Василий Дмитриевич Сысоев 12 страница

К полуночи все было готово, и только теперь Вова почувствовал страшную усталость и жуткий голод. Добряка он нашел под лестницей. Старик мирно похрапывал. На нем расположились три огромные крысы. Твари настолько обнаглели, что при приближении Володи попытались сначала напугать его, оскалив свои мерзкие морды. Но, увидев, что человек не из пугливых, ретировались так быстро, как только им позволили их жирные бока.

Перед стариком валялись открытые консервные банки. Даже если Добряк и оставлял из солидарности бродяг (хотя Вова был уверен, что таковой не существует) что‑то ему, то крысы плевать хотели на людей, тем более на людей без определенного места жительства. Банки были пусты.

Володя подошел к спящему старику, похлопал по его карманам. Кроме початой бутылки самогонки там ничего не было. Вова сделал глоток, закрутил крышку и положил бутылку во внутренний карман куртки, вышел в холл и посмотрел вверх, на люстру. У него было еще много работы. Утром, когда он первым делом проверял, есть ли напряжение на вводных шинах, он нашел несколько ящиков со всевозможными лампами. Там были и лампы накаливания, и люминесцентные, то есть там был полный комплект для освещения этого здания. Но тогда они ему были не нужны. Его больше беспокоило наличие «напруги». И она там была. Напряжение каким‑то чудесным образом доходило до рубильника. Тутуев изучал электроснабжение и поэтому не верил в подобные чудеса. ДК был присоединен к понижающему трансформатору шлейфом, и отключение этой линии было невозможно. Поэтому было решено отключить рубильник. Но, судя по всему, этого им было мало, и они решили раскурочить щитовую.

Володя вытащил коробку с лампами накаливания, взял десяток, прошелся по зданию и вкрутил там, где они должны были быть. Теперь все готово для проверки. Он глотнул из бутылки, убрал ее и вошел в щитовую. Посмотрел на рубильник, потом на автоматы, теперь расположенные аккуратными рядами друг над другом.

«Безопасность прежде всего», – промелькнула странная мысль в его голове.

Раньше, еще курсе на третьем, слово «безопасность» вызывало ассоциации с сексом и презервативами. Теперь это же слово заставляло облачаться в куда более плотную резину. Он не верил, что в случае прикосновения к оголенной шине перчатки как‑то помогут ему (хотя с кондомами та же самая ерунда), но надевал их всегда. Володя взял перчатки со стола и надел их. Потом подошел к рубильнику и, зажмурив глаза, поднял его. Медная планка жестко села в губках. Слабая вибрация прошлась по рукоятке и отдалась в руке Володи. Он дернулся, но треска или взрыва за вибрацией не последовало.

Цепь была собрана без каких‑либо ошибок.

* * *

Диму уложили спать в отдельную комнату. Парень все время плакал. Не навзрыд, как дети, а тихо. Слезы лились из незрячих глаз. Все вопросы о случившемся Игорь решил оставить на потом. Труп Паши Костя положил на террасе. Там было достаточно холодно, чтобы тело не начало разлагаться. Савельев заглянул к ребятам. Кулешов пришел в себя и злобно смотрел на Олю и Машу. Девушки, не обращая внимания на парня, о чем‑то шептались. Игорь кивнул своим мыслям и вышел. Пришвин сидел на кухне.

– У тебя здесь курить можно? – спросил он, когда вошел Игорь.

– Кури, – ответил Савельев и сел напротив.

– Я не пойму, что мы сделали не так, – произнес Костя, выпустив струю дыма изо рта.

– Да. Один мертв, второй ослеп…

– Послушай, Игорек. Я смог выдернуть лом только с четвертой попытки. Я! Занимающийся спортом с пеленок. А низкорослый сопляк загнал его за один раз.

– Почему ты думаешь, что за один?

– Да потому, что посмотри на Пашку и на этого шкета. Курагин бы из него отбивную сделал, промахнись тот хоть раз.

– Однако не сделал.

– Потому что он вогнал в него лом, и тот умер раньше, чем сообразил, что да как.

