ВВЕДЕНИЕ 2 страница. Принятие оброка за основу при исчислении выкупной суммы откровенно показывало, что законодатель хочет сохранить в неизменности дореформенные доходы помещиков

Принятие оброка за основу при исчислении выкупной суммы откровенно показывало, что законодатель хочет сохранить в неизменности дореформенные доходы помещиков, только в новой правовой форме. Закон исходил из того, что выкупная сумма должна быть такой, чтобы, будучи положена в банк при 6% годовых, она давала в виде этих процентов прежний, привычный для крепостника оброк.

У помещика возникали два возможных варианта поведения. Во-первых, он теперь мог спокойно жить как рантье, получая прежний оброк в виде процентов на капитал. Но он мог пойти и по новому, капиталистическому пути, вложив деньги в быстро растущую промышленность, железнодорожное строительство или поставив свое поместье на капиталистическую ногу. Многие помещики так и поступили. Но многие избрали и третий путь – они просто промотали полученные от крестьян деньги, а вслед за тем и землю. Дворянское землевладение с 1863 по 1915 год сократилось более чем вдвое – с 85 млн. десятин до 39 млн. десятин²³ [См.: Анфимов А. М. Крестьянское земельное право в пореформенной России. – В кн.: Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России, с. 219].

Конечно, не все помещики были готовы к новым порядкам и по экономическим соображениям. Многие накануне реформы были обременены долгами, закладывали и перезакладывали свои имения. В 1859 году в залоге состояло 44 166, т. е. 2/5 имений, в которых жили 2/3 всех крестьян²⁴ [См.: История СССР. 1861 – 1917, с. 4]. При выдаче помещикам выкупных платежей государство взыскало долги, и должники оказались на мели.

Авторы реформы резонно рассудили, что крестьяне не смогут сразу заплатить громадные суммы, которые с них хотели бы получить помещики. Понимали они и то, что если оставить помещика наедине с крестьянином, то прежний барин не будет реально в состоянии взыскать деньги с бывшего крепостного. Значит, нужна была помощь государства с его мощным аппаратом принуждения. Все эти задачи и должна была решить выкупная операция.

Юридически эта операция выглядела как предоставление государственным банком кредита крестьянину для приобретения им земли. Конечно, государство не собиралось выдавать деньги на руки крестьянину. Они были сразу перечислены помещикам в форме ценных бумаг. Считалось, что крестьянин приобрел землю у помещика, прежние правоотношения с которым у него теперь прекращались. Не случайно крестьянин с момента заключения выкупной сделки уже именуется собственником. Правда, собственность у него еще серьезно ограничена по праву распоряжения. В одном из сенатских разъяснений прямо говорилось, что крестьянские надельные земли (как усадебные, так и полевые) составляют особый вид владений, резко отличающийся от права собственности, полного господства над имуществом.

Прекратив правоотношения с помещиком, крестьянин вступает, однако, в новые правоотношения с государством – кредитные. Он обязуется в течение 49 лет погашать свой долг в рассрочку, уплачивая при этом немалые проценты, которые должны были длительное время значительно превышать ежегодные взносы в погашение ссуды.

Вся эта грабительская система и привела к тому, что к моменту прекращения выкупных платежей – а они были прекращены досрочно в результате первой российской революции – крестьяне уже выплатили сумму, в несколько раз превышавшую реальную цену полученной ими земли.

Но даже государству с его громадной машиной принуждения трудно было бы справиться с крестьянством, выколотить из него выкупные платежи, если бы авторы реформы не придумали еще одну хитрость – сохранение общины с ее круговой порукой. Общинного строя не было на Украине, в Белоруссии и Литве. Великороссийская община же уходила корнями во времена Русской Правды. Теперь ее решили использовать для взыскания выкупных платежей. Как раньше община обеспечивала уплату дикой виры, так теперь она должна была руками самих общинников заставить каждого из них вносить ежегодные суммы в погашение долга государству за выкуп. Расчет был простой: ни один крестьянин не захочет платить за соседа и уж найдет способ содрать с ближнего последнюю копейку. Община в этом случае была надежней для государства, чем любой финансовый или полицейский чиновник.

