Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Темно-красный 6 страница




 

Я не пианистка и репертуара, подобного скрипичному, у меня нет, чаще играю по памяти несколько любимых произведений и кое-что с листа. Уходить не хочется, и я заглядываю в лежащие на рояле ноты. Это произведения из репертуара Ричарда Клайдермана. Обожаю этого голубоглазого красавца! Он так легко играет, кажется, сейчас взлетишь вместе со звуками. У Клайдермана обычно грустные произведения, особенно если это Поль де Сенневиль. Безумно красивые и грустные. Самое подходящее для моего настроения.

Сборник легко открывается на странице с «Браком по любви», который часто называют «Весенним» или «Осенним» вальсом Шопена. Видно, хозяин частенько грустит под эту музыку. Интересно, а мне можно? Я тихонько…

Я отвожу душу, тихонько изливая ее слезы в чудесной мелодии. Потом следует «A Comme Amore», тоже грустная музыка.

Когда затихают последние звуки, решаю, что пора уносить ноги, потому что, если кто-то придет, все настроение будет испорчено. Беру скрипку, открываю дверь в холл и замираю на пороге, потому что рядом с дверью прямо на полу, прислонившись к ее второй половике спиной, сидит Ларс.

Я просто не знаю, что делать или говорить. Ларс поднимает голову, в глазах что-то такое, чего я понять просто не в состоянии.

– Ты хорошо играешь…

– Спасибо.

Он молчит, не шевелясь, мне остается только уйти к себе. Но скрипку я не выпускаю из рук.

Моя нога уже встает на нижнюю ступеньку лестницы, как сзади вдруг раздается тихое:

– Ее звали Маргит…

– Кого? – спрашиваю почти шепотом, не очень понимая о чем речь, но страшно боясь спугнуть откровение, которое предчувствую.

– Это было семь лет назад. Я нарушил первую заповедь топа: нести полную ответственность за боттома, связал нижнюю и оставил, понадеявшись на других…

Второй раз за вечер я переживаю шок. С трудом проглотив вставший в горле комок, выдавливаю из себя:

– Ты об этом убийстве говорил?

– Да, конечно. Иди спать, Линн.

Я послушно бреду к себе, пытаясь осознать услышанное.

 

В комнате широкая полоса лунного света, погода наконец решила побаловать нас ясным небом. Скрипка в моих руках еще долго плачет, рассказывая об умирающем лебеде, о несчастной любви, о тоскующей душе…

 

* * *

 

Удивительно, но ни сестра, ни отец Кайсы в ее квартире не появились, словно погибшая их вовсе не интересовала.

Вангер несколько раз перечитывал записи, сделанные наспех, когда осматривал вместе с Бергманом место преступления (тогда казалось, что это просто несчастный случай), но ничего интересного не находил. Ни-че-го… Так бывает у глухих дел, которые либо раскрываются вдруг, когда уже ничего хорошего не ждешь, либо не раскрываются никогда. У Дага было неприятное предчувствие, что на сей раз второй вариант.

Квартира Кайсы принадлежала муниципалитету, оттуда прислали запрос, можно ли освободить ее, сдав вещи на склад хранения, чтобы поселить других нуждающихся.

– Интересно, они сообщают новым жильцам, что случилось с прежними?

Вангер хмуро покосился на Фриду:

– Конечно, нет. Соседи расскажут в красках. Но, думаю, тем, кто туда переедет, выбирать не приходится, дом не слишком богатый, соседи пенсионеры и такие же малоимущие. К тому же в Стокгольме так много домов и квартир, где когда-то совершено преступление, что трудно выбрать некриминальное в прошлом место проживания. Да и в остальных городах тоже. У человечества тяга к лишению жизни себя или кого-то. Ты уверена, если живешь в старом доме, что в нем никто не умер или не повесился?

Фрида внимательно изучала Дага, произносившего эту тираду. Тот удивленно приподнял брови:

– Что?

