Генрик Ибсен. Cтолпы общества 5 страница

другого случая. Вы знаете, как важно для меня или, вернее, для компании,

чтобы "Индианка" могла отплыть завтра.

Крап. Хорошо, хорошо, слушаю. Но услышим ли мы еще когда-нибудь об этом

судне...

Вигеланн входит справа.

Вигеланн. Мое почтение, господин консул. Найдется минутка свободная?

Берник. К вашим услугам, господин Вигеланн.

Вигеланн. Я хотел только узнать: вы не переменили намерения отправить

завтра "Пальму"?

Берник. Нет, это решено.

Вигеланн. Но сейчас у меня был капитан и сказал, что вывешены штормовые

сигналы.

Крап. Барометр сильно падает с утра.

Берник. Да? Предвидится шторм?

Вигеланн. Во всяком случае, свежий ветер, хотя и не противный,

наоборот.

Берник. Гм... Что же вы на это скажете?

Вигеланн. Скажу, что сказал и капитану: "Пальма" в руках божьих. И

кроме того, пока предстоит переход только через Северное море. А фрахты в

настоящее время стоят в Англии довольно высокие, так что...

Берник. Да, если отложить, то это, во всяком случае, будет для нас

убыточно.

Вигеланн. Да и судно такое солидное, и вдобавок застраховано в полной

сумме. Куда больше риска с "Индианкой"...

(*340) Берник. В каком смысле?

Вигеланн. Она ведь тоже уходит завтра?

Берник. Да, судовладельцы сильно торопили и, кроме того...

Вигеланн. Ну, если рискует выйти в море такая старая посудина, да еще с

таким экипажем, то нам прямо было бы стыдно.

Берник. Да, да. Все судовые бумаги, вероятно, при вас?

Вигеланн. Тут, тут.

Берник. Хорошо. Так пройдите в кабинет с господином Крапом.

Крап. Пожалуйте. Сейчас все будет готово.

Вигеланн. Благодарю... Остальное же предоставим воле провидения,

господин консул.

Вигеланн и Крап уходят в кабинет налево. Из сада выходит Рерлун.

Рерлун. А! Как это я застаю вас дома в такой час, господин консул?

Берник (задумчиво). Как видите.

Рерлун. Я зашел, собственно, к вашей супруге. Полагаю, она теперь

особенно нуждается в слове утешения.

Берник. Весьма вероятно. Да и м н е хотелось побеседовать с вами.

Рерлун. С радостью, господин консул. Да что с вами? Вы такой бледный,

расстроенный...

Берник. Да? В самом деле? Да и как же иначе? Столько сейчас у меня дел,

хлопот и забот! И мое собственное большое дело, и это железнодорожное

предприятие... Послушайте, господин адъюнкт, я хочу задать вам один вопрос.

Рерлун. Сделайте одолжение, господин консул.

Берник. Мне пришла в голову одна мысль... Например, затевается

какое-нибудь обширное предприятие, которое создаст благоденствие тысяч

людей... И требуется принести в жертву одного...

Рерлун. Как это?

Берник. Положим, человек задумал устроить большую фабрику и знает

наверно, по опыту, что рано или (*341) поздно при эксплуатации этой фабрики

дело не обойдется без человеческих жертв.

Рерлун. Да, это более чем вероятно.

Берник. Или другой человек заводит рудники. Он берет на работу и отцов

семейств, и жизнерадостную молодежь. И ведь наверное можно сказать, что не

все они уцелеют во время работ?..

Рерлун. Увы, по всей вероятности.

Берник. Ну вот. Такой человек, следовательно, наперед знает, что

предприятие его со временем потребует человеческих жертв. Но предприятие это

имеет целью общественную пользу. Каждая принесенная жертва, без сомнения,

окупится благоденствием сотен людей.

Рерлун. А, это вы про железную дорогу? Тут тоже предстоит немало

опасных работ... выемки, взрывы и все такое...

