Как развивалась ситуация в Греции?

После той истории вы не испытываете угрызений совести перед тренером, рано ушедшим из жизни?

– Нет. Садырин был борец, и каждый из нас следовал своим принципам. Когда ему, уже безнадежно больному, хватило характера и воли выйти во главе ЦСКА на «Петровском», я смотрел с трибуны, как его команда проигрывает «Зениту» – 1:6, и глубоко ему сочувствовал. Это волевой человек, которого можно уважать. Но отстаивать свои принципы – совсем другое дело. У нас с Садыриным они были разными. Как и с Лобановским.

– До звонка Шалимова вам что‑нибудь было известно о замыслах игроков?

– Нет.

* * *

По словам Бышовца, первоначально под письмом были готовы подписаться все футболисты, находившиеся в Афинах:

«По моей информации, сначала все приняли решение, что Бышовец – это та фигура, которая необходима на чемпионате мира‑94. Но там же произошел раскол, потому что в составе той сборной Садырина были цеэсковцы. Информация вышла к Садырину, и по этой причине пять человек попало под пресс армейских руководителей и отказалось от подписей».

Эту версию, правда, больше никто не подтверждает. А Колосков в книге «В игре и вне игры» отмечает: «Сравнительно недавно я узнал от Александра Бородюка, что к нему и к Сергею Горлуковичу двум олимпийским чемпионам, тоже подходили с этим письмом. „Мы их просто послали“, – сказал Бородюк».

Еще один футболист, отказавшийся подписывать письмо, выступавший в Испании форвард Дмитрий Радченко, в начале 94‑го рассказывал мне:

– Я не стал подписывать письмо, потому что сама постановка вопроса – чушь. Не в компетенции игроков менять тренеров. Тем более на таком уровне, как сборная.

– Откуда всплыла кандидатура Бышовца?

– Вот уж о чем понятия не имею! Для меня это загадка, так же как и многое другое, связанное с этим конфликтом. О Бышовце я вообще только в Испании узнал – ребята сказали. И журналисты начали подходить с одним и тем же вопросом: «У вас действительно возможно, чтобы игроки тренеров назначали?» Нет, такое определенно только в нашей стране может произойти. Весь мир смеется.

– После матча игроки решили устроить собрание в «Хилтоне». Согласились с тем, что в сборной далеко не все в порядке, что надо многое менять. Большинство претензий были в адрес федерации. О Садырине вообще не было сказано ни слова. Послушайте, а разве в письме говорилось о кандидатуре Бышовца? В Греции мы говорили о том, что надо всем сесть за круглый стол и высказать в лицо Колоскову и тренерам все, что мы думаем. И только!

По словам Семина и Игнатьева, произнесенным независимо друг от друга, о письме они узнали только в Москве. Вряд ли бы Садырин не рассказал о нем своим помощникам, получи он оперативные сведения по своим каналам. Галямин вместе с Хариным, Черчесовым, Поповым и Радченко (трое последних к ЦСКА никогда отношения не имели) в затее участвовать отказались, что каждый из них не раз публично подтверждал.

Большинство данных сводятся к тому, что в Афинах письмо подписали 11 человек – легионеры Шалимов, Кульков, Мостовой, Колыванов, Юран, Саленко и Кирьяков, спартаковцы Хлестов, Онопко и Никифоров, вернувшийся в «Динамо» Добровольский. Хотя Дмитрий Попов, с которым мой коллега по «Спорт‑Экспрессу» Михаил Пукшанский беседовал в январе 94‑го, высказал иную точку зрения: «Тогда подписи свои поставили, по‑моему, лишь семь человек. Остальные отказались».

Занятен масштаб расхождений, к примеру, между Поповым и Бышовцем, не правда ли?..

Как свидетельствует в своей книге «Моя география» Андрей Канчельскис, в том матче дисквалифицированный, свою подпись он прислал по факсу из Манчестера после звонка Шалимова. Не вызванные в сборную спартаковцы Карпин и Андрей Иванов поставили свои автографы уже в Москве, откуда после перепечатки текст и отправился по факсу на стол Шамиля Тарпищева. Так, по крайней мере, восстановил хронологию событий Шалимов – оговорившись, что спустя много лет может что‑то путать.

Колосков о существовании «письма 14‑ти», как уже было упомянуто, узнал от Тарпищева. По информации экс‑президента РФС (как обычно, она полностью противоречила сведениям Бышовца), изначально подписей было всего семь, а остальные организаторы «восстания» добирали уже позже – всеми правдами и неправдами. Впрочем, раз подписи стоят, значит, не имеет никакого значения, когда и при каких обстоятельствах они были поставлены. Никто из игроков ведь не заявлял, что его обманули и вписали совсем не то, о чем договаривались!

Я спросил Тарпищева:

– Вы наверняка слышали версию, что за спиной игроков, подписавших это письмо, стояли вы с Бышовцем? – спросил я триумфатора Кубка Дэвиса.

– Это глупость. То письмо было криком души людей, которые прошли серьезную школу западного спорта и вступили в конфликт с теми, кто этот этап не прошли и работали по старинке. Та же проблема многими годами позже произошла в хоккее, когда мы провалили чемпионат мира 2000 года в Санкт‑Петербурге. На профессионалов, привыкших отвечать за себя, опять надели «колпак» – и у них возникло чувство протеста. Всегда придерживался убеждения, что с ними нельзя работать по советскому менталитету, по командно‑приказной системе. Эти ребята по своей сути не были революционерами. А ко мне обратились потому, что из всех чиновников я был к ним, спортсменам, ближе всех и понимал их лучше всех.

Дата добавления: 2015-05-06