Круг Двенадцати 4 страница

– Мама, пожалуйста! Хватает уже, что чужие люди ведут себя так таинственно и не доверяют мне, но ты же моя мама!

– Да, – сказала она, и слезы снова наполнили ее глаза. – Да, я твоя мама. – Однако было понятно, что этот аргумент не сработал. – Идем, такси ждет уже полчаса. Мне придется отдать ползарплаты за эту поездку.

Я со вздохом пошла за ней.

– Мы могли бы поехать на метро.

– Нет, тебе срочно нужно съесть что‑нибудь горячее. Кроме того, твои брат и сестра очень скучают по тебе. Еще один ужин без тебя они не выдержат.

Как ни странно, вечер прошел мирно и уютно, так как моя бабушка ушла в оперу, взяв с собой тетю Гленду и Шарлотту.

– «Тоска», – довольно сказала бабушка Мэдди и потрясла кудряшками. – Надеюсь, они вернуться хоть немного просветленными. – Они хитро подмигнула мне. – Хорошо, что у Вайолет были еще билеты.

Я вопросительно посмотрела на остальных. Выяснилось, что подруга бабушки Мэдди (милая пожилая леди с изумительным именем миссис Вайолет Пэрплплам,[20] которая всегда вяжет для нас к Рождеству шарфы и носки) хотела пойти в оперу с сыном и будущей невесткой, но сейчас ситуация выглядела таким образом, что будущая невестка будет будущей невесткой другой леди.

Как всегда, когда леди Ариста и тетя Гленда отсутствовали, в доме установилось веселое и раскрепощенное настроение. Как в младших классах, когда учитель выходил из комнаты. Уже во время ужина я вскочила, чтобы продемонстрировать моей сестричке и братику, тете Мэдди, маме и мистеру Бернхарду, как Вздутые‑губки и Шарлотта меня учили танцевать менуэт и пользоваться веером, а Ксемериус суфлировал, если я что‑то забывала. Теперь, когда все было позади, мне самой ситуация виделась скорее в комическом, чем в трагическом свете, и веселье остальных мне было понятно. Спустя какое‑то время все уже танцевали (кроме мистера Бернхарда, который тем не менее покачивал носками туфель в такт) по всему залу и разговаривали гнусавым голосом, как Джордано. При этом мы постоянно перекрикивались:

– Глупая девчонка! Смотри, как Шарлотта делает!

– Направо! Нет, право – это там, где большой палец слева!

И:

– Я вижу твои зубы! Это непатриотично!

Ник показал двадцать три способа, как можно обмахиваться салфеткой и, не произнося ни слова, сообщить кое‑что своему соседу.

– Это значит: «Упс, у вас расстегнута ширинка, мой господин», а если веер немного опустить и при это смотреть вот так, означает: «Ах, я хочу замуж за вас». А если наоборот, то: «Ох, с сегодняшнего дня мы находимся в состоянии войны с Испанией»…

Я вынуждена была признать, что Ник обладал огромным актерским талантом.

Каролина, расшалившись, танцуя менуэт (скорее это был канкан), задирала ноги так высоко, что в конце концов одна из ее туфель оказалась в миске с баварским кремом,[21] который сегодня подали как десерт.

Это событие немного остановило наши шалости, пока мистер Бернхард не вынул туфлю из миски и не положил ее на тарелку Каролины, произнеся абсолютно серьезным тоном:

– Я рад, что сегодня после ужина осталось так много крема. Шарлотта и обе леди наверняка захотят перекусить, когда вернутся домой.

Моя двоюродная бабушка смотрела на него сияющими глазами.

– Вы всегда так заботливы, мой дорогой.

– Это моя обязанность – заботится о том, чтобы всем в этом доме было хорошо, – сказал мистер Бернхард. – Я обещал это вашему брату перед его смертью.

Я задумчиво смотрела на обоих.

– Я как раз хотела спросить вас, мистер Бернхард, не рассказывал ли вам дедушка что‑нибудь о зеленом всаднике? Или тебе, тетя Мэдди?

