Конец ознакомительного фрагмента. 2 страница. – Рупен! Сынок, скажи хоть слово

– Рупен! Сынок, скажи хоть слово! – глухие рыдания вырывались из его груди. Он прижимал лицо ребенка к губам, целуя и одновременно смотря на свои руки, которые были в крови. На лице Тарона тоже были следы крови, после прикосновения к лицу его сына Рупена.

– Рупен! Рупен!..

Голос Тарона, как рев дикого зверя, звучал и бился эхом по онемевшему пространству, окружавшему двоих плотной стеной горя.

Собравшиеся вокруг люди шептали между собой о том, что произошло, об увиденном, кто‑то, незнакомец, подошел к Тарону, положа руку на его плечо, произнес:

– Он умер.

Услышав страшные слова от чужого, постороннего человека, Тарон обернулся к нему, посмотрел на него невидящим взглядом и снова склонил голову к телу Рупена.

Незнакомый мужчина снова повторил:

– Он умер. Понимаете!

От его фразы Тарон, словно бешеный зверь, резко поднялся с земли и набросился на незнакомца, словами выкрикивая ему в лицо:

– Он не умер! Не умер! Не умер! – поднял руку на ни в чем не повинного мужчину и зверски начал его избивать, крича:

– Не умер!..

Тарон бил, добивал до крови, и вдруг остановился, вздохнул и, оставив того лежащим и избитым жестоко, отвернулся и подошел к телу Рупена. Упав перед сыном на колени, он вновь обнял его, и его уста что‑то пробормотали. Он говорил сыну:

– Скажи им, что ты не умер. Скажи! Хоть одно слово скажи!

Руки Тарона дрожали, он вновь и вновь касался губами лица сына, целовал его глаза, держа большой крепкой ладонью голову сына, его крик сердца доносился до двери Бога. Тарон звал его.

– Господи! Где Ты? Где? О, мой Бог!

Но Бог молчаливо взирал на мольбы убитого горем отца, и в этот миг, в эти секунды, отбивающие ставшие в один миг мертвыми минуты, не было во власти Бога сотворить чудо. А Тарон глотал слёзы и охрипшим голосом орал, зовя Бога, призывал святых, и его голос уже начал срываться, крадя слова. И когда сотрудники скорой помощи подошли к нему, он не подпускал никого близко к телу маленького мальчика. Никакие уговоры и доводы не дали результатов. Он, словно разъяренный зверь, набрасывался на каждого, кто приближался, и с силой отталкивал всех. Стоявшие вокруг люди не осмеливались предложить свою помощь, видя бешеные глаза Тарона и мальчика, лежавшего на земле в крови. А Тарон не слышал никого. В его ушах все сливалось в шум, и только одно имя было в этом шуме – Рупен!

И глаза Рупена застывшими зрачками смотрели на Тарона, а он все орал, прося сына, чтоб тот произнес хоть одно слово.

– Сынок, родной, мой Рупен, сыночек, скажи хоть слово!.. – целуя его похолодевшие маленькие ручки, просил Тарон. – Не оставляй меня! Рупен, скоро мама придет! Я уже слышу её шаги, сынок. Ты увидишь её, снова улыбнешься, встанешь, и мы втроём пойдём домой, сынок.

Тарон обвил руки вокруг маленького мальчика и бережно приподнял его, вставая. Они были в земле, смешанной с кровью. Осторожными шагами он направился в сторону скамейки, находившейся неподалеку от детской площадки. Присев на краешек скамьи, Тарон аккуратно прижал тело Рупена к груди, прерывисто дыша, и тихо хриплым голосом прошептал:

– Рупен, сынок. Люблю тебя. Я знаю, ты слышишь меня, мой родной. Сынок. Не оставляй меня. Сынок.

– Разрешите, я осмотрю вашего сына? – подойдя к Тарону близко, врач скорой помощи предусмотрительно остановился поблизости и поставил саквояж рядом с собой. – Я не отберу его у вас. Я только осмотрю его. В вашем присутствии. Это необходимость.

Врач был молодым мужчиной, с пенсне на носу, как когда‑то, в старые времена, носили профессора.

