За рождение без насилия 2 страница

5.
Это обучение тишине необходимо в такой же мере тем, кто помогает во время родов, акушерам и акушеркам.
В родильной комнате слишком много громко говорят. Восклицания: "Тужьтесь! Да тужьтесь же, наконец!" - очень редко произносятся шепотом.
К большому сожалению.
Громкие, гулкие звуки и возгласы гораздо больше пугают женщин, чем помогают им. Говоря с ними тихими голосами, мы умиротворяем их. И гораздо больше это помогает им, чем крики.

Пусть помощники тоже пройдут школу тишины. Пусть они подготовятся достойно встретить ребёнка.

6.
Темнота или полумрак, тишина...
И воцаряется необыкновенный мир.
И уважение, с каким подобает встретить прибывающего путешественника, младенца.
В церкви никто не кричит. Инстинктивно все снижают голос. Если есть ещё столь же святое место, то оно здесь.
Полумрак, тишина, что ещё необходимо? Терпение. Или, вернее, обучение необыкновенной медлительности. Почти неподвижности.
Без согласия на это внутреннее спокойствие нельзя надеяться на успех. Невозможно будет понять ребёнка.
Согласие на эту медлительность, проникновение в неё - это ещё одно упражнение, требующее подготовки.
Как для женщины, так и для присутствующих.
Чтобы достигнуть успеха, надо ещё вспомнить, из какого странного мира приходит малыш.
Сантиметр за сантиметром, или ещё меньше, он приближается к падению в ад. Двигаясь всё медленнее и медленнее, он собирал силы, накапливал значительную энергию.
Не испытав на своём собственном теле этой крайней медлительности, невозможно понять и рождение. Невозможно встретить новорождённого.
Чтобы это понимание, эта встреча произошли, нужно выйти из времени. Выйти из "нашего" времени, из привычек, личных вкусов, из всего, стремительно протекающего.
Наше время и время новорождённого практически непримиримы.
Оно обладает медлительностью, близкой к неподвижности.
Другое, наше - суета, граничащая с исступлением.
Впрочем, мы никогда не находимся "здесь". Мы всегда где-то там, в прошлом, в наших воспоминаниях. В будущем, в наших проектах. Мы всегда находимся либо до, либо после. "Сейчас" - никогда.
Чтобы встретить новорождённого, нужно отрешиться от нашего времени, бешено текущего.
Вот что кажется тоже невозможным.
Как выйти из времени, этой сумасшедшей войны?
Очень просто.
Достаточно быть здесь.
"Быть здесь", как будто нет болquot;нашего" времени, из привычек, личных вкусов, из всего, стремительно протекающего.
Наше время и время новорождённого практически непримиримы.
Оно обладает медлительностью, близкой к неподвижности.
Другое, наше - суета, граничащая с исступлением.
Впрочем, мы никогда не находимся "здесь". Мы всегда где-то там, в прошлом, в наших воспоминаниях. В будущем, в наших проектах. Мы всегда находимся либо до, либо после. "Сейчас" - никогда.
Чтобы встретить новорождённого, нужно отрешиться от нашего времени, бешено текущего.
Вот что кажется тоже невозможным.
Как выйти из времени, этой сумасшедшей войны?
Очень просто.
Достаточно быть здесь.
"Быть здесь", как будто нет больше будущего и прошлого. Нужно "быть здесь", как будто дальше времени не существует. И это " конец" времени. Потому что это начало.
Всё очень просто. А кажется невозможно.
Как примирить непримиримое, встретиться с нулём или бесконечностью?
Требуется пристальное внимание.
Наблюдатель открывает себе новорождённого, как будто до того никогда его не видел. И испытывает такое удивление... что забывает всё. Включая самого себя.
Он сам исчезает!
Нет больше наблюдателя!
Остаётся только младенец.
Прекратилось это древнее, вечное и иллюзорное деление на тех, кто смотрит, и тех, кого рассматривают.
Существует только этот ребёнок, которого созерцают. Не такого, какого мы знаем, о котором выучили, прочитали или нам сказали. Его созерцают таким, какой он есть.
На него смотрят. Или, лучше, дают ему заполнить самого себя. Без посторонних советов. Без предупреждений. Во всей невинности. Во всей новизне.
Всё становится просто "им".
Акушер снова стал новорождённым.
Он снова пережил своё рождение. И он снова обрёл свою чистоту.
Не умея того, он отрешился от времени.
Вместе с ребёнком он на пороге вечности... И я в свою очередь лучу, приближаюсь к этому.
Но подождём ребёнка.

