культуры в целом, что должно составить главную задачу телевидения и образовательных порталов интернета. Этой же задаче также должна быть подчинена и деятельность системы воспитания и образования подрастающих поколений: детские сады, школы, библиотеки. При этом все названные и не названные воспитательно-учебные заведения должны не программировать психику детей нормами культуры и знаниями, а должны указывать им пути взросления личности и становления человеком, предоставляя средства, с помощью которых эти пути можно лучше понять, освоить и пройти ими во взрослость.

Семья должна обеспечивать человеческое воспитание детей.

По существу это означает:

Для того, чтобы определиться в том, какие семьи и в какой именно определённой помощи со стороны государства нуждаются, надо определиться в социальных критериях достаточно успешного воспитания детей в семьях и общественно приемлемой воспитанности молодёжи и взрослых в целом.

Термин «социальные критерии воспитанности человека» по отношению к проблематике вывода России из затяжного кризиса подразумевает, что речь должна идти именно об определённости характеристик личности, благодаря которым множество личностей образуют собой общественный организм: т.е. благодаря которым общество консолидируется, сохраняя (или обретая) при этом способность к дальнейшему бескризисному развитию культуры и поддержке личностного развития всех.

Выделенное курсивом в предыдущей фразе — важная оговорка, указывающая на то, что требуется не консолидация общества вообще, которая может сопровождаться закрепощением личности и омертвением культуры (как это имеет место в тиранических режимах); а, что требуется единение людей в здоровом образе жизни и трудовой деятельности, обеспечивающее свободу личностного развития каждого из них и соответственно — дальнейшее развитие культуры общества, человечества в целом.

В настоящее время в публичной социологии размыты критерии воспитанности человека как члена общества: это одно из следствий культа индивидуализма-либерализма, а также открытой и скрытой пропаганды изолированно-обособленного от других характера существования индивида как нормы жизни всех членов общества. По этой причине могут высказываться мнения о том, что выдвижение каких-либо определённых критериев воспитанности человека — посягательство на свободу личности; что это — тоталитаризм, претендующий на то, чтобы унифицировать всех людей, лишив их своеобразия и т.п.

В действительности это не так.

Во всех обществах реально существуют разного рода системы социальных критериев оценки личности, на основе которых людям предоставляются те или иные права и на них возлагаются те или иные обязанности: аттестаты об образовании, квалификационные дипломы, справки о состоянии здоровья, положения конституций и нормы законов, в соответствии с которыми одни люди в праве претендовать на занятие тех или иных должностей, а другие не в праве, — всё это разного рода социальные критерии состоятельности личности вообще или же состоятельности по отношению к каким-то определённым видам деятельности или образу жизни.

Это — именно социальные критерии, а не единоличные критерии оценки теми или иными индивидами других людей, их возможностей, способностей, прав и обязанностей. В жизни общества единоличные критерии тоже существуют, но они в большинстве случаев не формализованы, поскольку их носителями являются те или иные субъекты. Но поскольку личности составляют общество, то единоличные критерии, образуя достаточно устойчивую ста­тистику, выражаются в субкультуре государственности и в политике как разного рода формализованные нормы и процедуры, которые позволяют выявить соответствие и несоответствие людей этим нормам — в своей первоначальной основе субъективно-единоличным.

Эта культура «сертификации людей», существующая де-факто и де-юре в наши дни во всех развитых странах, уходит корнями в глубокое прошлое.

В первобытных культурах и древних цивилизациях переход во взрослость осуществлялся на основе инициаций (системы испытаний, оформленной в ритуальные традиции), в которых, с одной стороны, — подростки доказывали свою состоятельность в качестве полноправных членов взрослого общества, а с другой стороны, — их родители подтверждали свою состоятельность именно в качестве достойных уважения членов общества, продолживших в своих детях и внуках жизнь этого общества[14]. В смысле допуска подростков во взрослость «дикари» были умнее большинства обществ и государств современности, в которых, кем бы ни вырос ребёнок, как бы он ни был воспитан, он якобы гарантировано — человек и гражданин (за исключением случаев тяжёлой психической патологии, которую невозможно скрыть), равный в правах с другими согражданами (хотя бы формально юридически — в обществах, где нет узаконенного разделения на касты и сословия).

