Хубилай-хан и новая монгольская империя 2 страница

По традиции исполнительское мастерство в Китае считалось таким же низким занятием как проституция. Монгольские владыки повысили социальный статус представителей исполнительских профессий и даже строили особые театральные кварталы, чтобы представления не давали на площадях и рынках. Сочетание китайской драмы и монгольского пристрастия к музыке заложило основу того, что стало потом Пекинской оперой.

Хотя монголы всячески покровительствовали массовой культуре своего времени, они крепко держались за свой древний культурный запрет на пролитие крови.

Они очень любили соревнования по борьбе и стрельбе из лука, но не создали ничего подобного гладиаторским боям древнего Рима, обычным европейским петушиным или собачьим боям, или борьбе человека с животными, вроде корриды. Монголы не сделали казни преступников общественным торжеством, как это было в средневековой Европе. Подданные монголов не могли даже развлечься на таком доступном европейцам мероприятии, как сожжение людей живьем.

Хубилай не искал быстрого и скоротечного успеха у китайских крестьян, более двадцати лет он проводил в жизнь последовательную политику, которая позволила ему получить доверие и поддержку со стороны всей этой континентальной цивилизации. Монголы старались показать себя могучими властителями, которым Небом было дано право объединить всех китайцев, и противопоставляли себя бледным и разобщенным правителям династии Сун, которые погрязли в роскоши и склонны более гордиться своим богатством, чем военной мощью. Хотя монголы сильно отличались от китайцев во многих аспектах, тем не менее, китайские массы нашли больше общего с ними, чем с собственными придворными и чиновниками.

Год за годом солдаты, чиновники и крестьяне покидали земли Сун и уходили жить под рукой монголов или помогали им покорить свои местные территории. Все больше торговцев начинали на постоянной основе торговать с монголами, все больше священников и ученых обретали защиту и большую свободу передвижений в юаньском Китае, а иногда даже сунские военачальники и целые военные подразделения переходили на стороны противника. Падение династии Сун не было быстрым уничтожением завоеванной династии, скорее оно произошло постепенно, в результате многолетнего разложения и разъединения земель.

Все это время монголы не переставляли осуществлять и военное давление на Сун. Каждая маленькая победа служила на пользу широко распространяемой мысли о том, что само Небо завещало будущее монголам и оставило династию Сун. Хан Хубилай сам направлял кампанию по связям с общественностью, а военную полностью поручил своему доверенному военачальнику по имени Баян, который был почти настолько же искусен в военном деле как Субэдей. В 1276 году монгольские войска, наконец, взяли сунскую столицу Ханчжоу и на протяжении нескольких лет подавили последние очаги сопротивления на местах. При помощи настойчивой пропаганды и прозорливой политике Хубилаю удалось то, что не удалось его деду Чингисхану при помощи грубой силы. Поддерживая свой образ воплощения всех китайских добродетелей, Хубилай стал заботиться о вдовствующей императрице Сун и позволил большей части императорской фамилии и дальше жить в своих роскошных дворцах. Он позаботился о том, чтобы наследник правящей фамилии не стал центром освободительного движения, отослав его на обучение в Тибет, где тот стал монахом в 1296 году.

Для китайских ученых и литераторов времена правления поверженной династии Сун очень скоро стали воспоминанием о золотом веке. Поэт Сье Яо выражает это чувство в проникнутом ностальгией по старым временам стихотворении «Посетил прежний императорский дворец в Ханчжоу».

Как в давних руинах, трава поднялась высоко.

Ни привратников нет, ни стражи.

Обрушились башни и дворцы опустели, как и моя душа.

Под древними сводами лишь ласточки ныне летают,

А внутри — тишина. Ничего больше не слышно.

Хан Хубилай отлично понимал каким сокровищем завладел, покорив столицу династии Сун и ее чиновников. Они представляли высшую точку китайской цивилизации, и в последующие годы он старался сохранить их высокие достижения, одновременно реформируя и расширяя их империю. Японский ученый Хидехиро Окада пишет: «Самое великое наследие, которое Монгольская империя оставила китайцам, — это сам китайский народ». Монголы не только объединили все княжества, где говорили на разных диалектах китайского, но и присоединили в империи соседние царства тибетцев, уйгуров и других малых народов. Новая страна, которую они создали, почти в пять раз превышала по размерам территорию китайскоговорящих народов. Официальная культура этой новой китайской империи, разумеется, не была монгольской, но она не стала и традиционно китайской. Хан Хубилай создал некую смежную культуру, которая впоследствии оказала несравненное влияние на весь остальной мир.