7.
Всё готово: полумрак, тишина, сосредоточенность. Время остановлено.
Ребёнок может появиться.

8.
А вот и он!
Он выходит... Сначала голова. Затем руки, которым помогают освободиться, просунув по пальцу в подмышки.
Поддерживая таким образом ребёнка под каждой рукой, его поднимают, как его вытащили бы из колодца. И главное - не трогают голову! Его кладут прямо на материнский живот.
Какое место подошло бы лучше, чтобы принять ребёнка? Это материнский живот, по размеру и форме точно соответствующий малышу. За мгновение до этого выпуклый, теперь впалый, кажется, что он ждёт его, как гнездо.
Теплота и мягкость живота, его поднятие и спуск в ритме дыхания, его нежность, живое тепло кожи - великолепное место для новорождённого.
Наконец, а это главное, близость этого места позволяет сохранить целой пуповину.

9.
Большой жестокостью является перерезание пуповины сразу же после того, как ребёнок выйдет из материнского живота. И это очень плохо влияет на ребёнка.
Сохранить пуповину целой, пока она бьётся, значит трансформировать рождение.
Во-первых, это обяжет акушера быть терпеливым. Это призовёт его, как и мать, уважать ритм ребёнка.
Во- вторых, есть причина важнее.
Как мы уже сказали, воздух, наполняя лёгкие малыша, производит эффект ожога.
Более того.
До рождения ребёнок не знал ничего, кроме себя самого.
Он не делал никакого различия между миром и собой, потому что снаружи и внутри было одно - он сам. Он не знал различий. Он не знал, например, холода. Холод - только противоположность теплу. Температура тела малыша, такая же, как и у матери, не давала повода для сравнений.
До рождения не существовало ни "внутри", ни "снаружи", так же как не было ни тепла, ни холода.
Приходя в этот мир, новорождённый попадает в царство противоположностей, где всё либо хорошо, либо плохо, приятно или неприятно, сухо или мокро... Он открывает эти контрасты, неразделимые, как братья- враги.
А как ребёнок выходит в царство противоположностей? Чувствами? Нет, это придёт несколько позже.
Именно с дыханием открывается царство контрастов. С первым вздохом он переступает порог. Вот где вход.
Он вдыхает. Со вздохом приходит его противоположность: выдох. Который в свою очередь...
И вот запущен вечный маятник, принцип существования этого мира, где всё рождается из противоположности: день из ночи, лето из зимы, богатство из бедности, сила из смирения.
Без конца и без начала.