Если соотноситься с задачей единения общества в здоровом образе жизни, как основе сохранения или обретения этим обществом способности к дальнейшему развитию культуры и поддержке личностного развития всех, то от воспитанного человека общество в праве требовать:

· Самообладания (т.е. воля человека должна быть властна прежде всего над его инстинктами и культурно обусловленными навыками поведения, включая привычки — бессознательные автоматизмы поведения) [15], поскольку именно самообладание является основой важнейшего личностного качества, открывающего возможности свободного развития общества: «толерантности» — умения воспринимать людей такими, каковы они есть, и терпимо (без потакания) [16] относиться к ним, не взирая на их личностные пороки, недостатки и совершаемые ими ошибки (в том числе и систематические ошибки). При этом «толерантность» предполагает неприятие, преодоление и подавление попыток к порабощению себя, проистекающих со стороны других индивидов и корпораций как путём применения потенциальными поработителями силы или угрозы её применения, так и путём создания разнородной зависимости от “покровителя”-единоличника или “по­кро­­витель­ст­вующих” корпораций и т.п.

«Толерантность» личности может существовать в обществе только на основе неприятия ею попыток к порабощению и созданию систем зависимости от покровителя, и если «толерантность» утрачивает эту основу, то превращается в благообразно оформленное холопство перед поработителем. Соответственно «толерантность» предполагает и отсутствие собственной устремлённости к порабощению других и созданию разнородной зависимости кого бы то ни было от себя (включая и бессознательную устремлённость такого рода).

· Коммуникабельности в сочетании с заботливостью и доброжелательностью, поскольку именно эти качества позволяют войти в общение с другими людьми как для того, чтобы жить и работать совместно с ними, так и для того, чтобы оказать им помощь в выявлении и разрешении их проблем.

· Эффективной личностной культуры чувств и культуры мышления, поскольку именно они лежат в основе творчества людей как в работе, так и в оказании помощи другим, основой безопасности окружающих в общении и в совместной деятельности с человеком.

· Владения общекультурными навыками и освоения стандартного для общества образования, что объединяет в общество всех взрослых его членов в каждую историческую эпоху.

Конечно, психологи способны создать множество «моделей личности» и разнородных формализованных тестов, с помощью которых можно выявить те или иные «типы личностей» и носителей тех или иных личностных качеств, положенных в основу «моделей личности». Но реальная жизнь (и в России в особенности) не укладывается в формальные процедуры тестов и экзаменов, и уж никак не проистекает в однозначно предопределённом порядке из выявленных в тестах результатов [17].

Тем не менее в поведении и миропонимании людей всё же надо различать то, что идёт на пользу обществу, а что идёт во вред. И вредоносное надо искоренять из жизни — в том числе и средствами государственной политики в области развития культуры и образования, а также — в области демографии.

Однако та психологическая наука, которая царит на кафедрах психологии вузов, в этом деле мало чем может помочь. Причина этого состоит в том, что разделение людей на «ипо­хондриков», «холериков» и т.п., словесные построения на основе фрейдовских бредней о «либидо», «Эдиповом комплексе» и «латентном гомосексуализме» весьма далёки от того, что реально происходит в психике подавляющего большинства людей. Вследствие этого педагогической, психиатрической, криминалистической практике почти что нечего взять из легитимной традиции общей “научной” психологии. Т.е. это — тот случай, когда от имеющихся научных теорий проку мало и надо обратиться к жизни общества, самим выявить проблемы и подумать о путях и средствах их разрешения.

