КП. 140206. 5-05. 180. ПЗ 4 страница

Курагин подавился. Откашлялся, запил кофе и, выпучив красные глаза, спросил:

– Это что за хрень?

– Поговорка из моего сна.

Паша кивнул.

– Надели Паше галоши и гамаши, – произнес парень и снова принялся за круассаны.

– Тебе тоже снился сон? – спросила Маша. Она не знала, радоваться этому или нет. Но в глубине души она все‑таки радовалась. Радовалась, что не одна попала в этот кошмар.

– Какой сон? – не понял Курагин.

– Ну, ты сейчас произнес поговорку, написанную на стене, – уже не так уверенно произнесла Стрельцова.

– На какой стене? – Света Колтун тоже заинтересовалась их разговором.

– Не важно, – обиженно проговорила Маша и отвернулась к окну. Она поняла, что ошиблась.

– Да нет же, постой, Машка, – Света потянула подругу за рукав. – Ночью мы с Сережкой немного поспали…

– Да ну! – Маша улыбнулась.

– Да не перебивай ты. – Света тоже улыбнулась. – Мне приснился какой‑то лысый мужик в резиновых перчатках, как у уборщицы, и с копьем в руке.

Слово «лысый» было волшебным или, в случае Маши, колдовским. Она буквально подскочила на месте.

– И что? Он что‑нибудь говорил?

– Да нет. Хотя мне показалось, что он шептал что‑то типа «Тисэ, мысы, кот на крысэ…». Ну, помнишь, что нам дух Пушкина написал.

– Это был он! – воскликнула Маша.

– Да нет же, Машенька. Что ж я, по‑твоему, дура, что ли? Я видела Пушкина и знаю, что лысый из сна – совсем другой человек. – Она задумалась. – Да нет! Даже если Александра Сергеевича обрить наголо, это будет не он.

Маша едва взяла себя в руки, чтобы не закричать на подружку.

– К нам мог прийти не обязательно дух Пушкина, я же уже говори… – Она вдруг осеклась, вспомнив, что говорила об этом только Стасу.

– То есть как?

– По вызову может прилететь тот дух, который ближе всех. Может, как раз этот лысый в резиновых перчатках и оказался поблизости. И решил с нами поиграть.

– Так он что, нас обманул?

– Скорее, просто поиграл, – ответила Маша. Потом вспомнила о Пашиной истории и обратилась к нему: – Так откуда эта поговорка?

– Мой отец произнес ее, перед тем как наброситься на меня.

– Все это так странно… – Маша задумалась. Она никому не рассказала о видении в ванной. Это самое видение очень напугало ее. Она не хотела возвращаться домой. – Я думаю, что призрак все еще рядом с нами.

Паша ощутил холодок, пробежавший меж лопаток. Он буквально чувствовал, что за ними наблюдают. Курагин медленно обернулся. В зале было пусто. Необычно для этого времени суток. Очень необычно. Он собирался повернуться назад, когда светильник в центре соседнего столика зажегся и потух. Потом светильник подмигнул и на другом столике, на третьем, четвертом. Вскоре шары на столах моргали во всем зале.

– Вы видели? – спросил Паша, когда все закончилось.

– Это все он, – произнесла Маша. – Нам надо поговорить с ним.

– С кем? С Пушкиным? – Света, округлив глаза, все еще смотрела на светильники.

Когда Маша закричала на нее, шар на столике у барной стойки взорвался. Шары взрывались один за другим, приближаясь к столику, за которым сидели ребята. Паша схватил девушек под локти и быстро вывел из кафе. Шар на их столике так и не взорвался. Он зажегся.

* * *

Василий Звягин устал. Невыспавшийся, все еще подшофе, он шел на работу. Три часа, проведенные в ментовке, утомили Ваську больше всего. Кто бы мог подумать, что… Он даже сформулировать произошедшее в его квартире не мог своими словами. Только повторял сухое протокольное:

– Владимир Тутуев, находясь в нетрезвом состоянии, под угрозой расправы заставил свою подругу Софью Масюк раздеться и намотать на себя гирлянду, предварительно сняв с нее изоляцию. Когда девушка надела на себя гирлянду, Тутуев включил ее в сеть. Масюк скончалась от поражения электрическим током.

Сухо и грозно, как приговор. Васька не понимал одного: каким образом это все докатилось до смерти. Допустим, эта шлюха могла сама на себя нацепить гирлянду, чтоб она неладна была. То, что она разделась сама, даже допускать не надо. Но вот в чем беда – снять изоляцию и включить в розетку должен был кто‑то другой, если, конечно, Сонька не из Клуба самоубийц. В комнате, кроме нее, был только Паровоз. Так что – виновен? Виновен, и приговор обжалованию не подлежит!

