Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Рассеянный склероз 3 страница




Когда мы беседовали с Сетом после регрессии, он признался, что ошеломлен тем, насколько яркими были эти воспоминания. Родители рассказывали, что малы­шом он лежал в больнице с сердечными приступами, но он понятия не имел об их причине и, конечно, у него не осталось сознательных воспоминаний о случившемся.

— У вас была сильнейшая аллергия на молоко, — сказала я. — Спросите у своих родителей, они подтвер­дят. Слава Богу, кто-то оказался достаточно квалифици­рованным, чтобы прийти к такому выводу. Но обратите внимание на параллель между тем, что сказала медсестра около вашей кроватки в больнице, и беседой, которую вы услышали вчера в коридоре больницы. Так же как и в младенчестве, вы почувствовали страх и беспомощность. Вы снова находились в больнице. Все это вместе послу­жило толчком для того, чтобы вас снова объял тот же смертельный ужас, который вы испытали, то же чувство, что и двадцать восемь с половиной лет назад.

— Или, возможно, я спроецировал этот ужас на Эш­ли Роуз и на мой страх лишиться ее, — добавил мужчина.

— В том, что случилось в детстве, есть еще один мо­мент, на который я хотела бы обратить ваше внима­ние, Сет.

Он спросил, что я имею в виду.

— Будучи еще младенцем, вы не сдались обстоятель­ствам и вступили в отчаянную битву с аллергией, от ко­торой гибнут многие малыши. Вы сумели победить смерть, несмотря на то что некоторые уже считали эту битву проигранной. Это ничуть не похоже на поведение слабака и жалкого труса, каким вы себя недавно на­зывали.

— Правда, — сказал Сет, усмехнувшись. Покидая офис, он дал мне три обещания: первое —

сообщить мне, почему он лежал в больнице, когда ему было восемнадцать месяцев. Второе — предупредить персонал больницы, чтобы они не произносили при Эш­ли Роуз ни одного негативного слова. И, наконец, — со­общить мне о ее самочувствии и о поисках донора.

Сет выполнил первое обещание. Он выяснил у родителей, что лежал в больнице из-за сердечных приступов, причиной которых была аллергия на молоко.

Выполняя второе обещание, Сет рассказал врачам и медсестрам о нашем сеансе регрессии. Заинтересовав­шись, некоторые из них начали постоянно давать позитивные установки Эшли Роуз и другим тяжелобольным детям в педиатрическом отделении, даже во время сна. Через некоторое время врачи отметили «из ряда вон вы­ходящее» (их определение) улучшение в состоянии детей.

Осталось обещание номер три. Я как раз была с лек­циями в Сен-Луисе, когда позвонил Сет. Едва поднеся трубку к уху, я услышала в голосе мужчины волнение.

— Знаете, вы ошиблись! — провозгласил он таким радостным тоном, что мне и в голову не пришло беспо­коиться.

— Это бывает, — ответила я. — Экстрасенс, который скажет вам, что никогда не ошибается, — лжец. Так в чем же конкретно я ошиблась?

— Вы сказали, что донор для Эшли Роуз найдется че­рез четыре месяца. А прошло всего три.

Операция прошла успешно, и врачи официально за­явили, что «опасность уже позади».

Иногда мне досадно, когда я ошибаюсь. Но это был не тот случай.

 

Кэрри

 

Ее беременность

 

Для меня каждое чтение, каждая регрессия — удиви­тельное событие. Каждое из них уникально и пред­ставляет собой особую жизненную историю. Каждое важно и содержит в себе неисчерпаемый потенциал для открытий, расширяет мои знания и, надеюсь, знания клиентов. И каждое приносит столько результатов — больше или меньше, — сколько хочет клиент. И во время сеанса мне удается на миг самой узреть проявления той сверхсознательной магии, которую я стремлюсь показать клиенту, — и я снова радостно осознаю, что благоговению покорны все возрасты.