Лучшему обеспечению взыскания повинностей и выкупных платежей способствовало и создание общинного и волостного самоуправления. Поставленное под контроль помещика, это самоуправление было хорошо приспособлено к принуждению крестьян выполнять их обязанности перед помещиком и государством.

Подобная система казалась отцам реформы весьма мудрой, и она действительно некоторое время «работала». Но когда в 1906 году запылали помещичьи имения, стало ясно, что попытки перехитрить крестьянина не удались. И тогда самодержавие решило искать новую опору в деревне – кулака. Эту задачу и должна была выполнить столыпинская аграрная реформа, важнейшим элементом которой было разрушение общины.

Так или иначе, но в результате реформы 1861 года крестьяне получили волю. Не такую, какую хотели, и не так, как хотели, но все же волю. Они приобрели права свободных сельских обывателей, т. е. определенные гражданские, семейные и даже некоторые политические права (например, право создавать крестьянское самоуправление). Правосубъектность крестьян, следовательно, была резко расширена. Из почти рабов они становились людьми. Конечно, крестьянство продолжало оставаться низшим слоем общества, но экономически и политически оно приобретало известную перспективу.

С точки зрения экономической оборотистый крестьянин мог, несмотря на всяческие препятствия, стать буржуа. Он мог – тоже с серьезными трудностями – изменить сословную принадлежность, в том числе выбиться и в привилегированные состояния. То есть у крестьянина возникла возможность изменить и свой политический, юридический статус.

В документах реформы имеется определенное противоречие по вопросу о моменте приобретения крестьянином личной свободы. В Манифесте указывается, что до составления уставных грамот, т. е. практически около двух лет, крестьянам и дворовым людям следует «пребывать в прежнем повиновении помещикам и беспрекословно исполнять прежние их обязанности». В то же время ст. 1 и ст. 3 Правил о порядке приведения в действие Положений о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, предусматривают немедленное – по обнародовании документов реформы – предоставление личных прав крестьянам, т. е. прекращение крепостного состояния. Большинство исследователей полагает, что закон нужно толковать в том смысле, что крестьяне были освобождены немедленно.

Характерной чертой реформы была ее поэтапность, постепенность и общая медлительность, что отражало страстное нежелание помещиков расставаться с привычными благами. Эти черты проявились уже в ходе подготовки реформы, когда местные губернские комитеты попробовали заволокитить представление своих материалов в центр. Но даже и в самом конце подготовительной работы, когда проект обсуждался в Государственном совете, Александру II пришлось принять крутые меры к тому, чтобы крепостническая часть Совета не сорвала обсуждение. Это был редкий в истории случай, когда самодержавная власть была использована для ускорения прогресса, хотя прогресса, конечно, весьма относительного.

Но и сама реформа была построена в расчете на всяческую медлительность. По законам решение главных для крестьян земельных дел растягивалось, по существу, на неопределенный срок. Прежде всего, два года давалось на составление уставных грамот. В течение этого срока крестьяне оставались фактически в прежнем крепостном положении. Во всяком случае, они сидели на прежних своих землях и выполняли прежние повинности. С составлением и утверждением уставной грамоты крестьяне переходили в состояние временнообязанных, для пребывания в котором срока первоначально установлено не было. Практически оно растянулось на десятилетия, и не одно поколение крестьян успело побывать во временнообязанных. А ведь временнообязанные крестьяне мало отличались от крепостных. Они сидели на земле, которая считалась по-прежнему собственностью помещика, и платили за пользование ею прежними феодальными повинностями – барщиной и оброком, хотя и несколько упорядоченными.

