Лекции 4-5. Лингво-коммуникативные параметры современной английской литературно-разговорной речи 4 страница

* Например, художественный текст, «...даже с указанием на характер его испол­нения (ремарки типа «возбужденно», «шутливо» и пр. — Г.О.) дает лишь приближен­ное представление о живом воплощении данного высказывания» (Гальперин, 1982: 71).

ности»: фальстарты, «заполнители пустот», самоперебивы и пр., подлежащих, по мнению Н. Хомского, безусловному исключению из анализа текста. Излишне говорить о том, что подобный подход привел бы к полной деформации реальной картины ЛРР.

Положение о знании (или реконструкции) конситуации, одна­ко, не следует абсолютизировать, поскольку некоторые типы разго­ворных КА вполне укладываются в рамки одно-однозначного соот­ветствия содержания высказывания и его собственно вербальной части. На это указывает, в частности, В. Барнет (Барнет, 1985: 524), подтверждая это положение следующим примером:

Б: Значит тебе делать нечего?

А: Как то-есть делать нечего?

Б: Ну так + все ведь буду говорить я.

А: Ну нет + я буду...

Б: В подробности влезать + да?

Интерпретацию звучащего текста в принципе можно осущест­вить ретроспективно, основываясь на фиксации текста на бумаге. Но это возможно лишь в том случае, когда письменная фиксация осуществлена в виде принятой транскрипции (необходимыми до­полнительными маркерами просодических элементов, с указани­ем ударения, пауз, уровня громкости, движения тона и пр.) либо в виде особой системы записи РР в традиционных печатных знаках с дополнительным набором символов, характеризующих просоди­ческие особенности высказывания, например, паузацию. Иллюст­рируют сказанное следующие примеры:

1. [эп'ак/эПэаи/эп ak/rait ouva 5э skai/]
(an actual bow, an arc right over the sky)

2. Well in the upper right-hand corner + paper + you ah — you write eh
+ a number three in black + + what + + underneath...

В письменной речи фонетические особенности высказывания материализуются с помощью запятой, точки с запятой или тире (паузы малой и большей продолжительности), с помощью вопро­сительного знака (верхний подъем тона), восклицательного знака или выделения слога (слова): эмфатическое ударение, повышен­ная громкость и тд.

Для иллюстрации какого-либо правила грамматики обычно до­статочно одного-двух предложений, отбираемых из безбрежного корпуса готового материала или придуманных самим аналитиком. При этом правило оказывается истинным на 100%, а исключения из него носят ограниченный характер и, как правило, оговаривают-

ся. Для ЛРР, в силу «размытости» ее граней и творческого характе­ра самого процесса речетворчества, это положение не подходит. Как утверждает Дж. Гайвен, «в теории коммуникации система, об­ладающая категориальной надежностью на 90%, является высоко­эффективной». Однако для ЛРР подобная «степень надежности», по мнению Дж. Браун, необязательна (Brown, 1983:22). Принципи­ально важно установить, что то или иное явление в ЛРР достаточно часто повторяется, что оно имеет тенденцию к регулярности, к ти­пизированности, чтобы отнести его к ЛРР. Например, в большин­стве лексических дериватов SECE разговорная специфика чаще всего проявляется не потому, что они образуются с помощью спе­цифически разговорных аффиксов, например, типа -ie, как в слове auntie («тетушка» — разговорный псевдоним — кличка Би-Би-Си из-за назидательного в прошлом тона вещательных программ), а прежде всего благодаря необычности сочетания словообразователь­ных (в том числе и стандартно-литературных) элементов: напри­мер, с помощью форманта -est (структурное значение превосход­ной степени прилагательного) подростки образовали и широко употребляют разговорно-жаргонное слово baddest, означающее «са­мый лучший», «превосходный». Чрезвычайно продуктивен в обра­зовании разговорных неологизмов и стандартный суффикс -ег (структурное значение деятеля), например, looker-in («увлечен­ный» телезритель).

