Темно-красный 9 страница

Меня не корежило, эйфория продолжалась недолго, ровно столько, чтобы я все же оказалась в объятиях Ларса в постели. Нет, не так, она продолжалась всю ночь, но мухомор и все ядовитые грибы планеты вместе взятые не имели к этому никакого отношения. Виновником был сам Ларс, его руки, его губы и… еще кое-что.

Легкая невменяемость присутствовала, кажется, я орала от восторга, во всяком случае, не сдерживалась, это точно. Если Ларс желал снять с меня оковы, то это ему вполне удалось…

Берг не прав, я не фригидна, мне не приходилось имитировать оргазм, но одно дело заниматься сексом, даже самым крутым, и совсем другое ЛЮБОВЬЮ. Все, что я до сих пор знала о самой себе, полетело в тартарары, весь мир отправился туда же, только чтобы не мешать нам. В этой жизни остались только Ларс и я, я и Ларс… нет, мы не были «и», мы стали единым целым. Тела, дыхание, души – все сплелось в единый клубок, перестало подчиняться любым земным и физическим законам, кроме одного: закона любви и страсти, но это закон божественный.

Разве можно такое назвать сексом? Не опошляйте великий момент слияния!

Не знаю, сколько времени длилось это безумство тел и душ. У меня осталось одно желание: либо, чтобы это продолжалось вечно, либо умереть, если такое невозможно. Конечно, я кричала, попробовали бы не закричать на моем месте!

Даже если у меня случится полная амнезия, даже через сто лет после собственной смерти я буду помнить этот миг и выгибаться дугой:

– Да, Ларс! Еще!

Наплевать, что лицо от воспоминании от собственной ненасытности будет заливать краской, такое забыть нельзя. Говорят, жизнь – это только те мгновения, от которых захватывает дух. У меня состоялось, дух не просто захватывало, не помню, дышала ли вообще.

Заснула лично я под утро, а когда открыла глаза, Ларса рядом не было.

Несколько мгновений пыталась сообразить, что было в действительности, а что привиделось.

Сомневаться не стоило – губы опухшие, тело обнажено. Я никогда не сплю без пижамы или ночной рубашки, не кусаю губы ни от досады, ни во сне, к тому же горело все тело, и в нем чувствовалась такая сладкая истома, что ошибиться невозможно.

Тихо муркнув от удовольствия, я сладко потянулась. Нет, викинги явно не дураки со своими мухоморами…

На часах половина восьмого. Ни о какой пробежке не может быть и речи, бегать после такой ночи просто преступление. Но где Ларс? Я точно помню, что заснула в его объятьях, удивляясь самой себе – вообще-то терпеть не могу, когда меня во что-то утыкают лицом, начинаю задыхаться, а тут лежала, уткнувшись носом в грудь Ларса, и ничего мне не мешало. Его рука по-хозяйски обняла меня, вторая покоилась под моей головой, а ровное дыхание слегка касалось волос. Ммм… как замечательно!

Хочу продолжения!

Нет, пожалуй, прямо сейчас продолжения не хочу, а вот подтверждения того, что оно будет, очень.

Кажется, будет, по коридору шаги, это Ларс.

Это действительно он, но не с широкой улыбкой, а озабоченный. Плотно прикрыл дверь и присел возле кровати на корточки:

– Линн, мне нужно с тобой поговорить.

Ничего себе продолжение ночных безумств! Я натянула одеяло до подбородка, поскольку лежала голышом. В стальных глазах мелькнула тревога. Он взъерошил рукой мокрые после душа волосы. Теперь тревожно стало и мне. Что-то случилось?

– Я вчера поступил с тобой бесчестно, напоил настойкой мухомора и просто воспользовался твоим состоянием…

У меня перехватило горло:

– Ты… жалеешь об этом?

– О том, что воспользовался? Да.