Берник. Да, да, про железную дорогу... Конечно, с проведением железной

дороги тут заведутся фабрики, откроются рудники. Но не думаете ли вы

все-таки...

Рерлун. Любезнейший господин консул, вы уж чересчур совестливы.

По-моему, если вы положитесь на волю провидения...

Берник. Да, да, конечно, провидение...

Рерлун....то вам не в чем будет упрекнуть себя. Стройте себе свою

железную дорогу с богом.

Берник. А если взять особый случай. Положим, нужно произвести взрыв в

опасном месте; от этого взрыва зависит вся постройка. И, положим, инженер

знает, что рабочий, который взорвет мину, поплатится за это жизнью... А

взорвать ее все-таки нужно, так что инженер обязан послать рабочего...

Рерлун. Гм...

Берник! Знаю, что вы хотите сказать! Пусть инженер сам возьмет горящий

фитиль и пойдет взорвать мину, - он совершит подвиг! Но так ведь не

делается! Следовательно, он пожертвует рабочим.

Рерлун. Ни один из наших инженеров не сделает этого.

Берник. Но в больших странах ни один инженер не задумался бы над этим.

(*342) Рерлун. В больших странах, пожалуй. Общество в этих странах до

того испорчено и бессовестно...

Берник. Ну, оно делает и много хорошего.

Рерлун. Вас ли я слышу? Вы всегда...

Берник. В больших странах человеку есть где развернуться, поработать на

пользу общественную. Там не боятся жертв ради великого дела. А тут тебя

опутывают по рукам и по ногам всевозможные предрассудки, разные мелочные

соображения...

Рерлун. Разве жизнь человеческая... мелочное соображение?

Берник. Да, если эта единичная человеческая жизнь мешает благоденствию

тысяч.

Рерлун. Но вы ведь берете совершенно невозможный случай, господин

консул! Я вас сегодня решительно не понимаю. И вы еще ссылаетесь на большие

страны. Да, там! Во что там ценится человеческая жизнь! Там рискуют живыми

людьми, как капиталами. Но у нас, надеюсь, принят иной, более нравственный

взгляд на вещи. Посмотрите на почтенное сословие наших судовладельцев.

Укажите мне хоть одного, который из презренной корысти пожертвовал бы хоть

одной человеческой жизнью. И вспомните затем этих мошенников больших стран,

которые не задумываются из корысти пускать в море настоящие плавучие гробы.

Берник. Я не говорю о негодных судах!

Рерлун. А я говорю о них, господин консул...

Берник. Да к чему же? Это не относится к делу... Ох, эти трусливые

мелочные соображения. Доведись-ка одному из наших генералов послать свой

отряд в огонь и положить его весь на месте, он бы потом ни одной ночи не

уснул спокойно! Не так в других местах. Послушали бы вы его рассказы...

Рерлун. Его? Кого? Американца?

Берник. Да. Послушали бы вы, как у них в Америке...

Рерлун. Он тут? Почему вы мне не сказали? Я сейчас...

Берник. Все это напрасно. Вы ничего с ним не поделаете.

Рерлун. Увидим. Да вот он!

Йухан входит слева.

(*343) Йухан (обращаясь через открытую дверь в соседнюю комнату). Ну,

хорошо, Дина. Пусть так. Но я вас все-таки не упущу. Я опять вернусь, и

тогда мы столкуемся.

Рерлун. Позвольте узнать, на что вы намекаете этими словами? Чего вы

хотите?

Йухан. Хочу, чтобы молодая девушка, перед которой вы меня вчера

очернили, вышла за меня замуж.

Рерлун. За вас? Замуж? И вы можете воображать?..

Йухан. Я хочу жениться на ней.

Рерлун. Ну, так знайте же! (Подходит к полуотворенной двери.) Фру

Берник, пожалуйста, будьте свидетельницей... И вы также, фрекен Марта. Пусть

и Дина придет. (Увидав Лону.) А, и вы здесь?