10.
Дышать - это значит быть в унисон со всем миром, в согласии с универсальным и вечным биением.
Проще говоря, это значит использовать кислород и освобождаться от продуктов распада, главным образом - углекислого газа.
Но в этом простом обмене встречаются две вселенные, встречаются друг с другом, пытаются смешаться, соприкоснуться: внутренний мир и мир внешний.
Два мира, теперь разделённые, пытаются обрести друг друга: мир организма, внутренний, маленького "я", и огромный внешний мир.
В лёгких встречаются кровь, поднимающаяся из глубин, и воздух, поступающий сверху.
Этот воздух, эта кровь текут навстречу друг другу, жаждут слиться.
И не могут, разделённые, как стеной, тончайшей перегородкой альвеол.
И одна, и другой "вздыхают" о потерянном единстве.
Кровь приходит в лёгкие темной, лишённой кислорода, тяжёлой от отходов жизнедеятельности, углекислого газа и др., которые делают её старой, бессильной, умирающей. Здесь она освободится от старости, наполнится энергией, молодостью.
Перерождённая этим "купанием" в этом источнике Молодости, она течёт далее живая, обогащённая, алая. И снова погружается в глубину, тратя там свои сокровища. И снова наполняется отходами. Возвращается в лёгкие и там обновляется вновь... Неразрывный, бесконечный круг.
А что касается сердца, то оно оживляет этот круг, посылая обновлённую кровь к жаждущим тканям организма, по так называемому большому кругу кровообращения. В то время, как старая кровь, использованная, направляется им в лёгкие, к источнику молодости, по малому кругу кровообращения.
Путь большого круга далёк, он ведёт кровь из сердца к границам королевства: к макушке, к конечностям, к внутренним органам.
Малый круг короток - он ведёт от сердца к лёгким и возвращается обратно.
А как обстоят дела у плода, чьи лёгкие ещё не работают?
Кровь плода, точно также, как и наша, нуждается в обновлении.
И чтобы это сделать, она возвращается в плаценту. Именно плацента выполняет роль лёгких, кроме остального.
Туда кровь приходит по пуповине и возвращается: три сосуда, одна вена и две артерии, в одном чехле.
В плаценте кровь обновляется не в контакте с воздухом, а в контакте с кровью матери, обновляющейся в свою очередь, в лёгких.
Мать дышит для младенца. Точно так же, как она питается для него, носит его, защищает. Спит и видит сны. Делает для него всё...
Не находится ли ребёнок в полной зависимости от матери до рождения?
А далее, после рождения, что происходит? Необыкновенное происшествие, потрясение, революция: кровь, до этих пор идущая через пуповину, устремляется в юные лёгкие!
Она покидает старую дорогу, родное русло. Она оставляет материнскую дорогу.
Ребёнок берет на себя дыхание, обогащение крови кислородом своими лёгкими.
Он говорит:
"Женщина, что общего между мной и тобой?
Зачем нужен посредник между землёй и мной?
Вот что объявляет ребёнок дыханием.
Это только первый шаг: во всём, кроме воздуха, ребёнок полностью зависим от матери.
Но этот путь уже начат.
Дыша, ребёнок становится на путь независимости, автономии, свободы. И в то же время он попадает из вечности во временное пространство. Из непрерывности в колебания.
Но покидает ли кровь старый путь, пуповина - плацента, внезапно, происходит ли это грубо?
Это когда как.
Чтобы этот переход произошёл медленно, нежно - или внезапно, в панике или страхе, чтобы рождение стало пробуждением от приятного сна... или трагедией, - это зависит от нас.

11.
Говорят, что природа не делает прыжков.
Рождение - один из них: перемена мира, уровней.
Как разрешить это противоречие? Как сама природа смягчает переход, который обещает быть грубым?
Очень просто.
Природа - мать суровая, но любящая. Мы игнорируем её предупреждения. А потом проклинаем ёе же!
Всё есть для того, чтобы прыжок, приземление произошли с желаемой лёгкостью.
А мы подчас настаиваем на опасности, которой избегает ребёнок: аноксии.
Аноксия - это нехватка драгоценного кислорода, к чему очень чувствительна нервная система.
Ребёнок, которому довелось испытать нехватку воздуха, получает непоправимую травму мозга. И вот перед нами существо покалеченное, изуродованное.
Таким образом, ребёнок ни в коем случае не должен испытывать при рождении нехватку кислорода. Ни на мгновение.
Вот что говорит учёный. И он прав.
Впрочем, природа рассудила точно так же, как её известный кум-учёный.
Она сделала так, что во время этого опасного перехода, ребёнок получает кислород из двух источников, а не одного: через свои лёгкие и через пуповину.
Две системы работают вместе, одна принимает эстафету у другой: прежняя, пуповина, продолжает питать ребёнка кислородом до тех пор, пока новая, лёгкие, полностью не примет смену.
Ребёнок, родившись, выйдя из матери, продолжает всё же быть связанным с ней пуповиной, которая пульсирует ещё очень долго. Четыре, пять и больше минут.
Получая кислород через пуповину, защищённый от аноксии, ребёнок может без опасения, без спешки привыкнуть к дыханию по своей воле.
Кроме того, кровь тоже имеет время покинуть старую дорогу (которая вела её в плаценту) и наладить лёгочное дыхание.
В это же время, параллельно, закрывается отверстие в сердце: дорога назад отрезана.
В общем, в течение этих четырёх- пяти минут ребёнок остаётся на развилке дорог в два мира. Получая кислород с двух сторон, он успешно, без грубости, переходит с одной дороги на другую. И едва ли он при этом закричит.
Как достичь этого чуда? Немного терпения. Ничего не ускорять. Уметь ждать. Уметь дать ребёнку время привыкнуть.
Мы видим, что здесь необходимы тренировки. А иначе, как же оставаться без дела долгих пять минут?
Когда нас всё толкает на противоположное - наша рассеянность, автоматизм, привычки. И странная нервозность, плод нашей тревоги, проистекающей... из нашего собственного рождения.