Поэтому государственные чиновники и политические деятели, предприниматели, чтобы представители традиционной науки не дурили им головы и не злоупотребляли их доверчивостью, домогаясь финансирования каких-то своих проводимых ими якобы научных работ и оплаты оказываемых ими якобы «консалтинговых услуг», якобы необходимых в интересах всего общества или того или иного частного предприятия, дол­жны знать и понимать следующее. Главное, к чему слепа исторически сложившаяся психологическая наука, состоит в том, что:

Во-первых, каждой особи вида «Человек разумный» свойственно всё то, что генетически свойственно подавляющему большинству достаточно высокоразвитых видов животных в биосфере Земли, а именно:

· Врождённые безусловные рефлексы разных иерархических уровней в организации его организма (уровня клеток, уровня органов, систем органов и организма в целом).

· Врождённые инстинкты, поведенческие программы которых относятся к уровню организации «организм в целом» и обеспечивают взаимодействие с окружающей средой в «авто­ма­тическом» режиме вне зависимости от персонального жизненного опыта той или иной определённой особи, нарабатываемого ею в течение всей своей жизни. И хотя инстинкты свойственны всем особям вида, но весь комплекс инстинктивно обусловленных поведенческих программ, обслуживает не жизнь той или иной особи, а жизнь вида (его популяций) в целом, поэтому главенствующий из них во всём комплексе — инстинкт продолжения рода, и его алгоритмика обладает своеобразием, отличающим друг от друга психику особей соответственно принадлежности каждой из них к одному из полóв[18].

· Однозначно не запрограммированный потенциал поведенческих способностей каждой особи в её взаимодействии со средой, включающий в себя как условные рефлексы и привычки, так и выработку тех или иных поведенческих программ на основе мышления в русле той или иной целесообразности.

У наиболее высокоразвитых видов животных последняя составляющая приводит даже к появлению некой «социальной организации» и «культуры» как набора поведенческих навыков, передаваемых от поколения к поколению на основе «социальной организации» [19].

Насколько об этом позволяют судить данные зоологии, опыт животноводов и дрессировщиков, главное, что характеризует организацию психической деятельности животных, состоит в том, что:

В каждом из видов в биосфере Земли, за исключением человека, генетически запрограммирован однозначный безальтернативный характер организации психической деятельности как процесса получения и обработки информации, поступающей из общего всем «внешнего мира» в психику всякой особи того или иного вида.

Поэтому, чему бы ни научили обезьяну или циркового зверя; до чего бы и как ни додумался самостоятельно медведь в лесу или Ваш домашний кот, пёс или попугай (хоть он и птица, а не животное), но все они по организации своей психической деятельности так и останутся неизменными представителями каждый своего биологического вида.

Во-вторых,

в отличие от животных и птиц в биологическом виде «Человек разумный» такой однозначной безальтернативной врождённой запрограммированности организации психической деятельности нет.

Это и есть то, что отличает всякого представителя биологического вида «Человек разумный» от представителей всех прочих видов, а вид «Человек разумный» в целом — выделяет как уникальное явление во всей биосфере Земли.

Соответственно в жизни можно наблюдать:

· и то, что многовариантность организации психики действительно свойственна человеку,

· и то, как она выражается в его поведении.

Если поведение человека (включая и творческий потенциал, каким бы мощным он ни был) безусловно [20] подчинено врождённым инстинктам и рефлексам, то по организации своей психики СУБЪЕКТ НЕОТЛИЧИМ ОТ ЖИВОТНОГО. Он, как это некогда и определил Платон, — «двуногое существо без перьев», хотя возможно (и это достаточно часто встречается в жизни общества), что с претензиями на нечто более значимое.

Однако в обществе людей — вследствие того, что организация психики каждого из них может быть многовариантной, и люди объективно стремятся отличаться от животных, воплощая в жизнь Предопределение своего бытия, — неизбежны ситуации, в которых инстинкты требуют от личности одного, а культура — чего-то другого. Если в такого рода ситуациях субъект подчиняется диктату инстинктов, то, как было сказано выше, он неотличим от животных по организации своей психики. Но если он не подчиняется инстинктивным позывам, а отдаёт предпочтение нормам культуры, то он человек?

— Нет, вовсе не обязательно: даже современный уровень развития робототехники позволяет запрограммировать многие поведенческие нормы культуры в технические устройства, которые могут быть и человекообразными (тем более при дальнейшем развитии био- и нанотехнологий).