Лона (показываясь в дверях). И мне прийти?

Рерлун. Сделайте одолжение: чем больше, тем лучше.

Берник. Что вы собираетесь сделать?

Слева входят Лона, Марта, Дина и Хильмар.

Бетти. Господин адъюнкт, при всем своем желании, я не могла помешать

ему...

Рерлун. Так я это сделаю, сударыня... Дина, вы поступаете

неблагоразумно, но я вас не особенно виню. Вы слишком долго оставались без

надлежащей нравственной опоры. Я виню себя, что не предложил вам ее раньше.

Дина. Не надо! Не говорите об этом теперь.

Бетти. Что такое?

Рерлун. Именно теперь я и должен заговорить, Дина, хотя ваше поведение

вчера и сегодня сильно усложнило мою задачу. Но ради вашего спасения я не

посмотрю ни на что. Вспомните слово, которое я вам дал, вспомните также, что

вы обещали мне, когда я скажу, что настало время... Теперь я не смею больше

откладывать и поэтому... (Обращаясь к Йухану.) Эта молодая девушка, которую

вы преследуете, моя невеста!

Бетти. Что вы говорите?

Берник. Дина!

Йухан. Она? Ваша?..

Марта. Нет, нет, Дина!

Лона. Это ложь!

Йухан. Дина, он говорит правду?

(*344) Дина (после небольшой паузы). Да.

Рерлун. Надеюсь, это положит конец всем ухищрениям обольстителя. Пусть

все наше общество узнает теперь о шаге, сделанном мною для блага Дины. Я

твердо надеюсь, что его не перетолкуют в дурную сторону. А теперь, сударыня,

я думаю, лучше нам увести ее отсюда и постараться умиротворить ее смятенную

душу.

Бетти. Да, пойдемте. О Дина, какое это счастье для тебя!

Уходят налево с Диной. Рерлун следует за ними.

Марта. Прощай, Йухан! (Уходит.)

Хильмар (в дверях террасы). Гм... скажу я!..

Лона (проводив Дину взглядом). Не вешай носа, малый! Я останусь тут и

буду следить за пастором. (Уходит направо.)

Берник. Йухан! Теперь ты не уедешь на "Индианке".

Йухан. Именно теперь-то и уеду!

Берник. Так, значит, не вернешься?

Йухан. Вернусь.

Берник. После всего этого? Зачем же ты вернешься?

Йухан. Чтобы отомстить вам всем, уничтожить, кого только могу! (Уходит

направо.)

Вигеланн и управляющий Крап выходят из кабинета Берника.

Вигеланн. Теперь все бумаги в порядке, господин консул.

Берник. Хорошо, хорошо...

Крап (тихо). Окончательно ли решено, что "Индианка" уходит завтра?

Берник. Окончательно. (Идет в кабинет.)

Вигеланн и Крап уходят направо. Хильмар направляется за ними, но в эту

минуту Улаф осторожно высовывает голову из дверей налево.

Улаф. Дядя! Дядя Хильмар!

Хильмар. Ух, это ты? Зачем ты сошел вниз? Ты же под арестом!

Улаф (входя в комнату). Тсс!.. Дядя Хильмар, знаешь новость?

(*345) Хильмар. Да, знаю, тебя сегодня отхлестали!

Улаф (сердито глядя на кабинет отца). Больше ему не придется меня бить.

Знаешь ты, что дядя Йухан завтра уезжает с американцами?

Хильмар. Тебе-то какое дело? Шел бы скорее к себе наверх..

Улаф. Может быть, и мне, дядя, удастся когда-нибудь поохотиться на

буйволов.

Хильмар. Вздор! Такой трусишка, как ты...

Улаф. Погоди! Завтра кое-что узнаешь!..

Хильмар. Дурень! (Уходит через сад.)

