Наследство

Игра

– «Мы, боконисты, веруем в то, что человечество разбито на группы, которые выполняют Божью волю, не ведая, что творят. Боконон называет такую группу КАРАСС, в мой личный КАРАСС меня привел мой так называемый КАНКАН, и этим КАНКАНОМ была моя книга, та ненаписанная книга, которую я хотел назвать „День, когда наступит конец света“». – Инга прервала чтение, сделала паузу и торжественно произнесла: – «Внимайте и радуйтесь!»

– «БОКО‑МАРУ поможет!» – воскликнули все хором.

Эта веселая компания состояла из двух супружеских пар. Боб по прозвищу Мотылек был женат на латышке Инге, а англичанин Оливер – на русской Вике.

Все они были помешаны на романе Курта Воннегута «Колыбель для кошки». Этот затрепанный томик стал их библией.

Перед тем как отойти ко сну, они читали его, открывая на любой странице, и, хотя знали текст наизусть, внимали тайному смыслу этих случайных строк, как Священному Писанию.

Все они были дипломниками театрального института и жили в одном общежитии в двух семейных комнатах на разных этажах.

Вика, Инга и Мотылек оканчивали учебу на актерском факультете, а Оливер – на режиссерском.

Естественно, для дипломного спектакля была выбрана «Колыбель для кошки». Оливер, как постановщик, распределил главные роли между своими друзьями, а остальные достались их однокурсникам.

Суперкрасавицу Мону, «женщину первого дня Творения», играла Инга. По режиссерскому замыслу на дипломном спектакле она должна была играть обнаженной. Это был секрет, который четверка тайно готовила, чтобы привести кафедру режиссуры и актерского мастерства в состояние полного шока.

Ребята настолько сжились со своим будущим спектаклем, что не только фразы, но и манеру поведения в обыденной жизни они заимствовали из романа, так что было непонятно, где начиналась жизнь и где кончалась игра.

По вечерам все собирались вместе, то в одной, то в другой семейной комнате, обсуждали окончившуюся репетицию и спорили о тех или иных творческих решениях. Но последнее слово всегда было за Оливером. Не только потому что он являлся постановщиком спектакля. Он, приехавший в Москву из Лондона по студенческому обмену, олицетворял в глазах своих друзей западный мир со всеми его достоинствами и недостатками. Достоинств было много, а недостаток один – друзья считали англичанина слишком рациональным. Наша русская душа – тонкая и ранимая субстанция, а ваша – прагматичная, объясняли ему друзья, и Оливер соглашался.

Как‑то вечером они придумали новую игру. Еще в институте на репетиции Оливер был недоволен тем, как Инга, играющая Мону, массирует своими ступнями пятки Мотылька, игравшего Иону, – именно этим способом выражали свои чувства друг к другу герои Воннегута. Разговор на эту тему продолжился за ужином в комнате общежития. Компания уселась на двух кроватях за импровизированным столом, составленным из двух табуреток. Ужин состоял из четырех бутербродов с колбасой и бутылки вина.

– Не понимаю! – воскликнула Инга. – Что тебя не устраивает?

– Твои ноги должны быть нежными и легкими. Они должны извиваться вокруг его тела, как щупальца медузы…

– Все равно не понимаю, – покачала головой Инга и сказала с вызовом: – Режиссер, если не можешь объяснить, то хотя бы покажи!

– Хорошо, – сказал Оливер и вышел из комнаты.

Через пять минут он вернулся с тазом, наполненным водой. Закатал джинсы и принялся мыть ноги под насмешливые реплики сокурсников:

– Вот оно, истинное лицо этих английских чистюль! Не может до девушки дотронуться, не помывшись! Русскому человеку такое бы в голову не пришло. Он живет страстями.

Но Оливер уже привык к подобным шуточкам и пропускал их мимо ушей. Вытерев насухо свои ступни, он начал нежно и ловко ласкать пятки Инги:

– Теперь поняла?