Даже став собственниками, крестьяне, как отмечалось, еще не совсем порывали с прошлым, реформа продолжалась и на этой стадии. Можно сказать, что в целом по стране проведение реформы затянулось чуть ли не до самой Февральской революции, и если бы не Великий Октябрь, то, может быть, крестьянам пришлось бы еще дольше расхлебывать все ее «премудрости». Другая характерная черта документов реформы – лицемерие. Законодатель отдавал решение важнейших вопросов, в том числе о размерах наделов, о повинностях, добровольному соглашению крестьян с помещиком. Таким образом, делался вид, что эти острейшие вопросы можно решить по-доброму. Создавался институт мировых посредников, которые были призваны объективно примирять интересы сторон. Однако законодатель отлично сознавал, что добровольного соглашения классов-антагонистов получиться не может. Поэтому, отсылая стороны к добровольному соглашению, закон в то же время устанавливал нормы, и достаточно определенные, на все случаи жизни. И неудивительно, что в большинстве случаев добровольных соглашений крестьян с помещиками о земле, выкупе и прочем не получилось; эти вопросы решались в соответствии с нормативами, обеспечивающими интересы помещиков.

Для документов реформы характерны сложность, запутанность и казуистичность. Идя навстречу местному дворянству, законодатель постарался учесть интересы чуть ли не каждого уезда в отдельности (помещиков уезда, разумеется). Размеры наделов, повинностей и прочие элементы нового порядка скрупулезно варьировались в зависимости от разных факторов. Да и общие положения реформы во многом страдали двусмысленностью. Сложная система ссылок и отсылок наряду с массой повторов усложняла и усиливала неразбериху. Нужны были достаточно высокое образование и опыт, чтобы понять и применить правильно всю эту громадную массу законов, которую составили документы реформы. К тому же они неоднократно дополнялись и изменялись. Сложность законодательства открыла дорогу для злоупотреблений. П. А. Валуев со слов графа Блудова утверждал, что Сперанский якобы рекомендовал «законы писать неясно, чтобы народ чувствовал необходимость прибегать к власти для их истолкования». Блудов заметил при этом, что сама мысль принадлежит скорее не Сперанскому, а Николаю I²⁵ [См.: Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел, т. 1.1861–1864 гг. М., 1961, с. 76–77]. Как видим, Александр II вспоминал совет своего отца.

Крестьяне, которые не могли самостоятельно разобраться в реформе и не доверяли попам и помещикам, стали толковать закон в выгодном для себя духе, конечно, в полном противоречии и с буквой и с действительным духом закона. Такое толкование, основанное на царистских иллюзиях, привело к восстаниям, как это было в известном селе Бездна Казанской губернии, где дело дошло до вызова войск и массового расстрела крестьян.

Мелочная казуистичность документов реформы доходила до ограждения интересов помещиков в самых пустяшных делах, вплоть до права охоты и рыбной ловли, проезда и прохода по дорогам и пр.

С этой чертой документов была связана и еще одна – невысокий уровень юридической техники, порой простая юридическая неграмотность, если можно применить к закону такое выражение.

Прежде всего, вместо того чтобы издать один, хотя бы и крупный, закон, отцы реформы подготовили серию актов, решающих отдельные вопросы. Даже общие проблемы реформы – о временнообязанном состоянии, о выкупе, о порядке проведения реформы – разбросаны по отдельным документам.

Очень неоднородна структура законов, входящих в комплекс документов реформы. Например, Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, делится на разделы, разделы – на главы, которые в свою очередь иногда подразделяются на отделения. Положение об устройстве дворовых людей делится на части, которым не присвоен никакой титул, нет ни разделов, ни глав. Положение о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях подразделяется на главы, отделения, которые дробятся на более узкие структурные единицы. Этот анализ можно продолжить. По существу, чуть ли не каждый закон имеет свою структуру. Если прибавить сюда длинные названия законов, можно представить, как неудобно было пользоваться документами реформы.