Бабушка Мэдди покачала головой.

– Зеленый всадник? Что это значит?

– Не знаю, – ответила я. – Я только знаю, что мне нужно его найти.

– Если мне нужно что‑то найти, я всегда иду в библиотеку вашего дедушки, – сказал мистер Бернхард и его карие совиные глаза блеснули за очками. – Я всегда там нахожу то, что мне нужно. Если вам нужна помощь, то я хорошо ориентируюсь в библиотеке, потому что это мне приходится стирать пыль с книг.

– Замечательная идея, мой дорогой, – сказала тетя Мэдди.

– Всегда к вашим услугам, мадам.

Мистер Бернхард подбросил в камин еще дров и пожелал нам спокойной ночи. Ксемериус отправился за ним.

– Я обязательно должен выяснить, снимает ли он очки, когда идет спать, – сказал он. – Я тебе расскажу, если он украдкой сбежит, чтобы сыграть на бас‑гитаре в какой‑нибудь «хэви‑метал»‑группе.

Вообще‑то мои брат и сестра среди недели должны были вовремя идти спать, но сегодня мама сделала исключение. Наевшись и нахохотавшись вволю, мы устроились перед камином. Каролина забралась к маме на руки, Ник прислонился ко мне, а бабушка Мэдди уселась в кресло леди Аристы, сдунула светлую прядь со лба и с удовольствием наблюдала за нами.

– Тетя Мэдди, расскажи что‑нибудь о прежних временах, – попросила Каролина. – Когда ты была маленькой девочкой и должна была ехать в гости к своей кошмарной кузине Хэйзел в деревню.

– Но вы уже так часто слышали эту историю, – сказала бабушка Мэдди и поставила обутые в розовые тапочки ноги на скамейку.

Но долго ее упрашивать не пришлось. Все ее истории о кошмарной кузине начинались одинаково: «Хэйзел была самой чванливой особой, которую только можно себе представить», а мы отвечали хором: «Точно, как Шарлотта!». Бабушка Мэдди покачала головой и сказала:

– Нет, Хэйзел была намного‑намного хуже. Она поднимала кошек за хвост и крутила их над головой.

Пока я, опершись подбородком на голову Ника, слушала историю, во время которой тетя Мэдди, тогда десятилетняя девочка, мстила за всех замученных кошек Глосестершира и устроила так, что кузина Хэйзел приняла ванну в выгребной яме, мысли мои кружились вокруг Гидеона. Где он сейчас? Что он делает? Кто с ним? Думает ли он в этот момент обо мне – тоже с этим странным теплым ощущением в районе желудка? Наверное нет.

Я с трудом удержалась от глубокого вздоха, вспомнив наше прощание у ателье мадам Россини. Гидеон даже не посмотрел на меня, хотя еще пару минут назад мы целовались. Опять. А я только вчера вечером поклялась Лесли по телефону, что это никогда не повторится: «Пока мы не выясним однозначно, что между нами происходит!»

Кстати, Лесли только засмеялась в ответ.

– Ой, перестань! Кого ты хочешь обхитрить? Совершенно ясно, что между вами происходит: ты безумно влюблена в парня!

Но как я могла быть влюблена в парня, с которым я всего пару дней знакома? Парня, который большей частью невозможно себя ведет по отношению ко мне? Правда, в моменты, когда он этого не делает, он просто… он такой… такой невероятно…

– А вот и я! – каркнул Ксемериус и с шиком приземлился на стол возле подсвечника.

Каролина, сидящая на коленях у мамы, вздрогнула и уставилась в его направлении.

– Что, Каролина? – спросила я тихонько.

– Да нет, ничего, – сказала она. – Мне показалось, я увидела какую‑то тень.

– Правда? – Я ошарашенно посмотрела на Ксемериуса.

Он только пожал плечами и ухмыльнулся.

– Скоро полнолуние. Чувствительные люди могут иногда нас видеть, но только уголком глаза. Когда они пытаются приглядеться, нас уже нет… – Он снова повис на люстре. – Старая леди с кудряшками видит и слышит тоже намного больше, чем вам рассказывает. Когда я для пробы положил ей на плечо лапу, она схватилась за это место… Но в твоей семье меня это не удивляет.

