Первичные исторические отношения, или основные стороны

Поверьте, когда вы начнете нормально питаться и пить качественную воду, когда вы будете вести здоровый активный образ жизни и перестанете пренебрегать отдыхом, ваш организм откликнется на вашу заботу с благодарностью.

В основе этих рекомендаций – мой богатейший клинический опыт и результаты обследований более чем 300.000 пациентов. Но никакие рекомендации и никакие книги, пусть даже самые толковые, здоровья вам не прибавят. Теория, не подкреплённая делом, ведет к разочарованиям и внутренней неудовлетворенности.

Да, важно ЗНАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ, но надо еще и ДЕЙСТВОВАТЬ! Знание, не подкрепленное делом, - ничтожно. Вас сделают здоровыми только ваши собственные ежедневные усилия и верность себе.

Большая часть клеток человеческого тела обновляется в течение 120 дней. Поэтому тем, кто решил испытать мою Программу здорового питания, я советую неукоснительно следовать ей – для начала, хотя бы на протяжении 4 месяцев. Именно столько времени нужно для пробуждения синтропического потенциала организма.

Я врач, и для меня наибольшей радостью будет то, что благодаря моим советам вы обретёте здоровье и приумножите свои силы. Начать доброе дело не поздно никогда. Помните: КАКОЙ будет ваша жизнь – зависит от вас.

И если так – не лучше ли жить долго и счастливо?

Хироми Шинья, 2005 год.

социальной деятельности: производство жизненных средств,

порождение новых потребностей, производство людей (семья),

общение, сознание]

[И] ** Имея дело со свободными от всяких предпосылок немцами, мы должны прежде всего констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следова-

* Далее в рукописи перечеркнуто: «Если мы тем не менее остана­вливаемся здесь на истории подробное), то лишь потому, что немцы при­выкли при словах «истории» и «исторический» представлять себе все, что угодно, но только но действительность, блестящий пример чего яв­ляет «елейно-медоточивый» святой Бруно». Ред.

** Пометка Маркса на нолях: «История». Ред.

тельно и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии «де­лать историю» *. Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что **. Итак, первый исто­рический акт, это — производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой мате­риальной жизни. Притом это такое историческое дело, такое основное условие всякой истории, которое (ныне так же, как и тысячи лет тому назад) должно выполняться ежедневно и ежечасно — уже для одного того, чтобы люди могли жить. Даже если чувственность сводится, как у святого Бруно, к та­кому минимуму, как дубинка ^и, — она предполагает деятель­ность, направленную к производству этой дубинки. При уясне­нии всякой исторической действительности необходимо поэтому первым делом учесть указанный основной факт во всем его значении и объеме и предоставить ему то место, которое он за­служивает. Немцы, как известно, никогда этого не делали, и поэтому у них никогда не было земной основы для истории, а отсюда и не было никогда ни одного историка. Французы и англичане, хотя они и крайне односторонне понимали связь этого факта с так называемой историей, — в особенности, по­скольку они находились в плену политической идеологии, — все же сделали первые попытки дать историографии материа­листическую основу, впервые написав истории гражданского общества, торговли и промышленности.

Второй факт состоит в том, [12] что сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобре­тенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым истори­ческим актом. Отсюда сразу становится ясно, чьим духовным детищем является великая историческая мудрость немцев, ко­торые считают, что там, где им не хватает положительного материала и где нет речи о теологической, политической или литературной бессмыслице, там нет и никакой истории, а имеется лишь «предысторическое время»; при этом мы не по­лучаем никаких разъяснений относительно того, как совер­шается переход от этой бессмысленной «предыстории» к соб­ственно истории. Впрочем, с другой стороны, их историческая спекуляция особенно охотно набрасывается на эту «предысто­рию», потому что тут они считают себя обеспеченными от вторжения «грубого факта» и вместе с тем могут дать полную

* См. настоящий том, стр. 36. Ред. ** Пометка Маркса на полях: «Гегель ¹⁰. Геологические, гидрогра­фические и т. п. условия. Человеческие тела. Потребность, труд». Ред.

свободу своему спекулятивному влечению, создавая и разру­шая гипотезы тысячами.

Третье отношение, с самого начала включающееся в ход исторического развития, состоит в том, что люди, ежедневно заново производящие свою собственную жизнь, начинают про­изводить других людей, размножаться: это — отношение между мужем и женой, родителями и детьми, семья. Эта семья, ко­торая вначале была единственным социальным отношением, впоследствии, когда умножившиеся потребности порождают новые общественные отношения, а размножившееся населе­ние — новые потребности, становится (исключая Германию) подчиненным отношением и должна тогда рассматриваться и изучаться согласно существующим эмпирическим данным, а не согласно «понятию семьи», как это делают обыкновенно в Гер­мании.

Впрочем, эти три стороны социальной деятельности следует рассматривать не как три различные ступени, а именно лишь как три стороны, или — чтобы было понятно немцам — как три «момента», которые совместно существовали с самого начала истории, со времени первых людей, и которые имеют силу в истории еще и теперь.

