От социал-дарвинизма к социобиологии

Прошли времена Дарвина, и эволюционная биология постепенно отошла от наиболее очевидных

политических стремлений

социал-дарвинизма. Однако развитие социобиологии в семидесятых годах прошлого столетия

возродило интерес к аргументации эволюционистов. Эдвард Уилсон, гарвардский профессор

энтомологии и основатель социобиологии, расширил диапазон изучения от поведения

человека до поведения насекомых. По его мнению, все создания «подчиняются»

«биологическому принципу»; все различия в темпераменте (личности, культурах) возникают

вследствие биологического развития существ в процессе эволюционного отбора. При этом

возникающие различия естественного происхождения становятся источником социальной и

политической организации обществ, которые мы наблюдаем на сегодняшний день. Уилсон и

его коллега, психобиолог Ричард Докинс, выразили эту мысль следующим образом: «Экс-

плуатация женщины зарождается именно здесь». Культура тут почти ни при чем, так как, по

мнению Уилсона, «гены держат культуру на поводке»".

В вопросе о различиях социобиологи обращают особое внимание на сексуальность женщины

и мужчины. По их мнению, различия в женском и мужском сексуальном поведении явились

результатом многих веков эволюционного развития. Эволюционный успех предполагает, что

все особи вида — сознательно или бессознательно — стремятся передавать свои гены дальше.

Таким образом, особи мужского и женского пола развивают репродуктивные «стратегии» для

обеспечения передачи своего генетического кода следующим поколениям. Говоря о

«стратегиях», социобиологи подразумевают намерения и выбор. Так создается впечатление,

будто наши гены одарены некоей инструментальной рациональностью и каждая клетка

действует или по-мужски, или по-женски. Социобиологи полагают, что различия,

наблюдаемые между мужчиной и женщиной на сегодняшний день, чвилксь результатом веков

эволюционных стратегий выбора.

Возьмите, например, размер и количество самих репродуктивных клеток. Добавьте к этому

относительные затраты мужчин и женщин на производство здорового потомства и — presto!

— вам все станет ясно про различия в сексуальном поведении мужчины и женщины во время

типичной студенческой тусовки в предстоящие выходные. «Он» производит миллиарды

крошечных сперматозоидов. «Она» производит относительно гигантскую яйцеклетку. Успех

мужчины зависит от его способности оплодотворить огромное число яйцеклеток. По этому

«сценарию», самец должен оплодотворить как можно больше яйцеклеток, пока его жизни не

придет конец. Так у мужчины формируется «природная» склонность к промискуитету.

Женщине же, напротив, требуется лишь одно успешное сношение для оплодотворения

яйцеклетки, поэтому у нее вырабатывается склонность к исключительной избирательности

относительно того, кто ©кажется ее счастливым избранником. Более того, женщина должна

инвестировать намного больше энергии в беременность и кормление грудью. У нее получает-

ся больше репродуктивных «затрат», которые и определяют ее репродуктивные стратегии.

Поэтому женщине присуща склонность к моногамии и выбору мужчины, который станет

наилучшим отцом для своего потомства: «Женщина ищет замужества, чтобы

монополизировать не сексуальность мужчины, а прежде всего его политические и

экономические ресурсы. Таким образом она гарантирует будущее своих детей (носителей ее

генов)», — утверждает журналист Энтони Лейнг. А психобиолог Доналд Саймонз считает,

что женщина и мужчина обладают различными «сексуальными психологиями»:

«Женщина, подобно самкам других видов в мире животных, делает относительно крупную

инвестицию в производство и выживание своего потомства. Мужчина, напротив, может

обойтись малостью. Поэтому их отношение к сексу и воспроизводству аналогично

сексуальному поведению животных. Женщине следует быть более привередливой и

постоянно сомневаться в правильности выбора, так как именно ей предстоит иметь дело с

последствиями неверного решения. Мужчине же надо быть менее разборчивым, более

агрессивным и развить вкус к разным и многим партнершам, так как он меньше рискует».

Итак, утверждает Саймонз, нет ничего удивительного в том, что «именно это мы и видим».

