Пространство и время 2 страница

ГЛАВА 14

«СТРАНА ОЗ»

Итак, день начался не лучшим образом. Продолжение было в том же духе: Эбби отправилась к Америке, чтобы уговорить ее не бросать Шепа, а сам Шеп сидел в гостиной и грыз ногти в надежде на то, что Голубка сотворит чудо.

За все это время я только один раз выпустил щенка из коробки. Мерик и Эбби могли вернуться неожиданно, и тогда сюрприз бы не удался. Я покормил беднягу и подстелил ему полотенце, но он все равно скулил. Вообще‑то, я не очень жалостливый, но его можно было понять: мало кому понравилось бы сидеть в темной коробке. К счастью, за несколько секунд до возвращения девчонок щенок успокоился и уснул.

– Приехали! – крикнул Шепли, вскакивая с дивана.

– Хорошо, – сказал я, прикрывая за собой дверь его комнаты, – только спо…

Прежде чем я успел закончить предложение, Шеп открыл дверь и побежал вниз по лестнице. С порога я увидел, как Эбби улыбается бурному примирению Америки и Шепли. Засунув руки в задние карманы джинсов, Голубка стала подниматься по ступенькам. Осенние облака затеняли все вокруг, но ее улыбка казалась какой‑то удивительно летней. С каждым шагом Эбби приближалась ко мне, а мое сердце стучало сильнее.

– И жили они долго и счастливо! – сказал я, закрывая за ней дверь.

Мы сели на диван, я положил ее ноги себе на колени.

– Какие планы на сегодня, Голубка?

– Спать, спать и снова спать.

– Отлично. Только можно я сначала кое‑что тебе вручу?

Она пихнула меня в плечо:

– Ты приготовил мне подарок? Да ладно!

– Не бриллиантовый браслет, но надеюсь, тебе понравится.

– Я в предвкушении.

Подняв ее ноги со своих коленей, я направился в комнату Шепа. Взял коробку бережно, стараясь не трясти: не хотелось, чтобы щенок проснулся и своим писком испортил сюрприз.

– Ч‑ш‑ш… не плачь. Сиди спокойно, старичок!

Я поставил коробку у ног Эбби, а сам присел на корточки рядом:

– Открывай скорее, мне не терпится тебя удивить.

– Скорее? Ну ладно… – Голубка сняла крышку и от неожиданности раскрыла рот. – Собачка! – закричала она, доставая щенка и поднося его к лицу.

Он дрыгал лапами и вытягивал шею, чтобы расцеловать новую хозяйку.

– Нравится?

– Еще как! Ну надо же! Ты подарил мне собачку!

– Это кернтерьер. В четверг после занятий три часа за ним ехал.

– А… Ты тогда сказал, что вам с Шепом нужно отогнать его машину в сервис…

– Да, на самом деле мы ездили за подарком, – кивнул я.

– Какой кудрявенький! – рассмеялась Эбби.

– У каждой девчонки из Канзаса должен быть свой Тотошка, – сказал я, подхватывая пушистый комочек, норовивший свалиться с Голубкиных коленей.

– Он действительно похож на Тотошку! Так его и назову!

Эбби весело ткнулась носом в мордочку щенка. Она была рада моему подарку, а я был рад, что она рада.

– Щенок может жить здесь, я буду за ним ухаживать. Он для меня гарантия того, что ты не забудешь сюда дорогу, когда этот месяц закончится и ты вернешься в «Морган».

– Я бы в любом случае приезжала к тебе, Трэв.

– Я готов сделать что угодно, лишь бы ты почаще улыбалась, как сейчас.

Эбби помолчала, потом снова переключилась на щенка:

– Думаю, Тото, тебе пора вздремнуть. Да, давай‑ка.

– Ладно, пойдем, – кивнул я, сгреб Голубку вместе со щенком к себе на колени, поднялся и направился в спальню.

Откинув покрывало, я опустил Эбби на кровать. Наверное, это должно было бы меня завести, но я слишком устал. Потянулся через Голубку, чтобы задвинуть шторы, и упал на подушку.