– Ну, тогда вопрос: откуда у, как ты говоришь, шкета столько силищи?

– Я думаю, это Электрик.

– Но как? Я даже пробки выкрутил.

– Мне кажется, он срать хотел на выкрученные пробки. Там, над сараем, угадай, что проходит.

– Линия электропередачи.

– Именно. Возможно, его подпитывает любая энергия.

– А что, если кто‑нибудь из ребят пришел сюда с ним?

– Вполне возможно. Тот же Колтун, например. Пока мы ехали, он вел себя как‑то странно.

– Ты сказал, у тебя аккумулятор сел?

– Ну да.

– Он мог взять энергию оттуда.

– Слушай, может, тогда… – Пришвин достал телефон. – Эта хрень тоже может…

– Точно! – Савельев вскочил с места и побежал в комнату. – Девочки, – крикнул он, – давайте скорей сюда телефоны!

– А что случилось? – спросила Оля и протянула свой сотовый.

Савельев не ответил, взял пакет со стола и сложил туда телефоны девушек и свой.

– Эй, Юрка, твоя мобила где? – обратился он к пришедшему в себя парню. Тот только оскалился в ответ.

– Что ты как мудак себя ведешь? – Игорь подошел к Кулешову, нагнулся и обыскал его. Достал Nokia и бросил в пакет к остальным. – Так будет лучше.

– Да что происходит? – не унималась Шевченко. – Вы хоть нам вернете их?

«Если будет кому возвращать», – подумал Савельев и вышел из гостиной. Открыл дверь спальни, где лежал Дима. Во сне мальчишка выглядел совсем как ребенок. Пропала дерзость во взгляде, да, собственно, и сам взгляд куда‑то делся. Что с ними случилось, оставалось только догадываться. Но Игорь знал, что теперь ни за что не выпустит их из дома. Он подошел к кровати. Телефон лежал на стуле у изголовья. Когда он успел его выложить? Игорь пожал плечами, кинул телефон в пакет и пошел на кухню к Косте.

– Остался только твой.

– Ты знаешь, я сам предложил, но теперь мне кажется, это все бред. – Пришвин явно не хотел расставаться со своей собственностью.

– Поясни, – предложил Савельев и взял в руку телефон друга.

– Ну, с одной стороны в пятидесяти метрах от нас высоковольтная линия, с другой – двести двадцать. По‑моему, глупо бояться 12‑вольтовых батареек, когда вокруг такие монстры.

– Мы не можем рисковать, – сказал Игорь и кинул телефон в пакет. – Пойди к девчонкам. Там Отелло очнулся. Поговори с ним да развяжи. А то что‑то это все на похищение смахивает.

Савельев вышел на террасу и только теперь вспомнил о Курагине. Нет, он о нем не забывал никогда, но «Скорую» хотя бы можно было вызвать. Можно. Вот только кого они привезут с собой? Он ощупал карманы Пашки. Чувство отвращения было таким сильным, что его даже передернуло. Отвык. Карманы были пусты. Он мог и не взять с собой телефон. Парень едва не наложил в штаны. Тут не до телефонов.

Игорь взял скотч, оставшийся здесь с последнего его визита. Завернул пакет так, чтобы в него не попала влага, и все это замотал скотчем. Вышел из дома, посмотрел по сторонам и, решив, что в своем огороде пакет найти будет проще, пошел к высоковольтным опорам.

Он уже выкопал в сугробе глубокую ямку, когда его, словно молния, поразила одна‑единственная мысль.

«А я ведь даже не попробовал», – подумал Игорь.

Он схватил пакет и начал его драть, как разъяренный бультерьер. Скотч оказался на удивление прочным. Когда в пакете получилась дырка, достаточная для того, чтобы в нее пролезла мужская рука, он выхватил первый попавшийся телефон. Сети, как обычно, не было – изредка появлялась одна палочка, но тут же исчезала.

«Ну что ж, я хотя бы попытался». И он собирался уже отправить аппарат назад в пакет, как вдруг на дисплее появилась надпись «Только 112». Сука‑совесть оказалась очень настырной. Игорь подумал, что не отделается от нее, пока не позвонит. Ему даже показалось, что если бы он в данный момент мочился, то злобная совесть вывела бы на снегу его струей, хлещущей из его же члена, зловещую надпись: «Только 112».