Все ухнуло вниз. Вот так, над тобой просто посмеялись, напоили, трахнули и посмотрели, как будешь при этом вопить от восторга. Продолжения ей хотелось…

Какого черта?! К чему эта его честность: сначала поднять в небеса, показать райские кущи, а потом вздыхать от сожаления, что я предварительно не дала подписку, что согласна их посмотреть? Это садизм высшего порядка.

Но он действительно озабочен, как бы ненормально это не выглядело после ночного безумства:

– Я предпочел бы, чтобы ты все делала в сознании, чтобы понимала, что происходит, и наутро помнила об этом.

– Я помню.

– Ты хочешь сказать…

– Да, в сознании я делала бы то же.

Ларс наклонился к моему лицу, глаза впились в мои.

– Мухоморы ни при чем?

– Настойка подействовала, но… я не против.

Проклятая способность краснеть, как вареный рак! В стальных глазах в ответ появились лукавые чертики:

– И ты… могла бы повторить?

– Да.

Да хоть сейчас! Нет, пожалуй, сейчас не смогла бы, я переполнена ночными ощущениями настолько, что боюсь их расплескать любым неосторожным движением. Хочется попросить, чтобы пока не трогал меня, я должна впитать все эти ощущения, поверить в то, что они не видение, не сон, осознать, что повторение возможно… ну, хотя бы теоретически.

Но если бы он поцеловал меня, я рискнула бы, даже опасаясь умереть от счастья.

Ларс целовать не стал, только отвел прядку волос с моего лба. Кажется, у него свалился с души огромнейший камень.

– Обещаешь? Наступит момент, когда я припомню тебе эти слова.

– Да.

– Ладно, сегодня поленись, так и быть, не буду выгонять на мороз…

Он со смехом закрыл за собой дверь. Я снова сладко потянулась. Лично мне больше нравилось, когда верх над Ларсом-аристократом брал Ларс-хулиган.

Спать не стала, отправилась в душ и долго стояла под струями, то поглаживая себя там, где ночью побывали руки Ларса, то просто прислонясь к стенке, наслаждаясь прикосновениями упругих водяных струй…

Вышла из душа нескоро. Вытираться полностью не стала, только промокнула волосы, завернулась в большое полотенце и… Напротив двери в ванную стоял Ларс и, чуть склонив голову к плечу, разглядывал меня. Ойкнув, я попыталась ретироваться, чтобы накинуть хотя бы халат, но нога Ларса закрыть дверь не позволила.

– Я думал, ты решила пробыть в душе до Рождества. Еще чуть и зашел бы сам. Иди сюда.

– Ларс, я… я сейчас оденусь!

– Вот еще! Мне, конечно, нравится тебя раздевать, но это вовсе не обязательно.

Его рука уже притянула меня вплотную, глаза заглянули в глаза.

– Я решил долго не ждать обещанного, чтобы у тебя не было времени передумать.

Даже если бы я намеревалась возразить, возможности не было, потому что мои губы оказались в плену его губ. Поцелуй, конечно, безумно хорош, но наблюдалось некоторое несоответствие: я всего лишь обмотана полотенцем, и достаточно неловкого движения, чтобы оно упало, а он в джинсах и рубашке, пусть даже расстегнутой на груди.

Ларс видно подумал о том же.

– Линн, черт, что у тебя были за учителя?! Тебе не приходит в голову раздеть меня?

Он угадал мое желание, но сдаваться я не собиралась, расстегивая оставшиеся пуговицы рубашки, пробормотала:

– Никаких учителей…

– Тогда учись у меня. Смелей.

Ах, ты так?! Я, может, и не занималась раздеванием мужчин, но в кино такое видела. Забыв об опасности остаться голышом, я демонстративно медленно стащила с Ларса рубашку. Его уверенный вид куда-то подевался, даже зрачки расширились от волнения, а дыхание явно сбилось. Ага! Я тоже кое-что могу.

Мои руки пробежали по его торсу, задержались на квадратиках брюшного пресса, взялись за пуговицу джинсов.

– Линн…

Я поняла, что надо поторопиться, потому что и сама не способна играть дальше.