Когда власть хана распространилась почти на все царства, до которых можно было добраться по суше, Хубилай обратил свой взор в море. Его торговцы привезли ему подробные сведения о Яве, Цейлоне и близлежащих островах северной Японии. Хан хотел включить эти земли в свою растущую Монгольскую империю. В 1268 году он отправил посольство в Японию, чтобы оговорить условия покорения страны, но японцы отвергли требования монголов. Тогда Хубилай был все еще слишком занят окончательным завоеванием земель династии Сун и потому продолжал посылать одно посольство за другим, чтобы мирно убедить японцев покориться.

Как только Хубилай завладел флотом покоренной династии Сун, он сразу же получил средства и обученных людей, которые позволили ему начать вторжение на непокорные острова. Он обновил сунские военно-морские силы, и попытался превратить их из простых защитников прибрежных территорий в самую настоящую армаду, способную проводить боевые операции и в открытом море. Он превратил Корейский полуостров в одну огромную судостроительную верфь и военно-морскую базу, с которой и собирался реализовать завоевание Японии. Хотя построенные им корабли были одними из самых больших в ту эпоху, спешка, в которой их строили, снижала их боевые качества. Археологические находки позволяют утверждать, что для ускорения строительства монголы соединяли два куска камня в один якорь, вместо того, чтобы вытесать его из одного блока, что, несомненно, сделало бы якоря прочнее. Монголы погрузили на корабли пищу, доспехи и вооружение, включая большие снаряды с порохом и шрапнелью для обстрела японских городов.

Хубилай отправил еще несколько послов, которые должны были убедить островитян покориться мирно, но японские дайме вновь отвергли все требования. В 1274 году Хубилай собрал флот размером около девятисот кораблей, чтобы перевезти на острова армию, состоящую из 23 тысяч корейских и китайских пехотинцев, а также неизвестное число монгольских всадников. В ноябре они вышли в коварные воды пролива, отделяющего Корею от Японии. Монголы легко захватили Цусиму в середине пролива, а также остров Ига неподалеку от Кюсю. Армада вошла в залив Хаката и высадила воинов и коней.

Самураи выехали к монгольским войскам в ожидании битвы один на один, как это было принято по правилам японской войны, но монголы и не думали ломать ряды. Как обычно, они собирались сражаться, как единая боевая сила, а не как воины-одиночки. Вместо того чтобы устраивать благородные дуэли, монголы забрасывали японцев снарядами и осыпали их стрелами. Монголы перебили множество славных японских воителей, а оставшиеся войска отступили, чтобы укрыться в крепостях. Монголы не стали преследовать отступающих врагов по землям, о которых у них не было точных разведданных. Они одержали победу, хотя и понесли потери, но затем они погрузились обратно на корабли. План монголов до сих пор остается загадкой. Собирались ли они на следующий день начать преследование? Или хотели нанести удар по другой прибрежной точке? Или их послали только, чтобы опробовать боевые качества японского войска? Или их потери были серьезнее, чем казалось, и монголы собирались отступить обратно в Корею?

Той ночью Божественный Ветер или, как называли его японцы, Камикадзе пришел с моря и поднял ужасную бурю. Во время бури многие спешно построенные корабли развалились или были разбиты о берег. Более тринадцати тысяч человек утонули. Величайший флот в истории превратился в самую массовую, хоть и бескровную, бойню на море.

Хубилай и его придворные утверждали, что вторжение завершилось успехом, так как Монголы победили японскую армию в кратком сражении на суше; последующие жертвы и уничтожение почти всего флота казалась им менее важными. Поэтому он вновь отправил послов в Японию в следующем году и потребовал, чтобы император сам приехал в монгольскую столицу в знак покорности, после чего Хубилай утвердил бы его в качестве монгольского наместника в Японии. Однако японцы тоже считали, что они победили, хотя и потерпели поражение в битве, и отклонил требования монголов. С новой верой в свои силы и защиту со стороны своих богов японцы совершили самое страшное с точки зрения монголов преступление — они казнили посланников, отрубив им головы и пролив их кровь на землю, а затем выставили головы для всеобщего осмеяния.