Я с любовью посмотрела на Каролину. Такой чувствительный ребенок – не хотелось бы, чтобы она унаследовала от бабушки Мэдди дар видений.

– Сейчас будет мое любимое место, – сказала Каролина с горящими глазами, и тетя Мэдди с удовольствием рассказала, как садистка Хэйзел в нарядном воскресном платье стояла по шею в выгребной яме и громко орала: «Я тебе отомщу, Мэделин, я тебе отомщу!»

– И она отомстила, – сказала бабушка Мэдди. – И не один раз.

– Но эту историю мы послушаем не сегодня, – энергично вступила мама. – Детям пора в кровать. Завтра им в школу.

Мы все только вздохнули, причем тетя Мэдди громче всех.

В пятницу был блинный день, а значит, никто не пропускал обед в школьной столовой, потому что блины были там единственным съедобным блюдом. Я знала, что Лесли готова все отдать за блины, поэтому я не разрешила ей остаться со мной в классе, где я договорилась встретиться с Джеймсом.

– Иди поешь, – сказала я. – Я буду сердиться, если ты из‑за меня откажешься от блинов.

– Но тогда некому будет стоять на стрёме. Кроме того, мне хочется подробнее узнать о тебе, Гидеоне и зеленом диване…

– Подробнее уже некуда, – сказала я.

– Ну тогда расскажи еще раз, это так романтично!

– Иди кушать блины!

– Сегодня ты обязательно должна взять номер его мобильника, – сказала Лесли. – Это же золотое правило: не целуй парня, чей номер мобильника ты не знаешь.

– Вкусные, румяные блинчики с яблоками… – сказала я.

– Но…

– Со мной остается Ксемериус. – Я показала на подоконник, где сидел Ксемериус и, скучая, жевал острый кончик хвоста.

Лесли сдалась.

– Ну хорошо. Но пусть он научит тебя сегодня чему‑то нужному. Никому не нужно уметь размахивать указкой миссис Каунтер. А если тебя в таком виде кто‑то увидит, то тут же отправит в психушку, подумай об этом.

– Иди уже, – сказала я и выпихнула ее за дверь в тот момент, когда в комнате появился Джеймс.

Джеймс был рад, что мы в этот раз были одни.

– Эта веснушчатая нервирует меня, постоянно вмешиваясь. Она относится ко мне, как к пустому месту.

– Причина этому… а‑а‑а… забудь.

– Чем могу быть тебе сегодня полезным?

– Я подумала, что ты мог бы мне рассказать, как говорили «Привет» на суаре в восемнадцатом веке.

– Привет?

– Ну да. Привет. Алло. Добрый вечер. Ну ты знаешь – как приветствуют друг друга при встрече. И что при этом делают. Пожимают руку, целуют руку, кланяются, приседают, Светлость, Сиятельство, Высочество… всё так сложно и легко ошибиться.

Выражение лица Джеймса тут же стало высокомерным.

– Не ошибешься, если будешь делать, что я говорю. В первую очередь я тебе покажу, как дама приседает перед кавалером, одного с ней общественного положения.

– Супер, – сказал Ксемериус. – Интересно только, как Гвендолин должна узнать, какое общественное положение занимает этот кавалер?

Джеймс уставился на него.

– А это что такое? Кыш, кыш, кошка! Брысь отсюда!

Ксемериус фыркнул скептически.

– Как ты сказал?

– Ах, Джеймс, – сказала я. – Присмотрись. Это Ксемериус, мой друг… э‑э‑э… демон‑горгулья. Ксемериус, это Джеймс, тоже мой друг.

Джеймс вытащил из рукава носовой платок, и я почувствовала запах ландышей.

– Что бы это ни было… оно должно уйти. Оно мне напоминает, что я нахожусь в ужасном бреду, лихорадочном бреду, в котором должен учить невоспитанную девочку хорошим манерам.