Принцип грамматической правильности опирается на норми-рованность и кодифицированность явлений, ставших «фактом языка». Например, принцип синтаксической правильности исхо­дит из (потенциально) завершенного предложения, структура и по­рядок слов которого в идеале отражается формулой SPCA (subject, predicator, complement, adjunct). С какими мерками, однако, подхо­дить к тексту ЛРР, для которого типичен так называемый «рва­ный» синтаксис, в котором трудно вычленить традиционно пони­маемые предложения, а его части соединяются друг с другом глав­ным образом паратактически, с помощью интонации и просодии? Например:

A:...an actual bow + an arc + right over the sky + + which has got + different colors erm + + can't remember what + they are but they're....

Это не означает, конечно, что принцип грамматической пра­вильности (которую некоторые лингвисты ассоциируют с языко­вой системностью) для ЛРР не релевантен. Не правомерно лишь судить о правильности структур ЛРР, исходя из норм КЛЯ. Напри­мер, собирательное существительное типа committee в рели подле­жащего по нормам MESE согласуется лишь со сказуемым-глаго-

лом в единственном числе (the Committee has dispersed for summer). Нормы SECE допускают в этом случае альтернативное использова­ние как единственного, так и множественного числа (the Committee has..., the Committee have...).

Предписывающие грамматики нередко квалифицируют вариа­тивные грамматические структуры SECE, соотносимые с аналогич­ными структурами MESE как «ненормативные» и даже «ошибоч­ные». Подобное утверждение можно встретить, например, в грам­матическом справочнике "Fowler's Modern English Usage" относи­тельно разговорного who, употребляемого «вместо» whom в предло­жении Who did you hear it from?, и, соответственно, относительно местоположения предлога (from whom или who... from). Между тем, указанные вариативные конструкции типичны и вполне норматив­ны в системе правил SECE. Другое дело, когда вместо фразы I haven't seen anything используется конструкция типа I ain't seen nothing, относящаяся к внелитературному просторечью. Появление подобной фразы в ходе речевого контакта на фоне литературной речи сигнализировало бы либо о том, что говорящий — носитель социального диалекта, либо о преднамеренном этико-стилистиче-ском снижении речи образованного человека с целью создания иронического (скептического) эффекта. Таким образом, принцип правильности (и нормативности) не только релевантен, но и чрез­вычайно конструктивен для понимания сущности ЛРР. Следует отметить, что эта проблема только начинает разрабатываться в ми­ровой лингвистике.

Принцип правильности не должен противоречить другому важнейшему лингво-коммуникативному принципу — принципу уместности (the principle of appropriateness); об этом уже говорилось выше (см. лекцию 1).

В отличие от категории грамматической правильности, катего­рия уместности не только и не столько лингвистическая, сколько социо-психолингвистическая категория, связанная с правилами ре­чевого и неречевого поведения, с правилами «хорошего тона», на­ционально-культурными особенностями общения, традициями и пр. Категория уместности — интегральная характеристика ЛРР, находящаяся в зависимости от макро- и микроситуации общения и диктующая выбор речевых форм, отбор одних форм общения за счет других, установление специфических взаимоотношений меж­ду ними. Так, например, в зависимости от конситуации уместной может быть любая из речевых форм прощания: Good-bye, Sir! Good-bye, Mr Smith! Good-bye, John! Good-bye, Johnny! Bye-bye, Johnny! So long, old man! Chiz, bud! Buzz off, lad! Каждая из этих риту-

ализованных фраз (за исключением последней) обычно сопровож­дается соответствующим «типизированным» жестом, мимикой, выражением глаз.

3. Структурно-семантические корреляты SECE, рассматривае­мые с учетом упоминавшегося выше социо-культурного фона, со­циальной и ситуативной стратификации языка, ролевых отноше­ний и ролевых ожиданий, статуса говорящих и иных составляю­щих, можно (условно) подразделить на несколько категорий, в за­висимости от:

1. Направленности коммуникативного акта.