Тарон, чуть приходя в себя от его спокойного, уверенного и вежливого тона, внимательно оглядел врача и посмотрел прямо в глаза, одновременно изучая его черты лица и жесты, поняв, что врач молодого возраста. И вдруг он заметил, что у молодого доктора такие же кудрявые волосы, как у Рупена, и есть схожесть в чертах лица. Тарон молчаливо кивнул головой, но спустя несколько секунд тут же добавил:

– Только не делайте ему больно. Он ведь еще совсем маленький, он ребенок. Он мой единственный сын.

– Я не причиню вашему сыну боли, могу за это поручиться, – ответил врач, еле сдерживая слезы. Ему было не по себе видеть убитого горем отца, его страдания и невыносимую боль в глазах.

– Если вы позволите, я осторожно возьму его из ваших рук.

Тарон словно задумался, пытаясь до конца осознать слова, произносимые доктором. Поцеловав Рупена, он дал согласие. Врач аккуратно и бережно забрал Рупена из сильных рук Тарона и поторопился в сторону машины скорой помощи. Стоявшая неподалёку женщина, по‑видимому, помощница доктора, подхватила саквояж и пошла вслед за доктором. Тарон смотрел в сторону врача и машины скорой помощи, следя за происходящим, и, вмиг ощутив жгучую пустоту, потянулся рукой в свой карман брюк, достав пачку дорогих сигарет. Пальцы дрожали, он обронил одну сигарету, вторую. Наконец он подкурил, закашлявшись. Сквозь дым он заметил, как издалека к нему бежали Нелли и Ирэн.

– Тарон! – звала его Нелли.

Но Тарон молча смотрел на торопившуюся к нему жену, и ни слова не говоря, глотал дым сигарет. Он стал замечать, что вокруг толпа людей, и следил за ними из‑под нахмуренных бровей. Он наблюдал за Ирэн, которая просила разъяснений у врача скорой помощи, и как тот опустил голову, жестами говоря Ирэн, что уже слишком поздно.

Он слышал громкий плач жены и ее голос, требующий и просящий одновременно не забирать сына. Но врач скорой помощи словно не слышал мольбы с уст матери. А она просила их подпустить её к сыну ближе, она заглядывала в окна машины, надеясь увидеть сына, но сквозь матовое стекло ничего не было видно.

– Я сожалею о случившемся, но ваш сын мертв. Мои соболезнования. Уже не в наших силах что‑либо исправить. Нам остается только забрать его…

– Я еду с вами! – перебивая врача скорой помощи, утвердительно сказала Нелли.

– Простите, но я думаю, вам сейчас необходимо остаться с вашим мужем. Он нуждается в вас, и именно ему сейчас необходимо, чтобы вы были рядом, – кинув взгляд в сторону Тарона, врач глубоко вздохнул.

– Он прав, – вмешалась в их разговор Ирэн. – Я поеду в машине с ним. А ты останься с Тароном.

Врач скорой помощи с первого взгляда узнал в пожилой женщине знаменитую актрису Ирэн Хукаси. Её огромные черные глаза, обрамленные длинными ресницами, не утратили своей красоты. Ирэн унаследовала красоту Кавказа. Её тонкие черты лица, несмотря на немолодой возраст хозяйки, хранили в себе нежность и хрупкость. 76‑летняя Ирэн Хукаси, не раздумывая долго, распорядительным поставленным голосом произнесла:

– Нелли, иди к Тарону.

Садясь в машину, Ирэн глазами словно обняла своего любимого правнука и, повернув голову, глубоко вздохнув, посмотрела через открытую дверь вслед удаляющейся к Тарону невестке.

– Тарон, любимый, – обняв своего мужа, произнесла Нелли. – Ирэн поедет с Рупеном, там, в больнице…

Не успев объяснить Тарону, она осеклась, увидев покрасневшие, ставшие вдруг звериными глаза. Он смотрел в сторону машины скорой помощи. И из его груди вырвался крик:

– Куда вы везете моего сына??

Нелли, вся дрожа, стояла рядом, она не знала, что сказать.

– Тарон, любимый, так надо, чтобы…

Но он не слышал голоса жены. Только звук мотора машины скорой помощи и как колеса, плавно тронувшись с места, повернули в сторону дороги. Тарон торопился, ускорял свои шаги, крича:

– Стойте! Куда вы везете моего сына??