12.
Для ребёнка это наше благодеяние значительно.
От того, будет ли пуповина перерезана немедленно или тогда, когда она уже не будет биться, зависит исход опыта, проводимого ребёнком при вхождении в наш мир: что он почувствует в этом новом для него состоянии; вкус жизни - он может быть различным.
Перерезать пуповину немедленно - значит грубо лишить мозг кислорода.
На что всё существо реагирует очень сильно: паника, бурное возбуждение, душераздирающие крики.
Мы создали самый значительный стресс!
Против этой агрессии поднимается вся система защиты.
Если нужно проверить, как работает система тревоги в организме, то лучшего способа не найти.
Но в этом случае мы создаём условный рефлекс, один из "узлов", силу которых нам показал Павлов: мы объединили в единое целое навсегда "дыхание и агрессия"!
Жизнь - это то, от чего надо защищаться!
Мы связали воедино дыхание и смерть, жизнь и страх.
Великолепное начало!
Вот создающийся невроз. Мы ставим ребёнка перед невозможным выбором:
чтобы дышать глубоко, нужно дать себя поглотить огню,
и крики достаточно ясно свидетельствуют об ожоге, или сдерживать дыхание, а это - восхитительный эксперимент... самоутопления.
Мы предоставляем юному аргонавту право выбора: погибнуть в волнах или в огне!
Чтобы почувствовать вкус этой паники, тревоги, страха, достаточно попросить вашего друга крепко зажать вам нос и рот.
Секунд тридцати достаточно.
И вы упрекнёте себя. что настаивали на этом.

13.
Насколько мягче и нежнее вхождение в жизнь, если пуповина цела.
Ни на мгновение мозг не лишается кислорода. Наоборот, он получает его из двух источников.
Зачем включаться системе тревоги, если нет агрессии?
Нет стресса. Нет паники.
Гармоничный и быстрый переход из одного мира в другой.
Кровь, в свою очередь, плавно, без толчка меняет дорогу. Лёгкие не переполняются ни на какое мгновение этого перехода, ни снаружи, ни внутри.
Когда малыш выходит, он издаёт крик.
Грудная клетка, до этого сильно сжимаемая, внезапно освобождается от пут, и она расширяется.
Создаётся пустота. Туда устремляется воздух. Это первый вдох. Он является актом пассивным.
И это, в то же время ожог.
Раненый, ребёнок отвечает выдохом. Он яростно выталкивает воздух. Это крик.
И часто на этом всё и заканчивается.
Как бы удивлённый этой болью, ребёнок делает паузу.
Бывает, что перед этой паузой крик повторяется два, три раза.
После паузы мы сходим с ума от волнения. И по привычке... пощёчины, шлепки, встряска.
Но мы воздерживаемся от вмешательства, так как более подготовлены, контролируем свои порывы, доверяем природе и мощному биению пуповины. И мы видим... дыхание ребёнка восстанавливается само собой.
Ещё нерешительное, робкое, делающее остановки.
Ребёнок, питающийся кислородом через пуповину, не спешит, он спокойно переносит и ожог.
Ещё остановка, и снова дыхание. Он привыкает, дышит глубоко. И, по-видимому, получает удовольствие от того, что его поначалу так жестоко ранило.
Через некоторое время дыхание становится полным, глубоким, свободным и радостным.
Ребёнок крикнул пару раз. И вы не слышите больше ничего, кроме его интенсивного дыхания, оттеняемого небольшими вскриками, короткими, как бы выражающими удивление, переполнение энергией. Почти "ах!", что издают лесорубы или воины.
К дыханию примешиваются звуки, производимые малышом губами, носом, горлом.
Это уже его язык.
Во всяком случае нет криков ужаса, стонов отчаяния, истерики.
Нужно ли, чтобы ребёнок кричал, входя в наш мир?
Безусловно.
Но зачем заставлять его рыдать?