2. Целей высказывания, ориентации.

3. Степени близости участников.

4. Вида коммуникативного акта.

5. Степени сложности структуры высказывания.

1. В соответствии с направленностью КА различают: интроверт-ные КА и экстровертные КА. Хотя первые можно рассматривать как нетипичные, внутренне противоречащие самой природе ЛРР, они, как мы знаем, в реальности существуют (это известные разго­воры типа «сам-с-собой», «мыслей вслух», «ворчания» или недо­вольства (griping), «самопоощрения» в ходе выполнения какой-ни­будь операции на рабочем месте или в домашних условиях и т.д.). Например: Good grief! Haven't had a wink of sleep + all the night long + + an awful headache... Они, как правило, не рассчитаны на иниции­рование разговора, говорящий лишь «самовыражается», ищет сочу­вствия и иногда его находит либо в виде краткой понимающей от­ветной реплики, либо в виде сочувственного взгляда или жеста. Разговорные монологи (например, рассказ о случившемся, анек­дот, шутка и пр.), тем более монологизированные фрагменты ин­тервью, к этой категории не относятся. В отличие от драматических монологов, обычно направленных «вовнутрь» для характерологи­ческой обрисовки действующих лиц, абсолютное большинство ак­тов SECE, включая монологизированные КА, — экстровертные, направленные «вовне» — на установление (и поддержание) речево­го и межличностного контакта.

Отличие художественного (драматического) диалога от разго­ворного также прослеживается в различных планах. Для языка со­временной английской литературы, например, становится харак­терным использование стилизованных филологических структур, своего рода «стенографических слепков» (по выражению Дж. Фаулза), лишь внешне напоминающих реальный диалог. Эти раз­личия очевидны также при сопоставлении некоторых функций. Художественный диалог, как известно, часто используется для

«поддержания тонуса» повествования, оживления интереса читате­ля, для характерологического описания действующих лиц, раскры­тия внутреннего мира, их чувств и переживаний. В отличие от это­го, разговорный диалог преследует цель поддержания «солидарно­го контакта», экспрессивной передачи информации, при этом не­редко истинные переживания и чувства говорящего остаются нера­скрытыми. Для художественного диалога основной является функ­ция эстетическая. Коммуникативность и информативность речи героев в конечном счете подчинены стремлению к эмоционально­му воздействию на читателя (зрителя) с помощью системы тща­тельно отобранных образных средств языка. В то же время в разго­ворной речи коммуникативная функция, в целом, является основ­ной.

2. В зависимости от целеустановки высказывания речевые про­изведения SECE делятся на интеракциальные и трансакциальные. Границы между этими двумя категориями достаточно зыбки и в реальном общении иногда трудно прийти к их однозначной квали­фикации, кроме того, в ходе речевого контакта может наблюдаться переход от интеракциального общения к трансакциальному и нао­борот (например, на приеме у врача). Поэтому представляется кор­ректным говорить о преимущественно интеракциальном или пре­имущественно трансакциальном общении.

Целью интеракциального общения (interactional communication, I/A) является установление (и поддержание) межличностного кон­такта (establishing and maintaining social relationships). При этом на первый план выходит стремление к достижению вежливого взаи­мопонимания (или его паллиатива), проявлению доброжелатель­ности, хотя бы временного единомыслия (или его паллиатива). Это может быть разговор людей, хорошо знающих друг друга, друзей, знакомых, родных, или мимолетный обмен репликами незнако­мых людей (на остановке общественного транспорта, в ожидании приема в учреждении, попутчиков в поезде, студентов на перемене и т.п.). Информативная ценность подобных контактов, как прави­ло, незначительна. Часто участники подобных контактов не вслу­шиваются в реплики, слушают друг друга невнимательно, если что-нибудь не поняли или пропустили, делают вид, что следят за говорящим, понимающе кивают, улыбаясь друг другу (паллиатив внимания). Ориентация разговора— на слушателя (listener-oriented). Предлагаемый ниже пример преимущественно интерак­циального общения иллюстрирует сказанное:

