Конец ознакомительного фрагмента. 4 страница. – Провокационное суфле! Ты безумная авантюристка с комплексом Клеопатры, Жанны д’Арк и Алисы в Зазеркалье!

– Провокационное суфле! Ты безумная авантюристка с комплексом Клеопатры, Жанны д’Арк и Алисы в Зазеркалье!

– При чем тут Алиса?

– Не при чем! Одной сумасшедшей бабой больше, одной меньше! Кристина Ларсен! Для твоего же блага я обязан отвезти тебя в ближайшую клинику и запереть там для комплексного обследования!

– А ты ведешь себя, как твои дружки‑истерички из «Поппер‑Клуба». До чего же я не терплю геев! Единственный, кто всегда вел себя в моем присутствии по‑мужски, и тот – сорвался! Именем Элтона Джона! Прекрати истерику, ты пугаешь моих рыбок! Сядь и спокойно выслушай меня!

– Ты же знаешь, я равнодушен к Элтону Джону, – проныл Ганди и, в сотый раз всплеснув руками, рухнул в кресло.

– А вот я неравнодушна к Алисе! – Кристина присела на банкетку напротив своего внезапно разнервничавшегося друга и положила руки ему на колени. – Тебе ничего не грозит. Я все продумала. Ты очень поможешь мне, если согласишься. Сколько раз я за тебя вписывалась? Когда тебя два года назад сбил тот кретин в оранжевом «пежо», кто тебе целый месяц финики в больницу таскал? Протянул бы ты месяц без фиников? А прошлой осенью…

– Нет! Не вспоминай прошлую осень! Это ниже пояса! Запрещенный прием!

– У тебя вся жизнь – ниже пояса. Ну, Ганди… Ты ведь любишь путешествовать. А в Москве еще ни разу не был. Пора это исправить. К тому же все рассказывают, что Москва – чуть ли не самый сумасшедший город Европы! А сколько симпатичных мальчишек на улицах! В матросках, в бескозырках, широкоплечие, с накачанными мускулами. Марк Алмонд в каждом интервью распинается, как хороши русские мальчишки.

– Перестань разговаривать со мной как с маленьким! Я ничего не боюсь! И хочу тебе заметить: спекулировать моими… маленькими слабостями как минимум пошло. И потом…

– Что потом?

– Ты – самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю. Ну, подумай трезво. Ты предлагаешь мне подвергнуться опасности. Хорошо, пусть меня убьют в этой дикой Москве, жизнь какого‑то педика ничего не стоит в нашем гомофобном мире. Пожертвуем мной! Но ради чего? Ради призрачных улик, которые – я тебе как юрист говорю – ни один суд не стал бы рассматривать даже в качестве косвенных. Полиция двух стран не смогла отыскать следы твоего отца, а я, значит, приехал, осмотрелся и сразу – нате вам, пожалуйста! Я понимаю, что ты сейчас переживаешь, но пойми – если они не нашли твоего отца, может, его уже… нет? И ты гонишься за химерами. А ведь ты – наследница всего, что он создал. Может, надо просто взять то, что предлагает тебе жизнь? Вступить в наследство и царствовать?

Кристина бросила на друга уничтожающий взгляд.

– Хорошо‑хорошо. Последний абзац вычеркиваем из протокола, – отступил Ганди.

Кристина выдержала паузу и сурово произнесла:

– Это значит «да»?

– Это неразумно… Это безвкусно и недостойно девушки с королевским именем… – уронив голову на руки, тихо добавил Ганди.

– Итак, Эталон Вкуса! Если ты согласен, мы можем перейти к детальной части обсуждения?

– Валяй…

– Мой план до банальности прост. Мишель Пелон – я тебе о нем говорила – через своих великосветских приятелей отрекомендует тебя Сержу как клиента.