Кэрри было лет двадцать пять. Блондинка с гривой длинных прямых волос, которые наверняка вызывали восхищение или зависть у окружающих. Кэрри была за­мужем, на седьмом месяце беременности, и была напол­нена жизненной силой.

— Прежде чем мы начнем, — сказала она, усевшись, — хочу спросить: вам не кажется, что мы знакомы?

Это один из моих самых нелюбимых вопросов. Дело в том, что у меня не очень хорошая память на лица и име­на. К тому же мой образ жизни отнюдь не способствует развитию такой памяти.

— Простите, нет, — ответила я. -А что?

— Увидев вас по телевизору впервые, я разрыдалась. И это повторяется каждый раз.

— Мне известно, что я вызываю у людей самую раз­ную реакцию, — сказала я. — Но чтобы кто-то рыдал — это новость. Я что-то не то сказала?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Это началось прежде, чем вы успели произнести хоть слово. Как будто я встретила старого друга: на меня внезапно нахлынула огромная волна радости и покоя, хо­тя я уверена, что мы никогда раньше не встречались. Воз­можно, я знала вас в прошлой жизни... В общем, увидев вас по телевизору, я сразу же позвонила вам в офис, запи­салась на сеанс, и вот, почти через два года, подошла моя очередь.

Хочу отметить: мне очень не нравится, что у меня та­кая длинная очередь, но, к сожалению, я не знаю, как это исправить.

Так или иначе, мы не стали выяснять, почему она ме­ня сразу узнала, сойдясь на том, что это просто еще одна маленькая тайна жизни, и сразу перешли к чтению. Это была ее первая беременность, и несмотря на то, что жен­щина фанатично заботилась о своем здоровье и о здо­ровье будущего ребенка, ей все-таки хотелось убедиться, что роды пройдут успешно и ребенок будет крепенький.

— Как вам нравится вес четыре килограмма сто грамм? — Я улыбнулась. — По-вашему, это достаточно

крепенький ребенок? — Она усмехнулась и застонала в напускном отчаянии. — Вы уже знаете пол?

Утвердительно кивнув, Кэрри спросила: «А вы?»

— Девочка, — ответила я.

— Хорошо бы, — заметила женщина, — иначе полу­чится, что я потратила уйму времени впустую, вышивая

имя «Ребекка» на всем, что только попадается мне под руки. Мы хотим назвать ее в честь моей матери.

— Ваша мать была высокой стройной блондинкой с длинными ногами и телом модели и безупречной осанкой?

Она забирала волосы в хвостик и очень громко смеялась? — спросила я.

— А что?

— Мать сейчас стоит рядом с вами. И она очень рада, что у вас будет ребенок.

— Могу подтвердить все, что вы только что сказали, кроме громкого смеха, — сказала клиентка. — Она умер­ла, когда мне было четыре года. У меня миллион фото­графий мамы, но ее смеха я не помню. — Женщина по­молчала и добавила: — Наверное, мне не стоит надеять­ся, что...

— Что она вернется к вам в теле дочери, которую вы вынашиваете? Нет, Кэрри, это не она. Но мать будет рядом с вами, можете на это рассчитывать. Присматривайтесь к своей малышке, когда она будет глазеть на что-то невидимое для вас, смеяться без особой причины или разговаривать с кем-то незримым. Ваша девочка будет видеть свою бабушку так же отчетливо, как вас.

— Все отдала бы за возможность поярче вспомнить свою мать, — сказала Кэрри, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самой. — Видимо, она была совер­шенно необыкновенной женщиной. Родственники не раз рассказывали мне самые замечательные истории о маме, но мне хотелось бы иметь о ней хотя бы одно соб­ственное воспоминание, чтобы рассказать дочери о ба­бушке, в честь которой мы ее назовем.

