Подводим итоги. Восьмой месяц

Масса тела: 72,5 кг

Пройдено на дорожке: 486 км

Приемов пищи перед зеркалом: 18

Пробегаю ежедневно: 3 км

Самое большое прегрешение против здорового образа жизни: в один присест съедено 27 конфет

Неоднозначный месяц. Было хорошее, было плохое.

Я нашел пюре, которые мне очень нравятся. Пюре из моркови, из брокколи, из тыквы. Я готовлю овощи на пару, забрасываю в кухонный комбайн – и вот она готова, моя яркая паста. В этом детском питании для взрослых есть что‑то успокаивающее: мне не приходится слишком много думать о том, насколько они полезны. Кстати, доказано, что пюре помогают худеть. Они занимают много места в животе, и чувствуешь себя сытым, хотя калорий в них мало.

Но мое душевное состояние оставляет желать лучшего. Я немного подавлен и не знаю почему. Наверное, потому, что нашу семью захлестнула эпидемия проблем со здоровьем. Отчиму Джули прооперировали ногу, а у ее отца после инсульта, который произошел пару лет назад, нарушена координация.

А может быть, причина лежит на поверхности. Из‑за проблем с плечом я не мог работать с большим весом, и грудные мышцы вернулись в прежнее состояние. В общем, у меня снова вид человека, который приходит в себя от героиновой зависимости.

Я решил, что мне нужно как‑то встряхнуться, и выбрал intenSati.

Я наслышан об этом невероятно популярном тренинге. Знакомые знакомых не советовали, а буквально приказывали мне побывать там.

– Ты должен попробовать intenSati.

И вот во вторник Джули готова присоединиться ко мне. Она согласна на один эксперимент в неделю. Но напоминает, что я должен выбирать тщательно.

– Оно того стоит, – говорю я ей.

Занятия проходят в Equinox – модном спортклубе, где красавицы‑промоутеры угощают вас новым энергетическим напитком со вкусом черники.

Мы собираемся в зале для аэробики, хватаем коврики и ждем нашего инструктора, Патрисию Морено. Патрисия – автор методики и один из культовых нью‑йоркских тренеров.

Появляется Патрисия, красивая женщина с микрофоном и блокнотом. Она на восьмом месяце беременности, но это не мешает ей делать глубокие приседания и высокие махи ногой.

Она включает красный свет, и атмосфера в зале становится успокаивающей (или похожей на ту, что бывала в старые времени при проявке фотографий).

– Сегодня нас ждет прекрасная новая программа! – объявляет Патрисия.

Слышатся одобрительные выкрики и аплодисменты.

Патрисия заглядывает в блокнот и произносит пятиминутную речь о том, что для достижения своих целей нужно чем‑то жертвовать.

Я бросаю взгляд на Джули. Она скрестила руки на груди. Плохой знак. Джули ходит в зал не за проповедями, а чтобы выплеснуть энергию и дать работу мышцам.

И мы делаем это. После речи мы приступаем к тренировке, которая среди прочего задействует наши голосовые связки.

Выясняется, что intenSati – это не просто аэробика. Это смесь аэробики, семинаров Тони Роббинса[114]и службы пятидесятников. Все пятьдесят минут тренировки сопровождаются выкрикиванием аффирмаций.

– Я никогда не сдаюсь! – кричит Патрисия, приседая и подпрыгивая.

– Я никогда не сдаюсь! – кричим мы за ней, приседая и подпрыгивая.

– Вы здесь, чтобы победить?

– Мы здесь, чтобы победить!

Мы делаем наклон, касаемся пола, выбрасываем кулак вперед.

– Я хочу этого, я хочу этого, я правда, правда хочу этого! – кричит Патрисия.

– Я хочу этого, я хочу этого, я правда, правда хочу этого! – отзываемся мы, делая шаг в сторону и мах ногой.

Собравшиеся (преимущественно женщины, преимущественно в хорошей физической форме, преимущественно крайне воодушевленные) действительно всецело поглощены тренировкой и кричат так громко, что раздуваются вены у них на шее. Я смотрю на Джули. Она повторяет слова Патрисии с выражением третьеклассницы, произносящей клятву верности флагу.

– Поза воина! – выкрикивает Патрисия.

Мы подпрыгиваем, как ниндзя.

– Каждый день, каждую минуту я со‑создаю свою реальность! – кричит она.

– Каждый день, каждую минуту я со‑создаю свою реальность! – кричим мы.