Но его никто не слышал, лишь толпа любопытных вокруг детской площадки. Но водитель скорой помощи заметил в зеркале заднего вида, как Тарон бежит вслед за машиной.

Сердце Тарона разрывалось от собственных ударов и дыхания еле хватало, чтоб бежать дальше.

– Сынок! Мой Рупен! Сынок! Родной мой!..

Тарон долго бежал, не останавливаясь, и звал своего ребенка.

– Верните мне моего сына! – кричал он. Силы уже сдавали, и ноги становились ватными, а он все продолжал звать:

– Рупен! Мы скоро будем вместе! Мой родной! Рупен!..

Ноги Тарона не выдержали, и он упал на асфальт, больно ударившись, хоть и не ощущая физической боли. Он пополз вслед, подтягиваясь на руках, руки дрожали, не повинуясь ему. Он изо всех сил повернулся на спину и посмотрел в небо.

– Господи. Верни мне моего сына!..

Схватившись за голову, Тарон уже орал без голоса, и его сильные руки деревянными пальцами впивались в его седые волосы. Он зверски начал терзать самого себя, оставляя глубокие царапины на лице.

– Тарон! Тарон, остановись! Что ты делаешь… – еле дыша, просипела очутившаяся рядом Нелли. Она весь путь бежала изо всех сил за мужем, спотыкаясь и падая. Встав на колени рядом с мужем, она быстро‑быстро дышала, но смогла произнести:

– Тарон, любимый.

Крепко обняв его, она склонила его голову к своей груди, всем сердцем желая избавить его от боли. И не думала, что мучения Тарона только начались…

На похоронах сына Тарон молча стоял, не проронив ни слова. Внимательно он смотрел, изучая черты лица своего сына. В похоронной процессии он словно был наблюдателем, и каждого пристально осматривал, и словно бы запоминал жесты, действия, речи. Без чувств, без эмоций, с окаменевшим лицом. И вмиг он вдруг остановил свой взгляд на Ирэн. Его бабушка громко, навзрыд плакала, держась за руку Нелли. Иногда она пыталась что‑то сказать Нелли, а та, обнимая её одной рукой, стояла с серым, землистого цвета лицом. Рядом с ними всё время находился их семейный доктор Альберт Манукян и зорче любой охраны наблюдал за Ирэн и Нелли. Тарон перевел взгляд на своих коллег. В их глазах он увидел боль вместо жалости, которая обычно присутствует в таких случаях в умах людей. Жалость – она подобна меркантильности. И от неё не все люди застрахованы. Каждый из собравшихся тихими шагами приближался к гробу Рупена и произносил чуть слышным голосом прощальные слова. Как всё это выдерживало сердце Нелли – известно, наверное, только Небесам. А они разрывались в своей бесконечности пространства, и чувствовалось, как всё вокруг словно застыло, оцепенело от горя родителей. Когда работники старого кладбища взяли в руки гвозди и подошли к гробу Рупена, сильный ветер вдруг пронесся над всеми присутствующими, и всем был слышен его протяжный дикий стон. Тарон остановил работников, преградив торсом им дорогу, жестом давая знак, что ещё рано для их работы. Повернувшись, Тарон медленно подошел к гробу Рупена. Склонившись над сыном, взял в руки его маленькие ладони и чуть слышным, севшим голосом обратился к сыну:

– Сегодня очень многие принесли что‑либо из того, что было частью нашей жизни вместе с тобой. Чтобы тебе там, в раю, не было скучно. Вот мама держит твою любимую шапку, и Ирэн принесла твоего обожаемого Тэдди. И мои коллеги принесли именно те конфеты, которые ты любишь. Тут присутствуют все твои друзья, сынок. Знаю, ты сейчас всё видишь. Хоть и молчишь. Только не знаю ответа… простишь ли ты меня. Я не сдержал своё слово, данное обещание, что оберегу тебя. Сынок, мой Рупен! Если бы было возможно вырвать собственное сердце из груди и отдать тебе, чтобы оно хотя бы в раю оберегало тебя. Не задумываясь, я бы прямо сейчас сделал бы это. Я умер вместе с тобой, мой родной, – взгляд Тарона взметнулся в небо, и мужчина сдавленно произнес: – Господь, ты не жалел моего сына, так же как не жалел и своего сына Христа, принося его в жертву человечеству. Сегодня я отдаю тебе в руки моего Рупена. Обереги его в раю, как своего.