– Нет, еще не совсем. Продолжай, Оливер, ты так хорошо это делаешь.

– Хорошо, но однообразно, – неожиданно вставила жена Оливера Вика. – Он и в постели такой же отмороженный! А ведь если включить фантазию, то могут быть такие варианты…

– Покажи! – подзадорил ее Оливер.

Вика не заставила себя ждать. Быстро сполоснула ноги и принялась показывать ласки пятками не только на ногах, но даже на шее и затылке Мотылька – мужа Инги.

Мотылек, смеясь, застонал от наслаждения.

– Кажется, я поняла! – воскликнула Инга.

Тоже сполоснув ноги в тазике, она стала демонстрировать свои знания на шее и лице Оливера, который расплылся в улыбке и даже в знак поощрения артистки поцеловал ее в пятку.

Из этого случайного эпизода возник целый ритуал. Оказалось, что массаж ступнями и пятками замечательное развлечение, и теперь они все вместе практиковали его по вечерам параллельно с чтением цитат из «Колыбели для кошки»:

– «Будь, я помоложе, я написал бы историю человеческой глупости, взобрался бы на гору Маккайб и лег бы на спину, подложив под голову эту рукопись. И взял бы с земли сине‑белую отраву, превращающую людей в статуи. И стал бы статуей, и лежал бы на спине, жутко скаля зубы и показывая длинный нос – САМИ ЗНАЕТЕ КОМУ!»

– «Внимайте и радуйтесь!»

– «БОКО‑МАРУ поможет!»

В общем, все это были обычные приколы веселой актерской компании. Но вот что в этой истории совершенно непонятно: как Оливер, муж Вики, и Инга, жена Мотылька, стали любовниками? Когда они успели? Ведь практически круглые сутки все они находились друг у друга на глазах. Но факт остается фактом.

Однажды после репетиции Инга сказала Мотыльку:

– Боб, я сегодня не приду домой. Я теперь живу с Оливером. Мы сняли квартиру. Не обижайся. Это жизнь.

И ушла.

Мотылек был так потрясен, что у него подкосились ноги, и он не смог побежать за Ингой, чтобы выяснить отношения.

Примерно то же самое Оливер сообщил Вике и тоже не пришел ночевать в общежитие.

Вика пришла вечером к Бобу, они молча выкурили полторы пачки сигарет. Потом она отправилась спать к себе в комнату.

Положение усугублялось тем, что до выпуска дипломного спектакля оставалось чуть больше двух недель. Репетиции нельзя было прерывать.

На сцене учебного театра исполнители главных ролей в «Кошке» Инга и Мотылек разыгрывали любовные сцены в соответствии с текстом Воннегута, и можно было только себе представить, какие чувства кипели в их душах на самом деле.

Больше всех переживала Вика: ее прелестное лицо стало земляным, а под глазами легли черные круги.

Только Оливер, как самый цивилизованный участник этого странного квартета, умел скрывать свои эмоции и совершенно бесстрастно разъяснял актерские задачи и Бобу, и Вике, и Инге.

За несколько дней до экзамена, когда Оливер собирался в институт, Инга, подкрашивая себе глаза в ванной комнате, вдруг спросила:

– Оливер, а когда мы поедем в Лондон?

– Я собираюсь сразу после экзаменов.

– А я?

– Не знаю. На меня в Англии сейчас навалится много проблем. Отец тяжело заболел. Мама сходит с ума. Я вообще не имею представления, как у меня там все сложится. Я решил вернуться через полгода и все с тобой обсудить.

– Я тогда тоже могу кое‑что с тобой обсудить. Понимаешь, милый, мне кажется, мы совершили ошибку, и чем скорее мы ее исправим, тем лучше будет нам всем.

– Ты о чем? – спросил Оливер.

– О том, что я возвращаюсь к Мотыльку. Ты уж меня извини. Это жизнь.