Я пытаюсь компенсировать недостаток энтузиазма Джули своим пылом, наполовину искренним, наполовину притворным. Отчасти из чувства вины. Я убедил Джули пойти сюда и хочу убедить ее – да и себя, – что на это стоит потратить час.

Я ничего не имею против аффирмаций, даже излишне сложных. Мы со‑создаем свою реальность? Я могу подписаться под этим. Мы же видим мир таким, каким хотим его видеть.

Не худший девиз. Меня больше не вдохновляет красивый и лаконичный слоган Nike «Просто сделай это!», и я как раз ищу ему замену. (Я узнал, что копирайтер использовал последние слова Гэри Гилмора, убийцы, перед казнью, и теперь не могу произносить этот слоган, не думая о расстрельной команде.)

В общем, я отношусь к этому серьезно. И, клянусь, в течение тех сорока минут я стал чувствовать себя гораздо увереннее. У меня изменилась осанка. Захлестывают эндорфины.

Выкрикивая все это так долго, вы начинаете верить. Я могу все. Я могу написать эпопею. Я могу сконструировать водородный топливный элемент.

К несчастью, одну вещь я все‑таки не могу сделать: убедить Джули, что это занятие стоило ее времени.

– Я чувствую себя, будто побывала на собрании кришнаитов, – говорит она уходя.

Джули не желает возвращаться. Но в ближайшие пару недель она привнесет в нашу жизнь кое‑что из intenSati.

– Дай мне, пожалуйста, страницу с деловыми новостями, – сказала она следующим утром. – Я хочу этого. Я хочу этого. Я правда, правда хочу этого!

В конце концов, я тоже не стал ярым последователем intenSati. Но вижу в нем определенное очарование. Известная степень внушенного оптимизма полезна для здоровья. Если этот оптимизм уравновешивается осознанием, что в своей жизни мы можем контролировать ничтожно мало. Достичь баланса сложно, но очень важно.

Оба компонента необходимы. Без некоторого внушенного оптимизма вы обречены страдать от депрессивного реализма. Психологическая теория гласит, что люди, которые видят мир максимально реалистично, не становятся от этого счастливее, а погружаются в клиническую депрессию. Исследования показывают, что они отдают себе отчет, насколько мы можем влиять на исход событий (а мы почти не можем), и это становится для них тяжелым ударом. (Не все ученые согласны с этой теорией, но те, кто несогласен – вы же понимаете, – настроены слишком оптимистично.)

Если смотреть на мир слишком трезво, можно провести всю жизнь в отчаянии и апатии. Если вы сознаете, что ваша судьба находится во власти тысячи обстоятельств (от погоды и генов до пропажи носков), вам остается только хрустеть кукурузными чипсами, не вставая с кровати.

С другой стороны, чрезмерный оптимизм делает вас невыносимым. Вы не станете копить деньги или придумывать запасной вариант на случай, если основной план не сработает. Вы будете вторгаться в другие страны и ждать, что вас примут как освободителя. Как и во всем, что касается здоровья, здесь нужен баланс.

Глава 9 Толстый кишечник

Цель: ходить в уборную правильно

В ходе своего исследования я то и дело натыкаюсь на информацию о разного рода странностях. Существует синдром Капгра, при котором человек верит, что его мать (или сестру, или близкого друга) заменили двойником. Есть такое заболевание, как пикацизм, когда больной испытывает неконтролируемое желание употреблять в пищу землю, бумагу, клей или глину.

Но прямо сейчас мне рассказывают о самом странном, самом необъяснимом из всего, что я узнал за год.

Я сижу в кабинете у доктора Лестера Готтесмана недалеко от центра Манхэттена. Он рассказывает о пластических операциях, которые выполнял не единожды. По желанию людей, которые хотят изменить звук. Тот, с которым они выпускают газы.

Да, эти пациенты хотят изменить тембр своего флатуса. Как правило, высокий на более низкий. Фальцет на бас. Вероятно, для благозвучия.

И доктор не раз работал со сфинктерами ньюйоркцев.

– Я пытался отговорить людей, но для некоторых это настоящая драма.

Не знаю, как на это реагировать. Но думаю, если случится революция, восставших трудно будет в чем‑то упрекнуть. «Да, я не одобряю уничтожения правящего класса, – придется признать каждому из нас. – Но, с другой стороны, если в пластической хирургии появился такой тренд, мы действительно этого заслуживаем».