«Естественный отбор способствовал сексуальному возбуждению самца при виде самки. При

этом самка человека, беременея, подвергается невероятному риску сточки зрения энергии и

времени. Отбор благоприятствовал развитию у женщин тенденции быть разборчивыми как в

отношении сексуальных партнеров, так и обстоятельств копуляции».

Моногамной женщине приходится решать основную проблему, а именно — как же принудить

этого упрямого негодяя-мужчину, предпочитающего заниматься оплодотворением других самок, к

выполнению домашних обязательств перед женой и детьми. Ее стратегия состоит в требовании

эмоциональных, а следовательно, и родительских обязательств от партнера прежде самих

сексуальных отношений. В этой логической цепочке полностью детерминирована не только

моногамия женщины, но и связь ее сексуального поведения с эмоциональными обя-

зательствами, из-за чего она всеми способами вытягивает из промискуитетного мужчины

обещания в любви и преданности, прежде чем окончательно ему отдаться. В мужчине же

генетически заложен промискуитет сексуального хищника, и он всегда на охоте ради самой

возможности новых сексуальных завоеваний. У женщины, наоборот, биологически

обусловленные моногамия, фантазии о романтической любви и преданности неразрывно

связаны с сексуальным поведением и предполагают сексуальную сдержанность,

преодолеваемую лишь после данной мужчиной рыцарской клятвы верности и преданности.

Эволюционисты используют и другие данные репродуктивной биологии для того, чтобы

толкование биологических различий между мужчиной и женщиной заодно стало бы объяс-

нением социального неравенства между полами. Например, разделение сфер деятельности,

оказывается, коренится в далеком начале эволюции: «В обществе охотников и собирателей

мужчины охотятся, а женщины остаются дома. Это распределение функций сохраняется в

большинстве аграрных и индустриальных обществ. Уже исходя только из одного этого,

можно утверждать, что такое разделение имеет генетическое происхождение, — пишет

Эдвард Уилсон. — По моим собственным догадкам, эта генетическая склонность настолько

интенсивна, что и в будущем она будет служить причиной значительного разделения труда

даже в наиболее свободных и наиболее эгалитарных обществах»13.

Лайонел Тайгер и Робин Фокс подчеркивают значимость социальных требований к мужчине и

женщине в течение эволюционного перехода к обществу собирателей и охотников. Во-

первых, охотничье сообщество должно строиться на принципах солидарности и

сотрудничества, а это требу* т прочных связей между охотниками. Биология женщины,

особенно менструальный цикл, становится ее значительным недостатком в таком требующем

согласованности действии, как охота. Более того, само присутствие женщин опасно — с их

близостью конкуренция и агрессия среди мужчин нарушают принцип мужского

сотрудничества. Женщин одолевает также и «материнский инстинкт». Следовательно, имеет

смысл, чтобы охотились именно мужчины, а женщинам пристало оставаться дома и растить

детей14.

По мнению этих ученых, благодаря таким различным репродуктивным стратегиям и

эволюционным императивам постепенно возникли разные типы темперамента и личности,

каковые мы и наблюдаем у мужчины и женщины. Самой последней

реинкарнацией социобиологии является так называемая «эволюционная психология»,

объясняющая психологические различия между мужчиной и женщиной их разными

эволюционными траекториями. Мужчина считается более агрессивным, склонным к

контролю и управлению благодаря навыкам, «отполированным» веками его эволюции в

функциях охотника и воина. В то же самое время женщина занималась лишь воспитанием

детей и домашними делами, что и сделало ее более сенситивной, более эмоциональной и

более пассивной15.

Наконец, ученые пытаются найти объяснение различного поведения мужчины и женщины в

межвидовой агрессии и насилии. Например, психобиолог Дэвид Бараш сочетает социо-

биологию с банальностями движения «Нью-Эйдж»*, утверждая, что «гены помогают себе

сами своим хорошим поведением». К сожалению, это не обязательно означает хорошее

поведение по отношению к другим. Эгоистичные гены не знают такого золотого правила.