– Никогда не слышала от тебя столь долгой речи. Что случилось?

– Ничего, – мотнул головой Вангер. – Меня удивляет, почему отец и сестра не забрали или не выбросили вещи.

– Хорошо, что не выбросили, мы можем еще раз посмотреть.

Даг с интересом вгляделся в лицо Фриды:

– Ты-то чем довольна?

Девушка рассмеялась:

– Это наших повешенных не касается. Это личное.

– Парень?

Глаза Фриды лукаво блеснули.

– А что?

– Ничего.

Вангер почувствовал легкий укол в сердце, он не мог представить Фриду в чьих-либо объятьях, хотя прекрасно понимал, что молодая, симпатичная, задорная девушка не будет одна. Но понимать не значит смириться. Он гнал от себя эти собственнические мысли, ведь не имел ни малейшего права ревновать даже просто как приятельницу. То, что Фрида носила кофе и булочки, а теперь вот работает с ним в паре, вовсе не означает, что она обязана отчитываться или спрашивать совета, как сестра. Но мысли не прогонялись.

Даг досадовал на себя, теперь весь день будет думать о причине веселости Фриды вместо того, чтобы думать о деле.

Управляющий компанией, встречая их, явно нервничал, кивал, беспрестанно вытирал взмокшую шею платком, ахал и охал, но толка от него было мало.

Уже в квартире Фрида покачала головой:

– Ну и родственнички, даже не зашли в квартиру! Почему они не поинтересовались ни тем, что от нее осталось, ни вообще ее жизнью?

– Помнишь, сколько всего наговорила ее сестра?

– Даг, а ты помнишь, как ее зовут?

– Черт, не помню. Фрекен Стринберг и все.

– Тоже хороши.

Вангер дернул щекой:

– Давай смотреть, хватит укорять себя, тогда мы думали, что Кайса повесилась.

Чистенько, но бедненько, ничего нового обнаружить не удалось, однако Фрида прихватила с собой пару альбомов с фотографиями, которые лежали в спальне:

– Посмотрю на досуге. Фотографии помогают понять человека.

Снимки действительно кое-что подсказали…

Детских не было совсем, только лет с шестнадцати. Вангер тоже заглянул через плечо Фриды, но снимки были обычными – под девизом «Здесь был я». И что за страсть у людей фотографироваться на фоне разных достопримечательностей? Словно без этого напоминания они не в состоянии понять, что сфотографировано.

Сейчас уже мало кто собирает снимки в альбомы, предпочитают хранить в компьютерах или мобильниках, это чревато – вместе с утерянным телефоном или вышедшим из строя диском теряется и множество фотографий. Но теперь сами фотографии ценят куда меньше, это когда-то бабушки и дедушки, посадив внуков рядом с собой в большое кресло, часами могли показывать выцветшие снимки и рассказывать кто есть кто на них.

Фрида подумала, что, будь у Кайсы дети, они вряд ли знали бы, как выглядят ее отец и мать, и даже сестра. Честно говоря, странно выглядят. Сестра, которая приходила после ее гибели, столь серая курица, что и не запомнишь. Отец немногим лучше, мрачный, молчаливый тип, но сестра хоть была разговорчивой, а отец больше трех слов не произнес. Нет, целых пять:

– Здравствуйте. Где расписаться? До свидания.

Богатый словарный запас, ничего не скажешь.

Даг вернулся за свой стол, его вовсе не интересовало, как выглядела Кайса, когда ходила в Музей корабля Васы.

– Даг, смотри, кто-то не хотел, чтобы знали, что он знаком с Кайсой.

Действительно у фотографии оторван правый край, от правой фигуры осталась только часть рукава. Кто же стоял рядом с Кайсой в музее? И кто фотографировал?