Как настоящий журналист, я поинтересовался, стоит ли мне подверг‑нуться операции, чтобы стать баритоном. Доктор Готтесман ответил, что о пользе подобных операций для здоровья ничего неизвестно. Какое облегчение.

Но мне все‑таки нужно обратиться к другим аспектам колоректального здоровья. Нельзя игнорировать нижнюю часть туловища. Я посвятил несколько месяцев, выясняя, чем питаться, и ни минуты – тому, как организм должен избавляться от отходов жизнедеятельности. Явный дисбаланс. Нездоровый подход.

Я не большой поклонник «туалетного юмора», в отличие от моих сыновей, которые могут полдня веселиться, повторяя фразу «крокодил пукнул». И в этой главе я постараюсь избежать излишних подробностей. Это будет что‑то вроде мягкого фокуса, как в телеинтервью Барбры Стрейзанд.

Я узнал о докторе Готтесмане из журнала New York. Последние семь лет он входит в список лучших врачей.

Когда я пришел к нему впервые, в приемной мне пришлось заполнить анкету с пометкой «Не есть перед приемом». Мне она показалась излишней. Сло́ва «колоректальный» вполне достаточно, чтобы отбить аппетит.

Вскоре доктор Готтесман позвал меня в смотровую. Он говорит так тихо, что мне приходится прислушиваться. У него рыжеватые волосы, растрепанные, будто он только что проснулся.

– Встаньте на колени, спустите штаны и лягте на живот, – говорит он.

Я следую указаниям.

– Вы можете сказать, насколько это больно? – спрашиваю я через плечо.

– Сильно болеть не должно. Если только вы сами этого не захотите.

Я отзываюсь сдавленным смехом. Думаю, прежде чем получить диплом, проктологу приходится выучить с десяток таких шуток. Требует же Талмуд от моэля шутить при обрезании.

После осмотра (гораздо более болезненного, чем я «хотел») мы направляемся в кабинет.

Я сажусь напротив доктора. У него озабоченное лицо.

– Вы читаете в туалете?

– Конечно, – говорю я. – Кто не читает?

– О том, что вы это делаете, можно было догадаться. У вас выраженный геморрой. Узлы не самые большие, но и не маленькие.

Диагноз звучит ужасающе несправедливо. Это одна из самых неприятных новостей в ходе проекта. У меня могут отобрать чипсы «Доритос». Могут запретить Diet Coke. Но читать сидя на унитазе? Да это практически предусмотрено Биллем о правах!

Доктор Готтесман неумолим.

– Не читайте в туалете, – говорит он. – Не читайте в туалете. Иначе вам придется делать операцию. А это совсем не смешно.

Чтение отвлекает вас, и вы сидите на унитазе слишком долго. Это провоцирует воспаление вен в заднепроходном канале. А воспаление приводит к геморрою, которому так или иначе подвержены 70 % американцев.

Я обещаю убрать журналы, а затем задаю доктору Готтесману несколько популярных вопросов.

– Как часто кишечник должен опорожняться?

Фанатики говорят, что это должно происходить часто и в больших количествах. В программе Dr. Oz я наблюдал гастроэнтеролога, вещавшего о жителях тропической Африки, которые испражняются три раза в день, и их испражнения «размером с мою голову». Доктор Оз, в свою очередь, утверждает, что стул должен иметь S‑образную форму.

Пожелания доктора Готтесмана, который солидарен с экспертами из клиники Мэйо, не так конкретны. «Допустимо от раза в три дня до трех раз в день, – говорит он. – И S‑образная форма – это хорошо, но вовсе не обязательно».

– Сколько клетчатки я должен потреблять?

Огромное количество. Институт медицины настаивает на 30 граммах в день. Это непросто. Яблоко – один из самых богатых клетчаткой продуктов – содержит всего три грамма.

– Когда нужно делать колоноскопию?

Если ни у кого из родственников не было рака толстой кишки (слава богу, ни у кого из моих родственников не было), по мнению большинства специалистов, в пятьдесят лет.

– Нужно ли делать гидроколонотерапию?

– Пользы не будет, но и вреда, видимо, тоже.

При гидроколонотерапии должны вымываться токсины, которые накапливаются в кишечнике. Доказательства того, что она может благотворно влиять на здоровье, ничтожны. (Кстати, в ходе проекта я делал гидроколонотерапию, но решил не писать об этом опыте подробно, так как он не представляет особого интереса. Скажу лишь о своих ощущениях: все равно что превратиться в водомет.)

Дата добавления: 2015-05-06