Например, Бараш объясняет сексуальное насилие репродуктивной адаптацией мужчин, у

которых никак не получается найти объект своего ухаживания. На основе своих исследований

поведения скорпионов и диких уток Бараш, Торнхилл и другие эволюционисты утверждают,

что мужчины-насильники удовлетворяют генетически заложенную в них потребность в

воспроизводстве единственным известным им способом. «Возможно, насильники из рода

человеческого по-своему и, с точки зрения закона, неверно делают все, что в их силах, чтобы

наилучшим способом приспособиться к своей ситуации», — пишет Бараш. Оказывается,

насилие — это тот же половой акт, но он обусловлен иной «адаптивной» репродуктивной

стратегией менее удачливого самца. Если мужчина не способен передать свой генетический

материал через соблазнение, то выходом для него оказывается насилие16.

Так что не стоит винить мужчин и даже их генетические императивы. Виноваты-то женщины,

«так как самки отказывают конкурирующим самцам во время овуляции, и принуждение

нежелающей самки стало приемлемой стратегией для достижения копуляции», — пишут

Ричард Александер иК.М.Нунен.

* Культурное движение «Нью-Эйдж» (New Age, в буквальном переводе с английского — «Новый век»)

объединяет различные идеи и методики, направленные на изменение человека и его представлений о мире, обучает сознательному отношению к жизни, а также умению получать удовольствие от жизни, радоваться ей и

находить в ней смысл. Сформировалось в начале 1970-х гг. — Прим. ред.

Если бы женщины были ну хоть чуть покладистей, то мужчинам не пришлось бы прибегать к

насилию как одной из своих репродуктивных тактик17.

Социобиология — повествование в жанре «только так»

Естьликакой-тосмыслвдоводахэволюционистов?Укрепляют ли их данные представления о

непримиримых различиях между мужчиной и женщиной, с необходимостью сформированных

в условиях эволюционной адаптации? В рассуждениях эволюционистов присутствует некая

интуитивная притягательность. Они придают нашему современному опыту вес истории и

науки. Однако в этих рассуждениях слишком много ляпсусов, чтобы счесть их достаточно

убедительными.

Теория может скрупулезно описывать замысловатые ритуалы спаривания фруктовых мух или

диких птиц и вроде бы быть применимой и к знакомству двух одиноких людей в городском

баре, и к динамике ухаживания старшеклассников или студентов, но в любом случае в основе

ее лежат избирательная интерпретация данных и предвзятые идеи. Социобиологи как будто

наблюдают то, что заведомо нормативно, — например, что мужчины больше, чем женщины,

склонны разделять любовь и секс, что мужчины считают половой контакт с женщиной своим

неотъемлемым правом, что они более склонны к промискуитету — и затем считают все это

генетически заданным. Такие объяснения неизменно попадают в телеологическую ловушку,

поскольку их цель как раз в том, чтобы заполнять существующие пробелы в теории. А

объяснение одно — это так, потому что так и должно быть. Кроме того, они рассматривают

слишком короткий временной отрезок. Разве можно объяснить каждый половой акт великими

эволюционными замыслами? Могу поспорить, что большинство наших сознательных

«стратегий» на школьных тусовках имеют более близкие цели, чем обеспечение

репродуктивного успеха.

Некоторые аргументы заходят дальше того, что можно извлечь из опытных данных, в те

области, которые эмпирически проверить невозможно. Биолог Ричард Левонтин, страстный

критик социобиологии, утверждает, что «не существует никаких доказательств генетической

заданное™ таких явлений, как религия, война, сотрудничество, и доводы о том, что они сфор-

мировались в результате естественного отбора, невозможно проверить, так как они

постулируют гипотетические ситуации

в доисторические времена человечества, которые принципиально непроверяемы». Его коллега

эволюционный биолог Стивен Джей Гоулд также отвергает существование «каких-либо пря-

мых данных, доказывающих, что гены контролируют специфические формы социального

поведения людей»18.

Как правило, социобиологи предполагают лишь одну, единственно возможную

интерпретацию полученных данных. Но ведь могут быть и другие. Например, психологи

Кэрол Тав-рис и Кэрол Уэйд задаются вопросом, почему родители — как женщины, так и

мужчины — «инвестируют» так много времени и энергии в собственных детей, вместо того

чтобы с удовольствием проводить время? Социобиологи утверждают, что такое

альтруистическое поведение в нас заложено, поскольку дети являются «вместилищем» нашего

генетического материала. Однако Таврис и Уэйд предполагают простой экономический

расчет. В обмен на заботу об отпрысках, когда те молоды и зависимы, мы ждем от них такой

же заботы в нашей зависимой старости. Такое объяснение звучит более сжато и точно19.