Я вздохнула.

– Джеймс, это не бред, когда ты наконец поймешь? Двести лет тому назад у тебя, наверное, и была лихорадка, но потом ты… в общем, ты и Ксемериус… вы оба…

– …умерли, – сказал Ксемериус. – Если быть точным. – Он склонил голову к плечу. – Это же правда. Что ты ходишь вокруг да около?

Джеймс обмахнулся носовым платком.

– Ничего не хочу слышать. Кошки не умеют разговаривать.

– Я что, выгляжу, как кошка, глупый призрак? – разозлился Ксемериус.

– Очень похож, – сказал Джеймс, не глядя в его сторону. – Разве что уши… И рога… И крылья. И странный хвост. Ах, я ненавижу эти бредовые фантазии!

Ксемериус встал, широко расставив лапы, перед Джеймсом, и яростно хлестал хвостом.

– Я – никакая не фантазия. Я – демон, – сказал он и от возбуждения изрыгнул приличный поток воды. – Могущественный демон. Призванный магами и строителями в одиннадцатом веке по вашему времени в виде каменной горгульи охранять башню в церкви, которой давно уже нет. Когда много столетий назад мое каменное тело было разрушено, вот что от меня осталось – с позволения сказать, тень моего старого «Я». Эта тень приговорена к скитаниям на Земле, пока не рассыпется в прах, что, предположительно, займет пару миллионов лет.

– Ля‑ля‑ля… я ничего не слышу, – сказал Джеймс.

– Ты жалок, – сказал Ксемериус. – В отличие от тебя у меня нет выбора: я проклят магами и приговорен к такому существованию. Ты же можешь в любой момент прекратить свое убогое существование как призрак и уйти туда, куда уходят люди, когда они умирают.

– Но я еще не умер, дурная кошка! – заорал Джеймс. – Я всего лишь болен и лежу в горячечном бреду в своей постели. И если мы тут же не сменим тему, я ухожу!

– Ладно‑ладно, – сказала я, вытирая лужу, сделанную Ксемериусом, губкой, предназначенной для стирания мела с доски. – Давайте продолжим. Приседание перед кавалером равного общественного положения…

Ксемериус покачал головой и улетел над нашими головами сквозь дверь:

– Я постою на стрёме. Будет неловко, если тебя кто‑то застанет, когда ты приседаешь.

Перемены не хватило, чтобы выучить все приседания, которые мне хотел показать Джеймс, но в конце концов я научилась, как приседать в трех различных вариантах и как дать поцеловать себе руку. (Я очень радовалась, что сегодня об этом обычае забыли.) Когда в класс стали возвращаться мои одноклассники, Джеймс, поклонившись, распрощался, но я успела поблагодарить его шепотом.

– Ну? – спросила Лесли.

– Джеймс считает Ксемериуса странной кошкой из своего бреда, – проинформировала я ее. – Я могу только надеяться, что то, чему он меня научил, не искажено его бредовой фантазией. Если это так, то можно считать, что я уже знаю, что делать, когда меня представят герцогу Девонширскому.

– Отлично, – сказал Лесли. – И что ты сделаешь?

– Глубоко и надолго присяду, – сказала я. – Почти так же надолго, как перед королем, но дольше, чем перед маркизом или графом. По сути, это довольно просто. Во всех остальных случаях мило давать поцеловать руку и при этом улыбаться.

– Ты подумай – Джеймс оказался для чего‑то полезным, никогда бы не поверила. – Лесли одобрительно оглядела комнату. – Ты всех покоришь в восемнадцатом веке.

– Надеюсь, – сказала я.

Остаток занятий не испортил мне настроения. Шарлотта и этот дурак Вздутые‑губки изумятся, поняв, что я знаю разницу между Светлостью и Сиятельством, хотя они старались как можно сложнее объяснить, чтобы окончательно меня запутать.