Говоря о юридических несообразностях законов крестьянской реформы, можно отметить, например, определение тех платежей, которые шли помещику за землю. Статья 27 Положения о выкупе гласит: «Определенная по правилам сего Положения сумма, выдаваемая помещику под приобретаемые крестьянами в собственность мирские земли и угодья обеспеченными (гарантированными) правительством кредитными бумагами, именуется выкупною ссудою». Если верить этой формулировке, то помещик получает не плату за свою землю, продаваемую крестьянину, а лишь ссуду, которая, как известно, подлежит возвращению. Ничего подобного, разумеется, реформа не предусматривает. Крестьянам, действительно, деньги на выкуп земли давались взаймы, они вступали в кредитные, долговые отношения с государством. Для помещика же государство выступало просто в роли посредника, который берет на себя задачу оплатить покупку крестьянами земли, а потом взыскать с них соответствующие суммы.

Статья 113 того же закона называет выкупными платежами не суммы, идущие в погашение данной крестьянину ссуды, а лишь проценты на нее.

В Положении о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях странно употребляется термин «избирается». Выборы мировых посредников, о которых идет речь в ст. 12–14 этого положения, состоят в том, что уездный предводитель дворянства составляет список кандидатов, дворянское собрание его корректирует, а из этого списка губернатор выбирает подходящих лиц. Как видим, «выборы» здесь своеобразные. Их следовало бы просто назвать назначением.

Даже в дореволюционной литературе отмечалось, что при подготовке крестьянской реформы Александра II окружали отнюдь не лучшие умы России²⁶ [См.: Глинский Б. Б. Указ. соч., с. 39].

* * *

Документы реформы, как уже отмечалось, были подписаны царем 19 февраля. 5 марта 1861 г., в воскресенье, Манифест был обнародован в Петербурге и Москве путем расклейки печатного текста и оглашения его в церквах.

Вопрос о причине отсрочки опубликования Манифеста вызвал в литературе полемику. Ф. С. Горовой полагал, что отсрочка обусловлена общей неподготовленностью царизма к подавлению ожидавшихся волнений. П. А. Зайончковский справедливо усомнился в возможности царизма быть неподготовленным к этому событию, которое ожидалось в течение нескольких лет. Больше того, крупнейший исследователь проблемы показал, что такая подготовка велась уже с первых шагов работы над проектом реформы. Из документов, собранных П. А. Зайончковским, видно, что правительство первоначально хотело известить население не на буйной масляной неделе, которая кончалась 5 марта, а во время великого поста, когда христиан призывают к смирению. Министр внутренних дел Ланской, в частности, уже 12 февраля сообщил об этом секретной телеграммой всем губернаторам. Какая ирония истории: российскому крестьянству предстоял великий пост, но исчисляемый не неделями, а десятилетиями!

В губерниях документы реформы стали публиковаться действительно во время великого поста, начиная с 7 марта. Но в Петербурге и Москве Манифест был оглашен в последний день масленицы. Причина этого до сих пор не ясна. Известно только одно, что соответствующее решение было принято Александром II внезапно, неожиданно даже для ближайшего окружения²⁷ [См.: Зайончковский П. А. Указ. соч., с. 40 и сл.].

Накануне опубликования Манифеста, 4 марта, по губерниям были разосланы около сорока генералов свиты и флигель-адъютантов, которые везли с собой в специальных опечатанных портфелях тексты документов для губернаторов²⁸ [См.: Дневник П. А. Валуева, т. 1, с. 79].

Документы реформы, основное законодательство стали печататься примерно 10–12 февраля, еще до подписания их царем. Манифест начали печатать в конце февраля. Набор положений о крестьянах производился в типографии II отделения Собственной его императорского величества канцелярии, а печатание – в 14 типографиях Петербурга. При этом соблюдались правила секретности. Работа продолжалась до 17 марта, а затем была возобновлена по ходатайству из губерний и завершилась 30 марта.