Снимок сложили пополам и по сгибу оторвали… Парень, с которым Кайса рассталась? Так бывает, когда бывшего милого жестоко разрисовывают на фотографиях, даже выкалывают глаза и пририсовывают рога, а бывает, вот так отрывают, чтобы и не вспоминать. Глупо, лучше уничтожить всю фотографию, ведь линия отрыва всегда будет напоминать того, кто был на снимке рядом.

Но Фрида возразит:

– Нет, там была девушка, но знаешь, что странно…

– Ну, теоретик ты мой, что еще нашла?

– Смотри, с одной стороны они совсем близко, с другой под ручку не взялись.

– Какое это имеет значение?

– Большее, чем ты думаешь.

Даг присел, понимая, что сейчас услышит ознавательную лекцию. Фрида ходячая энциклопедия, причем, ее знания, будучи теоретическими, оказываются очень полезными на практике.

– Еще раз и понятно.

Фрида кивнула.

– По тому, как близко держатся люди друг от друга, зная о ситуации в тот момент, можно наверняка сказать о степени их близости.

– Кайса лесбиянка?

– Не думаю, но я не о том. Вспомни любую очередь или транспорт, например, метро. Если есть возможность, люди норовят отодвинуться друг от друга, причем, это совершенно определенное расстояние – от метра до трех.

– Конечно, особенно в час пик.

– А ты уютно чувствуешь себя в транспорте, когда на тебя со всех сторон наседают? Неуютно, для удобства людям и нужны те самые один-три метра. Это называется социальным расстоянием, то есть, комфортным расстоянием между чужими людьми.

– Понял. Ты права. И что?

– Вторая дистанция личная – от метра до полуметра. Это если приятели, хорошо знакомые, те, кто не боится показаться неприятным, не боится, что от него отстранятся. И совсем маленькая дистанция от полуметра и ближе, когда чувствуют запах, дыхание, даже тепло тела, особенно как на этом снимке – в теплое время года. Это интимная дистанция, она позволительна между теми, кто спит друг с дружкой, либо между родственниками.

Вангер замер, присев сначала, он уже давно поднялся и навис над Фридой, разглядывая снимок, и почти касаясь ее виска щекой. Девушка не отодвинулась. Допускала его в свою интимную зону? Даг почему-то смутился, чего с ним раньше никогда не случалось.

– Но на фотографиях невозможно стоять на расстоянии метра.

Фрида внимательно посмотрела на вернувшегося на свой стул наставника, казалось, она не заметила его порозовевшие уши и легкое смущение. Кивнула:

– Конечно, но они и не стоят в метре друг от дружки, хотя отодвинуться есть куда. Они рядом, совсем рядом, и все же врозь. Когда близкие люди, особенно девушки, так фотографируются, одна почти наверняка подхватит вторую под руку, чтобы удобней стоять. Но Кайса даже чуть отвернута от своей соседки, хотя против интимной дистанции не протестует.

– Почему ты уверена, что это девушка, а не парень? Может, приревновала, поссорились, или вообще парень чужой?

– Чужого парня она обязательно подхватила бы под руку, свой, если уж фотографируется, приобнял бы ее саму. Я не знаю парней, которые, поссорившись с девушкой, стали бы терпеливо ходить с ней по музею и сниматься на фоне корабля Васы. Да и парень маловат. Кайса невысока – метр шестьдесят пять, у стоящей рядом фигуры локоть практически на том же уровне, если человек не урод, то рост где-то сто семьдесят сантиметров.

– Хорошо, уговорила, это девушка. Может, и правда, лесби?

– Может. А может сестра.

– Та самая?

– Да, о ней-то мы и забыли.

– Черт, я даже не спросил тогда ее имени, но она оставила телефон, чтобы сообщили, когда можно будет забрать тело сестры. Сейчас найду… – Вангер принялся лихорадочно перебирать бумаги на столе.

В его вечной свалке были свои преимущества – ничего не выбрасывалось, а просто лежало горами, зато при необходимости любую бумагу можно раскопать. И стикер с телефоном сестры убитой тоже нашелся.