– Кстати, у меня появилась теория о магии Ворона, – сказал Лесли после уроков, когда мы шли из класса к своим шкафчикам. – Она настолько проста, что никто не догадался. Давай завтра утром встретимся у вас дома, и я принесу всё, что собрала по этой теме. Если только моя мама не запланировала на завтра большую семейную уборку и не наготовила для каждого резиновые перчатки…

– Гвенни! – подбежавшая сзади Синтия Дейл хлопнула меня по спине. – Ты помнишь Регину Куртиз, которая до прошлого года училась с моей сестрой в одном классе? Она сейчас в больнице для страдающих анорексией.[22]Ты тоже хочешь туда угодить?

– Нет, – сказала я озадаченно.

– Окей. Тогда ешь что‑нибудь! Немедленно! – Синтия бросила мне карамельку. Я поймала и послушно развернула обертку. Но как только я собралась сунуть конфету в рот, Синтия меня остановила. – Стой! Ты правда собираешься ее съесть? Получается, ты не сидишь на диете?

– Нет, – снова сказал я.

– Значит, Шарлотта соврала. Она утверждала, что ты не приходишь обедать, потому что хочешь быть такой же тощей, как она. Давай сюда конфету… Ты вовсе не рискуешь стать анорексичкой. – Синтия сунула конфету себе в рот. – Держи, это приглашение на мой день рождения. Я устраиваю снова костюмированную вечеринку. В этот году под девизом «Зеленым зелено».[23] Ты можешь привести своего парня.

– Э‑э‑э…

– Знаешь, я сказала Шарлотте то же самое. Мне все равно, кто из вас приведет этого типа. Самое главное, чтобы он пришел на мою вечеринку.

– Она бредит, – шепнула мне Лесли.

– Я все слышу, – заметила Синтия. – Ты тоже можешь привести Макса, Лесли.

– Син, мы расстались больше чем полгода тому назад.

– О, это плохо, – сказала Синтия. – В этот раз получается слишком мало парней. Или вы приведете с собой парочку, или я должна буду забрать приглашения у некоторых девочек. Например, у Айшани – она так или иначе вряд ли придет, потому что ее родители не разрешают ей быть на смешанных вечеринках… О, боже! Что это там? Ущипните меня!

«Это там» было высоким коротко стриженым блондином. Он стоял перед кабинетом директора вместе с мистером Уитменом. В его лице было что‑то знакомое.

– Ай! – вскрикнула Синтия, когда Лесли ее таки ущипнула.

Мистер Уитмен и парень повернулись к нам. Когда по мне скользнул взгляд зеленых глаз в обрамлении густых ресниц, я сразу поняла, кто этот незнакомец. Господи! Сейчас Лесли должна была ущипнуть меня.

– О, очень хорошо, – сказал мистер Уитмен. – Рафаэль, это три девочки из твоего класса. Синтия Дейл, Лесли Хей и Гвендолин Шеферд. Поздоровайтесь с Рафаэлем Бертелином, девочки, он с понедельника будет учиться в вашем классе.

– Привет, – промямлили мы с Лесли, а Синтия сказала: – Что, правда?!

Рафаэль ухмыльнулся нам, стоя в непринужденной позе, засунув руки в карманы. Он действительно был очень похож на Гидеона, хотя и был немного младше. Его губы были полнее, а кожа была бронзового оттенка, как будто он только что вернулся после четырехнедельного отпуска на Карибах. Наверное, все счастливые люди в южной Франции выглядели так.

– Почему ты меняешь школу посреди учебного года? – спросила Лесли. – Ты что‑то натворил?

Ухмылка Рафаэля стала шире.

– Зависит от того, что ты понимаешь под этим словом, – сказала он. – Вообще‑то я здесь, потому что мне чертовски надоела школа. Но по каким‑то причинам…

– Рафаэль переехал сюда из Франции, – перебил его мистер Уитмен. – Идем, Рафаэль, директор Гиллс ждет нас.

– До понедельника, – сказал Рафаэль, и мне показалось, что он обращался только к Лесли.

Синтия подождала, пока мистер Уитмен и Рафаэль скрылись в кабинете директора, протянула обе руки к потолку и закричала:

– Спасибо!!! Спасибо, дорогой боженька, что ты услышал мои молитвы.