Лучшего повода для регрессии и не придумаешь, и Кэрри очень обрадовалась возможности узнать что-то о матери не из вторых рук. Через несколько минут она была уже в своем детстве. Их семья тогда жила в Огайо. Кэрри лежала на кровати в своей желтой спальне, окру­женная мягкими игрушками. В этот день девочке испол­нилось четыре года, и она обнимала особенно полюбив­шийся ей подарок: синего пуделя в натуральную вели­чину. Мать сидела возле кроватки в темно-зеленой сатиновой пижаме. Ее волосы были распущены, и Кэрри почувствовала, как они легонько коснулись ее щеки, ког­да мама склонилась над ней, чтобы поправить одеяло.

— Она что-нибудь говорит? — спросила я.

— Она поет, — сказала клиентка, затем прислуша­лась, улыбнулась и добавила: — У мамы тихий хриплова­тый голос и она все время фальшивит. Но ее это ничуть не смущает, да и меня тоже.

— Вы слышите, что она поет?

— Не очень понятно, но похоже на... — Она замолча­ла, снова прислушалась, затем усмехнулась: — Думаю, это песня «Битлз».

— Хороший вкус.

— Песня «Сад осьминога» —«Octopus's Garden». Мы обе рассмеялись. Из всех песен «Битлз» ее мама

выбрала в качестве колыбельной именно «Octopus's Gar­den». Мне даже стало немного грустно, что я сама не зна­ла эту женщину.

Вдруг Кэрри быстро коротко вздохнула и объявила:

— Подождите, я кое-что вспомнила. Когда я была ма­ленькой, у меня часто повторялся один сон. По-моему, это началось уже после того, как заболела моя мама... Но мне это не казалось сном: будто бы я летаю по ночам по свету и навещаю разных людей.

Зная, что именно это она и делала, я спросила:

— Словосочетание «астральное путешествие» что-то говорит вам?

— Да, очень похоже. Я помню, как мой дух разбегался маленькими шажками, а затем подпрыгивал и взмывал вверх, как это делает перед взлетом Супермен из фильма. Я не оглядывалась и не смотрела на свое тело, лежащее на кровати; мне нравилось лететь над землей и видеть под собой верхушки деревьев. И еще я помню женщину, ко­торую мне нравилось посещать больше всего. Она ждала меня около водопада посреди прекрасного сада. Она вы­сокая, сильная, пышногрудая, ее глаза излучали мудрость и сострадание. И как бы мне ни было грустно, она всегда умела меня развеселить и каждый раз говорила: «Со мной ты в безопасности», — и я действительно чувство-вата это. Видимо, она была моей воображаемой подругой или что-то вроде этого. Наверное, я встречалась с ней часто, потому что помню, как, просыпаясь по утрам, не­редко подбегала к маме и говорила: «Сегодня ночью я опять летала к Белочке».

Я подумала, что ослышалась, и переспросила:

— Летали к кому?

— К Белочке, — повторила Кэрри. — Не помню, от­куда я взяла это имя, но помню, что ее так звали.

Это был один из тех редких моментов, когда я просто лишилась дара речи. А затем рассказала Кэрри, что имен­но такое прозвище — Белочка — мне дали на Другой Стороне. Я могла бы списать это все на случайное совпа­дение, если бы верила в случайности и если бы женщина, увидев меня, не почувствовала себя сразу легко и уютно, словно в обществе старой знакомой. Меня согревает мысль, что во время сна моя душа отправляется к водо­паду на Другой Стороне, чтобы встречаться с душами де­тей и будущих клиентов, даря им ощущение безопаснос­ти, пусть даже это продолжается всего несколько мгно­вений.

Через два месяца у Кэрри родилась дочь, Ребекка. Она весила четыре килограмма двести грамм. Опять ошибка: я промахнулась на сто грамм. Надеюсь, девочке нравится песня «Octopus's Garden», поскольку подозреваю, что в ближайшие несколько лет ей придется часто слушать ее на ночь.

 

Джейн

 

Проблемы в супружеской жизни

 

Я узнаю что-то новое почти на каждом сеансе, и час, проведенный в обществе Джейн, не был исключением. Всем нам приходилось встречать людей, к которым мы с первого взгляда испытываем взаимную неприязнь и раздражение без всяких на то причин — особенно когда приходится часто бывать вместе. Думая об этих людях, я всякий раз вспоминаю случай Джейн.