Он набрал 112. Долго ничего не происходило, то есть было тихо, как в морге, потом начала играть мелодия «Владимирский централ». Все походило на то, что абонент 112 подключил услугу «Гудок». Но через пару секунд под эту мелодию, не попадая в ноты, начал петь какой‑то мужчина:

– Владимиршкий централ – ветер шеверный…

Что‑то зловещее было в этом шипящем голосе. Но потом пение и музыка оборвались, и мужчина громко произнес:

– Тисэ, мысы! Кот на крысэ!

Игорь едва не подпрыгнул. Отбросил телефон в конец огорода, а остальные скинул в ямку, уже не беспокоясь о попадании влаги, и быстро начал закапывать.

Совесть убежала, поджав хвост.

Глава 12

Свет теперь горел практически везде. В здании, казалось, стало теплее. Володе было вообще жарко – он снял свитер и теперь разглядывал дело рук своих с голым торсом. Обошел все здание, заглянул под лестницу – Добряк все еще спал, крысы, снова увидев угрозу, сбежали. Поднялся уже протоптанной дорожкой на второй этаж. Свет здесь был ровный, Володе даже показалось, что он чувствует прикосновение, как от солнечных лучей. И все это сделал он. ОН, черт возьми! Вот уж воистину, когда человек может почувствовать себя если не Богом, то всемогущим полубогом.

– Мальчик, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

Глупый вопрос тетеньки с большим животом мог остаться без ответа (эти многочисленные тетеньки и дяденьки с маминой работы уже успели обслюнявить все щеки, обтрепать все волосы и просто надоесть Вове), но у нее в руке было заварное пирожное. Его политые шоколадной глазурью бока так и говорили: скажи ей, ну скажи, что тебе стоит. Скажи ей, что ты хочешь стать космонавтом или разведчиком. Солги ей и возьми меня. Все солгали, и ты солги. Или ты думаешь, что, съев меня, тебе обязательно придется лететь в космос? Нет, уверяю тебя. Давай, дружок! Это самый лучший вариант. Иначе она снова тебя будет целовать, и слюна с ее толстых губ останется на твоей щеке.

– Я буду электричем, – не солгал Вова. – Как папа, – пояснил мальчик, будто это как‑то объясняло то, что ему еще четыре года и слово «электрик» с его губ срывается с небольшой ошибкой.

Эклер тут же перекочевал из толстых пальцев тетеньки в руку Вовы. И пока он разглядывал подтаявшие впадины от ее пальцев на глазури пирожного, она поцеловала его. Они что, специально? У нее избыток слюны, и она облизывает чужих детей? Потому что своих она уже слизала?

Вова улыбнулся своей шутке, вытер уже мокрым рукавом щеку и откусил кусок эклера.

Что это сейчас было? Такое яркое воспоминание или видение? Он видел себя в четырехлетнем возрасте. Новый год… Да, это был Новый год. Они отмечали его у них. В их квартире. Квартира из воспоминания была совсем не такой, какой он привык ее видеть. Может, у них была еще одна квартира. Но сейчас его беспокоил собственный ответ этой слюнявой тетке:

– Я буду электричем, как папа…

Странно, очень, очень, очень странно. Насколько помнил Володя, его отец не был ни дня в своей жизни ни электриком, ни тем более электричем. Чушь.

«Я, наверное, обманул тетку, чтобы заполучить эклер. Но я ведь и стал электричем, пусть с приставкой «инженер». Как говорится, те же яйца, только в профиль».

* * *

Игорь успокоился. Он сел на скамейку и посмотрел на окна собственного дома. Не нравилось ему все это. Нереальный убийца реально убивает. Не нравилось, конечно, мягко сказано. Он боялся. Может, дело не дойдет до испражнений в собственные штаны, но он был очень близок к этому. Особенно там, в огороде. Игорь подумал, что сейчас было бы здорово напиться. Нажраться до «синих веников» и уснуть. А проснувшись, умыться…

Проснуться среди трупов не хотел? Ведь реальным убийствам всегда нужен реальный убийца. Не правда ли?