– Подожди… Ты о чем?.. Давай это обсудим по дороге в институт…

– Нечего обсуждать, – холодно сказала Инга, – я уже все решила. Ты езжай один. Начинай репетицию, а я соберу свои вещи и подкачу в театр к началу второго действия.

Оливер, шатаясь, вышел во двор, сел в свой старенький, купленный по случаю «жигуленок» и помчался по направлению к учебному театру. Руки его тряслись, пелена мутными волнами накрывала глаза.

На набережной «жигуленок» потерял управление и врезался в опору метромоста.

Его доставили в «Склиф». На второй день он пришел в себя, а когда ему сообщили, что пришла его жена, он приподнялся на подушке и сказал вдруг:

– Да, да… Пусть Инга заходит…

Вошла Вика.

Оливер отвернулся к стене и умер.

Вечером того же дня Инга вернулась в комнату Мотылька с вещами.

– Это была ошибка, – сказала она. – «БОКО‑МАРУ поможет?»

Марина‑чума

Никто не знал, почему у такой очаровательной девушки, как Марина, было такое жуткое прозвище – Чума.

Долгое время это оставалось тайной и для двух моих приятелей, Игорька и Ленчика, которые пригласили Марину с ее подругой Леной совместно провести уик‑энд. На самом деле в облике Марины не наблюдалось ничего ужасного или болезненного. Была она девушкой видной, зеленоглазой, с замечательными длинными вьющимися волосами и точеной фигурой – настоящий тип русской красоты. В этой категории ее впору было показывать на какой‑нибудь всемирной выставке. Хотя девушкой ее можно было назвать только условно. Марина была замужем. Но этот недостаток как‑то не замечался. Чуму не особенно связывали семейные узы – она любила выпить и погулять. Этому способствовала профессия ее мужа, солиста популярного музыкального ансамбля, вечно находившегося на гастролях.

И вот в субботу к двенадцати часам дня, как и было договорено, вся компания собралась дома у Игоря.

Пока девчонки готовили закуски, молодые люди вышли на балкон. Обсудили под пиво экономические и политические проблемы и даже успели обругать последними словами наше родное правительство.

Потом перешли к столу. Выпили за прекрасных дам, закусили, запустили музыку. Девчонок потянуло на эротические танцы. Под одобрительные возгласы мужской части компании они принялись изображать двух лесбиянок, хотя по жизни таких пристрастий за ними не замечалось. Войдя в раж, красотки принялись обниматься и стаскивать друг с друга одежду. А какая одежда летом? Легкие платья, лифчики да трусики. Все это полетело в угол, и к столу девчонки вернулись уже голышом.

Игорь и Ленчик устроили им овацию, пошлепали по попкам, потрепали по щечкам и удалились на балкон готовить шашлыки, потому что сексуальная часть программы планировалась на вечер. Куда было спешить? Впереди практически два дня и две ночи. Когда через полчаса наши джентльмены с дымящимися на шампурах шашлыками вернулись к уставленному бутылками столу, то обнаружили за ним только спящую Лену. Второй девушки в кухне не было.

– Лена, просыпайся! Марина, иди к столу! Шашлык готов! – позвали они.

Манящий запах жареного мяса заполнил однокомнатную квартиру.

Лена продрала глазки, быстренько сменила приборы, поставила чистые тарелки и уселась за стол. А Марины все не было.

– Иди позови подружку, – сердились Игорь с Ленчиком.

Поскольку на крик Марина не откликалась, Лена решила, что подруга тоже задремала, и пошла ее растормошить, но в комнате Марины не было. В прихожей тоже. Ванная, совмещенная с туалетом, оказалась пустой. Лена вернулась ни с чем. Тогда все вместе поискали Марину под кроватью, в шкафу, выглянули на лестничную площадку. Потом решили, что Чума где‑то спряталась, чтобы их разыграть. А раз так, то нечего из‑за ее причуд есть остывшую вырезку. Компания вернулась за стол и приступила к жареной баранине под водочку. Основной темой разговоров было, конечно, обсуждение, куда же делась эта придурошная красотка. Зла они на нее не держали и поэтому даже оставили ей пару шампуров с мясом, а вдруг красавица неожиданно выглянет из‑за какой‑нибудь занавески. Но Чума не появилась.