– Звони, ты умеешь разговаривать с людьми, – Вангер подал записку Фриде, потому что терпеть не мог телефонные разговоры, говорить, не видя собеседника, для него каторга.

Трубку не брали долго…

– Фрекен Стринберг? Попросите к телефону фрекен Стринберг, пожалуйста. Нет такой? – Фрида чуть помолчала, видно выслушивая чью-то тираду, потом кивнула: – Извините, вероятно, я ошиблась номером. Еще раз извините.

Даг порадовался, что звонил не он.

– Что?

– Морг.

– Что?!

– Она посмеялась над тобой, Даг. Дама сказала, что студентки часто дают навязчивым поклонникам этот телефон.

Вангер еще раз порадовался, что поручил позвонить Фриде.

– Ну, шутница, я тебе покажу! Хотя, кто мог ожидать шуток от этой серой курицы?

 

* * *

 

Утром в окно заглядывает солнце, которого давненько не было, а потому настроение сразу улучшается. Ларс за мной на пробежку не заходит, выбегаю сама. Жан машет рукой, приветствуя, я отвечаю. В конце концов, что произошло? Ларс Юханссон дал понять, что у него есть (или была) другая, что он тоскует, жалеет о чем-то случившемся давно, потому плакала его скрипка. Я просто подвернулась под руку, потому и было оказано внимание, все разговоры Свена о моей неординарности или уговоры, что Ларс хороший, ничего не значат. Свен просто очень любит Ларса и хочет, чтобы тот смог забыть или хотя бы на время забыть о своей прошлой любви. Для этого годится и такая дурочка, как я.

Проблема только в том, что я в этой роли выступать не хочу. И не могу.

Что делать?

Оставалось одно: завязать саму себя в те самые узлы, которые Ларс умеет вязать, и остаться с ним в приятельских отношениях. Чтобы мое бегство бегством не выглядело, я постараюсь изобразить страшную занятость, не стану удирать с утра пораньше, хотя погода позволяет Петеру отвезти меня в Стокгольм. Нет, я должна как-то осторожно намекнуть Ларсу на наши отныне нормальные дружеские отношения и границы, которые переходить не стоит. Ларс для меня отныне недоступен, каким был и раньше. Только раньше я краснела и бледнела, теперь такого себе позволить не могу.

Но я знаю, что он не убивал ту девушку, а если и подозревает, кто это сделал, то это преступление уже другого рода. Ничего разбалтывать не буду, и как бы мне ни было хорошо в этом замке, отсюда надо удирать. А чтобы это действительно не выглядело бегством, нужно назначить отъезд, например, на завтра. «Подбить» итоги с темой викингов, чмокнуть Ларса в щеку и помахать ручкой.

Все, решено – завтра уезжаю! Сейчас у меня есть возможность и повод развязаться с Анной и Оле, никаких других заданий выполнять не буду, ничего разузнавать о друзьях Ларса или ком-то еще тоже. В конце концов, скоро Рождество, лучше отправиться к бабушке, там сердечные раны залижутся легче.

От этого решения вдруг становится легко и спокойно, словно я очнулась от тяжелого сна под названием Ларс Юханссон. Ничего, некоторыми болезнями нужно переболеть обязательно. Я не смогу забыть эти глаза цвета стали, не смогу забыть его руки, его губы, но я должна держаться от них подальше. Это даже хорошо, что разговор произошел вчера, а не тогда, когда я уже совсем не смогла бы пережить разлуку. Безответная любовь все равно любовь.

Я уже не сомневаюсь, что не нужна ему сама по себе, а клином быть не желаю. Нет, я не отдушина, я сама по себе, и если чем-то похожа на эту Паулу, то не виновата в том.

Настроение после таких размышлений даже поднялось, как ни удивительно. Да, я смогу справиться с собой. Пусть Ларс Юханссон сам разбирается со своими давними сердечными ранами, а Анна с Оле ищут нового кандидата в преступники. Все это без меня, пожалуйста.