До постели мы не добрались, потому что к тому времени, когда я, наконец, справилась с молнией его джинсов, терпеть не по силам было уже обоим.

Никогда не могла понять, как можно заниматься сексом стоя, практически на весу. Это же страшно неудобно! Но теперь поняла, что с любимым человеком неудобно не бывает, о любых неудобствах забываешь, потому что все поглощает страсть.

О чем можно думать, если бешенный стук сердец заглушает все звуки, дыхание сбивается, одновременно становясь более глубоким и редким, кажется, остался только вдох без выдоха, вдох быстрый, словно последний в жизни. Наши ритмы, наше сердцебиение и дыхание сливаются, мы снова становимся единым целым, кажется, еще чуть, и я взлечу.

На сей раз я не кричала, но так впилась в плечо Ларса пальцами и даже зубами, что остался след. Но застонал он не от боли, вернее, от нее, но это была боль сладострастия.

Когда все кончилось, Ларс медленно опустил меня на ноги и некоторое время мы стояли, тяжело дыша, обессиленные, оглушенные собственной страстью.

Когда дыхание чуть выровнялось, я вдруг услышала короткий смешок;

– Скромница называется…

Меня захлестнула волна возмущения:

– Ларс!

– В душ! – он развернул меня к двери и чуть подтолкнул.

Я думала, что сумею скрыться, но не удалось, потому что под душем мы оказались вдвоем. Нет, секса не было, но поцелуи… Черт, целоваться под душем еще приятней, чем в постели! Это подтвердил и Ларс:

– Мне так даже больше нравится. Не смей принимать душ без меня.

Я вдруг увидела себя со стороны: обнаженная в объятьях самого красивого мужчины на свете под душем. Так далеко я не заходила даже в самых буйных фантазиях по поводу Ларса. Если честно, то они вообще дальше скромного поцелуя не шли. Я невольно хихикнула.

Он заглянул в лицо:

– Что?

– Если бы мне кто-то сказал, что такое будет…

Ларс выключил воду.

– Нужно было спросить у меня, я бы расписал в красках.

У меня взыграло ретивое:

– Это твоя обычная программа?

Еще чуть, и сталь его глаз просто располосовала бы меня пополам. Рука резко повернула мою голову за волосы:

– Я давал тебе повод считать себя бабником?

– Н-нет…

– Тогда не смей говорить глупости!

Он шагнул из душа, подхватил мое полотенце, обернул его вокруг талии и только тогда повернулся:

– Кстати, Свена нет, потому еду придется готовить самим. Ты сможешь хотя бы тосты поджарить?

– Я неплохо готовлю!

– Да-а?.. Посмотрим.

Неизвестно к чему относилось это «посмотрим», к моим кулинарным способностям или к моей попытке закрыть створку душевой кабины, чтобы не стоять голышом на виду. Закрыться, конечно, не удалось, оглядев меня с ног до головы, Ларс довольно кивнул:

– Пойдет.

Возмутиться не успела, потому что снова оказалась в его руках, которые просто вынули меня из кабины и прижали к себе. Рот закрыт поцелуем.

– Вот так лучше. Ничего, я тебя перевоспитаю, чтобы не стеснялась.

Ларс спокойно удалился, бросив уже у двери комнаты:

– Кухня, если ты забыла, внизу.

Я не стала даже сушить волосы, просто хорошенько вытерла их, кстати, пришлось использовать халат, потому что маленького полотенца не хватило, а большое Ларс утащил на себе.

Вниз скользнула как можно незаметней, чтобы разобраться, пока не появился хозяин. Ларса на кухне еще не было. Запасы в холодильнике и шкафах у Свена оказались столь солидными, что можно было бы сделать не только завтрак, но и обед для десятка человек.

Я прикинула, что успею сотворить быстрей и решила, что это будут блинчики с беконом и яблоком. Впервые увидев, как я готовлю начинку для таких блинчиков, Бритт пришла в ужас:

– Соединять лук с беконом и яблоками?!