– И кем я буду? – Ганди вздернул свой и без того приподнятый нос в саркастической гримасе. – Сыном мультимиллионера? Внучатым племянником королевы? Любой богатый человек на виду! Если я тебя правильно понял, твой московский консьерж имеет дело только с самыми сливками. Значит, ему ничего не стоит помимо рекомендаций прогуглить и выяснить, что такого наследника, или кем там я должен представиться, не существует.

– Я это продумала. – Кристина улыбнулась, будто перед ней поставили вазу с мороженым. – К счастью, в нашем мире еще существуют нелегальные состояния. И в России, в силу национальной специфики, к этому относятся с большим пониманием. Ты будешь сыном Энцо Гальдонфини.

– Кого?!

– Имя я придумала только что. Это непринципиально. Хочешь – будешь внуком Винченцо Паццини, Адриано Даниро, короче, любого дона Корлеоне из Швеции. Я проверила, в нашей стране есть небольшая, но очень дружная итальянская диаспора. Понимаешь?

– Кажется, понимаю…

– Ты будешь близким родственником криминального авторитета! По легенде, на родине тебе шагу не дают ступить без охраны. Всю жизнь, с раннего детства, тебя стерегут круче, чем наследного принца какой‑нибудь Иордании. Детали я пока не додумала… Но смысл такой: тебе удается отбиться на пару недель от охраны и рвануть инкогнито в Рашу. Те же приятели теперь уже твоего знакомого Мишеля Пелона уверяли тебя, что только Серж может организовать такой тур по Москве, что семь чудес света покажутся дешевыми елочными игрушками. И вот тут ты ставишь перед ним задачу…

– Что ты еще выдумала, коварная?

– Твоя легенда исключает проявления нормальной человеческой жизни. У Энцо Гальдонфини не могло быть счастливого детства, друзей‑засранцев, ползанья в песочнице, игр в Робин Гуда. Не было веселой студенческой юности, попоек в общагах, секса в туалете бара. Ты не блевал с балкона, не приходил на лекции с похмелья, не взрывал косяки в подворотнях, не дрался из‑за девчонок. У тебя не было простых радостей жизни, которых у обычных людей навалом. И ты хочешь хотя бы две недели пожить как простой парень твоего возраста.

– Зачем так усложнять?

– В этом весь смысл. Объясню тебе позже. Пока просто поверь мне.

– Разве у меня есть выбор?

– Нет. Ты сообщишь Сержу, что к концу первой недели твоего пребывания в гостеприимной России приедет твоя девушка. Или – сестра. Это страховка, чтобы тебе спокойно спалось вдали от родины и ты не ждал каждую минуту, что он расчленит тебя и скормит пираньям. Я появлюсь на десятый или одиннадцатый день твоего веселого тура. К моему приезду, надеюсь, у тебя появится что‑то…

– Что именно?

– Не знаю, Ганди, не знаю. Мне просто нужна информация. Любая информация о нем. Как он себя ведет, что ест, на чем ездит, кто его помощники, как он реагирует на дождь, на деньги, на стресс. Что он любит, кого он любит, кто любит его, а кто – наоборот. Любая информация. Много информации изнутри, понимаешь? Инсайдерский шпионаж! Чтобы я, когда приеду, смогла воспользоваться этой информацией, быстро подготовиться и нанести удар.

– А‑а‑а… – Ганди улыбнулся покровительственно, как улыбался в выпускном классе лицея, когда Кристина раз в месяц списывала у него контрольную по геометрии, которую терпеть не могла. – А я уже подумал, у тебя есть план…

– У меня?! Издеваешься! Нет у меня никакого плана. Пока у меня есть только надежда. Догадайся на кого?

Глава четвертая

Спустя еще несколько дней Кристина официально вступала в наследство. Помимо подписания десятков юридических протоколов предстояли процедуры выемки многочисленных банковских ячеек и вскрытие сейфа в рабочем кабинете отца. Кроме Кристины на вскрытии присутствовали адвокаты компании, душеприказчик Свена Мат Йоргенсен, чиновники из мэрии. Специалист по вскрытию немного опоздал. Он появился минут на пять позже назначенного времени. Точнее, она.