14.
Ребёнок, получающий удовольствие от этого испытания, пробуя на вкус его новизну, безболезненно забывает тот мир, который он оставил.
Ни одного взгляда назад, ни одного сожаления.
Он входит в мир, как мы обычно просыпаемся от доброго, приятного сна, а не от кошмара.
Когда настоящее так отрадно, к чему хвататься за прошлое?
Теперь прекратила ли биться пуповина?
Тогда отсечём её.
Ни одного вскрика! Нет ни волнения, ни испуга, нет даже лёгкого содрагания.
Просто отпала мёртвая связь.
Ребёнка не "отрывали" от матери.
Один отделился от другого.
Зачем юному путешественнику, ступившему уверенно и основательно на берег, возвращаться к прошлому?
Как восхитительно и разумно подобное рождение!
Продолжая снабжать кислородом малыша через пуповину, мать сопровождает его и помогает сделать первые шаги в этом грозном мире.
Точно также, как он получит поддержку руки матери, чтобы опереться, делая первые шаги.
Руки, чистосердечно открытой, подаренной, за которую ребёнок может браться или отпускать по мере того, как он всё более верит своим собственным силам.
Какой матери придёт в голову
отнять свою руку у малыша, который неуверенно делает первый шаг?

15.
Учитесь уважать
этот момент рождения.
Момент хрупкий, тонкий,
неуловимый, как сон в предрассветный час.
Мы находимся на развилке двух дорог,
двух миров.

Ребёнок перед нами, он нерешителен.
Ради Бога, не подталкивайте его! Не хотите же вы, чтобы он упал?
Позвольте маленькому существу войти
по собственному усмотрению,
в своём собственном темпе и ритме.
Позвольте ему не спешить.

Птица учится летать.
Она тяжела и неловка, волочит громоздкие крылья.
Вы видите её неуклюжей, а потом...
вот она уже летит!
Она оторвалась от земли и парит в воздухе, который делает её
лёгкой и грациозной.
Как перешла она из одного царства в другое?
Это настолько тонко, что глаз не может этого уловить.
Это неуловимо настолько же, как отрешение
от времени.

Или волна, которая поднимается
неуловимо и неотразимо,
и снова опускается.
В какой момент всё переменилось?
Достаточно ли чувствительны ваши уши
чтобы услышать дыхание океана?

Не касайтесь грубыми руками рождения,
этой волны, идущей вслед за другой волной,
рождённой из моря и покидающей его.
Вы ничего не поймёте в этой тайне.
Позвольте ребёнку прийти самому; он знает как.

Оставьте его и вы увидите,
одна волна вытолкнет его на берег,
другая подхватит и подымет немного выше.
Третья - ещё, и вот, наконец, он вышел из воды.
Его держит Земля.
Он вышел из бездны
И опьянён своим существованием.
Не нарушайте ничего.
Подождите.
Это первый восход.
Оставьте же первой заре всю её величественность.
Подождите и позвольте рождению
быть медленным и достойным.
Этот ребёнок просыпается в первый раз.
Не трогайте его,
пока он совсем не оставит царство сна.
Посмотрите,
одна ножка ещё бежит и задерживается в саду сновидений,
а другая только что соскользнула с края постели!
Он ступил в течение времени
и покинул вечность.
Ребёнок принялся дышать!