А: it's gone + very COLD + hasn't it B: m-mm + it's + FREEZING

А:т-т + I'm +

В: you're + KNITTING (laughs quietly) + what are you KNITTING + +

that's not a tiny GARMENT A:No + B: (laughs)

A: no it's for ME + + but it's + very PLAIN B: it's a + lovely COLOUR + +

B: yeah + +

Приведенный пример наглядно иллюстрирует также реализацию правил речевого поведения (topicalizing behaviour), о которых гово­рится ниже. Преимущественно трансакциальное общение (transactional communication, Т/А) имеет целью не только и не столь­ко установление и поддержание дружественного контакта, сколько сообщение какой-либо информации. Оно ориентировано на план содержания (message-oriented). Здесь важны детали и адекватное понимание всего текста. Поэтому могут быть переспросы со сторо­ны слушателя, уточнения и переформулировки частей высказыва­ния со стороны говорящего. Не исключено, что слушающий может делать заметки или даже пытаться конспектировать звучащий текст по мере развертывания последнего (например, конспектиро­вание лекции, «читаемой» в разговорном ключе). Развертывание и структура речевого произведения отличаются большей сложно­стью и меньшей предсказуемостью по сравнению с интеракциаль-ными КА, варьируясь в зависимости от цели и темы высказыва­ния, фактора адресата, жанра речевого произведения (бытовое сооб­щение; директивные дискурсы типа как проехать.., как пользовать­ся..., что взять с собой в дорогу; рассказ-воспоминание; популярное изложение фрагмента научно-технического текста и тд.). Пример преимущественно трансакциального КА (Т/А): there were + some very, very good houses rather old-fashioned but quite good houses + with very big rooms and that + and these were sort of better class people + people with maybe + minor civil servants and things like that you know that had been able to afford + dearer rents + + but the average working class man +.

Автор предается воспоминаниям. Упоминает город, в котором он жил, качество жилых домов (very, very good houses), что эти дома были в старомодном стиле (rather old-fashioned), имели просторные квартиры (with very big rooms); уточняет, кто жил в этих домах (minor civil servants), кто мог позволить себе платить высокую кварт­плату (able to afford + dearer rents) и т.д. И хотя тематика КА и мане-

pa говорения очевидных трудностей для понимания сообщения обычно не представляют, структура последнего требует от слушате­ля некоторой концентрации внимания и отличается большей сложностью, чем структура интеракциального КА.

Несколько забегая вперед, можно заметить, что основой струк­туры Т/А являются так называемые полисегментные высказыва­ния (long turns), в то время как основу реплик I/A обычно составля­ют моносегментные высказывания (short turns); именно так подраз­деляются речевые произведения SECE в зависимости от степени сложности структуры высказывания (см. п. 5).

3. Убедительной классификации речевых произведений SECE в
зависимости от степени близости участников КА (на работе и дома)
не существует, и все же опыт подсказывает, что этот параметр по­
тенциально конструктивен, ибо, например, типизированные разго­
воры коммуникативных пар (муж-жена или двух закадычных дру­
зей) естественно отличаются (особенно в плане выражения) от ре­
чевых произведений участников телевизионных (радио) интервью.
Соответственно, некоторые английские лингвисты выделяют
intimate talk (муж-жена); family conversation (члены семьи, родствен­
ники); conversations between friends, neighbours' and strangers' talk; co-
workers' talk; tele-radio interviews.

Близкой к указанной является классификация КА, основанная на учете сфер общения (intimate talk, personal talk, social talk and public talk), каждая из которых, в частности, накладывает проксеми-ческие ограничения на участников КА и коррелирует со степенью близости участников общения (см. Hall E. et al, 1973).

4. Структурно и семантически SECE подразделяется на не­
сколько видов: Phatic I — контакто-устанавливающие КА; Phatic II
"Small talk" («светские разговоры»); Meaningful Talk for Transferring
Information (фактически: трансакциальные КА).