Ларса так и не видно, бегаю, завтракаю и даже обедаю без него, на мой вопрос Свен отвечает, что скоро придет. Куда ушел, мне, конечно, не докладывают. Дернул меня вчера черт завести философскую беседу! Но я уже решила, что это к лучшему, и теперь не переживаю.

Пусть Ларс от меня прячется, заниматься без него есть чем, его библиотеку по теме викингов с дедушкиной не сравнишь. Я уже боюсь, что действительно придется писать на тему берсерков диссертацию, жаль будет набранного материала.

Но Мари, кажется, намерена вытереть пыль с книг с помощью Жана, я в библиотеке буду мешать. Помогать мне не дают, Мари смеется:

– Да тут и самим делать нечего.

Свен советует:

– Бери книги и перебирайся в малую гостиную, там тепло.

Ладно, подождем, пока явится хозяин, и поставим его перед фактом предстоящего отъезда.

Час честно сижу за книгами, но меня так и манит рояль. Вчера я играла Сенневиля, но сейчас настроение иное, почему-то хочется шалить. Интересно, можно ли в этом замке шалить или здесь играют только грустные мелодии? А я вот не хочу грустные!

Сборник Клайдермана так и лежит на рояле, как я его оставила.

Но из Клайдермана мне хочется сыграть «Леди Ди» – довольно лукавое произведение, одно из трех, которое я умею играть из этого репертуара. Играть – громко сказано, барабанить по клавишам, но мне неважно.

Есть ли такое в этом сборнике? Да, вот оно. Беря первые аккорды, вижу, что Ларс уже не просто в комнате, но у рояля. Я задорно киваю головой, у этого произведения четкий ритм. Ларс смотрит в ноты, потом на меня, а потом просто двигает меня вправо, присаживаясь на половину банкетки. Подстраивается, словно отбивая ритм, и… мы играем уже вдвоем. Ларс безжалостно вытеснил меня к верхним октавам, но это не мешает, он поймал ритм, с удовольствием поддержал, ловко перевернул страницу. И мы шалим в четыре руки, единение удивительное, как и тогда со скрипками, словно сливаемся в единое целое, не нужно договариваться, это нетрудно при ритме «Леди Ди», но все же.

– Эй, ты фальшивишь!

Я понимаю, что он прав, фальшивлю и довольно сильно, но все равно возражаю:

– Нет!

– Как это нет?! Вот тут, – Ларс останавливает игру и показывает, где я в очередной раз соврала.

Даже убедившись, что он прав, все равно продолжаю вредничать:

– Ну и что? Проехали.

– Нет, повтори правильно.

Ларс заставляет меня повторить, потом мы повторяем вместе.

– Может, концертировать начнем?

– До Нового года я совершенно свободна, пяток концертов дать успеем.

– Убедила. Не получится в Бервальда Холле, дадим прямо здесь, дома. Только придется репетировать. У меня есть еще один рояль, может, перетащить его сюда? Или скрипку возьмешь?

– Я лучше скрипку, не так часто играю на рояле.

– А училась?

– На скрипке.

– Почему играть не стала?

– Не мое. Одно дело для себя, и совсем иное концертировать.

– Давай действительно каждый день играть понемногу вдвоем?

– Согласна.

Боже, что я несу?! Я же завтра утром уезжаю. Но об этом думать почему-то не желаю.

– Хочешь, познакомлю с интересной парой? Они здесь на острове.

– Если ты называешь интересными, то хочу.

– Ты ездишь верхом?

– Н-нет… лучше нет.

– Понятно. Придется тебя отвезти.

– Как?

– Ну, на руках я уже носил, теперь посажу перед собой в седло.

– Ларс, а пешком далеко?

– Чтобы ты явилась в гости с красным носом?

Это моя беда – при температуре чуть ниже плюс пятнадцати нос совершенно неприлично краснеет.