Кто бы ни шептал в его голове, а ведь он прав. Сложившаяся ситуация напоминает лотерею. Последний выживший автоматически переходит на новый уровень и становится обладателем могущественного титула «убийца». А иначе никак. Иначе «висяк». Иначе «глухарь».

Да ну что ты, Игорек. Ты что, телевизор не смотришь? Там же высокие люди говорят, что сейчас не то, что тогда. Сейчас господин полицейский не то, что товарищ милиционер.

– Я не верю в это, – вслух произнес Савельев. – Не верю.

То‑то же. Ты пожалеешь, что сам себе в задницу не засунул лом. С мертвых какой спрос? Тебе даже связи твои не помогут. Хотя какие у тебя связи? Пришвин – дай бог дотянул бы с тобой до утра. Если дотянет, то БИНГО! Два лучших друга станут подельниками. Коржунов – его сгубила любовь к ночному образу жизни. Остался твой дядька. А остался ли?

Черт! В который раз Игорь пожалел о выброшенных телефонах, но когда вспоминал мерзкий голос, все проходило. Жили же как‑то без телефонов в 90‑х? Интересно, как? Он снова вспомнил о дядьке. Действительно, ему ведь тоже угрожает опасность. Коржунов… Электрик в теле Коржунова приходил не только поздороваться. Он хотел убить его. И наверняка хочет и сейчас.

– Игорь, ты где? – Пришвин выглянул из форточки комнаты, в которой спал Дима.

– Что ты разорался? Пацан спит.

– Уже не спит. И рассказывает удивительные вещи.

– Иду, – сказал Игорь и встал со скамейки. Он снова посмотрел на окна дома, который за прошедший вечер стал чужим.

* * *

Они усадили Колтуна в кресло, а сами сели вокруг. Масляные светильники поставили на журнальный столик в центре комнаты. От них стало светло почти как при настольной лампе.

– Говори, – предложил Костя. Он часто терял терпение, особенно в неординарной обстановке. А именно такой он ее и считал.

– Что говорить?

Игорь заметил, что в пацане снова пробивается дерзость и желание побунтовать по любому поводу.

– Ты видишь? – задал вопрос Савельев, хотя и сам видел: Дима ведет себя как зрячий.

– Да. – Пацан не стал лгать, и это хорошо. Плюс в его личное дело. – Как‑то мутновато, но вижу.

– Ниче, проморгаешься. – Костя похлопал его по плечу и еще раз грубо повторил свое предложение: – Говори.

– Да что говорить‑то? – Димка дернул плечом и скинул руку Пришвина.

Игорь увидел нарастающую злость в глазах друга и поспешил замять конфликт.

– Расскажи, о чем вы говорили с Пашкой, кто его убил, что случилось с твоими глазами и куда делся убийца. Не спеши, рассказывай все по порядку.

– Да че ты кочевряжишься, молокосос?! Игорек, он мне все прекрасно до этого рассказывал. Сучонок!

Игорь посмотрел на Дмитрия. Едва заметная улыбка промелькнула на губах подростка. Ему нравилось злить взрослого дядю.

– Давай, Дима, – теперь предлагал Игорь голосом, не предполагающим возражений.

– Ну, че тут рассказывать? Я ведь уже рассказал этому, – он снова задел Костю, но тот держался. – Пусть он и рассказывает. Че именно я?

– Ах ты, сучонок…

– Послушай, – произнес Игорь, тем самым отменив возможную казнь подростка. – Мы сейчас все… Все до единого здесь собравшихся в одинаковом положении. Понимаешь? – Игорь видел – пацан все понимал. – И только от тебя… от того, что ты знаешь, зависит моя жизнь, твоя, Маши, Оли, Юрки и даже, как ты называешь его, ЭТОГО. Все мы, – Савельев снова обвел взглядом всех собравшихся, – в твоей власти.