Улаф, увидав Крапа, входящего справа, убегает назад в комнату и

запирает за собой дверь. Крап подходит к кабинету Берника и приоткрывает

дверь.

Крап. Извините, что опять пришел, господин консул. Надвигается шторм.

(Молчит с минуту, ожидая ответа.) "Индианка" все-таки пойдет?

После небольшой паузы из кабинета слышится голос Берника: "Индианка"

все-таки пойдет". Крап, затворяя дверь, уходит направо.

(*346) ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Там же. Рабочий стол убран. Время под вечер; погода бурная; сумерки все

сгущаются. Слуга зажигает люстру. Служанки приносят цветы в горшках, лампы,

свечи и размещают все это на столах и тумбах вдоль стен. Руммель, во фраке,

в перчатках и в белом галстуке, стоит посредине залы и распоряжается

убранством.

Руммель (слуге). Зажигайте через одну свечу, Якоб. Не нужно слишком

парадного вида. Все должно быть как будто невзначай. И сколько цветов!.. Ну

да ничего, пусть стоят. Как будто и всегда так.

Берник выходит из своего кабинета.

Берник (останавливаясь в дверях). Что это значит?

Руммель. Ай-ай! Ты дома? (Прислуге.) Ну, ступайте пока.

Прислуга уходит налево.

Берник (входя в залу). Руммель, да что все это значит?

Руммель. Это значит, что настала самая торжественная минута твоей

жизни. Город устраивает сегодня вечером в честь своего первого гражданина

шествие.

Берник. Что ты говоришь?

Руммель. Шествие с флагами и с музыкой. Хотели было прихватить и

факелы, да по случаю ветреной погоды не решились. А иллюминацию все-таки

устроим. Что, недурно будет, когда появится в газетах?

Берник. Послушай, Руммель, я этого не хочу.

Руммель. Теперь уже поздно, через полчаса они будут здесь.

Берник. Почему ты раньше меня не предупредил?

(*347) Руммель. Именно потому, что опасался возражений с твоей стороны.

Я только уговорился с твоей женой, она мне позволила немножко убрать залу, а

сама позаботится об угощении.

Берник (прислушиваясь). Что это? Они уже идут? Мне кажется, будто поют.

Руммель (в дверях террасы). Поют? Ах, это американцы. "Индианка"

выводится к бочке.

Берник. Выводится к бочке?.. Да... Нет... Право, я сегодня не могу,

Руммель. Мне нездоровится.

Руммель. Да, в самом деле, на тебе лица нет. Ну, подтянись, черт

побери! Возьми себя в руки. Мы с Санстадом и Вигеланном придаем огромное

значение этой манифестации и приложили все старания, чтоб ее подготовить.

Нужно разбить наших противников наголову таким выражением полного

общественного сочувствия тебе. Слухи все растут. Нельзя больше скрывать

скупку земель. Тебе необходимо сегодня же под звуки речей, песен и звон

бокалов... словом, под всю эту музыку объявить во всеуслышание, чем ты

рискнул для блага общества. У нас можно достигнуть многого в такие минуты

"празднично приподнятого настроения", как я недавно выразился. Но прежде

всего нужно обеспечить себе такое настроение, не то пиши пропало.

Берник. Да, да, да...

Руммель. Особенно, когда дело столь деликатное и щекотливое. Ну, слава

богу, у тебя такая репутация, Берник, что вывезет тебя. Только вот нам еще

надо уговориться с тобой насчет речей. Студент Теннесен посвятил тебе стихи.

Очень мило начинаются: "Знамя идеи держи высоко!" Рерлуну поручено

произнести приветственное слово, и тебе, конечно, придется отвечать.

Берник. Я не могу сегодня, Руммель. Не возьмешь ли ты на себя?

Руммель. Рад бы, но это невозможно. Слово будет ведь, ты понимаешь,

обращено непосредственно к тебе, хотя, пожалуй, упомянут мимоходом и о нас.