– Спасибо, что возился со мной ночью, – сказала Эбби хрипловатым сонным голосом. – Тебе было совершенно не обязательно спать возле меня на полу.

– Это была одна из лучших ночей в моей жизни.

Она посмотрела на меня с сомнением:

– Ты лежал между унитазом и ванной на холодном жестком кафеле, рядом с идиоткой, которую постоянно рвало, и это была одна из лучших твоих ночей? Сочувствую, Трэв.

– Я радовался тому, что могу тебе чем‑то помочь, мне приятно было смотреть, как ты засыпаешь у меня на коленях. Я почти не спал, зато твой девятнадцатый день рождения мы провели вместе, и ты просто прелесть, когда пьяная.

– Да уж, блевать я умею очаровательно, как никто.

Я прижал ее к себе и погладил Тотошку, который уткнулся ей в шею.

– Кроме тебя, я не знаю ни одной женщины, которая была бы красива даже с головой в унитазе. Это о чем‑то говорит.

– Спасибо, Трэв. Больше я не заставлю тебя со мной нянчиться.

Я откинулся на подушку:

– Как хочешь. Но вообще у меня прекрасно получается держать тебе волосы во время рвоты.

Она усмехнулась и закрыла глаза. А я все смотрел на нее и не мог оторваться, хоть и усталость давала о себе знать. На ее лице почти не было косметики, если не считать еле заметных следов от туши под ресницами. Поерзав немного, Голубка успокоилась и уснула. Я заморгал, веки налились тяжестью.

Не успел я проспать и минуты (во всяком случае, так мне показалось), раздался звонок в дверь. Эбби не шелохнулась. В гостиной раздались мужские голоса. Один из них принадлежал Шепу. Америка тоже участвовала в разговоре. Интонации показались мне не слишком веселыми. Кем бы ни был наш гость, вряд ли он заглянул просто так, с дружеским визитом.

По коридору затопали чьи‑то ноги, и вдруг дверь открылась. На пороге стоял Паркер. Он посмотрел на меня, потом на Голубку. На скулах у него проступили желваки. Я понял, о чем он подумал, и хотел объяснить ему, что Эбби здесь просто спит, но не стал. Вместо этого я вытянул руку и положил ее Голубке на бедро.

– Когда удовлетворишь свое любопытство, не забудь закрыть дверь с той стороны, – сказал я, кладя голову рядом с головой Эбби.

Паркер молча вышел. Дверью спальни он не хлопнул: приберег силы для входной двери. В комнату заглянул Шепли:

– Дело дрянь, старик.

Тут до меня дошло, что я натворил. Теперь уже ничего не поправишь. Я знал: последствия дадут о себе знать не сразу, но от этого паниковал не меньше. Лежать рядом с Эбби и смотреть на ее спокойное, довольное лицо стало невыносимо. Она проснется, узнает обо всем и возненавидит меня.

Утром девчонки в страшной спешке уехали на занятия. Мы с Голубкой едва успели перекинуться парой слов. Поэтому оставалось только догадываться, чего мне от нее сегодня ждать.

Я почистил зубы, оделся и пошел на кухню. Шепли сидел возле стойки для завтрака и хлебал молоко из миски. Он был в джемпере с капюшоном и розовых трусах‑боксерах, которые подарила ему Мерик, потому что они показались ей сексуальными.

– Кажется, вы с Америкой все между собой уладили? – спросил я, доставая из посудомоечной машины стакан и наполняя его апельсиновым соком.

Шепли улыбнулся. Он был как пьяный от недавно полученного удовольствия.

– Ага. Я рассказывал тебе, какой Мерик бывает в постели, когда мы поругаемся, а потом помиримся?

Я скривился:

– Нет. И пожалуйста, не надо.

– Хоть каждый день с ней ссорься! Правда, это, конечно, не для слабонервных. – Не дождавшись от меня ответа, Шепли добавил: – Кажется, я женюсь на этой женщине.

– Да. Вытирай розовые слюни. Нам пора.