Но, попробовав, мнение изменила:

– Вы, шведы, удивительный народ, поливаете мясо брусничным вареньем и обжариваете яблоки с луком. Но это вкусно.

– Это не варенье, а соус, а в соединении несоединимого есть своя прелесть. Только не стоит мешать сладкое с соленым.

Надо бы позвонить подруге…

Руки привычно взбивают воздушное тесто, тоненько режут лук и ветчину. Вот так… пока печется первый блинчик, я успеваю разогреть сковороду для лука и ветчины.

Бритт легка на помине – звонит сама.

– Бритт, я немного позже перезвоню, ладно, не то у меня блинчик сгорит.

– Что у тебя сгорит? Что ты делаешь?

– Готовлю завтрак.

– Ты дома?

– У Ларса. Свен в Стокгольме, а есть что-то надо.

– Ладно, я позвоню еще. Не отрави…

По кухне уже разлился запах пекущихся блинов. У меня целых три сковороды, на каждой из которых свое: на одной блинчик, на второй пассируется лук, на третьей подрумянивается ветчина. Тесто взбито, яблоки нарезаны. Сейчас добавлю яблоки…

И вдруг я понимаю, что на кухне не одна. Так и есть, мое божество собственной персоной стоит, привалившись к косяку, и с любопытством наблюдает за моими священнодействиями.

Только бы не сплоховать, потому что я намерена показать коронный номер – переворачивание блинчика в воздухе. И-и-и… Удалось! Едва сдержавшись, чтобы не заорать: «Йес!», я довольно ухмыляюсь, потому что от двери слышатся аплодисменты. Ха! Ты меня еще не знаешь. Признаваться в том, сколько блинчиков у нас с Бритт полетело на пол, прежде чем этот трюк начал получаться, я, конечно, не намерена. Это просто издержки тренировок.

И в заваривании кофе у меня есть свои хитрости.

Печь к кофе ничего не пришлось, у Свена имелись булочки с корицей.

Боже мой, что творилось! Мы с Ларсом сидели за столом в кухне, ели приготовленные мной блинчики и шутили ни над чем. В его глазах снова плясали веселые чертики:

– А что, и обед будет?

– Ну, если хочешь.

– Пожалуй, стоит нанять тебя поваром.

Хочется взбрыкнуть, мол, кто сказал, что я пойду, но я спокойно пожимаю плечами:

– У тебя есть Свен.

– Свен здесь, а я большую часть времени провожу в Стокгольме.

Так… начинаются интересующие меня подробности. Главное, не дать понять до какой степени они меня интересуют.

– В Стокгольме есть рестораны с прекрасными поварами.

– Я хочу тебя.

Заявление вообще-то весьма двусмысленное, но я решаю не поддаваться.

– А что если я кроме блинчиков ничего не умею готовить?

– Ты не поняла, что я сказал, или прикидываешься?

Я подперла подбородок сложенными руками и внимательно посмотрела на Ларса:

– Я поняла, только не знаю, к чему именно относится фраза – к завтраку или ко мне.

– К тебе, дорогая. Мы выпустили джинна из бутылки. Этого я и боялся.

Снова нечестный удар. Он боялся, что не сможет сдержаться и возьмет меня. Это произошло, и что дальше?

– Ты боялся меня?

– Нет, себя. И тебе нужно меня бояться. Я ведь обещал тебя совратить и развратить. Ты хочешь, чтобы я тебя развратил?

Это вовсе не шутка, его глаза смотрят испытующе. Но я все равно пытаюсь шутить:

– Мечтаю…

– Ого! Договорились. Развращу совершенно, сама себя не узнаешь. Но сегодня обещаю вести себя прилично, как того требуют самые строгие правила.

Я едва сдержалась, чтобы не крикнуть:

– К черту все приличия! Я тоже хочу тебя и вовсе не собираюсь бояться.

Ларс понял мои мысли, но почему-то нахмурился. Потом поднял меня с высокого табурета, поставил почти вплотную. Я… что сейчас будет? Ничего не произошло, какое-то мгновение он словно ждал чего-то, но почти сразу от этого ожидания отказался.