Я уже говорил об этом с Вигеланном и Санстадом, и нам кажется, тебе

следовало бы ответить тостом за процветание общества. Затем Санстад скажет

несколько слов об единении между (*348) различными общественными слоями

общества. Вигеланн, должно быть, выскажет пожелание, чтобы новое предприятие

не поколебало твердых нравственных устоев нашего общества, а я думаю вкратце

упомянуть о скромной деятельности наших женщин, которая тоже имеет свое

значение для общества. Да ты не слушаешь?

Берник. Нет, нет, слушаю. Но скажи мне, море в самом деле так

расходилось?

Руммель. А ты беспокоишься насчет "Пальмы"? Что же, судно хорошо

застраховано.

Берник. Да, застраховано, но...

Руммель. И в полной исправности, а ведь это главное.

Берник. Гм... Да, конечно... Если с судном и случится беда, то это не

значит, что и люди должны погибнуть. Бывает, корабль погибнет, и груз... ну

и там чемоданы, документы...

Руммель. Да черт с ними, с чемоданами и с документами! Очень они нужны!

Берник. Как?.. Да, да, конечно, я хотел только сказать... Тсс!.. Опять

поют...

Руммель. Это на "Пальме".

Вигеланн входит справа.

Вигеланн. Вот теперь выводят и "Пальму". Добрый вечер, господин консул.

Берник. И вы, опытный моряк, все-таки твердо держитесь того мнения,

что...

Вигеланн. Я твердо держусь того мнения, что все в руках божьих,

господин консул. Кроме того, я сейчас с корабля... роздал там несколько

брошюрок, которые, надеюсь, принесут с собой благословение.

Санстад и управляющий Крап входят справа.

Санстад (еще в дверях). Да, уж если тут обойдется благополучно, то...

А-а, добрый вечер, добрый вечер!

Берник. Что-нибудь случилось, господин Крап?

Крап. Я ничего не говорю, господин консул.

Санстад. Весь экипаж "Индианки" пьянехонек. Не будь я честный человек,

если эти скоты не сгубят себя.

Лона входит справа.

(*349) Лона (к Бернику). Ну, теперь могу передать тебе привет от него.

Берник. Уже сел на корабль?

Лона. Во всяком случае, скоро сядет. Мы с ним расстались около отеля.

Берник. Он стоит на своем?

Лона. Как скала.

Руммель (у окна). Черт возьми эти новомодные затеи. Никак не могу

спустить занавески.

Лона. Спустить? А я думала, напротив...

Руммель. Сперва надо спустить, сударыня. Вы ведь знаете, что предстоит?

Лона. Конечно. Дайте я помогу. (Берется за шнурки.) Я готова спустить

занавес для моего зятя, хотя предпочитала бы поднять.

Руммель. Можете, можете, сударыня... потом. Когда волны ликующего

народа зальют весь сад, пусть занавес поднимется, и люди увидят перед собой

приятно пораженную и счастливую семью. Дом гражданина должен быть, как

стеклянный шкаф.

Берник как будто хочет что-то сказать, но быстро поворачивается и

уходит в кабинет.

Да, теперь, господа, последнее совещание. И вы с нами, господин Крап.

Вы сообщите нам некоторые фактические данные.

Все мужчины уходят в кабинет Берника. Лона между тем успела задернуть

все оконные занавеси и собирается задернуть занавесь у открытых стеклянных

дверей на террасу, как вдруг с верхнего этажа соскакивает на террасу Улаф с

пледом через плечо и узелком в руке.

Лона. Ах, господи, как ты меня испугал, мальчуган.

Улаф (пряча узелок). Тсс! Тетя! Лона. Ты из окна выскочил? Куда ты?

Улаф. Тсс! Молчи! Я хочу к дяде Йухану... только на пристань,

понимаешь? Проститься с ним... Спокойной ночи, тетя! (Убегает через сад.)