Кристина удивилась, увидев худенькую взъерошенную девушку с воспаленными глазами и пирсингом на левой брови. В книжках и в фильмах людей, способных потрошить сейфы, называют «громилы» или «медвежатники». Слово диктует образ, и Кристина ожидала увидеть если не супермена, то хотя бы брутального мужика с шальными пальцами и проницательным взглядом. А тут – девчонка, почти ровесница, с красными глазами. Наверняка шаталась всю ночь по клубам.

Кристина недоверчиво покосилась на адвоката. Оказалось, что практика взлома сейфов имеет мало общего с тем, что обычно показывают в кинофильмах. Девчонка деловито раскрыла свой компактный несессер, вытащила медицинскую маску, которую тут же надела на лицо, латексные перчатки, пипетку и несколько ампул. Поколдовав минуты две с пипеткой и ампулами, она впрыснула получившийся раствор в какую‑то щель с внешней стороны сейфа, выждала еще пару минут и непринужденным движением, как дверцу холодильника у себя дома, распахнула массивный ящик из стали, способной выдержать взрыв пары килограммов в тротилловом эквиваленте.

Кристина через плечо адвоката попыталась заглянуть вовнутрь. Но ее оттеснили. Мужчины осторожно вытащили из обитого бархатом чрева все содержимое и разложили его на столе. Три пачки пятисотенных банкнот в валюте евро. Две пачки в долларовой валюте. Стопка канцелярских корочек в стандартном формате официальных документов – удостоверения, свидетельства, билеты, паспорта. Тонкая папка с деловой документацией, сложенная вчетверо газета и фотоальбом.

Кристина поморщилась, когда адвокат начал разворачивать газету. Ей показалось, что в дешевую бумагу, покрытую инсектицидными печатными знаками, обязательно должно быть завернуто что‑то неприличное, отвратительное. Дохлая мышь? Протухшая рыба? Использованный презерватив? Бинт с засохшей кровью и гноем? Пресловутый скелет, которыми полны шкафы сильных мира. Ничего хорошего она не ожидала. Ничего и не произошло. Совсем ничего. Газета оказалась пуста. Просто кусок бумаги с инсектицидными печатными знаками, и ничего больше.

Кристина вздохнула. Ближайшее будущее не сулило беззаботности. Скромный жизненный опыт девушки говорил о предстоящих часах раздумий над простым с первого взгляда обстоятельством: зачем богатому и влиятельному человеку хранить в личном сейфе какую‑то газету? И уж точно, по мнению большинства здравомыслящих шведов, в сейфе не место фотоальбому. Его удобно хранить на полке шкафа, в ящике стола, в тумбочке, возможно, на трюмо. Но не в сейфе. Если только он не хранит детское порно и прочие фотокомпроматы.

Ни порно, ни компроматы альбом не хранил. Кристина убедилась в этом уже через час после вскрытия сейфа, как только адвокаты, юная «медвежатница» и прочие сочувствующие оставили ее наедине с находками. В красной клеенчатой обложке, с распухшими страницами, многие из которых были отмечены алкогольными пятнами и жирными отпечатками пальцев. Альбом был старым, но невинным. В нем хранились только детские и юношеские фотографии отца. На самой поздней из них он выглядел не старше двадцати лет. Длинная челка падала на кокетливо скошенные вправо глаза с пушистыми ресницами.

Кристина никогда раньше не видела эту фотографию. Она вдруг с удивлением осознала, что отец никогда не показывал ей свои детские снимки. Внешне она знала Свена Ларсена уже со старших курсов университета, определившегося будущего бизнесмена. Он выглядел серьезным, целеустремленным, в костюме, при галстуке, в шапочке магистра. Такие фотографии были всеобщим достоянием, они периодически мелькали в прессе, гуляли по Интернету. Но подростка Ларсена не видел никто.