– Пора, нам еще многое надо сделать сегодня. Завтра утром уезжать.

Спросить, почему я не успела, отпустив мои плечи, Ларс быстро вышел из кухни.

Первую часть своей угрозы Ларс выполнил – он совратил меня, а теперь просто не знает, что со мной делать. Я действительно приблудный щенок, захотят – оставят еще на день, а не захотят хозяева дома – выставят на пирс.

Готовить обед не приходится, из Стокгольма вернулся Свен и все взял в свои руки. Но, кажется, я даже рада, потому что настроение таково, что ничего хорошего бы не вышло.

– Ты чем-то расстроена?

– Нет, все в порядке.

Но внимательные серые глаза не обмануть. Пальцы приподнимают мой подбородок.

– Эй?

Я пытаюсь выдержать этот взгляд:

– Все в порядке.

Но тут же заливаюсь краской, потому что его язык облизывает верхнюю губу, словно намекая на что-то. Глаза снова смеются, бровь вопросительно приподнята.

– В полном?

– Да!

– Я рад за тебя.

В остальном Ларс верен обещанию, никаких попыток раздеть меня или поцеловать, все чинно, спокойно, словно и не было того взрыва эмоций. Неужели он и правда принимает ледяной душ? Огромным усилием воли мне удается сдерживаться и не глазеть на его брюки.

Снова сиденье с книгами, он касается меня, бывает, при движении даже задевает грудь, проводит рукой по спине, перебирает пальцы ног и легонько щекочет ступню, но не больше. Ни разговоров о моем теле, ни попыток еще раз напоить мухоморами. Он что, действительно намерен ждать, когда я попрошу? Меня берет легкая досада. Восемь дней заканчиваются.

Мы уже третий час занимаемся берсерками, когда Ларс вдруг спокойно интересуется:

– Хочешь, выпорю?

– Что?! – у меня перехватывает дыхание.

– Выпорю, – его глаза смотрят спокойно, даже без насмешки. – Плеточкой.

Ларс поднимает меня на ноги и разглядывает с высоты своего роста.

– За что?

– Ну-у… в качестве профилактики, например. Или поощрения за хорошее поведение.

– Ничего себе поощрение!

– Но ведь хочешь же? Твое тело хочет.

Я не могу лгать этим серым глазам.

– Так почему бы не доставить удовольствие ему и мне? Помучайся немного для нас? А твоя гордость потерпит, пока мы с твоим телом будем наслаждаться поркой…

– Наслаждаться поркой?

– Да, еще как.

Я просто не знаю, что сказать, мое тело и впрямь желает получить от Ларса даже не пару шлепков, а чего-то посерьезней. Но не соглашаться же на порку добровольно?

– Знаешь, что это?

В руках у Ларса флоггер, он вытащил его из большого ящика письменного стола.

– Флоггер.

– Молодец. Смотри, какие хвостики. Он умеет ласково гладить, а умеет делать больно, обжигать, чтобы кожа горела огнем. Попробуем?

– Прямо здесь?

Я понимаю, что пороть он намерен в библиотеке.

– Сюда никто не войдет. – Ларс спокойно поворачивает ключ в двери и требует: – Давай руки.

– Зачем руки?

– Свяжу. Давай руки, Линн.

Я протягиваю.

– Сложи ладони. Вот так.

Мои руки связаны, не жестко, но не развяжешь.

– Зачем связывать, я же не сопротивляюсь?

– Чтобы ты не попыталась прикрыться и не сунула руку под удар. Это будут не шлепки рукой. А чтобы не задавала глупых вопросов, вот это. Открой рот.

Кляп… Глаза Ларса строги, повинуясь, я распахиваю рот. Его заполняет кожаный шарик с ароматом ванили.

– Ты любишь ваниль в качестве запаха? Кивни.

Я киваю.