Хубилай приготовился к новой экспедиции. Японцы начали строить собственный небольшой флот, чтобы бороться с захватчиками на воде, а вдоль берега они возвели каменную стену, чтобы затруднить высадку монгольских войск.

В 1279 году от Хубилая в Японию прибыла последняя дипломатическая миссия, японцы казнили всех послов, и обе стороны, стали готовиться к неизбежной войне. На сей раз монголы вторглись с двух направлений. Они отправили еще один флот из Кореи, а вслед за ним должны были прибыть из Китая 3500 судов, с 60 000 моряков и 100 000 солдат на них. Теперь они вышли в море летом, а не осенью.

В конце мая 1281 года корейский флот прибыл на место, и, несмотря на отчаянное сопротивление японцев, в течение нескольких дней, они снова захватили острова в проливе. Но монгольские планы на море оказалось не так легко и просто осуществить как на суше. Китайские суда столкнулись с многочисленными трудностями и задержками. Когда корейский флот приплыл в залив Хаката, монголы ждали, что с юга их поддержит китайская армия, но та все не появлялась. Японские укрепления помешали успешной высадке войск, и завоеватели оказались запертыми на своих кораблях. Духота и июльская жара привели к быстрому распространению эпидемий среди солдат. По ночам корабли подвергались нападениям небольших японских лодок, в задачу которых входило более сеять панику и беспорядки, чем наносить врагам какой-либо серьезный ущерб. В виду невозможности высадки измотанный ночными нападениями корейский флот 30 июня отплыл, чтобы возвратиться на остров Такасима и ждать там прибытия южного флота. Тот прибыл две недели спустя. Войска были измотаны, больны и провели в море гораздо больше времени, чем планировалось. Тем не менее, вся армада все же вновь приплыла в Японию в середине августа. И вновь разыгрался шторм, который переворачивал корабли и разбивал их о берег. В этот раз погибло более ста тысяч человек. Нескольким судам удалось спастись, чтобы затем поведать историю этого несчастливого похода.

Вторжения Хубилая в Японию потерпели неудачу, но они оказали огромное влияние на японскую социальную и политическую жизнь, подтолкнув Японию к культурному объединению под властью военной элиты. Монголы, тем временем, сделали вид, будто ничего вообще не произошло, и забыли про Японию. Они стали искать более легкие цели для дальнейших завоеваний.

Монгольские завоевания на суше продолжались. Несмотря на ужасающие трудности, возникшие из-за тропической жары и неизвестного ландшафта, монгольская армия успешно воевала в Бирме, Аннаме, северном Вьетнаме, и Лаосе. Несколько юго-восточных азиатских царств, включая Чампу в южном Вьетнаме и Малабар на побережье Индии, добровольно приняли власть монголов. На самом деле это покорение было скорее номинальным, чем реальным, так как монголам не хватало людей, чтобы эффективно управлять этими странами. Впрочем, новые подданные исправно посылали дань к монгольскому двору, включая слонов, носорогов, и даже, как говорят, зуб самого Будды. Обмен данью и подарками служил тонкой церемониальной маскировкой для обычной торговли, которая постоянно набирала в обороты.

Монголы не только преуспели в объединении китайского государства; в то же самое время, их влияние помогло сплотить небольшие царства на границах империи. Монголы начали с того, что объединили вечно враждующие царства Корейского полуострова. Точно так же в Юго-восточной Азии, которая оставалась вне зоны прямого управления монгольскими чиновниками, под их влиянием сформировались новые нации, ставшие основанием для рождения современных Вьетнама и Таиланда. До монгольской эры та область, которая сегодня составляет Таиланд, Лаос, Вьетнам и Камбоджу, была подчинена индийской культуре и подражала архитектурным стилям, религиозным методам, и мифологии индуистской Индии. Монголы и китайские иммигранты, которых они привезли с собой, создали новую гибридную культуру, которая впоследствии стала известна как индокитайская.

На островах современной Индонезии монголам повезло меньше. В 1289 году Хубилай отправил посла на Яву, чтобы тот предложил тамошнему монарху те же условия сдачи, что и соседним царствам, но он опасался, что монголы могут ослабить яванский контроль над торговлей специями с Молуккских островов. Яванский монарх заклеймил лицо посланника и послал его назад к Хубилаю, который приказал готовить армию вторжения, чтобы покорить Яву и отомстить ее царю. В 1292 году новопостроенный флот в одну тысячу судов и лодок с двадцатью тысячами солдат на борту отплыл с годовым запасом пищи в трюмах. Он прибыли на Яву в 1293 году. Монголы легко одерживали одну победу за другой и вскоре даже убили преступного царя Явы. Но именно тогда они попали в ловушку. Будучи уверенными, что новый царь Явы готовится церемонно заявить о своей покорности, монгольские предводители угодили в засаду, многие из них погибли, а оставшиеся войска с позором отступили с острова.