Игорю было неприятно смотреть на парня. Будто перед ним зарвавшийся начальник, поставленный только сегодня. Его, возможно, завтра снимут, и он прекрасно об этом знает. Поэтому и проведет этот день, издеваясь над подчиненными. Игорь попытался прочесть по его глазам, ставшим чужими, о чем думает подросток. Но там, за бликами от огоньков, будто стояла заслонка, через которую не пробиться.

– Мы разговаривали о смерти, – вдруг произнес Дима.

– О какой смерти? – спросил Игорь и тут же мысленно отругал себя. О старухе, твою мать, с косой, в черном балахоне!

– Ну, о смертях, – пояснил Колтун. – О Стасе, Сереге, о Пашкином отце и моей сестре.

«Значит, вы не слышали о смерти своих родителей, – обрадовался Савельев и тут же задался вопросом: – А имеет ли это теперь какое‑то значение?»

– Вдруг что‑то загудело, потом хлопнуло… Так, знаете, с каким‑то сухим треском. И тут появился он.

– Кто? – не выдержала Оля.

– Мужик, – ответил Дима. – Он держал в руке лом.

Пацан лжет. Игорь внимательно смотрел в лицо подростку, и что‑то, какая‑то мимолетная гримаса заставила Савельева усомниться в правдивости его рассказа. Возможно, это была интонация, с которой Колтун рассказывал. Вернее, отсутствие ожидаемых эмоций насторожило Игоря. Он говорил так, будто не пережил этот ужас, а придумывал на ходу. Причем не стараясь скрыть интерес к реакции людей, которые его слушали. Возможно, это ему показалось, и мальчишка просто соблазнял девчонок. То есть Диме было наплевать, что происходило с ним полчаса назад. Он двигался вперед, и его интерес был в том, с кем из подруг он будет «мутить» после этого испытания на прочность.

– Несколько движений, и… Пашка осел. Этот мужик ударил его по ноге…

– Ой, а где Паша? – У Шевченко на лице появилось такое неподдельное недоумение, что Игорю даже стало жалко ее. Савельев теперь даже не был уверен, понимает ли она всю серьезность ситуации.

– Потом он как‑то изогнулся и воткнул лом в живот Паши.

– А ты? – вдруг строго спросил Пришвин.

– А что я? Вы хотели, чтобы я бросился с голыми руками на огромного мужика с ломом? А он еще страшнее вас был.

И снова Игорь увидел мимолетную улыбку, промелькнувшую на губах подростка. Забавляется, паскудник.

– Он медленно шел на меня, – продолжил Дима, поняв, что Костя не собирается ему отвечать. – Шел… Такой здоровый и страшный. Он шел на меня, пока я не потерял сознание. А потом появились вы, – парень обратился к Игорю. – И он. И знаете, – подросток наклонился слегка вперед, будто хотел поведать какую‑то тайну, – я рад, что на тот момент ничего не видел. А то бы, увидев ЭТОГО, – он кивнул в сторону Пришвина, – я бы сейчас точно лежал рядом с Пашкой.

– Ах ты, сука!

Игорь среагировал на долю секунды раньше и перехватил руку Кости.

– А ну‑ка, пойдем на свежий воздух, – предложил он и, пропустив Пришвина вперед, пошел за ним.

Уже на террасе они услышали голос Оли:

– Так что, Пашка уехал куда, что ли?

* * *

Они сели на скамейку. Пришвин не говорил ни слова, но Игорь видел, что друг напряжен, зажат как пружина, и любое слово этого придурка может стоить ему сломанного носа как минимум. Костя достал сигарету и по инерции передал другу. Игорь не стал противиться и разглагольствовать о вреде курения. Он взял сигарету, понюхал и положил за ухо. Ему хотелось навредить собственному здоровью, но немного не так. Алкоголь – верный способ. Но не та ситуация.

– Ну, что ты думаешь? – спросил Савельев, когда Костя сделал первую затяжку.

– Эта сука доводит меня! – выпалил Пришвин, и только теперь Игорь увидел, что у его друга трясутся руки.

– Я о другом. Что ты думаешь о его рассказе?

– Брешет, падла!