Производство жизни — как собственной, посредством тру­да, так и чужой, посредством деторождения — выступает сразу же в качестве двоякого [13] отношения: с одной стороны, в ка­честве естественного, а с другой — в качестве общественного отношения, общественного в том смысле, что здесь имеется в виду совместная деятельность многих индивидов, безразлично при каких условиях, каким образом и для какой цели. Отсюда следует, что определенный способ производства или определен­ная промышленная ступень всегда связаны воедино с опреде­ленным способом совместной деятельности, с определенной общественной ступенью, что сам этот способ совместной деятель­ности есть «производительная сила», что совокупность доступ­ных людям производительных сил обусловливает общественное состояние и что, следовательно, «историю человечества» всегда необходимо изучать и разрабатывать в связи с историей про­мышленности и обмена. Но ясно также и то, что в Германии такая история не может быть написана, так как немцам для этого не хватает не только способности понимания и мате­риала, но и «чувственной достоверности»; а по ту сторону Рейна нельзя приобрести никакого опыта насчет этих вещей потому, что там не совершается более никакой истории. Таким образом, уже с самого питали обнаруживается материалисти­ческая связь людей между собой, связь, которая обусловлена потребностями и способом производства и так же стара, как сами люди, — связь, которая принимает все новые формы и, следовательно, представляет собой «историю», вовсе не нуж­даясь в существовании какой-либо политической или рели­гиозной нелепости, которая еще сверх того соединяла бы людей.

Лишь теперь, после того как мы уже рассмотрели четыре момента, четыре стороны первичных, исторических отношений, мы находим, что человек обладает также и «сознанием» *. Но и это сознание не с самого начала является «чистым» созна­нием. На «духе» с самого начала лежит [14] проклятие — быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде дви­жущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, суще­ствующее и для других людей и лишь тем самым существую­щее также и для меня самого действительное сознание, и, по­добно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми **. Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня. Животное не «относится» ни к чему и вообще не «относится»; для животного его отношение к другим не суще­ствует как отношение. Сознание, следовательно, уже с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди. Сознание, конечно, вначале есть всего лишь осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида; в то же время оно — осознание природы, которая первоначально противостоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила, к которой люди относятся совершенно по-животному и власти которой они подчиняются, как скот; сле­довательно, это — чисто животное осознание природы (обоже­ствление природы).

Здесь сразу видно, что это обожествление природы, или это определенное отношение к природе, обусловливается формой общества, и наоборот. Здесь, как и повсюду, тождество при­роды и человека обнаруживается также и в том, что ограни­ченное отношение людей к природе обусловливает их ограни­ченное отношение друг к другу, а их ограниченное отношение друг к другу — их ограниченное отношение к природе, и именно пот ому, что природа еще почти не видоизменена ходом

* Пометка Маркса на полях: «Люди имеют историю потому, что они должны производить свою жизнь, и притом определенным образом. Это обусловлено их физической организацией, так же как и их созна­ние». Ред.

** Далее в рукописи перечеркнуто: «Мое отношение к моей среде есть мое сознание». Ред.

истории; но с другой стороны, сознание необходимости всту­пать в сношения с окружающими индивидами является нача­лом осознания того, что человек вообще живет в обществе. Начало это носит столь же животный характер, как и сама об­щественная жизнь на этой ступени; это — чисто стадное созна­ние, и человек отличается здесь от барана лишь тем, что сознание заменяет ему инстинкт, или что его инстинкт осо­знан. Это баранье, или племенное, сознание получает свое дальнейшее развитие благодаря росту производительности, росту потребностей и лежащему в основе того и другого [15] росту населения. Вместе с этим развивается и разделение труда, которое вначале было лишь разделением труда в поло­вом акте, а потом — разделением труда, совершавшимся само собой или «естественно возникшим» благодаря природным за­даткам (например, физической силе), потребностям, случайно­стям и т. д. и т. д. Разделение труда становится действитель­ным разделением лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда *. С этого момен­та сознание может действительно вообразить себе, что оно есть нечто иное, чем осознание существующей практики, что оно может действительно представлять что-нибудь, не представляя чего-нибудь действительного, — с этого момента сознание в состоянии эмансипироваться от мира и перейти к образованию «чистой» теории, теологии, философии, морали и т. д. Но даже в том случае, если эта теория, теология, философия, мораль и т. д. вступают в противоречие с существующими- отноше­ниями, это может происходить лишь благодаря тому, что су­ществующие общественные отношения вступили в противоре­чие с существующей производительной силой. Впрочем, в пре­делах отношений определенной нации это может произойти также благодаря тому, что противоречие обнаруживается не в данных национальных рамках, а между данным национальным сознанием и практикой других наций **, т. е. между нацио­нальным и всеобщим сознанием той или другой нации (как это в настоящее время имеет место в Германии); а так как это противоречие представляется в виде противоречия, существую­щего только в пределах национального сознания, то такой нации кажется тогда, что и борьба ограничивается этой нацио­нальной дрянью.