– Кто бы говорил, Трэв! Или думаешь, я забыл, что с тобой происходит?

Я сложил руки на груди:

– И что же, интересно, со мной происходит?

– Ты влюблен в Эбби.

– Пфф! Ты, видать, забил себе голову всяким дерьмом, чтобы не думать об Америке.

– Я разве не правду сказал? – Шеп, не мигая, уставился на меня.

Я старался смотреть куда угодно, только не на него. Прошла целая минута. Я нервно переступил с ноги на ногу, но продолжал молчать.

– И еще неизвестно, кто из нас двоих пускает розовые слюни!

– Да пошел ты!

– Признайся!

– Нет.

– Что «нет»? Нет, я не сказал неправду или нет, не признаешься? Как ни крути, выходит одно: ты, придурок, в нее влюбился.

– Ну и?..

– Ура!!! Я знал! – вскричал Шепли и так пнул свой стул, что он улетел в гостиную.

– Я… просто… Заткнись, Шеп, – сказал я, чувствуя, как губы сжимаются в нитку.

Направляясь в свою комнату, Шепли ткнул в меня пальцем:

– Ты признался! Трэвис Мэддокс влюблен! Я слышал это собственными ушами!

– Надень штаны, и поехали!

За дверью комнаты Шепа послышался смешок. Я стоял, глядя в пол. Оттого что я вслух сказал кому‑то о своих чувствах, они как будто стали еще бесспорнее. И я не совсем понимал, как мне с ними быть.

Через пять минут, даже меньше, Шепли уже выводил свой «чарджер» с парковки, а я сидел с ним рядом и возился с приемником. Мой братец был в наилучшем расположении духа. Всех обгонял, снижая скорость, только чтобы не сбить кого‑нибудь на переходе. С трудом найдя место на университетской стоянке, мы направились на английский. Это было единственное занятие, куда мы ходили вместе.

Уже несколько недель подряд мы сидели в последнем ряду, чтобы похотливым девицам было не так сподручно стайкой собираться вокруг меня.

Доктор Парк быстро вошла в аудиторию, сгрузив на стол большую сумку, портфель и чашку кофе.

– Прохладно! – сказала она, кутая свое маленькое тело в пиджак. – Все на месте?

Поднялся лес рук. Она не глядя кивнула:

– Прекрасно. У меня хорошая новость. Пишем тест!

Мы застонали, она улыбнулась:

– Рада, что вы по‑прежнему меня любите. Берем ручки и листочки. Я не собираюсь сидеть тут с вами до вечера.

Все принялись рыться в рюкзаках. Я нацарапал на бумажке свою фамилию и улыбнулся в ответ на взволнованный шепот Шепли.

– Тест по английскому? Без предупреждения? Что за ерунда! – шипел он.

Задание оказалось элементарным. В конце лекции нас загрузили новой работой, которую нужно было сдать до выходных.

За несколько минут до звонка я заметил, что парень, сидевший передо мной, обернулся. Это был Леви: я знал его фамилию только потому, что доктор Парк несколько раз к нему обращалась. Он вечно зализывал назад жирные темные волосы, а лицо у него было все в оспинах. Леви не был членом «Сигмы Тау», не обедал в столовой, не играл в футбол и не ходил ни на какие вечеринки. В общем, кроме как на занятиях по английскому, мы нигде не пересекались.

Я поглядел на него и переключил внимание на доктора Парк: она как раз рассказывала интересную историю про своего друга‑гея. Потом я опять случайно взглянул на Леви: он по‑прежнему на меня пялился.

– Тебе чего? – не выдержал я.

– Слыхал про вечеринку у Брэзила. Неплохо сыграно!

– Ты это о чем?

Элизабет, девчонка, сидевшая справа от Леви, тоже обернулась, тряхнув светло‑русыми волосами. Она встречалась с одним из моих «братишек». Ее глаза загорелись.

– Жалко, что я пропустила это шоу!

Шепли нахмурился:

– Какое еще шоу? Нашу с Америкой ссору?

Леви усмехнулся:

– Нет, вечеринку, которую устраивали для Эбби в этот уик‑энд.