16.
Остальное - это детали.
Всё сказано и всё сделано, раз дыхание установлено.
Всё достигнуто. Или упущено навсегда.
Но и детали, как всегда, очень важны.
Как устроить ребёнка на материнском животе?
Положить его на бочок, на живот или на спину?
Самое неправильное - на спину! Это значило бы одним ударом разогнуть то. что требовало изгибания долгие месяцы - позвоночник.
Это значило бы - освободить безо всякой осторожности огромную скрытую энергию. Шокирующее насилие будет невыносимым. Это будет настоящий взрыв.
Позвольте ребенку по собственному желанию распрямить свою спину.
Ведь каждый новорождённый имеет свой характер и темперамент.
Каждый из них входит в мир на свой лад.
Есть такие, что, едва появившись, гордо распрямляются, выгибаются, вытягивают руки перед собой.
Это сильные дети. Они водворяются в новую для них обстановку, как короли.
Их позвоночник распрямляется мгновенно, как будто натянутый лук выпускает стрелу.
Случается, что потрясённые жестокостью шока, испуганные собственной смелостью, они тотчас делают шаг назад.
Или, сначала свернувшись в клубок, затем быстро распрямляются.
Либо отваживаются на этот шаг с осторожностью.
Так что лучше всего положить ребёнка на живот, подвернув под него ручки и ножки.
Это его родная, привычная поза, она позволяет ребёнку двинуться вперёд, к распрямлению, вытягиваться, раскрываться в собственном темпе.
Кроме того, положив ребёнка на животик, мы будем видеть его спину, наблюдать за ним и его дыханием.
Мы следим за этим дыханием, наблюдаем, как оно наполняет тело малыша.
Не только грудную клетку, но и животик. И особенно - бока. Бока, которые у взрослых людей уже давно не шевелятся.
И ребёнок - это целиком дыхание, одно дыхание, мощные волны которого пробегают по его спине от макушки до копчика.
Можно представить себе бегущие волны, что вынесли этого ребёнка и рассыпались по берегу, волны, зародившиеся в матке матери.
И по мере того, как дыхание заполняет тело новорождённого, поверите ли, какая неожиданность, но мы видим, что деревце растёт!
Вот ручка, чаще правая, освобождается из-под живота.
Эта ручка вытягивается. Скользит, гладит материнский живот. И возвращается.
Другая решается... Медленно, как бы удивляясь, что ничего ей не мешает, не противостоит. Поражённая, что пространство вокруг может быть столь обширным. Кажется, что ручки растут, рождаются из дыхания, материализуя избыток сил, оживляющих это растущее дерево!
А теперь ножки. Они вытягиваются одна за другой. Им гораздо страшнее. Но они вытягиваются, двигаются, бегут. Опьянённые тем, что ничто их не держит и не останавливает.
Они столько вынесли, столько боролись, чтобы родиться, чтобы избежать страшного!
Чтобы успокоить их тревоги и страхи, надо предложить им поддержку. Это может быть лёгкая противостоящая рука. От которой можно оттолкнуться.
Этим избавим ребёнка от ужасного впечатления "потерянной ноги".
И вот всё в гармонии, всё движется вместе. Нет ни одного кусочка тела ребёнка, которое не наполнило бы движение.
Всё это - страстные потягивания, всё более напористые. Спящий просыпается, выходит из чарующего сна.
Теперь можно положить ребёнка на бочок. Ручки и ножки чувствуют себя теперь легко и непринуждённо. Позвоночник принял самое для него удобное положение.
Но всегда надо предложить точку опоры. Одну руку кладут под ягодицы, другой поддерживают спину.
Головы лучше совсем не касаться. Она чрезвычайно чувствительна. Именно она вынесла на себе всю тяжесть драмы. Она "проложила дорогу. Любые прикосновения напоминают ей малоприятное.
Ребёнок уже приручён.
Пуповина не бьётся.
Её перерезали.
Мы готовы к следующему этапу. Но опять же, приблизимся к нему медленно.