За это время было напечатано 68454 полных комплекта документов, 20658 экземпляров неполных, рассчитанных на соответствующую зону, а также 30 тыс. экземпляров Положения о дворовых. Манифест был изготовлен в количестве 280 тыс. экземпляров²⁹ [См.: Зайончковский П. А. Указ. соч., с. 51–52].

В губерниях Манифест обнародовался до начала апреля. Притом непосредственно на места документы реформы поступали еще неделей позже.

Законодатель заранее учел сложность доведения до подданных документов реформы. Это обусловило некоторые особенности течения сроков, установленных законом. В документах мы встречаем три вида сроков, вернее юридических фактов, определяющих начало течения сроков. Одни сроки считаются от подписания законов, другие – от их опубликования (имеется в виду – в Петербурге и Москве), третьи – от получения закона на месте. Правда, последний порядок применяется редко. Первые же два употреблялись примерно в равной мере. С точки зрения юридической, думается, вряд ли были основания вообще для различного определения сроков от подписания и от опубликования, вполне можно было обойтись каким-либо одним.

* * *

В 60-х годах серией указов крестьянская реформа была проведена и в отношении государственных и удельных крестьян. Вопрос о них был поднят еще в 1859 году³⁰ [См.: Захарова Л. Г. Указ. соч., с. 202]. Основные принципы освобождения государственных и удельных крестьян были сходны с установленными для крестьян помещичьих: они также получали землю в собственность, размер ее также урезался, за нее также надо было платить.

Реформа коснулась и приписанных к горным заводам Урала людей. Она проводилась Дополнительными правилами 19 февраля 1861 г., которые мы публикуем, а также Положением о горнозаводском населении казенных горных заводов 8 марта 1861 г.³¹ [См.: Трефилова Л. А. Социально-экономическое положение сельских работников горных заводов Урала после реформы 1861 года. – В кн.: Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России, с. 221].

Реформа, рассчитанная на то, чтобы приглушить революционные настроения крестьян, разрядить революционную ситуацию, в известной мере достигла цели. Тем не менее она вызвала глубокое разочарование широких кругов населения России. Надо сказать, что правительство предполагало недовольство и даже беспорядки в момент опубликования Положений. П. А. Валуев, бывший в то время управляющим делами Комитета министров, в своем дневнике сообщает, что уже накануне подписания документов реформы была проведена соответствующая подготовка, а именно: в Петербург вызваны загородные гвардейские батальоны, войскам розданы боевые патроны, подготовлена артиллерия. И – на всякий случай – держали наготове лошадей для императора.

Есть основания предполагать, что царь опасался не только народа, но и своего окружения. Недаром 19 февраля он ночевал не в своей спальне, а в апартаментах сестры. Очевидно, печальная судьба дедушки – Павла I – не раз вставала перед его мысленным взором. Не случайно в пору подготовки реформы Александр II неоднократно и в разных городах заверял дворянство, что его интересы будут ограждены.

Опасения императора не оправдались. Тот же Валуев записывает: «19 февраля. Сегодня вместо ожидаемых демонстраций и даже волнений ничего, кроме грязи и ям на улицах»³² [Дневник П. А. Валуева, т. 1, с. 70–73].

В день опубликования Манифеста особых проявлений недовольства в Петербурге также не было, но очевидцы сообщали, что он был встречен весьма прохладно, а порой вызывал открытое выражение протеста. Верноподданническое подношение хлеба-соли императору, по свидетельству даже князя В. П. Мещерского, было явно казенным мероприятием³³ [См.: Глинский Б. Б. Указ. соч., с. 26].

Любопытно, что Правительствующий сенат решил не благодарить и не поздравлять Александра II с опубликованием Манифеста, но верноподданнически отозваться на документ приветственным адресом. Царь отказался принять этот адрес³⁴ [См.: Дневник П. А. Валуева, т. 1, с. 80–82].