– Расположи его языком удобней. Хорошо, – Ларс застегивает кожаную полоску на моем затылке. Теперь шарик заполняет рот плотно.

– Дыши носом. Дышишь?

Я снова киваю.

– Теперь помычи три раза. Это будет знак, если тебе станет невтерпеж. Ты меня поняла? Если не сможешь терпеть или вообще захочешь прекратить, промычишь. Просто стонать или плакать от избытка чувств не запрещается.

Он поворачивает меня к столу и командует:

– Поставь локти на стол, можешь опустить голову на руки.

Теперь я стою в полушаге от стола, опершись на него, плечи чуть опущены, потому грудь слегка касается края. Это возбуждает.

Ларс расстегивает мои джинсы и спускает их, но не до колен, а снимает совсем.

– Для порки нижняя часть тела должна быть обнажена. За надетые трусики сейчас получишь. – Трусики разрезаны и отброшены. Рубашка задирается до плеч. – Рубашку сегодня оставим, только задерем повыше, потом будешь снимать и ее. – Я в ужасе, потому что его взору открыто все, что должно быть скрыто, но при попытке хоть как-то выпрямиться Ларс спокойно возвращает ноги на место. – Ноги привязывать не стану, но если будешь крутиться, пристегну. Смажем, чтобы не пострадала кожа…

Он священнодействует, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не извиваться просто от его прикосновений.

– Поставь ноги чуть шире плеч и не меняй положение. Я не зря предупреждаю, потому что каждый мой удар будет точно рассчитан, дернешься, получится не запланировано больно. А теперь я буду тебя пороть и рассказывать, что делаю, чтобы в следующий раз ты знала, чего ждать…

Какой следующий раз, мне кажется, что я умру уже сегодня.

– Флоггер может вот так, – он медленно проводит кожаными хвостиками по ногам, внутренней стороне бедер, мои ягодицы невольно сжимаются. Что за сладкая мука!

Сдерживаться и не пытаться увильнуть от нее очень трудно. Я слышу, как Ларс тихонько смеется.

– Молодец. Терпи. А может так! – Следует удар. Но он не просто переносимый, а вообще не приносит боли, просто неожиданно. Я дергаюсь.

– Не дергайся, я же предупреждаю о следующем движении. Вот так… – теперь хвостики пробегают по спине, опускаются к ягодицам и задевают промежность. – У меня перехватывает дыхание не из-за кляпа, а потому, что он нарочно играет хвостиками. У него в руках два флоггера, они действую поочередно.

– И…

Я замираю в ожидании удара, но он все равно неожиданный и на сей раз куда болезненней.

Ларс снова и снова дразнит меня флоггерами, обводя им спину, бока, бедра, касаясь груди, и шлепает, мне кажется, что вся кожа тела возбуждена до предела не только там, где касаются кожаные полоски. Я вся один возбужденный нерв, это невыносимо приятно. А удары с каждым разом становятся все ощутимей.

– Терпишь? Кивни.

Я киваю.

– Тогда без щекоток, только порка. Можешь стонать, даже плакать, но не забудь о том, как прекратить, если невтерпеж.

Теперь он работает быстро и одновременно двумя флоггерами, потому что шлепки наносятся почти без остановки с двух сторон. Они обжигают с каждым ударом сильней и сильней. Сила и хлесткость увеличиваются. Ощущение, что с меня заживо сдирают кожу. Если бы не кляп, орала на весь остров или прокусила губы до крови.

– Как ты?

Ягодицы горят огнем, но я сдаваться не собираюсь. Ларс с моим телом получают удовольствие, гордость свернулась клубочком внутри и тихо скулит. Но я киваю, стараясь спрятать поневоле выступившие слезы. Рука Ларса ласково гладит пострадавшие места.

– Хорошо, тогда еще… Поплачь, если хочется.