Джейн рассталась со своим мужем Райаном, пробыв с ним в браке всего четыре года. Оба были хорошие трудолюбивые люди и очень любили друг друга. Неразреши­мая на первый взгляд проблема, которая привела к разрыву, была настолько банальна, что, излагая ее, Джейн да­же виновато улыбнулась: ее свекровь, Сандра, оказалась настолько вздорной и докучливой, что Джейн пришлось уйти из дому. Женщина пришла ко мне в надежде услы­шать, что Сандра либо будет жить отдельно от них, ли­бо — еще лучше — провалится сквозь землю.

— Я понимаю, нелепо позволять кому бы то ни было задеть тебя за живое настолько сильно, чтобы уйти от му­жа, — признала она. — Но я больше не вытерплю этого ни минуты. Райан — единственный ребенок в семье, и мать всегда была рядом с ним. Она овдовела как раз в то время, когда мы с Райаном встречались, нам было ее жал­ко, и мы взяли за правило один-два раза в неделю пригла­шать Сандру пообедать с нами. Оглянуться я не успела, как мы стали практически неразлучны. Я попросила ее помочь нам в организации свадьбы. Но кто мог знать, что она абсолютно все устроит исключительно по-свое­му? Она выбрала церковь, священника, цвета наших на­рядов и нарядов свидетелей, музыку, меню, оркестр. Сан­дра без моего ведома даже заменила черные лимузины, которые я заказала для церемонии, на белые, потому что она, видите ли, находит черные лимузины слишком мрачными.

Я перебила клиентку, уже зная, что последует дальше:

— Дайте-ка я угадаю: стоило вам пожаловаться Райану, как он сказал, что вы неблагодарны — ведь его мать взвалила на свои плечи все заботы. — Клиентка кивну­ла. — Скажите пожалуйста, а она не отправилась вместе с вами в свадебное путешествие?

— О нет, — сказала Джейн, — это было бы слишком просто! Вместо этого через три дня после нашего отъезда она решила внезапно почувствовать боль в груди и лечь в больницу. Нам пришлось немедленно вылетать домой.

— Изжога? — спросила я, заранее зная ответ.

— Изжога, — подтвердила Джейн.

Это было только начало. Беспокоясь о здоровье мате­ри и желая, чтобы она не чувствовала себя одинокой, Райан снял матери квартиру в двух кварталах от их с Джейн нового дома и дал ей ключи. Этого было достаточ­но, чтобы свекровь сочла их дом своим. Ее присутствие ощущалось постоянно, она никогда не стучалась, прежде чем войти, и тем более не уведомляла о своем приходе по телефону. Кроме того, свекровь взяла в свои руки все до­машнее хозяйство, называя это «помощью». Она пере­ставила по своему вкусу мебель во всем доме — в гости­ной, в кухне и даже в спальне невестки. Когда Джейн и Райан на два дня уехали в командировку, она устроила им «сюрприз»: поменяла ковры во всем доме, причем такого цвета, который Джейн терпеть не может. Она даже наня­ла служанку под тем предлогом, что Джейн «не слишком усердна в уборке». Оставаясь наедине с сыном, Сандра жаловалась, что его жена недостаточно смотрит за до­мом. Однако с Джейн она была неизменно мила — но только до тех пор, пока в комнате находился Райан. За спиной у сына Сандра нередко вела себя с невесткой под­ло, жестоко и пренебрежительно. А если Джейн говорила что-то в ответ на ее колкости, Сандра немедленно пере­сказывала это сыну, обычно со слезами оскорбленной не­винности на глазах, и это неизменно приводило к сканда­лам между супругами.