– Но нос все равно будет красным, даже если я просто выйду на крыльцо.

– Трусишь?

– Нет, лошадь жалко.

Он смеется:

– Уговорила, пойдем пешком.

 

Мы идем по той самой тропинке, по которой я бегала в первый день на острове. Погода прекрасная, солнышко уже садится, но оно было целый день, забывать об этом не хочется…

Самое время сказать, что мне пора отбывать восвояси. Но я ничего не успеваю.

– Линн, вчерашний разговор забудь.

– Ты жалеешь, что был откровенен?

– В некоторой степени да.

– Хорошо, считай, что я ничего не слышала. Не беспокойся, никто и никогда не узнает, о чем ты говорил. Я не из болтливых и чужих секретов не выдаю.

Он морщится:

– Да нет никакого секрета, это известно всем, тому же Оскару…

– Но это не предназначалось для моих ушей? Хорошо, я уже забыла. Понимаю, что в число доверенных лиц не вхожу. Не переживай, все в порядке.

– Да не то! Постой! – Он хватает меня за руку и притягивает к себе. – Я просто не хочу, чтобы ты думала, что прошлое так сильно меня держит.

Это было худшее, что он мог сказать.

– Куда сильней, чем ты думаешь, Ларс. И не стоит это игнорировать. Разве это преступление – быть однолюбом? Ларс, пожалуйста, я уважаю твои чувства и даже по-хорошему завидую той девушке. Только прошу об одном… – я иду задом наперед, отступая, он на расстоянии вытянутой руки, кусает губы, заметно волнуясь, –…не делай из меня никакого заменителя, ладно? Я го…

Договорить не успеваю. Рывок, и я в его руках, глаза горят бешенством.

– Хуже ничего не придумала?!

– Почему же хуже?

– Линн, я тебя ни с кем никогда не сравнивал. Ты сама по себе, понимаешь?

Хочется верить, но меня поражает другое: Ларс снова мягкий и ласковый, он убеждает, а не приказывает. А ведь только что был в бешенстве. Неужели у него вот такие перепады настроения всегда? Это плохо.

Не знаю, чем бы закончилась эта беседа, но вдруг совсем недалеко раздается собачий лай. Собственно, назвать это лаем не повернется язык, «бухает» огромная собака. Я замираю от ужаса, собаки и коровы – что может быть страшней?

Ларс смотрит с веселым изумлением:

– Испугалась? Это Бой.

К нам подлетает нечто ростом и объемом больше похожее на теленка, чем на собаку и тычется огромной мордой в руки Ларса и… мои!

– Погладь, он же ждет.

Погладить и остаться без руки? Нет уж, руки мне еще пригодятся. Но пес уселся и смотрит. А Ларс смеется:

– Бой, она тебя боится.

Собака, пока он говорит, внимательно, даже с обожанием смотрит в лицо Ларсу. Вот так, его даже местные псы обожают. Потом Бой поворачивает голову ко мне и перебирает лапами на месте, кажется, все его существо просит: ну погладь, чего же ты?

Я протягиваю дрожащую руку, касаюсь шерсти надо лбом (черт возьми, где их там гладят, чтобы не разозлить?). Шерсть на удивление мягкая и ухоженная. Появляется желание запустить в эту шерсть руки, что я и делаю, ужасаясь сама себе. Попросту тереблю пса за ушами, он, довольно ворча, подчиняется рукам, а потом вдруг, коротко взвизгнув, лижет меня в нос!

В любое другое время меня бы уже собирали по частям с земли и отпаивали лекарствами, но сейчас почему-то смешно. Я усаживаюсь на корточки и… обнимаюсь с огромным псом, который в таком положении одного со мной роста.

– Эй, разобнимались тут! Пойдемте, нас ждут. Ждут, Бой?

Пес, освобожденный от моих рук, взвизгивает и галопом мчится обратно, откуда прибежал.