– Костя, отбрось все личные обиды. Сейчас действительно очень важно понять, обманывает он нас или нет. И уже тогда будем исходить из сделанных выводов.

– Что ты разговариваешь, как какой‑то долбаный препод? Сучонок врет! Это однозначно. И ничего личного.

– Ну, – Игорь ждал. – У каждого ответа есть решение.

Костя посмотрел на приятеля как на сумасшедшего.

– Ты знаешь, мне кажется, что это в тебя вселилась какая‑то хрень.

– Костя! – стоял на своем Савельев.

– Ладно, вот тебе мое решение. Послушать его рассказ – словно сена нажраться. Безвкусно и бесполезно. Да, это на время забьет желудок; ну а потом что? Либо рвота, либо понос. Короче: лапши нам навешал молокосос.

– Возможно, он ничего не помнит. Придумал историю, чтобы не показаться слабаком.

– А мне кажется, он все помнит, и только поэтому история выдуманная. Он не хочет, чтобы мы узнали правду.

– Так, ладно. Во избежание конфликта мы изолируем Колтуна.

– Я б его… Даже если с ним все чисто, когда все это закончится, я его на трое суток закрою.

– Не будь таким злопамятным, – сказал Игорь и подумал: «Если это закончится тремя сутками ареста, я буду самым счастливым человеком на Земле».

Игорь вошел первым и замер. Костя уперся ему в спину.

– Где? – только и смог спросить Савельев.

Маша виновато пожала плечами. Колтун ехидно захихикал.

– Суки! – Игорь оттолкнул Костю и побежал на улицу.

На террасе остановился. Если бы они выходили, то он и Пришвин заметили бы их или услышали бы открываемую дверь. Значит…

– Они где‑то в доме.

Он вбежал в кухню, а затем в спальню, где еще полчаса назад спал провокатор и бунтарь Колтун. Шевченко и Кулешов были там. Игорь увидел голую спину и ягодицы девушки. Она извивалась, словно змея. Савельев замер на мгновение, возбуждение от вида обнаженной девушки начало заполнять разум. Как‑то по‑звериному агрессивно все мысли изгонялись похотью. Оля вскрикнула и задрожала всем телом. И Игорь очнулся.

– Вы что, совсем охерели! – взревел он.

Подошел к кровати и столкнул Шевченко с… Он едва удержался на ногах. На кровати лежал обнаженный труп Курагина. Лом все еще торчал из его живота.

«Вот на чем эта сука скакала».

– Какого хера ты здесь устроила, шлюха?!

– Эй, дядя, осторожней.

Игорь снова повернулся к трупу. Ни лома, ни Пашки там не было. С кровати встал, надевая штаны, Юра.

– Вы что, совсем страх потеряли? – прошипел Савельев. – А ну быстро в комнату!

Оля и Юра вышли. Игорь сел на кровать, мотнул головой, отгоняя недавние видения. Но они не уходили. Растекались по сознанию, перемешиваясь с видом дергающейся голой попки Оли. Теперь они ему виделись вместе: Курагин, Шевченко и лом. Без лома ведь никак. Девушка поднималась и опускалась на кусок металлического прута. Поднималась и опускалась. Без лома никак, без лома теперь у Пашки не встанет. Поднималась, опускалась. Игорь видел, как низ ее живота начал кровоточить. Вдруг кожа живота разошлась, будто невидимый хирург полоснул девушку скальпелем. Кишки вывалились, и теперь из дыры то выныривал, то пропадал окровавленный лом.

Когда в комнату вошел Пришвин, Игорь блаженно улыбался.

* * *

Фролов знал, что Мансур все равно за ним вернется. Не сегодня – так завтра. Поэтому было необходимо минимизировать количество жертв. Александр оделся, сложил в сумку все необходимое и выехал из квартиры. Он еще не представлял себе, как будет добираться до Подлесного, но все равно был полон решимости. Пусть его убьет эта тварь. Он готов умереть. Но только пусть это будет в родительском доме.