– День рождения? – спросил я, пытаясь вспомнить, что же из происшедшего могло дать повод для слухов.

Ярких моментов было, конечно, много, но вроде ничего такого, о чем теперь мог знать каждый встречный и поперечный. Убедившись, что доктор Парк не смотрит в нашу сторону, Элизабет снова обернулась:

– Эбби с Паркером.

В дискуссию включилась еще одна девчонка:

– Да! Говорят, Паркер застукал вас сегодня вдвоем. Это правда?

– Где ты такое услышала? – Я затрясся от прилива адреналина.

Элизабет пожала плечами:

– Да везде! Сегодня утром у нас в группе все только об этом и говорили.

– У меня тоже, – сказал Леви.

Вторая девушка просто кивнула.

Элизабет чуть привстала и приблизилась ко мне:

– Правда, что она сначала занималась этим самым с Паркером у Брэзила в коридоре, а потом поехала к тебе домой?

Шепли нахмурился:

– Вообще‑то, она у нас живет.

– Да нет же, – сказала соседка Элизабет. – Эбби с Паркером обжимались на диване, потом она встала и начала танцевать с Трэвисом, Паркер психанул и ушел, а она поехала с Трэвисом… и Шепли.

– А мне все не так рассказывали, – не унималась Элизабет. Чувствовалось, что она с трудом сдерживает восторг. – Я слышала, они были втроем. Так как на самом деле, Трэвис?

Леви, очевидно, получал от этой беседы огромное удовольствие.

– Насколько я знаю, раньше всегда бывало наоборот, – ввернул он.

– То есть? – спросил я, еле сдерживая раздражение.

Его интонация мне не понравилась.

– Паркер донашивал за тобой баб, а не ты за ним.

Я прищурился. Кто бы ни был этот парень, знал он обо мне гораздо больше, чем следовало. Я наклонился к нему:

– Это не твое собачье дело, засранец!

– Ладно‑ладно! – попытался успокоить меня Шепли.

Леви тут же показал затылок, Элизабет многозначительно приподняла бровки и тоже отвернулась.

– Урод хренов! – пробормотал я и повернулся к Шепу. – Сейчас большая перемена. Кто‑нибудь обязательно растреплет эту гадость Голубке. Они говорят, что мы оба ее трахали. Черт! Черт! Шепли, что же мне делать?

Шеп принялся швырять свои тетради в рюкзак. Я последовал его примеру.

– Все свободны! – сказала доктор Парк. – Выметайтесь поживее! Желаю всем плодотворно потрудиться!

Чувствуя, как рюкзак хлопает по спине, я кратчайшим путем рванул через весь кампус к столовой. Мерик и Эбби стояли в нескольких шагах от входа. Шепли схватил Америку за руку.

– Мер, – проговорил он, задыхаясь.

Я уперся руками в колени, пытаясь перевести дух.

– За тобой гонится толпа разгневанных женщин? – с усмешкой спросила Эбби.

Я покачал головой. Чтобы не было видно, что руки у меня дрожат, я ухватился ими за лямки рюкзака.

– Просто хотел поймать тебя… пока… пока ты еще не вошла, – выдохнул я.

– В чем дело? – спросила Америка у Шепа.

– Кто‑то пустил слух… – начал Шепли. – Все говорят, что Трэвис отвез Эбби к себе домой и… Версии есть разные, но, в общем, хорошего мало.

– Как?! Ты серьезно?! – вскричала Голубка.

Америка закатила глаза:

– Да наплюй ты, Эбби! Народ неделями судачит про вас с Трэвом. Ну сказал кто‑то, будто вы вместе спите! Можно подумать, это в первый раз!

Я взглянул на Шепли в надежде, что он сообразит, как мне выпутаться из этой заварухи.

– Но ведь это, если я правильно поняла, далеко не все?

Шеп поморщился:

– Говорят, ты якобы переспала с Паркером у Брэзила, а потом Трэвис… повез тебя к себе и… Ну, ты поняла.