Вернувшись домой, Кристина заварила крепкий чай с чабрецом, негромко включила «Gossip» и забралась на тахту, под плед с фотоальбомом такого незнакомого ей человека. Пропустив серию скуксившихся в пеленках младенцев, она задержалась на черно‑белом снимке пятилетнего мальчугана. На нем только короткие шорты и нитка бисера на шее. Ребра выпирают, как у выброшенной на сушу рыбы, ключицы острые – шипы. Мальчик коротко острижен, уши торчат почти перпендикулярно к просвечивающему сквозь белесые редкие волосы черепу. Мальчик застыл напротив овчарки, размерами едва не больше него. Овчарка рвется с цепи, фотограф запечатлел именно то мгновение, когда цепь до звона натянута, а собака почти стоит на задних лапах, разинув пасть в истошном лае. Взгляд у мальчика испуганный, рот раскрыт, кажется, что малыш кричит, зовет на помощь.

Кристина вспомнила себя в пятилетнем возрасте. Ей нравились собаки, а отцу не нравилось то, что они нравились ей. Теперь понятно почему. Она вспомнила Рикки и перевернула страницу.

Десятилетний Свен Ларсен на горном склоне. Он одет в модный комбинезон, правой рукой обнимает кого‑то на голову ниже себя. Этот кто‑то закутан в меховую одежду так, что из пушистого капюшона выглядывает лишь верхняя часть лица, по которой непонятно, мальчик это или девочка. В свои десять лет Кристина лихо скатывалась с горы на лыжах. Иногда в обществе отца, чаще в обществе высококвалифицированных инструкторов. Но никогда в компании друзей или подруг. Лыжи были не развлечением, а частью образовательно‑подготовительной программы, по которой она занималась. Другим словом – работой.

Кристина вздохнула и продолжила листать страницы альбома. Мальчуган борется с удочкой на покатом речном берегу, поросшем можжевельником; подросток, изогнувший бронзовое от загара тело, бросает камень прямо в восходящее солнце; юноша с гитарой и романтичным взглядом в компании друзей, еще одна компания, еще… Отец гримасничает из‑за спин, отец обнимает девушек, отец прижимает к губам горлышко бутылки, показывает язык, подставляет рожки кому‑то. Фотографы настигали его в неожиданные моменты, в каждый из которых он был сосредоточен на проживании этого мгновения, он жил. У Свена Ларсена было детство, отрочество и юность.

Кристина вспомнила свой фотоальбом в этом возрасте. В нем были снимки и масштабнее, и красочнее отцовских. Но не было снимков интересней и живее. Она на яхте, она за рулем новенького «порше», она в кабине отцовского самолета, она за кулисами концерта «Металлики» с Джеймсом Хетфилдом…

Кристина всегда позировала фотографам, и все ее снимки были постановочными. Даже те, на которых она еще не умела ни ходить, ни говорить, только пускала пузыри и улыбалась ангельской улыбкой. Ни одного мгновения, случайно пойманного фотографом, ни одного мига, когда ее застали бы врасплох. Жизнь, подчиненная самошлифованию, шла сама по себе, а когда наступало время пополнить архив, приходил фотограф и делал постановку…

Весь сумбур, хаос и непосредственность детства, юности и подросткового бешенства были приведены в ее жизни в строгий порядок. А теперь ее призывают отдать в жертву этому порядку оставшиеся годы. Возглавить компанию и править этим маленьким государством, как королева. Королева Кристина. Блеск и величие шведской монархии. Нет уж, дудки. У нее найдется чем занять себя. Она заслужила это. Она должна найти отца, и пусть он как можно дольше продолжит играть в свои взрослые игры. Только бы без нее.