Саша очень надеялся, что Игорь не закатил в доме вечеринку. Молодежь. Чтобы это выяснить, Фролов уже три раза набирал номер племянника, но «абонент не абонент». Ничего. Если даже он там, он послушает старика и уедет. Главное – не проговориться, зачем он приперся туда. Фролов ехал в Подлесный по двум причинам. Первая – плотность населения поселка была равна ноль целых одна десятая на один квадратный километр. И то это будет именно его одна десятая. Вторая – по причинам, непонятным даже ему, Саша решил, что именно в Подлесном логово Электрика. Поэтому и живой, и мертвый Мансур вернулся бы туда. Они его задерживали десять лет назад в заброшенном доме за чулочной фабрикой.

Александр выехал из подъезда и снова набрал номер Савельева. Нет так нет. Да и что ему делать в доме с печным отоплением? Саша посмотрел вверх, сквозь кружащиеся в вальсе снежинки. Прекрасная зимняя ночь.

Прекрашная ночь для шмерти, Шаса.

Странно, именно эти слова он ни разу не вспомнил за десять лет. А они были. Он точно знал, они были.

Фролов подъехал к гаражу. Большой капитальный гараж Игорь построил специально для его «Оки», пригнанной из Москвы. Саша был здесь впервые. Он знал, что у него есть машина с ручным управлением, подаренная благодарным начальством, и кирпичный гараж на два места, подаренный благодарным племянником. Его все благодарили. Кто‑то за дело, кто‑то нет. Кто‑то просто за то, что он инвалид. Грубое колючее слово «инвалид» причиняло боль, оставляло занозы. Сначала слово, а затем и сам статус инвалида добивали Фролова. Поэтому он отказывался от подарков и такого обилия внимания к себе. Он знал, что это временно. И все те, кто его посещал каждый день, начнут приходить сначала через день, затем раз в неделю, а потом и вовсе начнутся какие‑нибудь нелепые отговорки. Оно и понятно. Ведь у них есть ноги. Ноги, черт возьми! Которыми нужно сходить туда, пробежаться отсюда… Куча дел. Фролов все понимал. Здоровое тянется к здоровому, красивое – к красивому. И только увечное все время летит вниз, в бездну. Поэтому Саша и обрезал тогда все связи и знакомства. Чтобы падение было как можно безболезненней. Все это поняли и тихо ушли. Кроме племянника. Игорь не бросил его. Возможно, как и он сам не бросил шестнадцатилетнего Игорька, когда тот лишился матери. Если бы не упертость племяша, Фролов ушел бы из жизни лет восемь назад.

Саша остановился у закрытого гаража, закурил. Мысли роились в голове, словно неугомонные осы. А что если замки проржавели и он даже не сможет войти в гараж? Или машина неисправна? А может, в баке нет бензина? Но как он ни старался, на все его вопросы был только один ответ. Не в этот раз. В этом гараже ничего не проржавело, все исправно, и даже есть бензин. Несмотря на то что Фролов открещивался от всего (эгоистично открещивался, вдруг подумал Саша), Игорь за всем следил. И поесть привезет, и гараж у него был в полном порядке, и машина всегда готовая хоть к кругосветке.

Саша нагнулся. Замки были странными, с резиновыми крышечками на скважинах. Фролов видел такие впервые. Открыл он их так быстро, как только это мог сделать сидячий человек. Ворота с шумом поднялись по полозьям и, ударившись о резиновые амортизаторы, остановились. Тут же включился свет.

«Вот паршивец! Знал, что дядька не станет включать свет, и сделал его автоматическим. Да и бог с ним. Я ведь все равно еду сдаваться Мансуру. Так что наплевать, если вдруг он решит убить меня прямо здесь».

Он подъехал к водительской дверце. Дернул. Дверца открылась. Саша снял с себя сумку, швырнул ее на пассажирское кресло, уперся в подлокотники и поднял себя. Качнулся и, оттолкнувшись, сел на водительское сиденье. Он это проделывал по несколько раз в день. С кресла на диван, с дивана на стул. Фролов посмотрел на приборную панель, поискал взглядом ключи. Перегнулся к бардачку и открыл его. Ключи лежали на самом виду. Он достал их. Быстро вставил их в замок зажигания. Саша почему‑то очень спешил.