– Превосходно! То есть теперь весь колледж считает меня первой шлюхой?!

Накосячил, конечно же, я, а расхлебывать все это дерьмо приходилось Голубке.

– Тут я виноват. Если бы на моем месте оказался кто‑то другой, никто не стал бы распускать сплетни.

Я сжал кулаки и зашел в столовую. Эбби села, я специально расположился напротив и немного в стороне. Про меня и моих девиц всегда болтали, иногда при этом упоминали Паркера, и до сих пор мне было по барабану. Но Эбби не заслуживала того, чтобы о ней так говорили, – хотя бы потому, что она была моим другом.

– Тебе не обязательно от меня отсаживаться, Трэв. Идем сюда, – сказала Голубка, указав на пустующее место рядом с собой.

– Я слышал, Эбби, день рождения удался на славу? – сказал Крис Дженкс, бросая лист салата на мою тарелку.

– Не трогай ее, Дженкс! – прорычал я, смерив его взглядом.

Круглая розовощекая физиономия Криса расплылась в улыбке.

– Паркер, говорят, рвет и мечет? Он сказал, что зашел вчера к тебе и застал вас в постели?

– Они просто прилегли отдохнуть, – осклабилась Америка.

Эбби быстро перевела взгляд на меня:

– Паркер заходил?

Я заерзал на стуле:

– Да, как раз собирался тебе сказать.

– Когда? – выпалила она.

Америка наклонилась к ее уху, видимо объясняя то, что все остальные уже знали. Голубка поставила локти на стол и закрыла лицо руками:

– Час от часу не легче…

– Так у вас ничего не было? – спросил Крис. – Черт, фигово! А я‑то думал, Трэв, у тебя с ней все срослось…

Шепли попытался его предостеречь:

– Лучше прекрати, Крис.

– Ну а раз ты с ней не спал, то, может, я попробую? Ты не против? – усмехнулся Дженкс, подмигнув друзьям по команде.

Я, не раздумывая, вскочил с места и перегнулся через стол. Улыбка на лице Криса медленно сменилась испуганной гримасой. Я схватил его одной рукой за горло, а другой – за футболку. Моя злость дошла до такого градуса, что я даже не чувствовал, как костяшки кулака соприкасаются с черепом Дженкса. Хотелось разнести все к чертовой матери. Крис прикрыл голову, но я продолжал его бить.

– Трэвис! – вскрикнула Голубка, обежав вокруг стола.

Моя занесенная для удара рука застыла в воздухе, и я отпустил футболку Криса. Тот скорчился на полу. Увидев, как Эбби потрясена происшедшим, я и сам похолодел. Она сглотнула. Я попятился. Голубкин страх разозлил меня еще сильнее, но сердился я не на нее, а на себя. Мне стало стыдно.

Расталкивая всех на своем пути, я рванул к выходу, при этом задел Эбби плечом. Лучше не придумаешь! Сначала я добился того, что о девушке, в которую я влюблен, стали распускать сплетни, а потом еще и перепугал ее чуть не до полусмерти. Единственным подходящим местом для меня сейчас была собственная спальня. После всего случившегося я даже у отца постыдился бы просить совета.

Шепли догнал меня, сел рядом в «чарджер» и, не говоря ни слова, завел двигатель. Домой мы ехали молча. Мой мозг упорно отказывался представлять сцену, которая неизбежно должна была произойти сразу после возвращения Эбби.

Шепли припарковался на обычном месте, я вылез из машины и, как зомби, стал подниматься по лестнице. Благополучной развязки ждать не приходилось: или Голубка уйдет, испугавшись увиденного в столовой, или, что еще хуже, если она решит остаться, я должен буду сам освободить ее от данного мне слова.

Я мысленно метался из стороны в сторону, не зная, оставить ли Эбби в покое или попробовать начать все сначала. С одной стороны, за таких девушек надо бороться, она же не какая‑нибудь «сестричка» со второго этажа общежития, которая рассталась с парнем и «открыта для новых отношений», поэтому не стоит удивляться, что с первого раза ничего не получилось. С другой стороны, не хотелось даже думать о том, какую уйму времени я уже отнял у Голубки своими, если можно так выразиться, ухаживаниями.