Phatic I, no сути, — ритуализованные формулы приветствия, прощания, вежливой просьбы, обещания и т.д.¹. Соответственно они прослеживаются в следующих структурах:

a) Greeting — Greeting (Hi, Jim! Hello, Nick! How"re you? Fine, and
you? Pretty good...).

b) Farewell - Farewell (Good-bye, Sally! See you later, Ray!)

c) Polite Request - Gratification (Could I use your phone, please?
Welcome, my dear girl, but not for "a-la-la" + + I'm expecting a trunk-call,
you know).

Особенности контакто-устанавливающей функции английской речи подробно освещены в исследовании М.Л. Драздаускене (Драздаускене, 1970).

d) Promise — Appreciation (Sorry to have been late, Bob + next time won't let you down. No worry, bud, it's OK).

Хотя жизненные ситуации, естественно, гораздо богаче любых формул, само назначение этих типизированных речевых контак­тов — осуществить и поддержать дружеское общение — вызывает к жизни высокую частотность появления слов (типа welcome, please, sorry, yes, no, sure, fine, etc.), словосочетаний и фраз (типа would you, could I, may I, don't bother, no problem, I'm sure), устойчивых клиши­рованных предложений (типа How are you? It suits me fine. It was nice meeting you, etc.).

Phatic II сложнее и в плане содержания и в плане выражения. Эти речевые формулы отличаются своеобразной обработанностью (а иногда и элегантностью) формы. Парадоксальность, однако, за­ключается в том, что участники общения склонны ее не замечать, концентрируя основное внимание на том, чтобы в наиболее благо­приятном свете выглядеть перед собеседником, а иногда и на том, чтобы «сделать хорошую мину при плохой игре». Говоря об этой особенности светской беседы, Дж. Иген подчеркивает: «И беглость речи и ее элегантная форма часто используются не для того, чтобы выразить себя, а для того, чтобы закамуфлировать истинные чувст­ва» (Egan, 1973:203).

Светский разговор (по-английски: small talk) может быть выде­лен в особую категорию разговорной речи по совокупности ряда признаков (по функциональному назначению, содержательной це­ли, лингво-коммуникативным средствам реализации, дифферен­циальным признакам, отличающим этот феномен от сходных ре­чевых явлений).

По функциональному назначению это особый вид разговорного общения, служащий для поддержания более или менее длительно­го светского контакта между коммуникантами, в ходе которого уста­навливаются отношения солидарности между ними. Функциональ­но-психологические рамки этой категории разговорной речи доста­точно подвижны: от разговорных контактов, продиктованных иск­ренним желанием и действительным чувством солидарности (ког­да участники КА испытывают взаимное удовлетворение от обще­ния друг с другом), до нейтрально-вежливых, притворно-вежливых вплоть до антипатичных речевых актов, когда участники общения поддерживают разговор друг с другом для того, чтобы как-то запол­нить время, поддержать мнение о себе, как о воспитанном человеке и т.д., поскольку это диктуется правилами хорошего тона. Содержа­тельной целью подобных коммуникативных актов является обмен (обычно малозначимой) информацией, выяснение каких-либо об-

стоятельств, «не задевающая за живое» поверхностная мини-дис­куссия или «пикировка»; не принимаемые всерьез взаимные сове­ты, пожелания, указания. К этой же категории примыкают и так на­зываемые «побудительные разговоры» (pep talk) типа дружеских («бодряческих») наставлений. Крайними проявлениями small talks, часто выходящими за рамки ЛРР, являются корпоративные рече­вые акты — так называемые badge talks (badge language), целью кото­рых является манифестация принадлежности к какой-либо замк­нутой группе, члены которой идентифицируют себя по особой ма­нере речи (лексикону, грамматическим структурам). Эта категория речевых актов также неоднородна: от молодежного (студенческого) жаргона до арго неформальных объединений и уголовных элемен­тов. Так, в одном из исследований речи молодежи приводится при­мер badge talk студентов Гавайского университета, использующих "...perfectly good English on the campus", но неизменно переходящих на pidgin English с элементами студенческого жаргона за пределами университетского городка. При этом считается предосудительным использование «правильного английского языка» ("they have scorn for anybody who treasonably speaks English}') (Goodman, 1973:47).