— Он постоянно говорит: «Мать делает для нас все, что может, она любит тебя всем сердцем, а в ответ полу­чает только обиды. Если у тебя есть какие-то проблемы, постарайся с ними поскорей разобраться». Наконец я решила, что единственный способ покончить со всеми эти­ми проблемами — это уйти. Но я искренне люблю своего мужа и знаю: если бы мы жили вдвоем, то были бы пре­красной парой. Пожалуйста, скажите мне, появится ли у нас такой шанс? Или мне следует строить свою жизнь, не рассчитывая на это?

— Думаю, нет нужды говорить, что Сандра вас не лю­бит и отлично понимает, что делает. И в тот день, когда вы ушли, она праздновала победу, — сказала я. — Но это не просто мать-собственница, не желающая дать свободу своему сыну. Тут речь идет об очень личных отношениях между вами и ею. У вас изумительное общее прошлое.

— Что вы имеете в виду? Я убила ее в прошлой жиз­ни, а в этой она пытается взять реванш? Или, еще лучше, в прошлой жизни она сделала со мной что-то ужасное, а в этой я должна стать орудием возмездия и убить ее? — полушутя-полусерьёзно спросила Джейн.

Прежде чем ответить, я рассмеялась.

— Если я скажу, вы ни за что не поверите. Почему бы вам не отправиться в прошлое и не увидеть все самой?

Она охотно согласилась и вскоре уже возвращалась сквозь свою жизнь — сначала в юношество, затем в счас­тливое детство и наконец в лоно, которое она не хотела покидать и врачам пришлось стимулировать роды через пять дней после срока. Затем я велела ей отправиться в точку входа, где была объявлена эта война нервов между нею и Сандрой. Джейн долго молчала, затем на лице ее отразилась растерянность.

— Я вижу себя и Сандру, — произнесла она.

Я спросила, что они делают.

— Смеемся. Мы любим друг друга. Мы очень близкие подруги, — даже под гипнозом она говорила об этом с некоторым недоверием. — Мы работаем вместе. Ухажи­ваем за животными. Они не сидят в клетках, а свободно ходят по этой зеленой долине, окруженной горами. Воз­дух свеж, небо — закатного цвета. Так красиво... просто чудо.

— Вы можете определить, какой год? — спросила я. Немного подумав, Джейн ответила:

— Год? Нет никакого года. Тут нет времени. Тут прос­то сейчас.

Это могло быть только одно место...

— Где вы, Джейн?

— Я Дома, — ответила женщина, — на Другой Сто­роне. — Ее голос был полон благоговения.

— Итак, на Другой Стороне вы с Сандрой подруги. Джейн кивнула.

— Мы разговариваем. Строим планы.

— Какие планы? Вы можете услышать о чем?

— Мы решили провести следующую жизнь на Земле вместе. Нам обеим нужно кое-что прочувствовать и про­работать. Мы очень хорошо понимаем друг друга и по­этому собираемся составить наши планы так, чтобы ра­ботать над этим вместе. Мы позаботились о том, чтобы не облегчать свою задачу, и о том, чтобы нам нелегко бы­ло расстаться прежде, чем мы усвоим урок.

— И что же это за урок?

Она рассмеялась, причем хохотала до того заразно, что засмеялась и я.

Наконец она произнесла название жизненной темы, которую они с Сандрой договорились проработать во время этого пребывания па Земле:

— Терпение.

По окончании сеанса регрессии мы снова смеялись.

— Терпение, — повторила Джейн. — Иными слова­ми, я сама попросила Сандру вмешаться в мою жизнь и изводить меня, чтобы я научилась все это терпеть. — После паузы она добавила: — Бедный Райан.

— Почему же он бедный?

— Потому что он — невинная жертва в этой ситу­ации, разве не так? Такой замечательный человек, а мы выбрали его для того, чтобы он связал нас друг с другом.

— Теперь вы знаете, почему он такой замечатель­ный, — заметила я. — Если бы он был каким-нибудь ничтожеством, вы, вероятно, давным-давно ушли бы от него. Да и Сандре было бы не так трудно его отпустить.

Узнав обо всем, Джейн решила вернуться к мужу и попытаться наладить совместную жизнь.