Войдя к себе в спальню, я швырнул рюкзак к стене, захлопнул дверь и принялся бесцельно топать по комнате, как годовалый ребенок. Легче не становилось: это хождение из угла в угол только напоминало мне о бессмысленности всех моих попыток привлечь Эбби. Под окнами остановилась машина и, перед тем как двигатель выключили, несколько секунд протарахтела вхолостую: по характерному высокому звуку я понял, что это «хонда» Америки. Голубка наверняка тоже приехала. Сейчас либо ворвется в квартиру с криками, либо, наоборот, будет удрученно молчать. Трудно сказать, что из этого было бы хуже.

– Трэвис? – спросил Шепли, приоткрывая дверь.

Я покачал головой и плюхнулся на край кровати. Матрас просел под тяжестью моего тела.

– Ты ведь не знаешь, что она скажет. Может, просто хочет проверить, в порядке ли ты.

– Я сказал «нет».

Шепли закрыл дверь. Деревья за окном уже начали сбрасывать побуревшую листву. Скоро они будут совсем голые. К тому времени, когда опадут последние листья, Эбби уедет. Черт, до чего же мне тоскливо!

Через несколько минут в дверь постучали опять:

– Трэвис, это я. Открой.

Я вздохнул:

– Голубка, уйди.

Дверь скрипнула. Эбби все‑таки вошла. Я это понял, не оборачиваясь, потому что Тотошка при виде хозяйки забарабанил хвостиком по моей спине.

– С тобой все хорошо, Трэв? – спросила Голубка.

Я не знал, как сказать ей правду, и в глубине души думал, что, даже если я отвечу, она вряд ли меня услышит. Поэтому продолжал пялиться в окно и считать падающие листья. Они были как природные песочные часы: каждый из них, отделяясь от ветки, приближал тот момент, когда Эбби исчезнет из моей жизни.

Голубка встала возле меня, скрестив руки. Я ждал, что она начнет кричать или еще как‑нибудь выразит свое негодование по поводу случившегося в столовой.

– Не хочешь со мной об этом поговорить?

Она уже направилась к двери, когда я вздохнул и сказал:

– Помнишь, на днях Брэзил что‑то брякнул не подумав и ты бросилась меня защищать? Сейчас то же самое произошло со мной, только я слегка перестарался.

– Ты был злой еще до того, как Крис успел разинуть рот, – ответила Эбби, садясь рядом со мной на кровать.

Тотошка тут же забрался к ней на колени, прося обратить на него внимание. Знакомая ситуация. С тех пор как мы с Голубкой познакомились, я натворил кучу глупостей, и все мои идиотские выходки имели только одну цель: привлечь внимание Эбби. Но она все сразу же забывала. Я бесился, а ей хоть бы что.

– Я ведь серьезно сказал, Голубка: тебе лучше уйти. Сам я от тебя уйти не смогу.

Она дотронулась до моей руки:

– Я не хочу уходить.

Эбби даже не представляла себе, насколько она была права – или не права? – сказав такие слова. А я не мог разобраться в своих чувствах, и это сводило меня с ума. Я был влюблен в нее, хотел прожить рядом с ней всю жизнь, но в то же время считал, что она заслуживает лучшего. При всем при этом представлять ее с кем‑то было для меня совершенно невыносимо. Ни мне, ни тому, другому, победа не светила, но смириться с предстоящим поражением я не мог. Нескончаемые метания туда‑сюда выматывали меня.

Я привлек Эбби к себе и поцеловал в лоб:

– Бесполезно пытаться что‑то исправить, как бы я ни старался. Когда все будет сказано и сделано, ты меня возненавидишь.

Она обняла меня, сцепив пальцы на моем плече:

– Мы с тобой должны дружить: возражения не принимаются.

Ко мне вернулись мои же собственные слова, которые я сказал на нашем с Голубкой первом свидании в пиццерии. Казалось, это было сто лет назад – так с тех пор все успело запутаться.