Лона. Постой! Улаф! Улаф!

Йухан в дорожном платье, с сумкой через плечо, осторожно входит слева.

(*350) Йухан. Лона!

Лона (быстро оборачиваясь). Что? Ты вернулся?

Йухан. Остается еще несколько минут. Я хочу еще раз повидаться с нею.

Нельзя нам так расстаться.

Марта и Дина входят слева - обе в пальто, а у Дины, кроме того, в руках

саквояж.

Дина. За ним! За ним!

Марта. Да, да, за ним, Дина!

Дина. Да он тут!

Йухан. Дина!

Дина. Возьмите меня с собой!

Йухан. Как?

Лона. Ты решилась?

Дина. Да, возьмите меня с собой. Тот, другой, написал мне, сказал, что

сегодня объявит всем.

Йухан. Дина, вы его не любите?

Дина. Я никогда не любила этого человека. Я брошусь в фьорд, если стану

его невестой. О, как он меня вчера унизил своими высокомерными речами! Как

он дал мне почувствовать, что снисходит до такого ничтожного создания!..

Нет! Не надо мне больше снисхождения. Я хочу прочь отсюда! Можно мне с вами?

Йухан. Да, да... тысячу раз да!

Дина. Я недолго буду вас стеснять. Только бы добраться туда... Да если

поможете мне немножко устроиться в самом начале.

Йухан. Ура! Не бойтесь! Все уладится, Дина.

Лона (указывая на дверь кабинета). Тсс! Тише, тише!

Йухан. Дина! Я понесу вас на руках!

Дина. Нет, этого я вам не позволю. Я хочу сама пробить себе дорогу. И

там мне это удастся. Только бы прочь отсюда! Ах, эти дамы!.. Вы не знаете!..

И они написали мне сегодня... увещевали меня ценить выпавшее на мою долю

счастье, указывали на то, какое он проявил великодушие. Обещали всегда надо

мной бодрствовать, чтобы я оказалась достойной всего этого. Меня ужас берет,

как подумаю обо всем этом благонравии!

Йухан. Скажите мне, Дина, вы только из-за этого и хотите ехать? А я для

вас ничего не значу?

(*351) Дина. Нет, Йухан, вы для меня дороже всех на свете.

Йухан. О Дина!

Дина. Все говорят, что я должна вас ненавидеть и презирать, что это мой

долг, но я не понимаю, почему это я должна, и никогда не пойму.

Лона. И не надо, дитя мое!

Марта. И не надо. А надо выйти за него замуж.

Йухан. Да, да!

Лона. Что? Ну, дай мне расцеловать тебя, Марта! Этого я от тебя не

ожидала.

Марта. Я думаю; я и сама этого не ожидала. Но когда-нибудь да надо же

было совершиться во мне этому перелому. О, как нас калечат все эти

предрассудки и обычаи! Восстань против них, Дина! Выходи за него замуж.

Пусть совершится хоть что-нибудь наперекор всем этим правилам и обычаям!

Йухан. Что вы скажете, Дина?

Дина. Да, я хочу быть вашей женой.

Йухан. Дина!

Дина. Но сначала я хочу поработать, добиться чего-нибудь, быть

чем-нибудь сама по себе, вот как вы. Я не хочу быть какой-то вещью, которую

берут.

Лона. Верно, так и должно быть!..

Йухан. Хорошо, буду ждать и надеяться...

Лона. И дождешься своего, малый! А теперь пора на корабль!

Йухан. Да, на корабль! Ах, Лона, дорогая сестра, еще одно слово...

(Отводит ее в глубь сцены и о чем-то оживленно говорит с нею.)

Марта. Дина, счастливица... дай мне поглядеть на тебя, поцеловать тебя

еще раз... последний раз!

Дина. Нет, не последний! Милая, дорогая тетя, мы еще увидимся!