Он добавляет на тело масло, видно флоггеры его сняли, и повторяет. Слева, справа, слева, справа… Ларс перестал играть, он порет. Потом снова смазывает. Я читала в Интернете о флоггере и помню, что это скорее игрушка, а не инструмент для порки. Если он умеет флоггером вот так, то что же он может плетью? Кожаные кончики обжигают, словно настоящий огонь, я пытаюсь считать удары, но на четвертом таком подходе не выдерживаю и все же виляю бедрами.

– Почему ты не даешь знать, чтобы я остановился?

Я снова киваю. Ничего, потерплю.

Но Ларс отбрасывает флоггеры, смазывает пострадавшие области, прикладывает к ним что-то холодное, отчего я испытываю неземное блаженство и даже издаю томительный стон.

– Что?

Я мотаю головой, давая понять, что все в порядке. Ларс оборачивает низ туловища чем-то мягким и прохладным, быстро освобождает руки и поднимает со стола:

– Вот твоя первая ошибка: героизм мне не нужен. Лучше выпороть дважды за день без синяков, чем раз в неделю со шрамами. Запомни это, пожалуйста.

От перспективы быть поротой дважды за день я прихожу в ужас. Может, не стоит позволять Ларсу вот так серьезно, не то войдет во вкус?

Он расстегивает кляп, осторожно вынимает изо рта.

– Как ты?

– Хорошо…

Ягодицы блаженствуют, потому что им прохладно, кожу, конечно, саднит, но боль постепенно стихает. И это действительно приятно. Черт возьми, неужели мне понравилась порка?!

– Я же говорил, что тебе понравится.

Он укладывает меня в кресло на бок и присаживается рядом на пол.

– Линн, какое блаженство наблюдать, как ты ждешь следующего движения! Как реагирует твое тело на прикосновение флоггера, как сжимаются и расслабляются мышцы!

– Неужели это красиво?

– Еще как. Кстати, очень помогает держать попу подтянутой. Я еще жажду помучить твою грудь, но до этого очередь дойдет. Знаешь, завтра надо заехать, сделать тебе пирсинг.

– Что?

– Пирсинг на сосках. Это лучше, чем зацепы, и не так больно.

– Ты извращенец!

– Конечно. И ты тоже, только пока об этом не знаешь. Я же обещал совратить тебя окончательно и научить потакать своему телу. Хочешь, покажу снимки с пирсингом на сосках? Нарочно для тебя приготовил.

Ничего себе подготовка! Значит, он знал, что я соглашусь быть выпоротой?

Ларс приносит стопку картинок, подает мне одну за другой. Я чувствую… легкую ревность. Вот бред, я ревную Ларса к изображенным на фото бюстам! А он сам начинает прикидывать, какой тип пирсинга и какое украшение мне подойдет. Для этого, конечно, грудь обнажена, сосок слегка выкручен, чтобы встал торчком.

– Ларс, – жалобно пищу я. Это уже слишком, он не просто ласкает мою грудь, а разглядывает ее, прикладывая разные картинки.

– Когда ты перестанешь меня стесняться? Смотри, я хочу для тебя вот так. Как раз в духе викингов.

На фотографии на сосок надет миниатюрный щит с отверстием посередине, а он сам проколот крошечным мечом, который этот щит закрепляет. Я чувствую, что моя грудь вздымается дыбом и без всяких прикосновений.

– Нравится? Завтра проколем, недели за две заживет, у меня есть хорошее средство. И к Рождеству можно будет вставить украшение. Сделаешь мне такой подарок?

– Слышал бы кто-нибудь, о чем ты просишь!

Он смеется.

– Линн, твое тело очень хочет иметь игрушки в сосках. Их же, как сережки, можно менять под настроение. Я тебе столько игрушек покажу в Стокгольме… Завтра сделаем пирсинг, а через пару дней поедем в комнату страха. Надо же испугать тебя окончательно, а то все обещаю, обещаю… Я потом еще кое о чем попрошу, и ты выполнишь.

Наверное, у меня вытягивается лицо.

– Трусиха. – Он вздыхает. – Все равно завтра придется уезжать, остров на десять дней оккупируют киношники. Потом, как обычно, не успеют, а там праздники, аппаратуру оставят на каждом шагу… Придется встречать Рождество в городе.