17.
Какой путь нами проделан!
Мы вышли из вод, коснулись ногой земли,
покинув тёмные владения рыб.
Нас носит земля.
Как это удивительно.
Она нас носит, она нас держит.
Как же мы тяжелы!
Приходится ползать. А небо рядом.
С него падает на нас свет, оно зовёт нас,
оно поддерживает в нас жизнь.
Именно оно заставляет нас подниматься вверх.
Эту долгую, долгую, долгую дорогу,
ведущую от минералов человека,
повторяет каждый ребёнок
в рождении.

Так происходит с человеком, творящим молитву:
он склоняется, либо только голову, либо всем телом -
он преклоняет колена, сложив руки на груди,
затем - поклон, голова опускается и касается лбом земли.
Он покорён, смиренен, унижен.
Человек целует землю,
покоряясь ей.
И в этом медленном погружении в самого себя
он умирает.
И вот опустошён, лишён дыхания, совсем как ребёнок,
который ещё не изведал вкуса жизни.
Целуя ту, что носит нас,
кормит и
примет нас в своё лоно, когда придёт наш последний день,
мы возрождаемся.
Как в первое утро спина человека
распрямляется, раскрывается.
Воздух наполняет его!
Вознесённый этим дыханием,
охваченный светом, он дрожит, чувствуя переполняющую
его радость.
Да, это молитва,
это возрождение.
Можно ли молиться на бегу?
Можно ли согласиться
с мгновенным рождением?

18.
Несколько слов о руках, держащих младенца.
Эти руки - первое, что встречает новорождённый в этой жизни.
Они говорят с ним на его первом языке - языке кожи, касаний.
На том языке, который он знал в материнском лоне, когда матка любовно гладила его спину, когда они разговаривали кожа к коже.
Вот ребёнок снаружи, его спинка обнажена, растеряна.
И её касаются руки, не имеющие ничего общего, увы, с любовной лаской.
Ни тепла, ни медлительности, ни ритма.
Руки врача, акушерки, медсестры, как они торопливы. Невнимательны.
Первый контакт с этим миром.
Первое удивление и, чаще всего, первый ужас.
И ребёнок бунтует.
Чтобы наш юный путешественник принял наш мир, его странность, холод, нужно смягчить этот переход, сделать так, чтобы в новом он обнаружил и старое.
Пусть руки будут нежными,
но сильными, и обязательно медленными, их движения должны быть продолжительными, а не резкими.
А затем они не только ласкают ребёнка, но и массируют его.
Все животные принимаются вылизывать своё потомство. И известно, что от этого во многом зависит выживаемость.
Пусть руки пробегут по спинке.
Это делается в то время, как ребёнок лежит на материнском животе, и пуповина ещё бьётся.
Пусть руки найдут ритм, силу нажатия - это сила сжатия матки, её медлительность, её ритм и продолжительность действия, которые ребёнок "впитал кожей".
Что должны сказать эти руки?
То, что сказала бы мать.
Мать не испуганная, не неистовая, выведенная из себя, как ожесточённый зверь, не ураган, обрушивающийся на ребёнка и угрожающий поглотить его.
Нет.
Это должна быть та мать,
которую он узнал в первые дни,
прекрасные дни любовных объятий,
которые его баюкали, ласкали.
Это была сама любовь.
Эти руки пробегают по спинке медленно,
не успеет она дойти до конца,
как другая уже продолжает поглаживать маленькую спинку.
Одна рука продолжает движение другой,
как спокойно и неумолимо движутся друг за другом волны.
Этот простой, но таинственный ритм
инстинктивно чувствуют влюблённые.
Но в конце концов... вы учите любви этого ребёнка!
Дать ему любовь - значит попытаться
излечить раны и сгладить боль разлуки.
Это значит - вернуть его в рай,
это - паломничество к истокам,
к началу,
это - погружение в древний Океан,
откуда истекают, куда впадают все реки и речки,
где отменяются, упраздняются все различия,
даже время теряет свой смысл,
потому что здесь ничего никогда не кончается
и не начинается.
Вот что касается ритма, движения.
Но руки могут просто оставаться неподвижными.
Через касание этих рук ребёнок чувствует всё: нервозность или спокойствие, растерянность или уверенность, нежность или насилие.
Он знает, любят ли его эти ладони. Или они равнодушны. Или, что хуже всего, они не желают его.
Во внимательных, любящих руках ребёнок доверчив, раскрыт.
В руках грубых и враждебных он замкнут, недоверчив.
Так что лучше вначале оставить руки неподвижными на спине ребёнка, чем сразу с воодушевлением браться за её массаж.
Руки - не инертные, безразличные, отсутствующие, посторонние.
Но руки - внимательные, живые, наблюдательные, видящие малейшее трепетание.
Это руки лёгкие. Они не приказывают. И не вопрошают. Они просто здесь, рядом.
Лёгкие. И тяжёлые от переполняющей их нежности. И спокойствия.