Марта. Никогда! Обещай мне, Дина, никогда не возвращаться сюда!

(Схватывает ее за руки и смотрит на нее.) Тебя ожидает счастье, дорогая

моя... там, за морем. О, как часто в часы школьных занятий тянуло меня

туда!.. Как там должно быть хорошо! Там и горизонт шире и небо выше, чем у

нас здесь, и дышится свободнее!

Дина. Ах, тетя! Когда-нибудь и ты к нам приедешь.

(*352) Марта. Я? Никогда, никогда! Тут у меня есть свое маленькое

жизненное призвание. И теперь, надеюсь, мне удастся всецело выполнить то,

для чего я создана.

Дина. Я и представить себе не могу, как это мы с тобой расстанемся.

Марта. О Дина, со многим человек может расстаться. (Целует ее.) Не дай

только бог тебе испытать это, милое дитя! Обещай мне сделать его счастливым.

Дина. Ничего не обещаю; ненавижу обещания. Что будет - то будет.

Марта. Да, так и должно быть. Оставайся только такой, какова ты есть, -

правдивой и верной самой себе!

Дина. Да, тетя!

Лона (кладет в карман какие-то бумаги, которые передал ей Йухан).

Ладно, ладно, дружок! А теперь пора!

Йухан. Да, время не терпит. Прощай, Лона! Благодарю тебя за всю твою

любовь! Прощай, Марта, и тебе спасибо за верную дружбу!

Марта. Прощай, Йухан! Прощай, Дина! Дай бог вам полного счастья!

Марта и Лона провожают до террасы Йухана с Диной, которые затем быстро

уходят через сад. Лона затворяет за ними дверь и задергивает занавеску.

Лона. Теперь мы обе одиноки, Марта. Ты лишилась ее, а я - его.

Марта. Ты... его?

Лона. Я наполовину лишилась его еще там. Малый только и бредил, как бы

совсем стать на свои ноги. Я и выдумала поэтому, будто страдаю тоской по

родине.

Марта. Вот оно что! Понимаю теперь, зачем ты приехала. Но он опять

позовет тебя, Лона.

Лона. Старую сводную сестру? На что она ему теперь? Каких связей не

порывают мужчины, стремясь к счастью!

Марта. Иногда так бывает.

Лона. Будем держаться вместе, Марта!

Марта. Разве я могу быть чем-нибудь для тебя?

Лона. Да кто же, как не ты? Обе мы с тобой воспитали приемных детей. И

вот - обе осиротели.

(*353) Марта. Да, осиротели. Так я скажу тебе еще: я любила его больше

всего на свете.

Лона. Марта! (Схватив ее за руку.) Неужели?

Марта. Вся жизнь моя в этих словах. Я любила и ждала его. Каждое лето

ждала, что он приедет. И вот он приехал и - не заметил меня.

Лона. Ты его любила? И сама устроила его счастье!

Марта. Как же мне было не устроить, если я любила его? Да, я его

любила. С тех пор как он уехал, я жила только для него. Ты спросишь: какие

основания я имела надеяться? О, я думаю, что имела все-таки. Но когда он

вернулся, все старое как будто стерлось из его памяти; он не обратил на меня

внимания.

Лона. Дина заслонила тебя, Марта.

Марта. И хорошо, что так. Когда он уезжал, мы были с ним ровесниками;

когда же я снова его увидала... - ужасная минута! - мне сразу стало ясно,

что теперь я старше его лет на десять. Он там летал вольной птицей в ясном

солнечном просторе и впивал в себя молодость и здоровье с каждым глотком

воздуха, а я сидела здесь и пряла, пряла...

Лона....Нить его счастья, Марта.

Марта. Да, пряла золотую нить. Говорю без горечи. Не правда ли, Лона,

мы были ему добрыми сестрами?

Лона (крепко обнимая ее). Марта!

Берник выходит из кабинета.