После обеда вся честная компания снова принялась за поиски. Еще раз осмотрели балкон и комнату. Заглянули в одежные и кухонные шкафы, даже вскрыли в ванной перегородку, которая закрывала трубы, позвали Марину возле лифта. Тогда кто‑то высказал предположение, что, пока ребята были на балконе, а Лена дремала, Марина спьяну решила, что она на природе, и отправилась загорать. Это можно было сделать на крыше дома, куда вела с лестничной площадки металлическая лестница. Игорь с проклятиями полез на крышу, потом туда поднялся Ленчик. Осмотрели все. Крыша была пуста. Они спустились на первый этаж дома разными путями – Игорек в лифте, а Ленчик по лестнице, чтобы поймать Чуму, если она решила поиграть в кошки‑мышки. Напрасно. Марина будто растворилась.

Ну куда, скажите, средь белого дня могла исчезнуть из квартиры в самом центре Москвы абсолютно голая девушка?

Веселого в этом было мало. Ребята решили продолжить поиски. Лену оставили в квартире на случай, если Марина все‑таки явится, а Игорь с Ленчиком обошли все лестничные площадки, осмотрели мусоропроводы, позвонили соседям, проверили подъезд, поискали в палисаднике. Покричали.

Вернулись в квартиру ни с чем.

– А может, ну ее к черту, – заявила Лена. – Скажу вам как лучшая подруга Марины, от нее и не такого можно ожидать. За это ее Чумой и прозвали. Как выпьет, так теряет ориентацию во времени и пространстве.

– Подожди, – говорят ребята, – но она же была в своем уме, танцевала тут, даже, помнится, шутила.

– Шутить она может, – заявила Лена. – Вот у меня где сидят ее шутки. Танцевать тоже может, а вот соображать – с этим у нее туго.

Чтобы как‑то снять напряжение, решили выпить. Предложение с энтузиазмом было поддержано, и несколько рюмок водки придали новый импульс поискам обнаженной красавицы. Но результат остался прежним.

Между тем наступил вечер, а потом и ночь.

Прежде чем лечь спать, Лена для успокоения совести несколько раз прокричала с балкона кухни:

– Марина! Марина! Ты где, дура этакая?

Потом уже ребята надрывали себе глотки. Наконец решили, что утро вечера мудренее.

Лена и Ленчик устроились в комнате, а Игорь расположился на диване в кухне, где до сих пор валялись в углу Маринино платье, ее туфли и трусики.

На следующее утро первый вопрос друзей к Игорю был:

– Не приходила?

– Нет.

За завтраком возникла дискуссия: звонить или нет в милицию? Тогда придется рассказывать все подробности, а девушка была замужем. Лишняя огласка в данном случае ни к чему. Тогда Лена предложила на время забыть о подруге.

– Сама явится! Она и не такие номера откалывает. И все с нее как с гуся вода.

Выудить более подробную информацию по поводу Марининых номеров у Лены не удалось. Она заявила, что это относится к области женских секретов, для мужчин не предназначенных.

Не знаю, как у Ленчика, а у Игоря в то утро настроение оказалось полностью испорченным. Он почему‑то представлял себе самые жуткие картины. Под каждым кустом во дворе, где они искали Марину, он ожидал увидеть труп и представлял себе последующие за этим разборки с мужем, допросы в милиции и вызовы в прокуратуру. Но все‑таки по его настоянию были осмотрены подвал дома, соседние подъезды и ближайшие палисадники. Так прошло воскресенье.

Вечером все напились.