Хубилай не смог приспособить успешную военную стратегию монголов к заморским кампаниям. Древние методы верхового охотника, которые его дед положил в основу монгольских войн на суше, нельзя было перевести на язык морских походов. В отличие от прежних морских государств, вроде Рима и Афин, которые контролировали замкнутый окоем Средиземного моря, монголы превратили Китай в океанскую сверхдержаву. В этом отношении, монголы предвосхитили новый тип имперской власти, основанный на военно-морских армадах, которые появились в Испании, Англии, и Нидерландах в последующих столетиях.

Однако, в то время поражения Хубилая в Японии и на Яве положили восточный предел Монгольской империи. Точно так же поражение в битве с египетскими мамелюками в 1260 году отметило юго-западную границу, как и добровольный отказ от Польши и Венгрии — северо-западную. Таким образом, между 1242 и 1293 годами Монгольская империя достигла своего его высшего предела. Четыре сражения отметили внешние границы Монгольского мира — ими стали Польша, Египет, Ява и Япония. Земли внутри этих границ перенесли разрушительные завоевания и радикальные политические перемены, но теперь их ждали столетие мира и беспрецедентный коммерческий, технологический и интеллектуальный взрыв, подобного которому еще не было в истории.

Каждую весну, когда стаи журавлей пролетали через северный Китай, хан Хубилай ждал их, растянувшись на шелковой кушетке, покрытой шкурами тигров, в красивом позолоченном павильоне, установленном на спинах четырех слонов, которые достались ему как часть дани из Бирмы. Он был уже слишком толст, чтобы ехать верхом, и его мучила подагра. Поэтому хан выезжал на охоту таким образом. Когда он был готов охотиться, крыша павильона опускалась и открывала его взору небо, усеянное тысячами летящих журавлей. По знаку Хубилая, сотни сокольничих, выстроившихся по обе стороны от слонов, снимали кожаные колпачки с голов птиц, и охотничьи соколы, сапсаны и орлы взлетали вверх. Они мчались за журавлями, хватали их одного за другим и приносили своему хозяину.

Хотя его дед завещал монголам охотиться только зимой, Хубилай не любил охотиться в холодное время года и изменил закон. Даже в своей белой шубе из горностая, под соболиными одеялами, и тигриными шкурами на полу, ему все равно было холодно на резком зимнем ветру. Поэтому он передвинул охотничий сезон на начало весны, когда погода казалась ему более приятной.

В охотничьей процессии ехали солдаты на лошадях. Верблюды перевозили вещи, а другие слоны несли меньшие павильоны на случай, если хан захочет преследовать дичь по территории, где его передвижной дворец на слонах просто не пройдет. Караван шел за имперскими знаменами Хубилая и был украшен яркими цветными шелками.

Процессия включала охотничьих тигров в клетках, которые тянули волы, а также леопардов и рысей. Когда добыча появилась в пределах видимости, Хубилай послал одного из своих обученных хищников, чтобы схватить ее.

Собаками травили медведей и меньшую добычу, леопардов использовали для охоты на оленей, а тигров — на больших диких ослов или быков. Фаланга лучников была готова выпустить тучу стрел по любой цели, которую укажет им их господин.

В охотничьем поезде Хубилая было большое число астрологов, предсказателей, монгольских шаманов и тибетских монахов, работа которых состояла в разгоне облаков, отвращении дождя и любого другого ненастья, которое могло бы помешать могущественному охотнику. Шум и запах такого огромного каравана давал диким животным достаточно времени, чтобы сбежать. Поскольку застать их врасплох было очень трудно, караван Хубилая двигался как традиционная армия монголов. В то время как император, его двор и зверинец двигались в центре, по правую и по левую руку от него были расположены тумены загонщиков. Хотя в них должны были состоять по десять тысяч человек, вероятно, в этом случае число было заметно скромнее. Один из туменов одевался в алые цвета, а другой — в синие. Согласно Марко Поло, они разъезжались на расстояние одного дня пути в обоих направлениях. В сопровождении собак и охотничьих птиц загонщики гнали животных перед собой к центру, так чтобы они оказались прямо перед слонами Хубилая.