«Без меня, без меня, без меня…» – Кристина вздрогнула, очнувшись от собственного шепота. Помотав головой и размяв затекшую шею, она перевернула последнюю страницу альбома. Под тонкой пленкой, чуть покосившись, лежала единственная цветная фотография. Кристина прищурилась. Со снимка глядел кто‑то незнакомый, чужой и отстраненный. Через секунду она поняла, что человек на фотографии, – голова прямо, взгляд пристальный, больной, с примесью страха и ненависти, все мускулы лица напряжены, – этот человек чужой не только для нее. Он для всех чужой. Точнее, в тот момент, который зафиксировал фотограф, весь мир был чужим и враждебным для этого человека. Они будто замерли в бойцовских стойках друг напротив друга – мир и он. И несмотря на отсутствие рук, держащих номер, – их обрезали явно специально, – Кристина догадалась, что снимок сделан в тюремной камере. А заключенный – ее отец. Кристина не подозревала о том, что отец побывал в тюрьме. Ларсен никогда не говорил об этом.

Что ты сделал, Свен? Что ты натворил тогда?

Остаток вечера Кристина потратила на то, чтобы пролить хоть какой‑то свет на эти вопросы. Она искала в Интернете любое упоминание о конфликтах Свена Ларсена с законом – безуспешно. Она звонила матери, и та многозначительно заявила, что Свен с самого рождения находится в тюрьме собственных иллюзий, заблуждений эгоцентризма и содержится там поныне в самом жестком режиме. Кристина даже не постеснялась побеспокоить Марка Йове, несмотря на то, что приближался полуночный час. Заспанный голос на том конце телефонной линии ответил, что он рад помочь фрекен Ларсен в любое время суток, но для того, чтобы поднять полицейские архивы ранее девяностого года требуется специальное разрешение прокурора.

Кристина обескураженно повесила трубку. В памяти всплыла фраза, которую она услышала от отца три года назад, когда сама была в возрасте персонажа на фото. Он лично пришел в тюрьму Гундес внести задаток за свою дочь, задержанную вместе с группой радикальной молодежи за массовые беспорядки, – так власти классифицировали их пикет, организованный шведским отделением антиглобалистов. «Если ты еще раз попадешь сюда, я сделаю все, чтобы ты тут и осталась». Так он сказал тогда. Кристина приняла эти слова за обычную родительскую горячность. А все оказывается куда интереснее. У Свена в этих шкафах водятся свои скелеты. И это лишь те, которые ей случайно удалось обнаружить. А сколько их еще? И какие они? И как знать, не является ли исчезновение отца частью какого‑то его извращенного плана? Этот чудак и не на такое способен. И какая роль в этих планах уготована ей?

Кристина еще долго не могла заснуть, ворочаясь и кашляя от злости. Если, найдя отца, она помешает ему, сорвет его эгоистичные замыслы, то так тому и быть. И ей наплевать, если из‑за этого она лишится наследства. В гробу она видела отцовские деньги. Лишь бы не принуждал к управлению своей дурацкой империей. Без нее, пожалуйста, без нее.

* * *

Инспектор Марк Йове крепко спал, когда его разбудил звонок наследницы Ларсена. Пробурчав что‑то насчет полицейских архивов в ответ на бредовый даже по ночному разумению вопрос отчаявшейся фрёкен, инспектор отключил телефон и закрыл глаза. Но сон пропал. Что‑то смущало инспектора с самого начала этого странного дела, что‑то не так было в этой истории. Но до сих пор, на протяжении всего следственного процесса, Йове так и не смог понять, что именно. А сейчас, глубокой ночью, на полуразрушенной границе между явью и сном, пожилому инспектору вдруг вспомнилось дело двадцатилетней давности, когда он, тогда еще младший инспектор, был полон амбиций и проявлял служебную прыть. Дело было громкое, но не выходило за рамки вообразимого. При ограблении отделения банка застрелили кассира и охранника. Свидетели показали, что грабителей было четверо, действовали они профессионально, грамотно и дерзко. Подозревались связи преступников с сотрудниками банка. Марк Йове разматывал именно эту ниточку. Больше недели он вкалывал по двадцать часов в сутки. Осунулся и озлобился. Но размотал. Раскрутил. Выявил связи грабителей. И удостоился личной благодарности комиссара, начальника центрального полицейского управления Стокгольма. Пожимая руку молодому инспектору, комиссар вполголоса пробурчал: «Спасибо, Йове. Выручил, честное слово. Если бы ты знал, сколько собак на меня спустили в связи с этим делом. Министр юстиции каждый день названивал…»