Несмотря на гетерогенность состава описываемой категории, ее объединяет определенное стремление участников small talk всту­пать в контакт и вести разговор ради самого разговора, когда содер­жание последнего не играет сколько-нибудь существенной роли. Недаром некоторые лингвисты определяют суть этой категории ЛРР лаконичной формулой: 'It is used when sense makes no sense".

Убедительным подтверждением высказанной характеристики small talk от обратного является эксперимент Г. Гарфинкеля, о кото­ром упоминается в цитировавшейся выше работе П. Гудмена. Суть эксперимента состояла в том, чтобы в процессе речевого контакта попытаться вкладывать истинный смысл в чисто фатические, фор­мально-вежливые высказывания. Что из этого получилось видно из записи следующего обмена репликами, действительно имевши­ми место:

A: Hi, Ray! How's your girl-friend feeling?

B: What do you mean how's she feeling + do you mean physical or mental?

A: I mean how is she feeling? + What's the matter with you?

B: Nothing + but just explain a little clearer + What you want to know?

A: Oh, skip it. Hey + are you sick?

Достаточно было придать реальный, а не фатический смысл глаголу to feel, чтобы направить весь разговор в русло значимого

трансакциального общения. Спрашивая о том, как чувствует себя подруга В., А. исходил из соображений обычной вежливости, не ожидая от приятеля уточнений (physical or mental). И если бы В. ог­раничился обычным в таких случаях ответом типа She's all right, thank you, контакт, по всей вероятности, на этом бы завершился.

Недопонимание, возникающее при ошибочной трактовке ком­муникативного намерения говорящего, может быть объяснено в терминах логики и лингвопрагматики с помощью так называемых «фреймов» (the frame approach analysis). При этом подходе принято различать фреймы высшего порядка (high frames) и низшего по­рядка (low frames), соответствующие пониманию так называемых глубинных речевых структур (т.е. истинного намерения говоряще­го) и поверхностных структур языка (т.е. формальной трактовки системы лексико-семантических средств, представленной в дискур­се). Простейшим примером возможности альтернативного пони­мания высказывания может быть трактовка элементарной фразы: Your glass is empty. Означает ли она констатацию факта или это предложение «угостить вас» (I'm offering to buy you a drink)? Лишь знание конкретной ситуации КА может дать определенный ответ на этот вопрос. Соответственно, процесс уяснения слушателем коммуникативного намерения говорящего, объективированного в конкретном речевом произведении, может развиваться от фреймов низшего порядка к высшим (bottom-up analysis) или в противопо­ложном направлении (top-down analysis).

Small talk характеризуется также специфическими лингво-ком-муникативными особенностями: в большинстве случаев это добро­желательно окрашенная звучащая речь, тональность которой пере­дает взаимную или однонаправленную заинтересованность комму­никантов в речевом контакте (или вежливый- паллиатив заинтере­сованности); стереотипизация лексики варьируется в широких пре­делах, но в целом уровень ее относительно невысок, конкретная лексика превалирует над абстрактной, нейтральная — над эмоцио­нально окрашенной; на отбор лексики решающее влияние оказы­вает взаимное стремление оставить хорошее впечатление от кон­такта; синтаксис не осложнен, преобладают простые предложения; порядок слов детерминируется взаимным стремлением общаю­щихся выносить наиболее существенную информацию в препози­цию высказывания. Линейное развертывание высказывания часто осуществляется по рема-тематической формуле R -»Т или Topic -•• Comment). Резюмирует сказанное следующая схема:

Интеракциальное общение

I/A

Трансакциальное общение

Т/А

(преимущественно моно­сегментные структуры -short turns/ST)

(преимущественно полисег­ментные структуры - long turns/LT)

PHATIC-I

Контакто-устанав-
ливающий дискурс:
Приветствие —
приветствие
Прощание —
прощание #

Просьба — удовлетворен ие Обещание — благодарность и т.д.