Лесли пихнула меня локтем в бок.

– Ты выглядишь так, как будто тебе автобус переехал ногу.

– Подожди, пока я тебе расскажу, кто это был, – прошептала я. – Тогда ты будешь выглядеть точно так же.

~~~

Jede Zeit ist eine Sphinx, die sich in den Abgrund stürzt, sobald man ihr Rätsel gelöst hat.

Heinrich Heine [24]

Глава седьмая

Из‑за встречи с братом Гидеона и последующего за ним лихорадочного разговора с Лесли (она десять раз спросила «Ты уверена?», а я десять раз сказала «Абсолютно уверена!», потом мы вместе сто раз сказали «С ума сойти!», «Невозможно поверить!» и «Ты видела, какие у него глаза?») до лимузина я добралась на пару минут позже Шарлотты. Мистера Марли снова послали забрать нас из школы, и сегодня он выглядел нервным как никогда. Ксемериус сидел на крыше, размахивая хвостом. Шарлотта уже сидела на заднем сиденье и раздраженно смотрела на меня.

– Какого черта ты копаешься? Нельзя заставлять Джордано ждать. Мне кажется, ты даже не осознаешь, какую честь он тебе оказывает, занимаясь с тобой.

Мистер Марли смущенно приветствовал меня, усадил в машину и закрыл дверцу.

– Что‑то случилось? – У меня было нехорошее предчувствие, что я что‑то пропустила. И выражение лица Шарлотты его усилило.

Когда лимузин тронулся, Ксемериус скользнул сквозь крышу в салон машины и плюхнулся на сиденье напротив меня. Мистер Марли сидел впереди рядом с шофером, как и в прошлый раз.

– Было бы замечательно, если бы ты сегодня была более усердной, – сказала Шарлотта. – Я себя чувствую неловко. В конце концов, ты же моя кузина.

Я громко расхохоталась.

– Шарлотта, прекрати! Со мной‑то зачем лицемерить? Ты просто получаешь удовольствие, видя, как глупо я выгляжу.

– Это неправда! – Шарлотта покачала головой. – Это типично твоя манера – думать только о себе, в твоем детском эгоцентризме. Все хотят тебе помочь, чтобы ты… не все испортила своей неумелостью. Хотя… может, у тебя и не будет больше такой возможности. Я могу себе представить, что они все отменят…

– Чего это?

Некоторое время Шарлотта молча смотрела на меня, а потом сказала почти не скрывая злорадства:

– Ты узнаешь об этом в подходящий момент. Если узнаешь…

– Что‑то случилось? – спросила я, обращаясь не к Шарлотте, а к Ксемериусу. Я же не дура. – Мистер Марли рассказывал что‑нибудь до моего прихода?

– Только что‑то малопонятное, – сказал Ксемериус, в то время как Шарлотта, сжав губы, смотрела в окно. – Похоже, сегодня утром что‑то случилось во время прыжка… э‑э‑э… драгоценного камушка…

Он почесал хвостом бровь.

– Не заставляй тянуть из тебя клещами каждое слово!

Шарлотта, которая естественно думала, что я разговариваю с ней, сказала:

– Если бы не опоздала, ты бы тоже узнала.

– …Бриллианта, – сказал Ксемериус. – Кто‑то его… м‑м‑м… как бы это получше сформулировать? Кто‑то его шарахнул по балде.

Мой желудок болезненно стянуло.

– Что?!

– Только не нервничай, – сказал Ксемериус. – Он живой. Во всяком случае, я так понял из лопотанья рыжего. Ах ты господи! Ты стала бледная как стена. О‑о, надеюсь, тебя не вырвет? Возьми себя в руки!

– Я не могу, – прошептала я. Мне казалось, я умираю.

– Что ты не можешь? – прошипела Шарлотта. – Первое, чему должен научиться носитель гена, это забыть о собственных потребностях и отдавать всего себя Делу. Ты же поступаешь точно наоборот.

Внутренним взором я видела лежащего на полу Гидеона, всего в крови. Мне стало тяжело дышать.

– Другие всё отдали бы, чтобы заниматься у Джордано. А ты делаешь вид, что тебя мучают.

– Да закрой уже рот, Шарлотта, – крикнула я.