Утром Игорь проснулся раньше всех, часов в шесть утра. Ситуация представлялась ему безвыходной. Наступил понедельник. Его ждала работа, а Маринины трусики, переложенные им с пола на стул, по‑прежнему ожидали хозяйку. Игорь нащупал рукой пачку сигарет, закурил и вышел на балкон. Над Москвой вставало солнце. Прохожих еще не было, только первый трамвай прозвенел под окнами, появившись из‑за поворота. И вдруг сигарета выпала из рук Игоря. Он замер, всматриваясь в подъезд дома на противоположной стороне улицы. Оттуда появилась абсолютно голая Марина. Игорь подумал, что у него галлюцинации. Нет. Это была она со своей потрясающей фигурой и развевающимися волосами. Повелительным жестом она остановила приближающийся трамвай. Игорь видел, как вылезли из орбит глаза вагоновожатого. Голая Чума пересекла улицу и вошла в подъезд его дома.

Игорь распахнул дверь квартиры, выскочил на лестничную площадку. Его сердце замерло в ожидании поднимающегося лифта. Через минуту из него с загадочной улыбкой на лице появилась Марина. Она деловито заглянула в кухню, забрала свои вещи и заперлась в ванной.

Игорь ворвался в комнату к Ленчику с криком:

– Маринка вернулась!

– А я что говорила, – ничуть не удивляясь этому сообщению, заявила Лена.

Когда Марина вышла из ванной, вся компания набросилась на нее с вопросами, но Чума ничего не могла ответить. Судя по всему, она еще находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения и в ответ только хлопала своими зелеными глазами и тупо улыбалась, пропуская мимо ушей возмущенные крики друзей.

В какой‑то момент она неожиданно подняла вверх указательный палец. Коллектив смолк, ожидая услышать какие‑то пояснения. В наступившей тишине Чума налила себе рюмку водки, залпом выпила ее и, быстро пробежав в комнату, юркнула в постель, где и заснула мертвым сном.

Вскоре Лена и Ленчик, одарив хозяина квартиры букетом шуточек, умчались на работу. А Игорь не знал, что ему теперь делать. Оставлять Марину в квартире одну было нельзя – ведь неизвестно, что она еще выкинет. Он позвонил на службу, что‑то наврал и, помаявшись немного, решил прилечь отдохнуть, но на всякий случай рядом с Мариной.

Когда он проснулся, Чумы рядом не было. Игорь решил, что она опять исчезла. Но нет. Приняв душ и находясь в чудесном настроении, Марина мурлыкала песенку, наводя марафет перед зеркалом.

– Привет, милый, – сказала она как ни в чем не бывало.

Это привело Игоря в ярость.

– Где ты была?

– В каком смысле? – удивилась Чума.

– Я спрашиваю, где ты была?

– Как где? Там же, где и ты. Здесь.

– Тебя здесь не было.

– То есть как?

– А вот так! Мы тебя искали два дня!

– А как же я здесь оказалась?

– Ты сюда явилась только сегодня утром!

– Откуда?

– Я тебя об этом спрашиваю!

Марина виновато улыбнулась:

– Честно сказать?

– Честно.

– Не помню.

– Ты что, больная? – возмутился Игорь. – Как мы здесь в субботу собрались, помнишь?

– Помню.

– Как вы стриптиз танцевали, помнишь?

– Помню, – подтвердила Чума, подкрашивая губы.

– А дальше?

– А дальше ничего не помню.

– Ну, хоть какие‑нибудь детали…

Марина глубоко задумалась, а потом спросила:

– А в чем, собственно, дело?

– А в том, что ты ушла отсюда совершенно голая и провела две ночи вон в том доме через дорогу.

У Марины от возмущения выпала из рук пудреница.

– Знаешь что, милый! Я считала тебя нормальным мужиком. А тебе надо лечиться!

– Это тебе надо лечиться! – зашелся Игорь.