Что же касается крестьянства, то грабительский характер реформы не мог не вызвать его сопротивления. Беспорядки, вспыхнувшие сразу по опубликовании документов, то ослабевая, то снова разгораясь, охватили период, который определяется десятилетиями и подводит к новой революционной ситуации 1879–1881 годов. Царское правительство в борьбе с крестьянами применяло самые разнообразные формы и методы. Не останавливаясь и перед расстрелами, оно прибегало порой и к древним способам, известным еще Русской Правде. Так, чтобы принудить крестьян к подписанию уставных грамот, в село вводилась воинская команда, которая довольствовалась за счет крестьян, – совсем так, как это предусматривала Русская Правда для вирников, когда они приезжали за получением уголовного штрафа с убийцы или верви.

Кроме открытых восстаний, часто подавлявшихся вооруженной силой, крестьяне нередко применяли, и пассивное сопротивление. Например, массовыми были отказы от подписания уставных грамот.

При всей своей ограниченности крестьянская реформа явилась важной вехой в истории России. Она резко повернула страну на путь капиталистического развития. Правда, в деревне капитализм пошел не по лучшему, в принципе, – по прусскому пути. Особенно же много реформа дала промышленности – освобождением громадного резерва рабочей силы, ростом внутреннего рынка, введением в действие свободных капиталов. Все это позволило России вступить в эпоху империализма одновременно с наиболее развитыми капиталистическими государствами.

Развитие базиса не могло не отразиться на надстройке. По словам В. И. Ленина, Россия после крестьянской реформы сделала шаг по пути превращения феодальной монархии в буржуазную. Это связано с проведением других реформ, о которых мы расскажем читателю в следующем томе.

Документы крестьянской реформы неоднократно публиковались в советское время. Однако это делалось применительно к отдельным актам и преимущественно в учебных целях³⁵ [См.: Буржуазная реформа и контрреформа второй половины XIX века. М, 1954; История государства и права СССР. Сборник документов, ч. 1, М., 1968; Законодательство России XIX века. М, 1970]. Наиболее полным (но далеко не исчерпывающим) является составленный К. А. Софроненко сборник «Крестьянская реформа 1861 года в России» (М., 1964).

Реформа, как уже отмечалось, проводилась не одномоментно и опиралась на множество законодательных актов. Мы публикуем лишь те документы, которые были подписаны царем 19 февраля 1861 года. Исключение составляет последний документ тома. И даже из первоначальных нормативных актов мы опустили некоторые второстепенные. В частности, мы ограничились лишь одним законом о посессионных крестьянах.

Проблема проведения крестьянской реформы в национальных районах представляет собой большую самостоятельную тему. Документы, публикуемые в настоящем томе, в той или иной мере затрагивают ее. Однако специально национальным аспектом крестьянской реформы мы не занимались. Некоторое исключение составляет лишь публикация Указа об устройстве крестьян Царства Польского.

Тексты всех, кроме последнего, законов публикуются по официальному изданию – «Высочайше утвержденные его императорским величеством 19 февраля 1861 года положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», СПб., 1861. Указ об устройстве крестьян Царства Польского дается по отдельному официальному изданию 1864 года.

Том подготовлен авторским коллективом. Введение к тому написано О. И. Чистяковым. Все документы, кроме двух, подготовлены полностью доктором исторических наук, профессором В. А. Федоровым. Дополнительные правила о приписанных к частным горным заводам людях ведомства Министерства финансов подготовлены кандидатом юридических наук Т. Е. Новицкой, Именной указ об устройстве крестьян Царства Польского – кандидатом юридических наук А. М. Четвертковым. Библиография составлена В. А. Федоровым. Указатели разработаны А. М. Четвертковым.

Иллюстрации к тому подобраны В. А. Федоровым.

Научно-вспомогательная работа проведена Г. А. Кутьиной, Л. Н. Чистяковой и Е. В. Бохоновой.

Дата добавления: 2015-05-06