Ларс ворчит:

– Как Боя, так обнимать, а мне только: «Ларс, перестань!»…

Я мотаю головой:

– Впервые в жизни обнимала собаку, да еще такую огромную.

– Правда? Геройский поступок.

– Тебе смешно, а я боюсь собак и коров.

Ларс довольно хохочет:

– Придется подарить тебе маленького вредного сенбернара.

 

Пара, с которой Парс меня знакомит, действительно интересна. Их небольшой сказочный домик на лесной полянке в окружении заснеженных деревьев кажется чем-то нереальным. Увидев эту красоту, я замираю, как вкопанная.

– Что?

– Ларс, так не бывает…

– Рядом со мной все бывает. Ты еще не поняла, что я волшебник?

– Поняла.

На крыльце нас ждет Бой. Он протискивается в дверь рядом со мной, словно понимая, что без этого не пустят. Так и есть:

– Эй, а ты куда? Ну ладно, сиди у порога.

Бой переступает лапами, но двинуться дальше не решается. Я наклоняюсь к собаке:

– Сиди уж тут…

Хозяйка дома Инга слепа. Совершенно, и, видно, очень давно. Как все слепые, она держит голову приподнятой и слышит великолепно. Уверенно берет мои руки в свои:

– Как тебя зовут? Произнеси свое имя так, как ты хочешь, чтобы его произносили, и я все про тебя пойму.

Я невольно смеюсь:

– Ли-инн… так зовет меня бабушка.

Инга поворачивает голову к Ларсу:

– Тебе повезло. Торстен, принеси моего вина.

Ларс чуть наклоняет голову к плечу, насмешливо глядя на меня, мол, вот так-то!

Пока я помогаю хозяину дома Торстену накрыть на стол, Инга что-то тихонько говорит и говорит Ларсу, тот слушает с непроницаемым видом, но его глаза, не отрываясь, смотрят на меня.

А потом мы сидим, разговаривая обо всем на свете, и мне кажется, что я всю жизнь знаю этих людей.

– Бабушке бы очень понравилось у вас.

За это время Бой тихонько-тихонько, двигаясь по сантиметру, подобрался ко мне и уселся почти вплотную. Заметив это, Ларс хохочет:

– Вы посмотрите на этого хитреца!

Бой честно смотрит ему в глаза, мол, я ничего, Линн же не против. Я кладу руку на шею собаки, словно беря Боя под свою защиту, тот тихонько взвизгивает от избытка чувств. Теперь смеются все.

– Сиди уж!

В ответ раздается «Гав!», от которого я подскакиваю на месте.

– Только молча! – приказывает Инга, и Бой сконфуженно опускает голову.

Так хорошо мне бывает только у бабушки, когда папа возвращается из очередной поездки.

Когда приходит время возвращаться домой, Инга подзывает меня к себе, теперь Ларс стоит в стороне и наблюдает, как Инга беседует со мной.

– Я слепа, девочка, так давно, что не помню, как выглядят солнечные блики на воде, но я вижу сердцем. Вам с Ларсом повезло, что вы встретились. Ты любишь его… Не возражай, это так, и ты это знаешь. Он любит тебя, даже если не говорил пока этого. Знаешь, вы будете вместе, но перенесете столько трудностей, что временами будет казаться, что это невозможно. Но запомни: Бог не дает человеку испытания, которые тот не способен вынести. За счастье нужно платить, чем оно дороже достается, тем большим будет. Ты только верь Ларсу, тебе он не опасен. Иди, и будьте счастливы…

– Спасибо…

Бой провожает нас примерно до того места, где встретил, я снова долго тереблю его за ушами, потом целую в нос и отпускаю. Собака с восторженным лаем мчится обратно домой. Ларс возмущенно фыркает:

– Нет, вы на него посмотрите, мне даже «до свиданья» не сказал! Предатель.

Издали несется мощное «Гав!», «предатель» вспомнил и попрощался.

– Что тебе сказала Инга?