Однако в жизни неизбежны ситуации, когда исторически сложившиеся нормы культуры и имеющиеся в психике личности культурно обусловленные навыки поведения не позволяют выявить и разрешить проблемы, с которыми сталкивается человек. Если в такого рода ситуациях субъект отдаёт предпочтение традиционным нормам культуры, а не своим творческим способностям; либо, выявив проблему и определив пути и средства её разрешения на основе своего мышления и творческого потенциала, субъект безусловно подчиняется нормам традиционной культуры, запрещающей прямо или косвенно иметь дело с той или иной проблематикой, а равно относиться к ней как-то иначе, а не так, как того требует традиция, то он ПО СВОЕМУ ПОВЕДЕНИЮ НЕОТ­ЛИЧИМ ОТ ЗАПРОГРАММИРОВАННОГО АВТО­МАТА [21], в программно-алго­рит­ми­ческом обеспечении которого есть две компоненты: 1) сво­его рода «BIOS»[22] (пред­став­ленная в человеке набором врождённых безусловных рефлексов и инстинктов) и 2) набор отлаженных прикладных программ, соответствующих определённым условиям (тради­ци­онная культура), которые автомат не способен ни остановить, ни изменить, ни заменить на другие — выработанные им самим и более соответствующие обстоятельствам и потребностям. Но если в такого рода ситуациях, требующих отказаться от традиционной культуры и явить нечто, прежде не свойственное ей, субъект это новое являет в своём поведении, он — человек?

— Нет, вовсе не обязательно. Если вспомнить о духе — биополе человека, некоторые компоненты которого распространяются если не мгновенно, то быстрее скорости света на очень большие расстояния в пределах Мироздания [23], — то не исключена возможность получения индивидом новых навыков и знаний в готовом к употреблению виде извне. Физическая (общеприродная) основа для этого состоит в том, что разные люди, излучая сходные и совместимые по своим физическим характеристикам биополя, образуют собой все вместе биополевые организмы, несущие и коллективную психику (включая и коллективный интеллект [24]), в которой происходит обмен информацией между её компонентами. Поэтому то, что видится со стороны как творчество чего-то нового одним единственным «высокоорганизованным гениальным телом», якобы полностью изолированным от внешних источников готовой к употреблению информации, в действительности может представлять собой списывание именно из внешних источников субъектом в свою психику (её носитель — именно дух, биополе) информации и алгоритмики (состав­ля­ющих знания и навыки, востребуемые ситуацией) как максимум в готовом к употреблению виде, а как минимум — считывание подсказки, позволяющей самостоятельно выработать необходимые знания и навыки.

Воспоминания о биополевой составляющей жизни по существу означают, что кроме роботов, действующих автоматически в автономном режиме, могут быть и роботы, в программно-инфор­мационном обеспечении которых самоуправление на основе автоматизмов, в каких-то ситуациях дополняется управлением и информационно-алгорит­ми­ческой поддержкой их деятель­но­сти извне.

Но предположим, что субъект, анализируя своё прошлое поведение и намерения на будущее,определился в том, 1) что именно в его психике (внутреннем мире) проистекает из инстинктов, 2) что именно он воспринял из культуры общества, в котором вырос и живёт, 3) что именно пришло и приходит некоторым образом извне в готовом виде или как подсказки.

И тогда, «вычтя» это из всего ему известного о своей жизни, он может определиться и в том, что характеризует именно его. Возможно, он обнаружит, что собственно его в нём лично ничего до настоящего времени и нет; а он сам — носитель и вместилище не только животного, но и растительного начала и ещё много чего чужого, унаследованного им из культуры, от других людей или воспринятого в готовом виде на основе биополей. Т.е. он — пустая форма, заполненная чужим содержанием[25], возможно, что содержанием и не плохим — с точки зрения его самого и окружающих. Но после этого ему останется сделать печальный вывод: собственно меня как человека в этом Мире нет. После этого встанет вопрос, о смысле собственной жизни и о том, для чего и как жить дальше.