Машина завелась без каких‑либо видимых проблем. Фролов осмотрел рулевое управление. Он не сидел за рулем лет десять. А за рулем машины, где вместо педалей куча рычажков на руле, так и вовсе впервые. Он тронул один из них. Наверное, слишком резко. Машина дернулась, ударилась о верстак и заглохла. Воротина под потолком не удержалась и с ревом экспресса понеслась вниз, заблокировав выход.

Саша снова завел машину, перед этим детально изучив рычаги управления. Включил заднюю скорость и отъехал немного назад, так, чтобы пересесть в инвалидное кресло. Фролов взобрался в кресло, отдышался и поехал к воротам. А ведь он мог догадаться. Ворота заклинило. Саша еще раз дернул за ручки, сделанные для его удобства.

«Ты сейчас умрешь, Фролов. Тебе даже не придется никуда ехать. Все для твоего удобства».

За спиной Александр услышал звук льющейся жидкости. Он знал – это бензин. Фролов развернул кресло, осмотрелся, потом объехал машину справа. Канистра лежала у колеса (наверное, она упала, когда дернулась машина), бензин разлился по полу и уже тонкими струйками, заполняя трещинки, подступал к инвалидному креслу. Малейшая искра… Но пока ее нет, можно быть спокойным.

Вдруг свет моргнул. Саша улыбнулся. Дело за малым. Он достал сигарету и помял ее в пальцах. В следующий момент вспыхнул электрический щиток, свет еще раз моргнул и потух. Теперь гараж был освещен горящей пластмассой. А вот и искра. Фролов вложил сигарету в рот. Щиток плавился, и горящие капли падали на пол. Саша видел, как две первые капли упали на железный верстак, сползли по ножке и погасли. Третья с едва уловимым человеческим ухом шипением вошла в огнеопасную жидкость. Саша даже успел прикурить сигарету, прежде чем весь пол вспыхнул.

Фролов с улыбкой смотрел на светопреставление и не спеша курил. Он не знал, погибнет от взрыва машины, подаренной ему для удобства (так ведь всегда было удобно – подарить и забыть), или пламя сожрет его. Ему было наплевать. Единственное, о чем он просил (бога?) Электрика, – чтобы тот позволил ему докурить сигарету.

Его последнюю сигарету.

* * *

Володя еще раз прошелся по щитовой. Все работало как часы. Он не мог налюбоваться на творение рук своих. Прошел вдоль шкафов. Заглянул во вводной – ошкуренные им губки и нож рубильника отсвечивали медью. Все казалось таким капитальным и сделанным на века. И вдруг Тутуев подумал о вещи, вполне возможной в этой реальной жизни. Расхлябанной, но реальной. Какой‑нибудь раздолбай не отключил ДК от линии вовремя, и теперь может отключить в любой момент. Володя посерьезнел. Тогда все это зря. ЗРЯ! И тут Паровоз вспомнил о генераторе, спрятанном за потайной дверью на даче.

Он надел свитер и пуховик. Схватил фонарик и побежал на улицу. Всю дорогу до того самого домика Володя думал, как он утащит эту махину на себе. Но даже это не сможет его остановить. Паровоз подошел к улице Шоссейной. Свет фонарей слабо освещал запорошенную снегом дорогу. Выглянул из‑за кустов. Влево, потом вправо. Дорога была пуста. В двухэтажных домах напротив кое‑где светились окна. Он перебежал дорогу и, когда оказался у подножия одного из трех домов, увидел автомобиль. Там, где фонаря не было, в темноте под голыми ветками какого‑то дерева стояла «Волга». Это не было делом рук его призрачного наставника. Владимир чувствовал его присутствие, но тот, кто еще час назад помогал ему, сейчас был недоволен. Причину этого Паровоз видел только в оставлении без присмотра щитовой. А что могло с ней случиться? Кроме аварийного отключения, ничего. Но ведь именно поэтому он и едет (теперь уже едет) за электрогенератором.

Дата добавления: 2015-05-06