Некоторые доводы социобиологов принимают во внимание выборочные данные, а неудобные

игнорируют. Какие виды животных можно использовать в качестве стандарта для

исследований? Например, у шимпанзе и горилл самки обычно уходят из дома и переходят в

новое племя, оставляя своих самцов. А вот у бабуинов, макак илангуров на поиски счастья из

племени уходят именно самцы. Так какой же пол имеет естественную предрасположенность и

страсть к путешествиям? Демонстрируя повсеместность доминирования самцов, социо-

биологи предпочитают говорить только о тех видах, где самцы действительно доминируют.

Но можно привести и другие примеры. У бабуинов, по всей видимости, доминируют самки, и

именно они определяют стабильность группы и решают, какие самцы достойны их доверия и

«дружбы». Есть еще и самки шимпанзе, у которых в пик течки количество половых актов с

разными самцами часто достигает пятидесяти в день. Самка флиртует, соблазняет, делая все

возможное для привлечения самца, чтобы затем его бросить и перейти к следующему «кли-

енту». Можно ли в этом случае утверждать, что самки генетически предрасположены к

промискуитету, а самцы склонны к моногамии? Социобиологи же предпочитают

игнорировать все «не вписывающиеся» типы поведения среди приматов. Например, половой

контакт с партнером одного и того же пола считается «элементом нормального сексуального

репертуара у всех животных, проявляющимся по-разному в различные

периоды жизни индивидуума»20. Но лишь немногие говорят о естественной

предрасположенности к гомосексуальности.

Некоторые аргументы очевидно неверны просто потому, что противоречат эмпирическим

данным. Возьмем, например, утверждение, будто менструальный цикл женщины настолько ее

ослабляет, что по этой причине в исторический период перехода человечества к охоте и

собирательству единственно верным и неизбежным решением было оставлять женщин дома.

Однако исследование, которое провела среди английских школьниц Кэтрин Дэлтон,

свидетельствует о следующем. 27% девочек показали худшие зачетные результаты в дни

перед менструацией в сравнении с периодом овуляции. (Но она не объяснила, насколько

худшие.) Зато у 56% школьниц отметки по зачетам не изменились, а у 17% на самом деле

показатели были лучше именно в предменструальный период. А что же «материнский

инстинкт»? Как мы можем объяснить огромную популярность в западной истории

инфантицида как метода контроля за рождаемостью, а также тот факт, что в большинстве

случаев именно женщины оказывались убийцами детей? Возможно, инфан-тицид во всем

мире являлся наиболее практикуемым методом контроля за рождаемостью. Один историк

пишет, что инфанти-цид был общепринятой практикой во времена Древней Греции и

Древнего Рима, когда «каждая река, навозная куча и сточный колодец были замусорены

мертвыми младенцами». В 1527 г. священник сокрушался по поводу того, что «в уборных

постоянно слышен плач сброшенных туда младенцев»21.

И наконец, что же делать с утверждением, что насилие является всего лишь другим способом

полового акта для репро-дуктивно способного, но неудачливого самца? В такого рода доводах

совершенно игнорируется тот факт, что большинство насильников заинтересованы не в

половом акте как таковом, а в унижении своей жертвы и насилии над ней, и их мотивацией

является скорее злость, чем сексуальный позыв. У большинства насильников есть регулярные

сексуальные партнерши, и некоторые оказывались женатыми людьми. Многие жертвы

насилия находятся за пределами репродуктивного возраста — или слишком молоды, или

слишком стары. И почему некоторые насильники наносят увечья и даже убивают свою

жертву, таким образом пресекая выживание того самого генетического материала, который,

как предполагается, они «репродуцируют» во время акта насилия? И почему некоторые из них

прибегают к гомосексуальному насилию, передавая свой генетический материал тому, кто

вряд ли его воспроизведет? А насилие в тюрьме? Эгоистические

гены или эволюционные императивы в качестве теории для объяснения поведения человека

мало позволят нам продвинуться.