Но возможно, что всё же он выявит и «сухой остаток» — свои собственные нравственно обусловленные интересы и волю, подчиняющую его деятельность, включая мышление и разнородный творческий потенциал, осуществлению этих интересов. Если это произойдёт, он — человек?

— Тоже вовсе не обязательно, хотя он по организации своей психики отличается и от животных, чьё поведение безусловно подчинено инстинктам, и от роботов, чьё поведение обусловлено загруженными в них программами и управлением извне.

В поэме М.Ю.Лермонтова “Демон” персонаж, давший ей название, — предстаёт как нравственно-психологический тип, в своём поведении выражающий именно своеволие, действующее для достижения самоудовлетворённости по принципу «что хочу — то и ворочу»… насколько это позволяет его собственная «накачанность» и «крутизна» в складывающихся обстоятельствах, не вполне подвластных воле демона. Эти внешние — не подвластные его воле — субъективные и объективные обстоятельства представляют собой то единственное, что кладёт пределы воплощению в жизнь демонического «что хочу — то и ворочу: бери от жизни всё!» [26].Т.е. демонизм — вопреки его притязаниям и забывчивости о своей ограниченности — объективно ограничен в своих возможностях, вследствие чего постоянно и неизбежно терпит крах в достижении своих целей и получает разочарование, даже в случае их достижения (поскольку достижения сопровождаются сопутствующими эффектами, появление которых не было предусмотрено демонизмом).

Однако то, что описал М.Ю.Лермонтов, — не пустой вымысел: такая организация психической деятельности свойственна хоть и не большинству людей, но многим из людей как в прошлых, так и в ныне живущих поколениях.

При этом, НОСИТЕЛИ ДЕМОНИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ обречены ошибаться и в целеполагании, и в осуществлении своих намерений, вследствие чего сталкиваются с неприятностями сами и наносят больший или меньший ущерб жизни окружающих и Мирозданию. Это является следствием ограниченности демонизма в способности получать и перерабатывать информацию в процессе выработки и осуществления своих намерений. Это качество характеризует демонизм как таковой без разделения его:

· на «добрый» благонамеренный демонизм (хочу, чтобы в мире не было зла, чтобы всем было хорошо, «давайте жить дружно»[27]),

· и «злой» (чего я пожелаю, то и есть «добро»[28]).

И это приводит к вопросу о том, может ли ограниченность (в том числе и человека) пребывать в ладу с неподвластной её воле неограниченностью Жизни в её полноте и целостности?

На этот вопрос в культуре человечества есть разные ответы в широком диапазоне смыслов: от «это невозможно в принципе» до «это жизненно необходимо всем людям и осуществимо, если человек живёт в ладу с Богом, в диалоге с Ним достигая того, что воля человека выражает Любовь и всегда действует в русле Божиего Промысла».

Т.е. вопрос о том, кто есть человек и отличается ли он от демона в ранее определённом нравственно-психологическом смысле этого термина, приводит к вопросу о том: Есть ли Бог — Творец и Вседержитель?

· Если Бог есть, то ЧЕЛОВЕК — ЭТО ТОТ, КТО ОСОЗНАЁТ И ВОПЛОЩАЕТ В ЖИЗНЬ ПРЕДЛО­ЖЕН­НУЮ ЕМУ В СУДЬБЕ И ИЗБРАННУЮ ИМ СВОЮ ДОЛЮ В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ ПРОМЫСЛА БОЖИЕГО О ЖИЗНИ МИРОЗДАНИЯ И ВСЕХ СУБЪЕКТОВ, КОТО­РЫЕ ЖИВУТ В НЁМ.

· Либо если Бога нет, то человек — это то существо, которое выше было описано как «добрый демон», который хочет, чтобы в мире не было «зла», чтобы всем было «хорошо», чтобы все жили дружно; а для того, чтобы это осуществилось, такой добрый демон-человек (как единолично, так и в составе корпораций) борется против злых демонов, для которых «добро» — это то, что они хотят получить в готовом виде или достичь в результате своих усилий:

Ø единолично;

Ø или на основе признания каждым из них определённой иерархии и корпоративной дисциплины, принятой в этой иерархии.