Берник (обращаясь к кому-то в кабинете). Хорошо, делайте как знаете...

Когда придет время, я сам... (Притворив дверь.) А, вы здесь? Слушай, Марта,

надо тебе немножко приодеться, да и Бетти скажи. Конечно, не надо никакого

особенного наряда. Пусть только будет мило и изящно, по-домашнему. И надо

поторопиться.

Лона. Не забудь еще оживленного и счастливого выражения лица, Марта! И

чтобы глаза смотрели весело.

Берник. И Улафа пошли вниз. Надо, чтобы он был около меня.

Лона. Гм... Улафа...

Марта. Хорошо, я скажу Бетти. (Уходит налево.)

Лона. Итак, значит, настал час твоего торжества.

(*354) Берник (ходит взволнованный взад и вперед). Да, настал.

Лона. Воображаю, каким счастливым и гордым должен чувствовать себя

человек в такой час.

Берник (останавливается и смотрит на нее). Гм!

Лона. Говорят, весь город будет иллюминован.

Берник. Да, им так вздумалось.

Лона. Все союзы будут налицо со своими знаменами. Имя твое зажжется

огненными буквами. А ночью во все концы полетят телеграммы: "Окруженный

счастливой семьей, консул Берник, один из столпов общества, принимал от

своих сограждан заслуженные им знаки уважения и почета".

Берник. Да, так и будет. Станут кричать "ура", толпа восторженно будет

вызывать меня из этих дверей на террасу, и я буду вынужден выходить,

кланяться и благодарить.

Лона. О, вынужден!..

Берник. А по-твоему, я могу чувствовать себя счастливым в эту минуту?

Лона. Нет, не думаю, чтобы ты мог чувствовать себя вполне счастливым.

Берник. Лона, ты презираешь меня?

Лона. Нет еще.

Берник. И ты не вправе, не вправе презирать меня! Лона, тебе не понять,

как бесконечно одинок я среди этого общества с его узкими взглядами,

исковерканными понятиями! Мне из года в год приходилось понижать свои

требования, направленные к достижению достойной цели жизни. С виду я сделал

немало, а в действительности - что? Лишь кое-что, пустяки, безделицу. Да

здесь другого, лучшего и не потерпят. Попытайся я хоть на шаг опередить

господствующие здесь взгляды и стремления общества - власти моей конец.

Знаешь ли ты, что такое, в сущности, мы, так называемые столпы общества? Мы

- орудия общества и больше ничего.

Лона. Почему ты увидал это лишь теперь?

Берник. Потому что я много думал в последнее время... с тех пор, как ты

приехала... и особенно сегодня ве-(*355)чером... О Лона, зачем я не знал

тебя вполне... тогда... в былое время?

Лона. Ну а если бы знал?

Берник. Никогда бы я не упустил тебя. А будь ты со мной, я не был бы

тем, чем стал.

Лона. А ты не думаешь, чем могла бы стать для тебя та, которую ты

избрал вместо меня?

Берник. Во всяком случае, я знаю, что она никогда не была для меня тем,

в чем я нуждался.

Лона. Потому что ты никогда не посвящал ее в свои интересы, не

установил между нею и собою правдивых, свободных отношений, предоставлял ей

мучиться, упрекать себя за тот позор, который ты сам же обрушил на ее

родных.

Берник. Да, да, да, это все последствия лжи и обмана.

Лона. Ну так почему же ты не сбросишь с себя всю эту ложь и обман?

Берник. Теперь?.. Теперь поздно, Лона.

Лона. Скажи мне, Карстен, какое удовлетворение можешь ты найти в этом

показном благополучии и обмане?

Берник. Я? Никакого. Я осужден погибнуть, как и все это исковерканное

общество. Но за нами идет другое поколение; я работаю для сына, подготовляю

ему дело жизни. Придет же время, когда истина скрепит все общественные

Дата добавления: 2015-05-06