– Я часто смотрю, как ты спишь, – проговорил я, обнимая Эбби обеими руками. – У тебя всегда бывает такой умиротворенный вид! А во мне нет этого спокойствия. Внутри меня постоянно что‑то бурлит, кроме тех моментов, когда я смотрю на тебя спящую. Сегодня утром, как только я продрал глаза, сюда вошел Паркер и застыл с перекошенной физиономией. Ну и я, разумеется, тут же пришел в ярость. Я знал, о чем он подумал, но не стал его переубеждать. Мне хотелось, чтобы он решил, будто мы не просто рядом спим, поэтому я ничего ему не объяснил. Теперь весь колледж думает, что ты в одну ночь была с нами обоими. Прости меня.

Эбби пожала плечами:

– Если он верит сплетням, то это его проблема.

– Он видел нас в одной постели. В такой ситуации довольно трудно не подумать ничего такого.

– Он знает, что я у тебя живу. И в конце концов, я спала одетая.

Я вздохнул:

– Скорее всего, ему было не до того, чтобы разглядывать твою одежду. Я знаю, Голубка, он тебе нравится. И я должен был все ему объяснить. Получилось, я тебя подвел.

– Ничего.

– Ты не сердишься? – удивленно спросил я.

– Вот почему ты так расстроился? Боялся, что я буду злиться, когда все узнаю?

– Ну да, я этого не исключал. Если бы кто‑нибудь вот так взял и разрушил мою репутацию, я бы, пожалуй, слегка озверел.

– С каких это пор тебя волнует твоя репутация? Куда девался прежний Трэвис, который плевал на то, что думают другие? – насмешливо сказала Эбби, подтолкнув меня локтем.

– Просто я увидел выражение твоего лица в тот момент, когда ты услышала эту сплетню. Я не хочу, чтобы тебе из‑за меня было больно.

– Ну а ты и не причинишь мне боли.

– Лучше руку себе отрежу, – вздохнул я и прижался щекой к Голубкиной макушке.

Мне так нравилось трогать ее, чувствовать ее запах. Эбби была для меня как успокоительное. Напряжение ушло, и я вдруг почувствовал ужасную усталость: даже двигаться не хотелось. Мы долго‑долго сидели рядом, обнявшись. Голова Голубки лежала у меня на плече. Что будет дальше, я загадывать не мог, поэтому просто упивался моментом. Сейчас Голубка была со мной, и больше я ни о чем не думал.

Когда солнце стало садиться, в дверь тихонько постучали. Из коридора донесся голос Мерик:

– Эбби?

Похоже, она подумала, что в нашей комнате подозрительно тихо, и забеспокоилась.

– Входи, Америка, – сказал я.

Мерик вошла вместе с Шепом и улыбнулась, увидев нас с Голубкой сидящими в обнимку.

– Мы собрались чего‑нибудь перекусить. Не хотите прошвырнуться с нами в «Пэй Вэй»?

– Ой, опять азиатская кухня? Тебе это еще не надоело, Мерик?

– Да нет, – ответила она уже не столь напряженно. – Так вы едете?

– Лично я умираю с голоду, – сказала Эбби.

– Еще бы! Ты ведь сегодня осталась без обеда! – нахмурился я, а потом встал и поднял ее. – Идем. Действительно, пора есть.

По‑прежнему не желая отпускать Голубку, я всю дорогу до «Пэй Вэй» обнимал ее одной рукой. Она вроде не возражала. Даже прижалась ко мне в благодарность за то, что я согласился поужинать с ней в ресторане – уже в четвертый раз.

Как только мы нашли подходящий столик, я положил куртку возле Эбби и пошел в туалет. Голубка и Мерик с Шепом вели себя со мной как ни в чем не бывало, будто я не избил человека считаные часы назад. Это было неестественно. Сложив руки ковшиком, я набрал воды, плеснул себе в лицо и посмотрел в зеркало. Капли стекали у меня с носа и подбородка. Я должен был в очередной раз проглотить свою депрессию и вместе со всеми притворяться, что ничего не случилось. Видимо, мы делали это ради Эбби, чтобы она плыла по жизни в маленьком пузырьке счастливого неведения, где все правильно, предсказуемо и никто ничего не чувствует чересчур остро.