Последнее подразумевает, что:

Демонизм может носить характер обособленно индивидуалистический, а может носить характер корпоративный. И это характеризует демонизм как таковой вне зависимости от его «доброты» или обнажённой злонамеренности.

В случае признания демоном иерархии демонических личностей и корпоративной дисциплины, корпорация обособляется от окружающего Мира и противопоставляет себя Жизни. Но поскольку требуется определённость «добра» и «зла» для того, чтобы себя и других относить соответственно к «добрым людям» и «злым демонам», то выдвигается тезис, якобы достаточный для самоопределения «добрых»: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы было сделано тебе».

Казалось бы такого рода тезис, смысл которого выражается в разных формулировках на протяжении истории, — достаточен для того, чтобы всегда определяться в том, кто есть «добрый человек», а кто «злой демон». Однако реальная жизнь такова, что этот тезис оказывается недостаточным, вследствие чего в истории и появились разного рода доктрины о «добром Зле» и «злом Добре», «грешных Праведниках», и «святых Грешниках» (мани­хей­ство, неоманихейство, бердяевщина, ныне климовщина[29] и т.п.).

Этот тезис недостаточен потому, что всякие действия сопровождаются непредсказуемыми сопутствующими эффектами, которые по своей значимости могут оказываться (и в действительности достаточно часто оказываются) более весомыми, нежели сами действия, воплощающие в жизнь благонамеренность «добрых людей» или злые умыслы «демонов». Сопутствующие эффекты неизбежны вследствие целостности Жизни и разнородных взаимосвязей в ней разных, подчас весьма удалённых и казалось бы не связанных друг с другом событий. Вследствие этого и непредсказуемости для ограниченности сопутствующих эффектов:

· «добрые люди» рождают такие афоризмы, как общеизвестное Жванецко-Черномыр­дин­ское: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»[30];

· а «злые демоны» высказываются в том смысле, что они — «часть той силы, что вечно хочет зла и совершает благо»[31], однако оставляя в умолчаниях: «по не зависящим от нас обстоятельствам».

· непредсказуемые сопутствующие эффекты в действиях действительно добрых людей тоже имеют место, но они не портят их дела, а улучшают его качество за счёт того, что Бог им помощник.

Обретая ту или иную власть в обществе, демонизм как злой, так и «добрый» требует безоговорочного служения себе, порождая самые жестокие и изощрённые формы подавления окружающих. Один из наиболее изощрённых вариантов проявления демонизма — принуждение окружающих к добродетельности, который в качестве образца поведения демона привёл Ф.М.До­стоевский в “Селе Степанчиково и его обитателях” (Фома).

Т.е. даже если попытаться избежать ответа на вопросы о бытии Бога и взаимоотношении человека и демонов с Ним, сославшись на «категорический императив Канта» («не делай другим того, чего не желаешь себе» либо в иной формулировке «поступай по отношению к другим так, как ты бы хотел, чтобы они поступали по отношению к тебе»), то соотнесение практики применения этого императива с реальной жизнью всё равно приводит к богословской проблематике и необходимости определиться в своих взаимоотношениях с Богом.

Так и лермонтовский Демон некогда не был демоном и жил иначе, не зная разочарования и краха в своих делах. В то время «… он верил и любил, / Счастливый первенец творенья! Не знал ни злобы, ни сомненья, / И не грозил уму его / Веков бесплодный ряд унылый…».

И каждый человек способен и в праве испросить у Бога доказательство Его бытия — вне ритуалов и вероучений церквей, а просто — по Жизни, обратившись к Богу мысленно. Но после этого ему предстоит определиться в том:

· жить ему далее на основе осмысленной по Жизни веры Богу, избрав и творя свою долю в Промысле;

· либо Богу в вере и доверии отказать, обидеться на Него и начать вести образ жизни демона в меру своих способностей.