Старший инспектор Йове резко открыл глаза и сел в постели. Вот! Вот что подспудно не давало ему покоя. Министр юстиции. Двадцать лет назад он каждый день звонил комиссару полиции в связи с громким, но вполне ординарным делом. А в этот раз, когда пропал один из самых известных людей в государстве, министр юстиции позвонил только один раз. Теперь уже он звонил лично Марку Йове. Но позвонил лишь один раз. В самом начале расследования. И тон министра не был озабоченным. И сказал он лишь самые общие слова. Странно.

Очнувшись после короткого сна, Кристина первым делом прочла газету. Буквально утреннюю газету. Так поступают некоторые истинные леди. Кристина усмехнулась. Она читала газету в первый раз за многие годы. И не просто читала: перечитывала с разных мест, от начала к концу, от середины к началу. Разве что не пыталась осилить узкие столбцы справа налево и снизу вверх. Впервые в жизни она пыталась получить из газеты то, ради чего эта газета печаталась: информацию. Безуспешно.

Кристина вспомнила, как читала в воспоминаниях каких‑то советских диссидентов (так в двадцатом веке в Советском Союзе называли политических бунтарей и смутьянов), что они пытались читать официальные газеты по методу «между строк». Например, в газете писали о продовольственном кризисе в Албании. Применив аналитический подход, выпив водки на кухне и немного пофантазировав, можно было прийти к выводу, что с должности снимут кого‑то из заместителей министра торговли, отвечающих за импорт оливкового масла из Албании…

Что же тут можно вычитать «между строк»?

Кристина еще раз медленно пролистала тонкие страницы, до сих пор пахнущие типографской краской, хотя дата на газете стояла полугодичной давности. Скромная шведская восьмиполоска, из тех, что бесплатно выкладываются в торговых центрах и на заправках. Такие газеты наверняка нерентабельны, рекламы почти нет, частные объявления, которых совсем немного, – бесплатны. Передовица о парламентских неурядицах, пара мнений авторитетных колумнистов о завершении экономического кризиса, сообщения о продаже завода по переработке химикатов. Немного культурных новостей: фестиваль самодеятельных театров в Осло, гастроли итальянского балета, интервью с писателем, автором модных детективов. Последняя страница – небольшая заметка о массовой гибели перелетных птиц в Оклахоме, анекдоты, кулинарные рецепты и кроссворд.

Кристина задумалась. Газета не должна была оказаться в сейфе ни при каких обстоятельствах. Хотя бы потому, что отец не читал новости с бумаги. Всю информацию, которая была ему необходима, он получал из Интернета.

Она потянулась к своему любимому «маку». К компьютерам привязываешься как к людям. Кристина обожала свой «МакБук» – двухъядерный процессор, основание, выполненное из цельного куска пластика, шестьсот гигов встроенной памяти и четыре гига оперативки. Когда она касалась молочно‑белого пластика, то испытывала почти сексуальное возбуждение. Даже западающая клавиша «Ctrl» слева не могла это испортить.

Однажды Кристина прочитала интервью Стива Джоббса, в котором тот иронично откомментировал программные обновления у его конкурента – «Майкрософт»: «А мы сделаем такие иконки, что вам захочется облизывать экран». Временами Кристина готова была делом подтвердить это провокационное заявление.

Лишенная сентиментальности в жизни, она млела от своего «мака» и от интерфейсов некоторых сайтов в Сети. Но сейчас ей был необходим рабочий инструмент – социальные сети.