Социобиология и эволюционная психология представляют собой примеры того, что Редьярд

Киплинг называл повествованием в жанре «только так». В этом повествовательном жанре на

основе некоторых внешних данных объясняется, например, почему у слона есть хобот, но зато

тигр весь в полосках. Такую детскую сказку читатели воспринимают, разумеется, как выдум-

ку, но удобную, приятную и в конечном счете полезную.

Мы можем использовать те же самые данные, но придумать совершенно другую историю в

жанре «только так». Попробуем провести небольшой мысленный эксперимент. Возьмем те же

рассуждения социобиологов о сперме и яйцеклетке, о репродуктивных стратегиях, о

различных уровнях родительских инвестиций, но дополним их другими доводами и

посмотрим, что получится. При этом вспомним, что самки человека являются единственными

самками среди приматов, у которых нет внешних признаков течки. Иными словами,

потенциально они сексуально активны в любое время репродуктивного цикла, включая и тот

период, когда они не способны на зачатие. Какова же эволюционная «стратегия» в данном

случае? Вспомним, что женский клитор не принимает никакого участия в человеческом

воспроизводстве и существует исключительно для получения сексуального удовольствия. Не

стоит забывать, что при рождении ребенка личность матери очевидна, а вот с отцом все не так

ясно. До недавнего появления тестов на ДНК ни один отец никогда не мог быть абсолютно

уверен, что этот ребенок — от него. В конце концов, как он мог знать, что у его партнерши не

было полового контакта с другим мужчиной?

Все вышесказанное подтверждает, что биологически женщина устроена уникально — в самом

деле, ее сексуальная стратегия и состоит в наслаждении сексом ради физического

удовольствия, а не по причине репродуктивного потенциала полового акта. И если бы

репродуктивной целью женщины было обеспечение выживания своего потомства, тогда для

нее имело бы смысл обманывать как можно больше мужчин. Все они считали бы потомство

своим, иона обеспечила бы защиту и материальное содержание для своего потомка, поскольку

ни один из этих мужчин не стал бы рисковать возможной смертью ребенка и исчезновением

своего генетического материала. Так, может быть, эволюционной «стратегией» женщин

является промискуитет?22

Другой биологический факт о женщине может еще больше запутать мужчину, желающего

установить отцовство.

Исследование Барбары Мак-Клинток о женских менструальных циклах в закрытых

помещениях открыло тенденцию женских циклов к синхронизации. Со временем

менструальный цикл женщины начинает совпадать с циклами ее соседок или подруг. (Еще

вначале 1970-х гг. Мак-Клинток обратила внимание на синхронизацию циклов среди своих

подруг и соседок по комнате во время учебы в Гарварде23.) Более того, в культурах, не

пользующихся искусственным светом, у женщин овуляция происходит чаще при полной луне,

а менструация — при нарождающейся луне. Такая цикличность предполагает и эффективный

контроль за рождаемостью в примитивных обществах (для предохранения от беременности

необходимо половое воздержание в период, когда луна входит в полную фазу). С другой

стороны, в таком обществе невозможно точно установить отцовство, если отсутствует

контроль за женщинами.

Будь мужчина также подвержен промискуитету, как и женщина, то главной опасностью для

него стали бы собственное истощение и изношенность, поскольку ему пришлось бы

постоянно охотиться и обеспечивать пропитанием всех детенышей, возможно, рожденных от

него (а возможно, и нет). Кто знает? Чтобы избежать этой опасности, мужчины

«естественным образом» тяготеют к моногамии, вымогая у женщин клятву преданности,

прежде чем обещать поддержку и защиту совместного потенциального потомства. Таким

образом, мужчины могли прийти к идее женской непорочности, отказываясь жениться (т.е.

сексуально связывать себя) на девушках, потерявших девственность, и развивая идеологию

семейной домашней жизни, чтобы привязать женщину к домашнему хозяйству и детям и не

дагь ей реализовать ее «природную» склонность к промискуитету.

Конечно, я не предлагаю данную интерпретацию взамен рассуждений эволюционных

психологов. Но сем факт того, что можно использовать биологические данные для создания

совершенно противоположных нарративов, требует значительной степени осторожности по

отношению к знатокам, убеждающим нас, что существует лишь од на-единстве иная

интерпретация этих данных.

Дата добавления: 2015-05-06