20.
Какие руки должны держать ребёнка? Очевидно, руки матери. При условии, что эти руки умеют всё то... о чём тут только что говорилось.
Но как часто они забываются.
Сколько матерей, бывает ударяют своего ребёнка! Трясут его, думая, что укачивают или даже ласкают его...
У скольких женщин руки грубы, мертвы, неумелы.
Сколько женщин, переполненных эмоциями, душат, давят своего ребёнка!
К счастью, женщина, которой удалось родить без боли, знает реакции своего тела.
Эта женщина сможет держать, трогать своего ребёнка.
Чтобы рожать без боли, в радости, она должна была заново изучить, открыть своё тело. Узнать, как можно контролировать малейшие неблагоприятные признаки.
Я уверен, что такая женщина, несмотря на поглощающую её радость, сможет при этом не навредить ребёнку.
Она будет помнить, что когда новорожденного кладут ей на живот и когда она кладёт свои руки на него:
для неё испытание кончено.
Для малыша оно только начинается.
Этот ребёнок пробуждается от своего первого сна. Он делает первый шаг в безумном приключении. Он пронизан страхом. Я познал этот страх. И знаю, насколько он бесполезен, и знаю то зло, которое он может причинить.
Я хочу защитить от страха этого ребёнка.
Не двигайтесь. Не станем добавлять ещё и ещё к панике, охватывающей дитя.
Просто будем здесь. Не двигаясь, не спрашивая, не выказывая нетерпения.
Прежде всего не пугать малыша, не увеличивать его волнение.
Затем, из побуждений истинной любви, а не эгоизма, женщина просто положит руки на спинку малыша.
Неподвижные руки. Не экзальтированные, дрожащие от волнения, а спокойные и лёгкие. Руки мира.
Через такие руки переходит к ребёнку любовь, умиротворяя его, успокаивая его угрызения совести.
Угрызения совести?
Да, именно так. Это поразительно, но это так. Могут сказать, что новорождённый испытывает страх, грусть, но угрызения совести!
Это слишком, И всё же именно так.
В основном, все представляют себе рождение таким образом, что ребёнок не принимает в нём никакого участия. Его видят пассивным в этом процессе.
Всю работу якобы делает мать, либо, в крайнем случае, просто маточные схватки.
Ничего подобного.
Греки, Гиппократ в частности, считали, что ребёнок сам старается родиться.
Они говорили, что к концу беременности ребёнок чувствует, что истощаются его жизненные запасы. Чтобы спастись, ему нужно бежать из пещеры, которая до той поры его укрывала. И Чтобы выйти, он принимается толкаться ногами, пробивая себе путь к свободе.
Древние предугадали истину. Теперь известно, что именно в теле ребёнка образуется гормон, ответственный за начало схваток.
Похоже, что ребёнок решает, когда родиться.
Во всяком случае, он ощущает необходимость яростно бороться за своё рождение.
Но вся драма в том, что, родившись, он не может перенести своей победы: его мама "исчезла", он её убил.
Безмерное горе, ощущение вины.
Руки матери, их нежность умиротворяют ребёнка, говорят ему:
"Я здесь, я рядом. Не беспокойся ни о чём. Мы спасены оба, я и ты".

Дата добавления: 2015-05-06