— В конце концов, — сказала она, — кто знает, выпа­дет ли мне еще в жизни возможность выйти замуж за та­кого замечательного парня?

— Не стану с вами спорить, Джейн, но должна пре­дупредить: Сандра никуда не денется. На самом деле она будет жива и здорова еще тридцать два года. Вы уверены, что сможете с ней поладить?

— Если воспринимать ее как свекровь — тогда нет. Но если относиться к ней как к старой подруге, с которой мы заключили договор?.. Тут я что-нибудь придумаю.

Джейн вернулась к Райану. Сандра по-прежнему не­выносима. И всякий раз, когда Джейн кажется, что у нее больше нет сил терпеть все это и она вот-вот взорвется, женщина вспоминает, как они с подругой все это тща­тельно планировали на Другой Стороне. Тогда Джейн, смеясь от всей души, прощает Сандру.

— Это хорошо с двух сторон, — сказала я Джейн, когда через несколько месяцев после регрессии она по­звонила мне, чтобы рассказать, как идут дела. — С одной стороны, это очень хорошо для вашего духовного разви­тия. А с чисто человеческой точки зрения, это должно до­водить вашу свекровь до бешенства.

Она пыталась подавить смешок, но все-таки я его услышала.

— Сильвия, вы узнали о нашем договоре тогда же, когда и я. Я возвратилась в семью не только для того, что­бы самой учиться терпению, но и для того, чтобы учить тому же и Сандру. Разве по-дружески я поступала бы, ес­ли бы не давала подруге возможности проявить это столь важное для нас обеих качество?

Знаете, я до сих пор вспоминаю о Джейн с улыбкой.

 

Четырехлетний Мэтью

 

Хроническая депрессия

 

И еще был Мэтью, — замечательный пример дейс­твия позитивных клеточных воспоминаний и вос­поминаний из этой жизни, которые проявились во время одной и той же регрессии. Мэтью было четыре года, и он один из самых прекрасных детей, которых я встречала в своей жизни. Он родился слепым. Хотя его отец и мать готовы были перевернуть небо и землю, чтобы помочь сыну, — водили к лучшим психологам и врачам, устрои­ли в специальную подготовительную школу, — он никак не мог приспособиться к жизни. Мальчик не злился на мир, он просто был печален, замкнут и слишком тих для здорового ребенка. Один из учителей его школы знал о том, чем я занимаюсь, и посоветовал Грации, матери Мэтью, обратиться ко мне. Искренне желая своему сыну добра и будучи человеком весьма широких взглядов, женщина последовала совету учителя.

Мы с Мэтью быстро нашли общий язык.

Едва я поздоровалась с ним, как он просиял и сказал:

— Я слышал вас по телевизору. Вы забавная. Маленькие дети часто говорят мне нечто подобное, особенно мои внуки, Вилли и Джеффи.

— Все эти истории про экстрасенсов-кексов-пен­сов — чепуха на постном масле. Главное, что передачи ве­селые, да?

Поверьте, я не жалуюсь. Я не представляю себе жизнь без юмора; к тому же ничто не помогает расположить к себе детей больше, чем юмор. Мэтью — не исключение. Когда Грэйс предположила, что ее сын будет более кон­тактен, если во время сеанса она останется с нами, Мэтью вежливо отклонил ее предложение:

— Не волнуйся, мама, мы сами.

Когда мы остались одни, я увидела, что Мэтью дейс­твительно очень тих, но при этом мил, умен и доброже­лателен. Я вкратце рассказала мальчику о гипнозе, о том, что нам предстоит сделать, и объяснила, что хочу подру­житься с ним, а для этого нужно, чтобы он рассказал о себе как можно больше. Точно так же как моя внучка Ан­жела, когда ей было четыре года, он не выговаривал букву «р». Он очень напомнил мне ее, когда ответил:

— Хо'ошо.