PHATIC-II

«Светский

разговор»

Беседа-«клише»

«Солидарный»

разговор

Meaningful Talk

^Ч Интимное общение у. Личное общение \ Социальное общение ^Публичное общение

4. Структура собственно разговорного дискурса, рассматривае­мого как результат конкретного речевого акта, отражает ряд этапов (вступление в речевой контакт, выдвижение инициальной темы разговора и ее ратификация, мена ролей в ходе коммуникативного акта, смена темы разговора, выход из коммуникативного акта), каж­дый из которых обусловлен комплексом внешних и внутренних факторов. Последнее замечание не следует трактовать усилитель­но: одним из отличий непринужденного разговора SECE от упоря­доченного речевого акта MESE (с заранее спланированной темой, продуманным коммуникативным намерением, определением кру­га собеседников и тд.) является то, что первому присуща спорадич­ность, известная непредсказуемость его реализации (хода и исхода разговора). Для осуществления разговорного контакта не требуется никаких специальных условий (лишь бы не было помех и комму-

никанты слышали друг друга), определенного времени, спланиро­ванной темы разговора, выбора собеседников (лишь бы был «кво­рум»: не менее двух участников), предварительного распределения ролей (инициировать разговор может один, а фактическим веду­щим может оказаться другой участник). При всем бесконечном разнообразии и внешней неструктурированности непринужденных разговоров их реализация в конечном счете подчиняется приня­тым и общественно санкционированным правилам речевого пове­дения, описанным в ряде исследований. По мнению С. Винсков-ского, сумма этих правил, названных им topicalizing behaviour, вклю­чает взаимную готовность выступать в ходе КА в обеих ролях (и го­ворящего и слушающего), выдвижение приемлемых (уместных) тем КА и их согласование (bringing up topics and responding to other participants' topics), молчаливое согласие не упоминать о чем-либо неуместном (avoiding something inappropriate), активную поддержку хода КА, выражающуюся в том, чтобы продвигать ход разговора по крайней мере на один шаг (реплику) вперед (carrying discussion or conversation one step further) (Winskowski, 1977:93).

Вот как схематично выглядят начало, поэтапное развертывание и завершение разговорного дискурса SECE в представлениях кол-локвиалистов. Очень важную роль играет вступление в речевой контакт, ибо, в отличие от регламентированного КА, основной целью непринужденной беседы является установление и поддер­жание доброжелательного контакта, а это требует моментального учета целого комплекса долговременных и привходящих факторов (обстановки, настроения участников, их заинтересованности в под­нимаемой теме и пр.), с тем чтобы доброжелательность («солидар­ное участие») были действительно взаимными. Существует целый набор правил, материализуемых в речевых формулах приветствий и стереотипизированных структурах (greetings, speech gambits) типа: How do you dolltfello! Hi! + the participant's name; фраз и клише типа: Have you heard the one... What do you think about... How about.... Иног­да начало разговора, особенно между малознакомыми людьми, мо­жет быть инициировано ничего не значащей фразой типа: My goodness, it's so cold. Time's fleeting incredibly. God! The rush hour today.... Однако для завязки разговора это может оказаться недоста­точным. Анализу нарушений разговорного вербального контакта ("mismatches") посвящены специальные исследования лингвистов. Вот как иллюстрируются некоторые неудачные попытки «разго­ворного гамбита» типа: A: Today is Saturday. В: Ah. Или: A: You know I call my cat Herbert. B: No. В обоих случаях собеседник по каким-то причинам не был настроен включиться в беседу. Для ее успешного

Дата добавления: 2015-05-06