Соответственно, кроме двух выявленных ранее вариантов организации психической деятельности личности, в одном из которых человек неотличим от животных, а в другом — неотличим от робота, управляющегося автономно или управляемого извне, рассмотрение богословских вопросов позволяет выявить ещё два возможных варианта организации психической деятельности людей:

· В одном из них человекообразный субъект НЕ ОТЛИЧИМ ОТ ДЕМОНА, вследствие того, что на основе освоенных им способностей действует по принципу «что хочу — то и ворочу», обособляясь от Бога или впадя в атеизм, чем противопоставляет себя Мирозданию и всем остальным людям.

· В другом варианте он — ЧЕЛОВЕК — Человек, живущий в осмысленном диалоге с Богом по жизни на основе веры Богу, и потому обретающий в себе Любовь от Бога и находящий место для проявлений своей воли в русле Божиего Промысла. При этом достигается эмоциональная самодостаточность человека в Жизни, не зависящая от обстоятельств; а также достигается и наивысший уровень дееспособности человека во всех обстоятельствах, в которые его приводит Жизнь [32].

Соответственно можно утверждать, что генетика вида «Человек разумный» допускает четыре типа строя психики каждого из его представителей, определяющих характер организации психической деятельности личности:

1. Животный — когда поведение субъекта, принадлежащего к биологическому виду «Человек разумный», безусловно (т.е. вне зависимости от обстоятельств) подчинено врождённым инстинктам и безусловным рефлексам разного уровня организации в структуре его организма.

2. «Зомби», биоробот — когда поведение субъекта, принадлежащего к биологическому виду «Человек разумный», безусловно подчинено поведенческим программам, взятым им из культуры общества или целенаправленно внедрённым в его психику извне их разработчиками.

3. Демонический — когда субъект, принадлежащий к биологическому виду «Человек разумный», проявляет свою волю соответственно принципу «что хочу — то и ворочу», обособляясь от Бога на основе:

Ø неверия Ему

Ø либо на основе отрицания факта Его бытия

Ø или на основе отрицания благости Божиего Промысла и Вседержительности.

4. Человечный — когда человек по своей воле на основе веры Богу старается жить в ладу с Богом, действуя осмысленно в русле Божиего Промысла.

Но есть и ещё одна возможность, осуществлённая самими людьми, не состоявшимися в качестве человеков — носителей человечного типа строя психики, — и воспроизводимая культурой общества в преемственности многих поколений:

5. Опущенный в противоестественность строй психики — когда субъект, принадлежащий к биологическому виду «Человек разумный», одурманивает себя разными психотропными веществами: алкоголем, табаком и более тяжёлыми наркотиками наших дней. Это ведёт к противоестественному искажению характера физиологии организма как в аспекте обмена веществ, так и в аспекте физиологии биопóля, что имеет следствием множественные и разнообразные нарушения психической деятельности во всех её аспектах (начиная от работы органов чувств и кончая интеллектом и волепроявлением) [33], характерных для типов строя психики животного, зомби, демонического (носители человечного типа строя психики не одурманивают себя). Так человекообразный субъект становится носителем организации психики, которой нет естественного места в биосфере, и по качеству своего не отвечающего складывающимся обстоятельствам поведения оказывается худшим из животных [34]. И за это нарушение им самим предопределённого для него статуса в биосфере Земли он неотвратимо получает воздаяние по Жизни.

При этом, если у субъекта возникает зависимость от дурманов, то он обретает стойкое искажение своего биополя. И соответственно, по параметрам своего духа он перестаёт принадлежать к биологическому виду «Человек разумный». Кроме того большинство дурманов являются генетическими ядами, т.е. они нарушают работу хромосомного аппарата и разрушают хромосомные структуры тех, кто их принимает в свои организмы. Дефективные хромосомные структуры передаются потомству, что так или иначе подрывает их здоровье, потенциал личностного развития и творчества. Это тем более имеет место, если зачатие происходит до того, как системы восстановления хромосомных структур, действующие в организме, успевают исправить повреждения. Но если генетические яды поступают в организм слишком часто и в таких количествах, что системы восстановления хромосомных структур организма не успевают исправлять все повреждения, то потомство просто обречено на вырождение.