Года три назад, впервые зарегистрировавшись в социальной сети, Кристина с интересом вглядывалась в лица людей, которым ежедневно предлагала дружбу. Она сравнивала увлечения, взгляды, способ жизни и, только почувствовав живой интерес к персонажу, нажимала кнопку «добавить в друзья». Она выбирала. А если выбирали ее, вела себя с претендентами как невеста на смотринах – строго, щепетильно, с отстраненным достоинством. Никаких вульгарных букетов и подмигиваний. Она никогда не называла людей из «Фейсбука» друзьями. Исключительно – «люди из френдленты». Иногда ей казалось забавным, что у нее так много этих «людей из френдленты». Возможно, некоторые из них называют ее другом. Говорят своим знакомым, показывая ее фото с группой на сцене ночного клуба: «Это Кристина, моя подруга из Швеции. Она круто поет и участвует в акциях протеста!»

В реальной жизни только одного человека она могла с полным правом называть другом. Ганди часто посмеивался над ее увлеченностью сетевым серфингом. Он называл их участников «чокнутыми эксгибиционистами», а сами Сети считал новым маркетинговым адом. «Это же сектантство в чистом виде, Пышечка! Тебя вербуют, подсаживают на какие‑то темы, которые тебе даром не нужны! А затем впаривают все, что нужно. Вечеринки, музыку, фильмы, вещи, идеи, симпатии, мировоззрение… А ты ведешься, глупая, как такса на поводке! Начинаешь жить не своей жизнью. Тебя использует какая‑то социальная сеть. Это новая форма тоталитаризма! Хорошо, хоть Оруэлл не видит… Даже стыдно сидеть рядом с тобой!»

Впрочем, именно «Фейсбук» подарил Кристине еще одного человека, которого она хотела бы считать другом. Она мечтала, что когда‑нибудь встретится с ним в реальной жизни. И он окажется таким же забавным, непредсказуемым, а главное, верным и полезным, как в Сети. Он зафрендил ее пару лет назад. Или – она его, Кристина не помнила точно. Ее в те дни одолевала тоска по записям и выступлениям на сцене. «Сливы» после отъезда гитариста Моруша окончательно развалились, навсегда оставив Кристине привкус алюминиевой оплетки микрофона во рту, орущей толпы под сценой и еще чувство поражения и пустоты. Она решила попробовать выступать сольно. Сразу встал вопрос о репертуаре. Кристина отключила телефон, накупила еды в «Чайна‑Тауне» и засела на неделю дома.

Когда нам что‑то не дано, важно вовремя понять это и перестать тратить время на бесцельное карабканье по отвесной стене. Кристина часами комбинировала аккорды на синтезаторе, перебирала гитарные струны, читала Каммингса, Одена и Уолкотта в надежде проникнуться поэтическим вдохновением. Тщетно! За неделю она не сочинила ни одной приличной песни. Руки опустились! А петь так хотелось. Кристина почти смирилась с тем, чтобы пойти проситься в клубные кавер‑группы, исполнять чужие хиты, пока публика накачивается алкоголем и кривляется, изображая танцы.

Именно в те пасмурные дни в ее френдленте возник Кевин Смит. Большинство в «Фейсбуке» выступает под своими настоящими именами. Но Кристину не смутил персонаж под ником с фамилией известного режиссера, со смешным аватаром в виде попугая, по‑орлиному расправляющего крылья. В его статусе значилось: «У бога есть чувство юмора. Достаточно взглянуть на утконоса». Цитата, разумеется. Разумеется, она не поверила, что это может быть настоящий Кевин Смит из Голливуда. Забавный чудак, которому удалось чем‑то зацепить ее. У них с сетевым Кевином были общие друзья в Сети – пара архитекторов из Берлина, официантка из Барселоны и какие‑то лондонские тусовщики. Человек шесть, не больше.