Он переворачивает меня на живот, снимает то, что приложил и снова обильно смазывает ягодицы.

– Ну вот, а ты боялась. К утру даже красноты не останется. Послезавтра можно пороть по-настоящему.

– А это как было?

– Это, дорогая, игрушки.

– А как насчет добровольности?

– Добровольно ты согласилась только встретиться со мной, все остальное делала, делаешь и будешь делать по моей воле. Я давно мог не только выпороть тебя, но и сделать вообще все, что угодно. Но я хочу, чтобы ты сначала испытала весь сладкий ужас предвкушения, чтобы заранее мысленно пережила все, что с тобой случится потом. Хочу, чтобы твое тело взяло верх над твоим разумом и заставило вытерпеть все.

– Ларс, я не буду заниматься БДСМ.

– БДСМ? Нет, это не то, но кое-какие приспособления в комнате страха есть. Ни пыток, ни крови, ни обжигающего воска, тока или чего-то зверского не будет. Кроме того, часто предвкушение интересней самого действия. Теперь если я вдруг закрою дверь в библиотеке на ключ, ты поймешь, что предстоит порка, и от одного осознания этого адреналина выбросится в кровь не меньше, чем от самой порки, правда?

Я вынуждена согласиться. Да уж…

– И если ты увидишь все, что есть в комнате боли, узнаешь, что я могу при помощи всех этих приспособлений с тобой сделать, ты испытаешь еще какие эмоции от одних фантазий… Прошу только об одном: не смотреть никакие ролики в Интернете, их слишком часто снимают дилетанты, мастера не всегда выставляют свое умение и свои эмоции напоказ. Можешь встать? Нам пора.

– Дай мне, пожалуйста, джинсы.

– Ты меня стесняешься? Это после того, как я тебя выпорол?

– Дай джинсы.

– Держи, я даже отвернусь, только посмотреть все равно должен. Кстати, учти, что это не настоящая порка, а только разогрев. В следующий раз будет жестче.

– Зачем ты меня пугаешь?

– Побойся немножко, это полезно. Мысленно покрутись, представляя, как по тебе гуляет плетка.

– Ларс!

– Да, дорогая?

Вот и весь разговор. Мне определенно не могут помочь никакие Принципы привлекательности. Мужчина, у которого я в руках, признается, что безумно меня хочет, но при этом мы не занимаемся сексом с утра до вечера и с вечера до утра, как могли бы; он хлещет меня пусть пока и флоггером и обещает отходить плеткой, но заботлив, как наседка; готов для меня на все, но при этом требует беспрекословного подчинения.

Ну, и чьи советы тут могут помочь? Ничьи!

Я вдруг понимаю, что только советы самого Ларса, вернее, один: когда мы вдвоем за закрытой дверью, отбросить все соображения приличий и слушать свое тело. Ей-богу, он прав, мое тело хочет вовсе не того, что диктует голова…

Я сложила сумку и позвонила Оле с сообщением, что с завтрашнего дня буду жить в своей квартире.

– Почему? Что случилось?

Пришлось сказать о киношниках.

Давно ли сам предлагал мне возвращаться?

Снова полночи не спала, но уже не пытаясь разобраться в себе, а фантазируя, какой будет наша жизнь в Стокгольме и что Ларс станет со мной делать. Будет связывать? Подвешивать? Пороть? От всех этих предположений становилось страшно и… сладко.

Я вспоминала все, что знала о БДСМ, пытаясь представить себя на месте тех, кого видела на фото или в роликах, и ужасалась:

– Нет, только не это!

Им не могло не быть больно, они рыдали, извивались под плетью, кричали, хотя потом плакали благодарными слезами. Неужели я такая же сумасшедшая?! Или такой стану рядом с Ларсом в попытке завоевать его или его попытке совратить меня окончательно? Тогда лучше бы вовсе не встречаться.

Дата добавления: 2015-05-06