Именно эти обстоятельства и позволяют назвать этот тип строя психики, — порождённый самими людьми и воспроизводимый культурой общества, — опущенным в противоестественность.

Каждый тип строя психики, выражаясь в поведении множества людей — его носителей, — порождает качественно определённые субкультуры, совокупность которых и образует культуры народов и человечества в целом в их историческом развитии. И это приводит к вопросам:

· Какая культура, определяемая по качеству воспроизводства в ней в преемственности поколений того либо иного типа строя психики, представляет собой тот идеал, который должен быть воплощён в жизни человечества?

· Как изжить порочные по качеству культуры и субкультуры, препятствующие воплощению в жизнь избранного идеала?

Также необходимо особо отметить, что изложенные выше представления о сути человека при их отображении в политическую практику государства не являются выражением «клерикализма», «религиозного мракобесия», «человеконенавистничества» и «фашизма» [35], не посягают на светский характер государства и свободу совести, именно потому, что в них принцип свободы совести и выражается, поскольку:

· во-первых, в изложенных выше представлениях о сути человека, взаимоотношения личности и Бога предстают как сокровенное знание их обоих, в суть которого третьи лица по своей воле сами вторгнуться не могут,

· во-вторых, они не связаны и не могут быть связаны с тем или иным традиционным либо нетрадиционным вероучением и соответствующим ритуалом (буддизмом, иудаизмом, католицизмом, православием, исламом и т.п.).

· и главное:

Конечная ответственность за то, при каком типе строя пси­хики живёт и действует в то или иное время субъект, — возлагается на него самого. На него же возлагается и конечная ответственность за плоды его деятельности и за то, как Жизнь реагирует на его деятельность (включая и отказ от деятельности в каких-то обстоятельствах).

Названные же ранее личностные качества, которые способны обеспечить сплочение общества в его бескризисном развитии в преемственности поколений: самообладание, коммуникабельность в сочетании с заботливостью и доброжелательностью, эффективные личностные культура чувств и культура мышления, владение общекультурными навыками и освоение стандартного для общества образования, — в их совокупности характеризуют личность, большей частью пребывающую при человечном типе строя психики (в ранее определённом смысле этого термина).

Но в исторически сложившейся культуре устойчивость человечного строя психики — это то, чего достигли не многие. Большинство живёт при каких-то других типах строя психики. Часть из них более или менее целенаправленно продвигается в личностном развитии к человечному типу строя психики; но есть и такие, кто в личностном развитии остановился в каком-то одном из нечеловечных типов строя психики или переходит от одного к другому (преимущественно под воздействием обстоятельств, а не волевым порядком на основе понимания целесообразности), не задумываясь ни о них, ни о том, что он творит. Поэтому нечто человеческое не чуждо всем нам: если не всегда, то в какие-то мгновения и периоды нашей жизни.

Однако тип строя психики, его устойчивость, — не выражение заданной генетически однозначной программы развития индивида; это — продукт воспитания личности как под воздействием культуры общества, так и под непосредственным воздействием семьи, а в последствии — и продукт самовоспитания.

Тем не менее, вне зависимости от того, как тот или иной человек отвечает на богословские вопросы для себя самого, и соответственно — может ли он признать объективный факт существования определённых выше типов строя психики, большинство людей всё же признают в качестве достойных уважения и общественно полезных названные выше личностные качества: самообладание; коммуникабельность в сочетании с заботливостью и доброжелательностью; эффективные личностные культура чувств и культура мышления, являющиеся основой безопасности окружающих в общении и в совместной деятельности с человеком; владение общекультурными навыками и освоение стандартного для общества образования. Этими личностными качествами по мнению многих должен обладать хорошо воспитанный человек. А не обладающие ими субъекты признаются многими людьми — особенно в житейских ситуациях, когда эти качества необходимы, — «недоделанными» либо «нелюдью».

Дата добавления: 2015-05-06