Позволив несколько упаднических комментариев в адрес своего творческого бесплодия, Кристина не удивилась, получив пару десятков сочувственных откликов. Не удивилась она и потоку творческих рецептов борьбы с хандрой от доброжелателей, с которыми никогда не встречалась в жизни. Что бы ни происходило с этим миром, но армия людей, готовых давать советы всем и каждому по любому поводу – неистребима. Ей советовали выпить абсент, заняться сексом с тремя партнерами сразу, завести лемура, набить морду полицейскому, устроить дебош в ресторане, украсть песню у Тори Эймос, завести кота, станцевать голой на площади. Все было в порядке вещей. Удивилась она только одному письму. Кевин Смит извинялся за назойливость и в тех же почтительных выражениях предлагал свою помощь. Он знал девушку из канадского Ванкувера, которая, по его словам, сочиняла «волшебные куплеты», сама записывала и выпускала их под маркой «Шайнавумэн», но песен было так много, что она бескорыстно делилась ими. Так Кристина получила материал для своего первого сольного альбома.

Спустя месяц ей потребовалась информация о саундтреках к голливудским фильмам пятидесятых годов двадцатого века. И снова Кевин Смит с готовностью пришел на помощь. Текст, который он прислал, вполне тянул на курсовую работу студента киноведческого факультета. Кристина призадумалась. Это не было похоже на пустую болтовню и убийство времени. В этом была польза.

Ее, конечно же, обучали азам программирования. В новом веке компьютерные неучи лишались зрения и слуха. Но, дрейфуя по социальным сетям, заводя во множестве совершенно необязательные контакты с незнакомыми людьми по всей планете, она убедилась в полезности подобной коммуникации. Это обстоятельство можно было поставить на первое место в списке антидепрессантов и творческих рецептов борьбы за душевное равновесие. Она на практике доказала себе, что если у тебя обширная френдлента, обязательно найдутся люди, которые обладают необходимой тебе в данный момент информацией. И почти наверняка возникнут люди, способные легко решить задачу, над решением которой ты безуспешно бьешься в данную минуту. И скорее всего, где‑то есть люди, с легкостью готовые совершить для тебя подвиг. Надо только суметь задать им правильный вопрос, верно поставить задачу, грамотно направить их.

Чтобы взломать чей‑то сайт, не обязательно самому быть хакером экстра‑класса. Достаточно иметь парочку таких персонажей в своей френдленте. Чтобы вырастить сад, не обязательно быть садовником. Нужно лишь сделать так, чтобы лучшие садовники мира водили твоей рукой. Ганди был неправ. Это не Сеть использует ее. Она использует Сеть. Иногда Кристине казалось, что список ее друзей в социальной сети – это маленькая армия наемников, которую она, королева, может сплотить и повести в увлекательное сражение против чьей‑нибудь армады. А Кевин Смит – ее адмирал и мудрый военачальник.

Для начала она решила протестировать через свои контакты все сообщения этой странной газеты, так загадочно оказавшейся в отцовском сейфе. Начала по привычке, с конца. Кроссворд… Глупо, конечно полагать, что с ним связано нечто таинственное. Чтобы строить теорию заговоров на кроссвордах, нужно быть законченным параноиком. Но если вы – параноик, это еще не значит, что за вами никто не следит. Кристина недавно смотрела фильм, в котором показывалась работа аналитиков ЦРУ. Они вовремя заметили, что в газетах разных стран появляются одинаковые вопросы в кроссвордах на последней странице. Догадались, что эти кроссворды – система связи между террористами, и предотвратили большой Тарарах в Штатах. Но в жизни, Кристина была уверена, все теории заговоров выглядят и осуществляются проще. Секреты спецслужб, что время от времени всплывают на сайтах вроде «Викиликс», показывают, что там работают такие же разгильдяи, как и везде. Человечество неисправимо, оно погружено в лень и хаос. Как говорила любимая поэтесса ее русской прабабушки: «Когда б вы знали, из какого сора…»

Дата добавления: 2015-05-06