Чтобы угождать потребностям охотников, впереди следовал авангард слуг, который должен был заранее разбить лагерь, напоминающий небольшой город. Наибольший павильон мог вместить тысячу гостей на шумных монгольских пирах. Соседние шатры служили спальнями. Труппа музыкантов сопровождала двор, чтобы аккомпанировать певцам, акробатам, жонглерам и акробатами, которых так любили пир дворе.

На ежевечернем празднестве каждый носил дэл предписанного для этого дня покроя и цвета; однако, чтобы все не казались равными друг другу, чин и власть символизировались числом и ценностью драгоценностей и жемчуга, которыми украшали костюм. Они носили золотые кушаки, а серебром вышивали ботинки. Во время празднования один из прирученных тигров входил в павильон, медленно шел среди гостей к хану, кланялся ему и затем занимал место около его трона до конца вечера. Пищу подавали на блюдах из золота и серебра. Каждый слуга носил шелковую салфетку с золотой каймой как вуаль на лице, чтобы своим дыханием или запахом не осквернить пищу хана. Рецепты блюд, которые подавали хану Хубилаю, дошли до наших дней. Они довольно разнообразны, но в целом придерживаются традиционных монгольских блюд из мяса и молочных продуктов. Члены монгольского двора ели такие деликатесы, как полосы жира с хвоста барана, посыпанные мукой и запеченные с луком-пореем, бычьи яички, зажаренные в горячем масле с молотым шафраном и кориандром, баранину с кардамоном и корицей, с гарниром из риса и турецкого гороха, молодые баклажаны, наполненные бараниной, жиром, кефиром, апельсиновыми корками и базиликом.

Как истинные монголы они отдавали должное своему любимому напитку — араку, который делали из молока, полученного от специального имперского стада белых кобыл, которые совокуплялись только с белыми жеребцами. Этот напиток был предназначен только для Хубилая и его двора. Когда приходило время отходить ко сну, хан мог выбрать одну из красивых молодых женщин, каждая из которых была проверена на то, что она не храпит, не имеет зловонного дыхания и не издает других неприятных телесных запахов.

Следующим утром, чтобы оправиться от чрезмерного питья, обжорства и потворствования другим порокам, хан призывал свой передвижной отряд лекарей и травников, которые подавали ему особый чай, сделанный из шкурок апельсинов, виноградного цвета, женьшеня, сандала и кардамона. Принимая этот чай на пустой живот, хан надеялся, что он поможет ему преодолеть похмелье и стать пригодным для еще одного дня охоты, пиров и питья.

Всего несколько поколений тому назад предки Хубилая использовали охоту только как средство прокормить себя. Его прадед Есугей охотился со своим соколом, когда впервые увидел Оэлун, ставшую затем его женой. Дед Хубилая, Чингисхан, охотился, чтобы прокормить свою семью после смерти отца, и убил своего сводного брата Бегтэра якобы после охотничьей ссоры из-за добычи.

Позднее Чингисхан с помощью Субэдея и других хороших охотников приспособил охотничьи стратегии, методы и оружие к задачам войны, рассматривая своих врагов как дичь. Таким образом он завоевал обширную империю.

Охота стала одновременно и приятным времяпрепровождением, в котором нуждался Хубилай, и имперским церемониалом — великолепным и расточительным зрелищем. Хубилай все еще поддерживал некоторые аспекты монгольского образа жизни — стрельбу из лука, приручение хищников, питие арака, ночевки в шатрах и создание армий Левого и Правого крыла. Но он превратил все это в упадническое роскошное развлечение для монгольской элиты и непосредственно для него самого. Его огромный караван был более видимостью, чем существенной силой. Единственная польза от него заключалась во впечатлении, которое он производил на подданных и иностранных послов.

Как и отряд монголов в степи, караван Хубилая следовал за всадником, несущим Духовное Знамя перед ним. Духовное Знамя вело его на развратный круг развлечений, которые, в конечном счете, не означали ничего и ничем не заканчивались. Монгольская империя просуществовала еще сто лет, но спустя лишь три поколения со времени своего основания, он утратила правый путь. Каждому было ясно, что Духовное Знамя Чингисхана больше не ведет его потомков и людей, которые утверждают, что были его последователями.

Дата добавления: 2015-05-06