Шарлотта снова отвернулась к окну. Меня била дрожь.

Ксемериус протянул лапу и, пытаясь успокоить, положил мне на колено.

– Я постараюсь что‑нибудь узнать. Найду твоего любимчика и всё тебе расскажу, договорились? Только не реви! Иначе я начну волноваться и плеваться водой на эти замечательные кожаные сиденья, а твоя кузина подумает, что ты напрудила в штаны.

Резким движением он рванул сквозь крышу машины и улетел. Прошло ужасных полтора часа, пока он снова появился.

Полтора часа, во время которых я себе представляла самое страшное и чувствовала себя скорее мертвой, чем живой. И от того, что мы уже были в Темпле и неумолимый Мастер начал свой урок, мне легче не стало. Я была просто не в состоянии прислушиваться к лекции Джордано о колониальной политике или повторять танцевальные па за Шарлоттой. Что, если на Гидеона снова напали мужчины со шпагами, и он в этот раз не сумел себя защитить? Если я не представляла его обливающимся кровью на земле, то видела в реанимации лежащим в кровати, подключенного к сотне шлангов, белее мела. Почему не было никого, у кого я могла бы спросить о нем?

Наконец, Ксемериус влетел сквозь стену в старую трапезную.

– Ну?! – спросила я, не обращая внимания на Джордано и Шарлотту. Они как раз пытались мне показать, как надо аплодировать на суаре в восемнадцатом веке. Естественно, совершенно не так, как я это делала.

– Это ладушки‑ладушки, глупая девчонка, – сказал Джордано. – Так хлопают дети в песочнице, когда чему‑то радуются… Куда ты опять смотришь? Нет, я сойду с ума!

– Всё в порядке, моя девочка с сеновала, – сказал Ксемериус и радостно ухмыльнулся. – Парня стукнули чем‑то по голове и на пару часов вывели из строя, но его теперешний вид заставляет предположить, что у него череп твердый, как алмаз, он не получил даже сотрясения мозга. А рана на лбу делает его даже… э‑э‑э… о нет, не надо опять бледнеть! Я же сказал, всё в порядке!

Я набрала полные легкие воздуха. От облегчения у меня закружилась голова.

– Вот и хорошо, – сказал Ксемериус. – Нет причины гипервентилировать. Наш люби‑меня‑парень сохранил все свои красивенькие беленькие зубки. И он беспрестанно ругается, я думаю, это хороший знак.

Слава богу. Слава богу. Слава богу.

Зато вот‑вот гипервентилировать собирался Джордано. Мне было все равно. Его визг больше меня не волновал. Даже наоборот, мне было смешно наблюдать, как его лицо между бородками меняло свой цвет от темно‑розового до фиолетового.

Мистер Джордж успел как раз вовремя, чтобы помешать Вздутым‑губкам влепить мне пощечину.

– Сегодня было еще хуже, если такое вообще может быть. – Джордано буквально свалился на изящный стул и промокнул лоб носовым платком того же цвета, что и его лицо в данный момент. – Она пялилась перед собой стеклянным взглядом, если бы я не знал, то решил, что она приняла наркотики!

– Джордано, прошу вас… – сказал мистер Джордж. – У нас у всех сегодня не самый лучший день…

– Как… он себя чувствует? – спросила Шарлотта тихо, косясь на меня.

– Соответственно обстоятельствам, – ответил мистер Джордж серьезно.

И опять Шарлотта бросила на меня короткий испытующий взгляд. Я мрачно посмотрела в ответ. Неужели она испытывала удовлетворение оттого, что знала что‑то, о чем думала, что меня это страшно интересует?

– Ой‑ой‑ой, можно подумать, – сказал Ксемериус. – Он прекрасно себя чувствует, верь мне, золотко! Он только что сожрал громадный шницель с жареной картошкой и салатом. Это называется в соответствии соответственно обстоятельствам?