– Ах, так? – возмутилась Чума. – Больше ты меня никогда не увидишь. Забудь мой телефон. А если хоть раз позвонишь, то мой муж так тебя отделает, что тебе мало не покажется.

Она схватила свою сумочку и, хлопнув дверью, выбежала из квартиры.

Игорь остался в одиночестве. У него было время осмыслить произошедшее.

«Это же надо, – грустно размышлял он, – будучи абсолютно голой, исчезнуть, раствориться в этом безумном городе, двое суток где‑то пропадать, явиться без единого синяка, без единой царапины, ничего не помнить и обвинить во всем человека, который искал ее два дня и две ночи. Как же эти женщины умеют устраиваться в жизни! И вообще, как они ухитряются всегда найти выход из самого безвыходного положения?»

– Именно этого мне и не хватало! – воскликнул Пьер. – Это же целая готовая глава про русских женщин и нечистую силу.

– Я тебе могу еще кое‑что на эту тему рассказать.

– Подожди. К женщинам мы вернемся. А я бы хотел сейчас прояснить для себя различия между «старыми» русскими и «новыми».

– Разница проста, – ответил я. – «Новые русские» – это те, кого вы во Франции называете нуворишами. Порождение дикого русского капитализма. Таких типов невозможно было представить себе при коммунистах. А чтобы ты лучше понял разницу между «старыми» и «новыми», я тебе вот что расскажу…

В Питере я работал на документальном фильме «Мосты». Он был посвящен людям, которые когда‑то потеряли друг друга, которые ищут родственников и знакомых. Съемочная группа связалась с Управлением внутренних дел, попросила познакомить нас с гражданами, обратившимися в милицию за помощью в розыске. Направляясь туда, режиссер взял меня с собой, чтобы я фотографировал анкеты. Мы приехали в знаменитое на весь город здание на Литейном 4, которое местные жители именовали не иначе как Большим домом. В этом шедевре советского конструктивизма размещались две организации – Управление внутренних дел и Управление КГБ. Поэтому дом № 4 на Литейном проспекте пользовался у горожан дурной славой. Ходил даже такой анекдот. «Почему этот дом назвали Большим?» – «Потому что с него Колыму видать».

Короче, пришли мы в отдел МВД, занимавшийся поиском пропавших людей. Молоденькая девушка‑лейтенант показала нам, как пользоваться картотекой. Там люди, которые потеряли друг друга во время войны, тут – без вести пропавшие, здесь – нынешние, неизвестно, куда канувшие. После чего предоставила нам стол для работы, а сама уселась за соседний и занялась служебными делами.

Мы принялись за изучение анкет. В этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошел человек лет пятидесяти. Лысоватый, невзрачный, он был одет в потертый костюмчик и выцветшую рубашку. Пришедший сильно волновался, как, наверное, волновался каждый, кого вызвали в Большой дом.

Сотрудница предложила ему сесть, повертела в руках его повестку, почему‑то вздохнула и спросила:

– Вы – Благонравов Николай Петрович?

– Да, – ответил гражданин.

– Ваш паспорт, пожалуйста.

Она сверила данные, вернула документ и, покопавшись в ящиках стола, достала какое‑то дело:

– Николай Петрович, скажите, отца вашего звали Петр Иванович Благонравов?

– Точно так, – подтвердил посетитель.

– А мать вашу звали Евгения Кузьминична Благонравова?

– Абсолютно точно.

– А вот сестру свою, Марию Петровну, вы не помните?

Посетитель почему‑то поморщился. И через силу ответил:

– Нет.

– Но вы знаете, что у вас была старшая сестра?

– Дело в том, – замялся Благонравов, – что она пропала, когда я был совсем маленьким.

По всему было видно, что эта тема ему неприятна и он поскорее хочет ее закрыть. Но милиционерша не собиралась ничего закрывать. Она вцепилась в него мертвой хваткой:

Дата добавления: 2015-05-06