Как большинство детей — открытый, простодуш­ный, бесстрашный, — Мэтью очень легко поддался гип­нозу. Через несколько минут его дыхание стало глубоким и ровным, а сам он, видимо, чувствовал себя совершенно комфортно.

— Кем ты был раньше? — спросила я. Маленькие де­ти очень легко отвечают на этот вопрос, даже без гипноза, поскольку прошлые жизни для них — дело недавнее и гораздо более понятное, чем та жизнь, в которой они жи­вут сейчас.

— Высокий мужчина с темными волосами, — отве­тил мальчик, — я делаю музыку.

— Какое прекрасное занятие. А как ты делаешь музы­ку, Мэтью?

— Передо мной сидит множество людей с трубами, барабанами и другими штуками, а я говорю им, когда иг­рать, а когда останавливаться.

— Ты был дирижером?

— Да. Дирижером. Вот так, — и он начал размахи­вать руками в воздухе. Этот слепой от рождения четы­рехлетний мальчик точно знал, как движутся руки ди­рижера.

— Для того чтобы быть дирижером, нужно много знать о музыке, — заметила я.

— А я много и знаю. Я большой молодец, — заявил он с очаровательной детской прямотой. — Я умею при­думывать, — и снова в точности, как моя Анжела, он ска­зал «п'идумывать», — музыку и играть ее на пианино. Я люблю музыку.

— А сейчас, когда ты стал мальчиком по имени Мэтью, ты любишь музыку?

— Думаю, люблю. Но я уже не могу играть.

— Я уверена, что можешь, — сказала я. — Ты просто забыл, как это делается, вот и все. Учитель поможет тебе вспомнить.

— Нет, я совсем не могу.

— Почему?

— Потому что я слепой, — в его голосе было столько печали, что у меня едва не разорвалось сердце.

— Кто сказал, будто ты не можешь играть музыку из-за того, что ты слеп, Мэтью?

— Мама. Она говорит, что я не могу делать многие вещи, которые умеют делать другие дети.

Я села рядом с мальчиком и обняла его. Он уткнулся е в грудь.

— Знаешь что?

— Что?

— Это неправда.

— Мама соврала?

— Нет, Мэтью, не соврала, она просто ошиблась. Вре­мя от времени, сами того не желая, мы, мамы, говорим неправду. Помню, я тоже как-то раз сказала неправду, когда была примерно в твоем возрасте. — Он хихик­нул. — Вот что я тебе скажу: хочешь, я побеседую с твоей мамой?

— Может быть, ей от этого станет лучше, — сказал мальчик.

— Она больна?

— Она грустит. Мой папа тоже грустит. Все время.

— Почему?

— Из-за меня.

Да, мне определенно нужно было поговорить с его матерью. Я еще немного посидела в обнимку с Мэтью, гладя мальчика по волосам и рассказывая, что иногда на­ша душа помнит вещи, которые могут нам помочь, а иногда вещи, которые могут причинить нам боль, и от­ныне мальчик должен помнить только то, что может ему помочь, — вроде его любимой музыки. Бог заберет те ве­щи, что причиняют боль, окутает их светом своей любви, и они больше никогда не потревожат Мэтью.

Наконец я передала мальчика в заботливые руки сво­их сотрудников, — они буквально выстроились в оче­редь, чтобы познакомиться и пообщаться с ним, — а са­ма пригласила Грэйс поговорить наедине в моем кабине­те. Я объяснила женщине, что Мэтью считает себя бесполезным маленьким мальчиком, для которого не­доступно многое, что могут делать другие дети. К тому же он думает, что мама и папа все время грустят из-за него.

— Я бы тоже была тихой и унылой, если бы мне пришлось жить в таком мире, — заметила я.

Женщина расплакалась.

— Сильвия, мы обожаем сына. Мы бы не задумыва­ясь отдали за него свои жизни.

— Я знаю.

— Признаю, что нам крайне тяжело — и в финансо­вом, и в эмоциональном отношении. Но, поверьте, по-другому нельзя. Как нам ни тяжело, мы без остатка по­святили себя его болезни.