Поцеловав руки и лицо своего сына, еле держась на ногах, Тарон в последний раз посмотрел на маленького недвижимого Рупена. Поискав глазами работников, он кивнул им головой, давая понять, что те могут приступить к своей назначенной работе. Тарон повернулся лицом ко всем собравшимся, и впервые за несколько дней молчания обратился к ним.

– Тихо скорбите о моем сыне. Он спит. Прошу вас, не потревожьте его крепкий, вечный сон…

Тарон снова устремил свой взгляд в небо и что‑то произнес шепотом на своем родном армянском языке. И вновь повернувшись, взглянул на уже закрытый маленький гроб, в котором покоился его Рупен. «Я каждый день буду навещать тебя. Обещаю…» – мысленно проговорил он…

После похорон сына Тарон ни с кем не разговаривал и каждый день, приходя на кладбище, навещал своего сына Рупена, вновь и вновь слыша звуки падающей горстки земли, покрывающей гроб сына. И следом голос Нелли: «Господи, за что!..» Дни шли за днями и словно червяками поедали разум Тарона. И только приходя на могилу Рупена каждый день, он словно обретал покой, ненадолго оживая, рассказывая, что происходит в мире, что делает мама…

И только когда уже начинало рассветать, Тарон торопился домой, чтобы успеть посмотреть новую серию любимого Рупеном мультфильма, чтобы потом, придя вновь к могиле сына, рассказать продолжение новых приключений всех героев… Тарон находил смысл в каждодневных визитах к могиле сына, это был словно ритуал, без которого всё было пустым. И никакие увещевания, никакие слова, услышанные от близких, в особенности понимание Нелли, не помогали Тарону хоть немного унять эту сжигающую боль в его сердце. Словно замедленно действующий яд, боль все глубже и глубже впивалась в разум Тарона, держа в острых когтях его сердце. И через него разрушая, помимо его жизни, судьбы близких, всех, кто окружал его вниманием, чуткой заботой, мудрым пониманием, и терпением. Эта нечеловеческой природы боль властвовала над сознанием Тарона и меняла его настолько в противоположную сторону, что в нём проснулась ненависть к детскому смеху, к самим детям, и он не мог спокойно пройти мимо детской площадки, стоять возле парка, где гуляли дети. Радость чужих детей пробуждала в нём злость и слепую ярость… Его коллеги по работе с пониманием относились к горю от утраты любимого, единственного сына. И, идя навстречу, им пришлось отменить основные съемки, приостановить работу над текущим фильмом. Каждый день все ожидали его возвращения, хоть и вынужденно уже разорвали контракт с несколькими актерами, возмещая ущерб и неустойку. А в это время Тарон, словно сторонний наблюдатель, изучал мир, вслушиваясь в его звуки. Но ничего не волновало его, не цепляло за живое, чтобы другими глазами посмотреть в глаза Жизни. Его мысли блуждали вдали от городской суеты, среди молчаливых памятников, возле небольшого креста, под которым покоился в земле его Рупен.

– Сегодня ровно три месяца, как тебя нет в этом мире живых, – приседая возле могилы Рупена, проговорил Тарон. – Ты прости меня, что сегодня не смог придти пораньше. Я спал, и ты снился мне. Мы беспечно шагали по городу, гуляя. Как ты, родной?

Тарон замолчал, машинально потянувшись в карман за пачкой сигарет. Подкурив очередную сигарету, он вновь продолжил монолог:

– Вижу любимые цветы твоей мамы, сирень. Она навещает тебя. Твоя мама тоскует по тебе, хоть и скрывает чувства от меня, пряча слёзы. Да, сегодня…

– Луна красавица!

Тарон не успел договорить свою мысль, как услышал за своей спиной всего два слова: «Луна красавица!». Он обернулся в сторону прозвучавшего голоса. Позади себя он увидел стоящего старика. Его лицо все было покрыто мелкими морщинками и еле были видны его брови, а маленькие глаза пристально вглядывались в Тарона. Старик поднял голову к небу и смотрел на луну, она освещала желтым цветом всё вокруг, не обращая внимания на всё, что происходило под ней. В руках старик держал две большие кружки крепкого горячего чая. Не глядя на Тарона, старик протянул ему кружку, предлагая:

– Возьми выпей. Что‑то холодно сегодня.