– Еду еще не принесли? Вот черт! – сказал я, садясь рядом с Голубкой.

На столе лежал ее телефон. Я взял его, сделал дурацкую физиономию и сфотографировался.

– Что ты делаешь? – хихикнула Эбби.

Я нашел свое имя в телефонной книге и прикрепил к нему фотографию.

– Теперь каждый раз, когда я звоню, ты будешь вспоминать, какой я замечательный.

– Или какой ты козел, – уточнила Америка.

Мерик с Шепом принялись болтать о занятиях и о разных университетских новостях, старательно обходя все, что имело какое‑нибудь отношение к сцене в столовой. Голубка сидела, подперев подбородок рукой, и с улыбкой слушала их. Она была очень красива, хотя не прилагала к этому ни малейшего усилия. Руки Эбби казались мне совсем крошечными, и я поймал себя на мысли, что ее безымянный пальчик выглядит голым. Она взглянула на меня и задорно подтолкнула локтем, а потом снова переключилась на болтовню Америки.

Мы шутили и смеялись, пока ресторан не закрылся. Затем дружно уселись в «чарджер» и поехали домой. Я чувствовал себя изможденным, день тянулся страшно долго, но мне почему‑то не хотелось, чтобы он заканчивался.

Шепли посадил Америку к себе на спину и потащил вверх по лестнице, а я задержался, поймав Эбби за руку. Взглядом проводил Мерик с Шепом до двери квартиры и неловко замялся, сжимая Голубкины пальцы:

– Я должен попросить прощения перед тобой за сегодняшнее. Прости, мне ужасно жаль.

– Ты уже просил. Все в порядке.

– Нет, тогда я просил прощения за Паркера. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня психом, который бросается на людей по всяким пустякам, – сказал я, – но моя ошибка не только в том, что я не сдержался. Я накинулся на Криса не из‑за того, из‑за чего надо было.

– А из‑за чего же?

– Он сказал, что хочет быть следующим в очереди. Это меня больше всего и взбесило. А не то, как он обидел тебя.

– Намекнуть, будто ко мне стоит очередь, – это уже само по себе достаточно обидно, Трэв.

– В том‑то и дело. Но я не столько тебя бросился защищать, сколько разозлился из‑за того, что он хочет с тобой переспать.

Эбби секунду подумала, потом взялась обеими руками за мою футболку и прижалась лбом к моей груди.

– А знаешь, мне плевать, – сказала она, поднимая голову и с улыбкой глядя на меня. – Плевать, о чем говорят люди, плевать на то, что ты вышел из себя, и на то, из‑за чего это с тобой произошло. Конечно, мне бы меньше всего хотелось иметь плохую репутацию, но я так устала говорить всем про нашу дружбу. Надоело, черт возьми!

Уголки моего рта дернулись вверх.

– Про нашу дружбу?! Иногда мне кажется, ты меня совершенно не слышишь!

– То есть?

Стены, которыми Эбби себя окружила, были непроницаемы, и я даже не знал, что бы произошло, если бы мне все‑таки удалось их сломать.

– Пойдем домой. Я устал.

Она кивнула, и мы вместе поднялись по ступенькам. Америка с Шепли уже ворковали у себя в спальне. Голубка прямиком направилась в ванную. Трубы завыли, струйки воды из душа застучали по кафелю.

Тотошка составлял мне компанию, пока я ждал Эбби. Она не задержалась: подготовка ко сну заняла у нее не больше часа. Выйдя из ванной, Голубка легла на кровать и положила мокрую голову мне на плечо:

– Осталось всего две недели. Интересно, что ты учудишь с горя, когда я вернусь в «Морган»?

– Не знаю, – сказал я.

Мне даже думать об этом не хотелось. Эбби тронула меня за руку:

Дата добавления: 2015-05-06