[16] Впрочем, совершенно безразлично, что предпримет само по себе сознание; из всей этой дряни мы получаем лишь один

* Пометка Маркса на полях: «С этим совпадает первая форма идео­логов, попы». Ред.

** Пометка Маркса на нолях: «Религия. Немцы с идеологией как таковой». Ред.

вывод, а именно, что три указанных момента — производитель­ная сила, общественное состояние и сознание — могут и должны вступить в противоречие друг с другом, ибо разделение труда делает возможным — более того: действительным, — что духов­ная и материальная деятельность *, наслаждение и труд, про­изводство и потребление выпадают на долю различных инди­видов; добиться того, чтобы они не вступали друг с другом в противоречие, возможно только путем уничтожения разделения труда. Впрочем, само собой разумеется, что «призраки», «узы», «высшее существо», «понятие», «сомнение» являются лишь идеалистическим, духовным выражением, представлением мнимоизолированного индивида, представлением о весьма эмпири­ческих путах и границах, внутри которых движется способ производства жизни и связанная с ним форма общения.

[4. Общественное разделение труда и его следствия: частная собственность, государство, «отчуждение» социальной

деятельности]

Вместе с разделением труда, содержащим все указанные противоречия и покоящимся, в свою очередь, на естественно возникшем разделении труда в семье и на распадении обще­ства на отдельные, противостоящие друг другу семьи, — вместе с этим разделением труда дано в то же время и распределение, являющееся притом — как количественно, так и качественно — неравным распределением труда и его продуктов; следова­тельно, дана и собственность, [17] зародыш и первоначальная форма которой имеется уже в семье, где жена и дети — рабы мужчины. Рабство в семье — правда, еще очень примитивное и скрытое — есть первая собственность, которая, впрочем, уже и в этой форме вполне соответствует определению современ­ных экономистов, согласно которому собственность есть распо­ряжение чужой рабочей силой. Впрочем, разделение труда и частная собственность, это — тождественные выражения: в од­ном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом — по отношению к продукту деятельности.

Далее, вместе с разделением труда дано и противоречие между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, находящихся в общении друг с другом; притом этот общий интерес существует не толь­ко в представлении, как «всеобщее», но прежде всего он суще-

* Перечеркнутая пометка Маркса на полях: «деятельность и мыш­ление, т. е. лишенная мысли деятельность _и бездеятельное мышление». Ред

ствует в реальной действительности в качестве взаимной за­висимости индивидов, между которыми разделен труд.

Именно благодаря этому противоречию между частным и общим интересом последний, в виде государства, принимает самостоятельную форму, оторванную от действительных — как отдельных, так и совместных — интересов, и вместе с тем форму иллюзорной общности. Но это совершается всегда на реальной основе имеющихся в каждом семейном или племенном конгло­мерате связей по плоти и крови, по языку, по разделению труда в более широком масштабе и по иным интересам, в осо­бенности, — как мы покажем в дальнейшем, — на основе инте­ресов классов, которые, будучи обусловлены уже разделением труда, обособляются в каждой такой людской совокупности и из которых один господствует над всеми другими. Отсюда сле­дует, что всякая борьба внутри государства — борьба между демократией, аристократией и монархией, борьба за избира­тельное право и т. д. и т. д. — представляет собой не что иное, как иллюзорные формы, в которых ведется действительная борьба различных классов друг с другом (о чем не имеют ни малейшего понятия немецкие теоретики, несмотря на то, что в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher»¹² и в «Святом семей­стве»* им было достаточно определенно указано на это). От­сюда следует далее, что каждый стремящийся к господству класс, — даже если его господство обусловливает, как это имеет место у пролетариата, уничтожение всей старой общественной формы и господства вообще, — должен прежде всего завоевать себе политическую власть, для того чтобы этот класс, в свою очередь, мог представить свой интерес как всеобщий, что он вынужден сделать в первый момент.

Именно потому, что индивиды преследуют только свой осо­бый интерес, не совпадающий для них с их общим интересом, и что всеобщее вообще является иллюзорной формой общно­сти, — это всеобщее выступает как «чуждый» им, [18] «незави­симый» от них, т. е. опять-таки особый и своеобразный «все­общий» интерес, или же они сами вынуждены двигаться в условиях этой разобщенности, как это происходит в демокра­тии. А с другой стороны, практическая борьба этих особых интересов, всегда действительно выступавших против общих и иллюзорно общих интересов, делает необходимым практиче­ское вмешательство и обуздание особых интересов посредством иллюзорного «всеобщего» интереса, выступающего в виде го­сударства **.

* См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. 2, стр. 3—230. Ред.

** Эти два абзаца вписаны рукой Энгельса на полях. Ред.

Маркс К. «Немецкая идеология»

Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 т. Т.1 – М.: Политиздат, 1980. – С. 8 – 25.

ФРЕНСИС ФУКУЯМА

Дата добавления: 2015-05-06