Тарон молча взял из рук старика кружку чая.

– Я за тобой уже давно слежу, – старик, чуть кряхтя, присел рядом с Тароном. – Даже знаю, о чём ты думаешь.

– О чём же мои мысли? – сделав маленький глоток чая, задал вопрос Тарон.

– О том, что ему, – кивнув головой в сторону могилки Рупена, – холодно ли там.

В ответ Тарон, скрывая чувства, склонил голову, давая понять, что старик прав.

– А знаешь, им не холодно тут, под земным покрывалом. Им бывает холодно тогда, когда близкие убивают себя, наказывая, винят себя и умирают в себе. Вот тогда они словно во льду, и им холодно, и не могут они ничего изменить, – спокойным голосом вещал старик, делая глоточки чая. И неожиданно добавил:

– Вот чай. Крепкий, с горьковатым, терпким привкусом. Но мы можем изменить вкус чая, чуть больше посахарив его. У боли тоже есть свой индивидуальный вкус.

Тарон пристально посмотрел на старика и, чиркнув зажигалкой, подкурив новую сигарету, протянул пачку сигарет старику, молчаливо предлагая тому составить компанию.

– Угощайтесь, – предложил Тарон.

– А у меня свои, – ответил старичок, и тут же передумал: – А хотя, давай‑ка.

И взяв одну сигарету, он сначала поднёс её аккуратно к своему носу и сделал глубокий вдох, втягивая в себя её аромат.

– Терпкий запах, – выговорил старик.

Тарон только чуть усмехнулся. А старик продолжил:

– Ты так сильно переживаешь за Рупена… – подкурив сигарету и вновь поглядев на луну, сказал старик.

– Откуда ты знаешь имя моего сына? – вдруг резко спросил Тарон.

– А я тут всех по именам знаю, и даже то, какой был человек при жизни, – старик был спокоен, напоминал тибетского ламу. – Луна так прекрасна в желтой тунике! – всё выражал свое восхищение старик.

И тут его взгляд скользнул по Тарону, упав на его дрожащие руки. – Ты застегни свою куртку.

Тарон вновь задал вопрос:

– Откуда знаешь ты имя моего сына? Но хотя…

Тарон перевел взгляд на небольшую надгробную надпись, где было упомянуто имя его сына. Старик привстал со скамейки и, вновь подняв голову к звездному небу, неторопливо проговорил:

– Тут я работаю уже больше десяти лет сторожем. Как видишь, оберегаю покой ушедших. Всех тут знаю, их жизни мне известны. У каждого своя неповторимая история, – сделав глубокий вздох, старик подсел поближе к Тарону. Он словно чувствовал сам физически боль и крик, терзавшие все существо Тарона, хотя от одного взгляда можно было прочесть по лицу Тарона – оставьте меня одного, наедине с моей болью. По‑отечески положив руку на плечо Тарона, старик тихим голосом спросил: – А знаешь ты, что говорит тебе твой сын?

Да, ты не слышишь его голос, даже в себе ты голос сына заглушил своими мыслями. А все они ведь тоже разговаривают с близкими, кем любимы и кого любят. Я больше чем уверен, он и сейчас говорит тебе: «Пап, береги мою маму, береги себя». А ты не слышишь. Никто из нас не может слышать их, мы, люди, слишком грубы для восприятия того, куда все в итоге уходим. А они никогда не позволяют себе потревожить нас. Это мы, простые люди, сами того не желая, тревожим их покой, их мир. И не понимаем, что сами причиняем им боль. Вдвойне. Ведь грань никогда не станет эллипсом… Внимая мудрым речам старика, Тарон едва сдерживал свои скупые слёзы, накопившиеся озерами в его синих глазах. Боль цепко держала разум в своих тисках и не давала осознавать смысл сказанного невесть откуда появившимся человеком, сидящим сейчас рядом с ним.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Стоимость полной версии книги 60,00р. (на 30.03.2014).

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картойами или другим удобным Вам способом.

Дата добавления: 2015-05-06