– Вот еще! Ты же мне не говоришь, что она тебе сказала.

– Она сказала, что ты меня любишь, – в глазах Ларса вызов. В ответ я пожимаю плечами:

– Мне тоже.

– Инга не ошибается…

– А еще она сказала, что нам с тобой предстоит много почти невозможных трудностей.

– Линн, ты испугалась?

– У меня такое же предчувствие.

Он обнимает меня, прижимает к себе, словно желая защитить от всех бед и невзгод на свете:

– Ничего плохого не случится, девочка. Ты только люби меня. Просто люби, с остальным я справлюсь сам.

Хочется крикнуть:

– С чем остальным, Ларс?!

Но я молчу, боясь спугнуть птицу счастья, которая села совсем рядышком на дерево и прикидывает, стоит ли опускаться нам на плечи.

 

Свет в доме горит во многих окнах. Ларс морщится:

– Явился…

– Кто?

– Сейчас увидишь.

Что-то неуловимо изменилось, Ларс, только что бывший мягким и ласковым, внезапно напрягся, стал жестче даже по отношению ко мне.

 

* * *

 

Опрошены все, кто только умеет разговаривать в округе, сняты все отпечатки пальцев, выверено поминутно, пошагово то, что происходило. Даг и Фрида знали об убийстве Кайсы Стринберг все, кроме главного – кто это сделал.

Ни фоторобот, ни фотографии красавца Ларса Юханссона никто не признал. Нет, таких не видели. Вангер умудрился даже прокрутить для Карин запись беседы с Ларсом Юханссоном, но та мотала головой:

– Нет, мужского голоса не слышала вообще, только женский.

За телом Кайсы приехал отец, много не разговаривал, оформил бумаги, все подписал и отбыл. Он даже не задавал вопросов о том, как дочь убили, то ли знал подробности от старшей, то ли ему просто все равно. Сестра погибшей словно в воду канула, как появилась тогда, наговорив кучу всякого и дав телефон морга, так и не появлялась. Да и зачем, если Кайсу кремировали и увезли в далекий Боден.

Но Вангер был этому рад. Они с Фридой уже устали от бесконечных разговоров, расспросов, размышлений. Кому-то Кайса Стринберг насолила настолько, что пришли и повесили. Вот все, что было понятно. Расследование топталось на месте и, как обычно бывало в таких случаях, начальство исподволь, осторожно принялось нагружать другими делами. Вангер понимал заботы Бергмана, кроме расследования убийства Кайсы Стринберг есть и другие преступления.

Наконец, Микаэль Бергман вызвал их с Фридой и, вздохнув, сообщил, что они должны заняться еще одним убийством, правда, там все проще:

– Она любила его, а он любил выпить. Сковородки бывают тяжелыми, хотя супруга погибшего твердит, что ничего не помнит, как вернулся с работы муж, не слышала, обнаружила его без сознания в прихожей на полу утром.

Пришлось заняться жертвой семейных разборок…

Загадки Кайсы Стринберг на время отложены. Но если не удается раскрыть дело по горячим следам, иногда бывает полезно отложить его на несколько дней, вдруг вспоминаются важные детали, что-то начинают говорить свидетели, что-то складывается, как мозаика…

Даг радовался только тому, что работает теперь с Фридой, как и хотел. Бергману тоже нравилась такая пара, Фрида Волер действовала на Вангера, как хороший транквилизатор, он становился живей и сообразительней.

Конечно, надо бы поехать в Боден, расспросить родственников основательней, потому что сказанное шустрой серой курицей на поверку оказалось пустой болтовней. Она назвала тех, кого Вангер и Фрида знали и без ее откровений. Даг все тянул с поездкой, мотивируя занятостью новым делом, в действительности ему просто не хотелось снова встречаться с обманувшей его серой дрянью. Фрида предлагала съездить самой, но Вангер отнекивался: сам напортачил, самому и исправлять.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-06; Просмотров: 289; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.151 сек.