Через это прошли сотни моих клиентов. Весьма ко­варная ловушка, и многие в нее попадают.

— Возможно, как раз в этом и состоит ваша пробле­ма, — предположила я. — Возможно, вместо того, чтобы без остатка посвятить себя болезни, вам следовало бы посвятить себя своему талантливому, красивому и отзывчивому сыну. От этого вам всем стало бы легче. Не исключено, что вам даже было бы по-настоящему весело с ним. Я уверена, и Мэтью бы очень изменился, если бы вдруг оказался в обществе двух людей, которые искренне наслаждаются общением с ним.

Женщина слушала, впитывая каждое мое слово, и я решила воспользоваться ее вниманием, чтобы высказать самое неприятное:

— И еще, Грэйс, как можно говорить ребенку, что он не может делать многие вещи, которые способны делать другие дети? Зачем ставить ребенку такие ограничения?

— Честное слово, Сильвия, я понятия не имею, отку­да он это взял, — сказала Грэйс. — Я тщательно слежу за тем, чтобы не сказать ничего подобного в его присутс­твии. Не представляю себе, как можно даже намекать об этом ребенку. Мы с его доктором даже специально бесе­довали на эту тему, едва стало известно, что его слепота неизлечима. Вначале меня охватили печаль и гнев: я не могла смириться с такой несправедливостью. «За что судьба так наказала невинного младенца?..» Но врач про­чел мне целую лекцию о том, как необходимы мальчику позитивные психологические установки, и с тех пор я са­ма не сказала ни одного негативного слова, и другим не позволяю.

— А где находился Мэтыо, когда вы беседовали с вра­чом?

— Со мной, — ответила женщина. — Но, Сильвия, ему было всего семь месяцев.

— В этой жизни ему было всего семь месяцев. Но у него есть душа, столь же старая и мудрая, как у каждого из нас. Просто диву даешься, как много она понимает и помнит.

Грэйс несколько секунд помолчала, затем спросила с искренним интересом, но все же и с некоторым со­мнением:

— Так что же мне теперь делать?

— Просто попросите у него прощения и скажите, что понимаете, насколько были не правы. Он все поймет.

И еще... Вы можете приобрести для него пианино?

— Пианино? А почему пианино?

— Думаю, ему это понравится. Пока считайте, что у меня просто предчувствие, а если окажется, что я права, я расскажу вам обо всем подробнее.

— Мы не можем позволить себе купить его, — сказа­ла женщина. — Хотя... пианино есть у моей сестры, мо­жет быть, она одолжит нам его на время.

— Прекрасно. Попросите ее, — сказала я. — Поз­вольте ему несколько месяцев играть в свое удоволь­ствие, а затем позвоните мне и расскажите, что из этого получилось.

Восемь месяцев спустя я получила от Грэйс письмо. Женщина благодарила меня за помощь и вложила фо­тографию: улыбающийся Мэтью с родителями возле пи­анино. Вместе с письмом женщина прислала пленку с за­писью песни, которую сочинил Мэтти. Эту песню выучи­ли все дети из подготовительной школы, где учился мальчик, и спели ее в последний день перед каникулами.

Это очень простенькая песня, вряд ли ей суждено стать хитом или классическим произведением. В песне речь идет об очень счастливом маленьком мальчике, которым гордятся родители, и, возможно, это самая милая песня, какую мне только приходилось слышать в своей жизни.

Вы прочли много историй о том, как клеточные вос­поминания о нынешней или прошлых жизнях оказыва­ли благотворное или пагубное влияние на физическое и душевное состояние самых разных людей, и о том, как эти люди обрели новую жизнь, отпустив клеточные вос­поминания, приносившие им вред. Но я не могу считать эту книгу полной и законченной, пока вы не узнаете все, что знаю я. Самые интересные и важные клеточные вос­поминания — это ваши личные воспоминания, и все, что вам теперь нужно сделать, — это узнать свою истинную историю.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-06; Просмотров: 321; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.109 сек.