Джордано злился, что его никто не слушает.

– Я только не хочу оказаться в конце концов виноватым, – взвизгнул он и отодвинул стульчик в сторону. – Я работал с неизвестными талантами и великими людьми, но еще никогда, ни разу не встречал подобное этому.

– Дорогой Джордано, вы знаете, как мы высоко вас ценим. Нет никого, кто больше бы подходил для задачи, подготовить Гвендолин к… – мистер Джордж умолк, потому что Джордано еще больше надул губы и закинул назад голову.

– Не говорите потом, что я вас не предупреждал, – выпалил он. – Это всё, что я требую.

– Договорились, – сказал мистер Джордж со вздохом. – Я… раз так… Я передам это дальше. Идем, Гвендолин.

Я уже отстегнула юбку и повесила ее аккуратно на стульчик возле рояля.

– До свидания, – попрощалась я с Джордано.

Он все еще был надут.

– Я боюсь, мне не удастся этого избежать.

По дороге в алхимическую лабораторию, которую я и с завязанными глазами уже знала, мистер Джордж рассказал мне о том, что случилось сегодня утром. Он был несколько удивлен, что мистер Марли меня не проинформировал о событиях, а я поленилась объяснять, почему так получилось.

Гидеона послали с небольшим заданием (что это было за задание, мистер Джордж не захотел рассказать) в прошлое (год мистер Джордж тоже не назвал), а два часа позже нашли его без сознания в коридоре недалеко от подвала, где хранится хронограф. На лбу у него была рваная рана, очевидно, от удара чем‑то похожим на дубинку. Гидеон не мог ничего вспомнить, нападающий, похоже, притаился и ударил из‑за угла.

– Но кто?..

– Мы не знаем. Тягостная ситуация, как раз в нынешнем положении. Мы его тщательно обследовали и не нашли следа от укола, что могло бы свидетельствовать о заборе крови…

– Но разве бы не хватило крови из раны на лбу? – спросила я, внутренне содрогаясь.

– Да, могло быть и так… – признал мистер Джордж. – Но если… кто‑либо хотел быть полностью уверенным, кровь взяли бы иначе. М‑да, есть бессчетное количество вариантов, объясняющих произошедшее. Никто не знал, что Гидеон этим вечером там появится, так что маловероятно, что поджидали именно его. Скорее всего, эта встреча была случайной. В… определенных годах здесь было не протолкнуться: диверсанты, контрабандисты, преступники, деклассированные элементы в самом широком смысле слова. Я лично считаю, что это было досадное совпадение. – Он откашлялся. – Как бы то ни было, с Гидеоном ничего плохого не случилось, во всяком случае, доктор Уайт не нашел никаких серьезных травм. А значит, вы можете, как и было запланировано, отправиться на суаре в полдень субботы. – Он рассмеялся. – Как звучит! Суаре в полдень субботы.

Ага, ха‑ха‑ха, очень смешно.

– А где сейчас Гидеон? – спросила я нетерпеливо. – В больнице?

– Нет. Он отдыхает… я надеюсь. В больнице ему сделали компьютерную томографию, и, поскольку, слава богу, она была без изменений, он тут же сам себя выписал. Вчера вечером совершенно неожиданно приехал его брат…

– Я знаю, – сказала я. – Мистер Уитмен записал сегодня Рафаэля в школу Сент‑Леннокс.

Я услышала, как мистер Джордж глубоко вздохнул.

– Юноша сбежал из дому, после того как наделал дел с друзьями. Сумасшедшая идея Фалька – оставить Рафаэля в Англии. В это турбулентное время нам всем – и в первую очередь Гидеону – есть чем заняться, кроме как приглядывать за строптивыми юношами… Но Фальк никогда не мог отказать Зеиине, и, кажется, это последний шанс у Рафаэля, чтобы получить документ об окончании школы – вдали от друзей, которые так плохо на него влияют.

Дата добавления: 2015-03-29