Васька вошел через решетчатую дверь заднего входа в кафе «Альбатрос». Пока единственное, что приносило удовлетворение, – это работа мясником. В суете на кухне можно будет хоть как‑то отвлечься от видения изуродованного тела Соньки.

Звягин забежал в раздевалку и столкнулся лоб в лоб с хозяином кафе.

– Вася‑джан, почему опаздываешь?

Вася знал, что любой ответ вызовет бурю ругани, поэтому просто стоял и молчал.

– Сколько я раз тебе говорил, опоздаешь – уволю?

– Три раза, – едва слышно произнес Василий.

– Что?

– Вы говорили мне три раза, – спокойно пояснил Звягин.

– А‑а. Короче, говорю в последний раз…

– Рубен Арамович! – услышали они крик Жанны. – Там снова. – Официантка выглядела напуганной.

Погосян побежал в зал. Жанна дернулась за ним следом, но ее остановил Звягин:

– Что случилось?

– В зале светильники повзрывались.

– Почему ты сказала: там снова?

– Вчера вечером взорвался один. – Жанна повернулась к парню лицом: – Людку и Руслана осколками порезало и, по‑моему, какого‑то клиента зацепило.

Васька и сам заметил – где он, там проблемы. Причем его мало беспокоило, что эти проблемы как‑то касались окружающих его людей. Он знал одно, что ему хреново. Какой‑то шлейф неудач тянулся за ним. Особенно ощутимо это стало в прошлом году. В августе прошлого года ушла жена. Горе, не горе – так, пустячок. Поженились они, когда им было по двадцать лет, и прожили вместе три года. Детей бог не дал… К чертям! Не дал! Его любимая женушка не могла забеременеть, а виноват в этом был бог. Почему его сумасбродная теща все время вмешивалась в их дела? У них так всегда. Если виноват в чем‑то Васька, то он и оставался виноватым. Как чего‑то не могла ее доченька, так непременно «бог не дал». В общем, теща сволочь, жена бывшая… Все, как и должно быть у неудачника.

В августе развод, в сентябре попадание в такие «жернова», что голова до сих пор побаливает. По пьяному делу нарвался и получил. По заслугам или нет – другой вопрос, но «прессанули» его тогда от души, к ноябрю еле оклемался. Потом были допросы по вдруг всплывшему давнишнему делу. Он года три назад в магазине грузчиком работал. Всплыла недостача, по которой вроде бы даже уже кого‑то наказали. Оказалось, нет. Управляющая все свалила на бригаду подсобных рабочих. И вот весь ноябрь, да и почти весь декабрь менты мурыжили бывшего грузчика. К Новому году отстали с поправочкой: мы не прощаемся. Это могло значить и то, что они не закончили, а могло быть и производной от фразы, произнесенной Железным Феликсом: «Если вы еще не сидите, то это не ваша заслуга, а наша недоработка». Как в воду, суки, глядели!

Следак, допрашивающий Ваську по «делу грузчиков», даже подпрыгнул, когда увидел Звягина в коридоре.

– Ну что, Звягин, не хочешь жить честно? – с ехидной улыбкой спросил Вершков. Кажется, так он представлялся при первой их встрече.

– Это не я, – как‑то по‑детски ответил Вася, будто его застукали за поеданием без спроса клубничного варенья.

– Все вы так говорите, – потешался Вершков. – Ну, не ты так не ты, – произнес следователь и ушел.

Еще через час Звягина и Тоньку отпустили. А вот Паровозика, похоже, поставили в «отстойник».

Теперь Васька стоял на своей долбаной работе и думал, из‑за него взорвались шары светильников или нет.

* * *

Стас проснулся около пяти вечера. Прошел в туалет, помочился, потом попил воды на кухне и уже собирался снова лечь спать, когда раздался телефонный звонок.

– Алле… – протянул Станислав в трубку.

– Привет, Стасик.

Неужели она решила отказаться от идеи обуздать Паровоза?

– Стасик, ты не видел Володьку?

«Ну, слава богу! А я уж подумал, что все, пришло счастье и в мой дом».

– Нет, Машенька. Я вообще‑то сплю.

– Ой, Стас, извини.

– Ты где? – спросил парень.

– У Светки. Я звоню, звоню ему…

– Я сейчас буду, – сказал Стас и положил трубку.

Этот шанс нельзя не использовать. Стас поставил чайник и пошел в ванную. Включил горячую воду, добавил холодной и закрыл слив пробкой.

Как только парень вышел из ванной, на запотевшем зеркале начали появляться буквы:

У Шташа погаш газ – газ у Шташа погаш.

Стас прошелся к окну, напевая какую‑то мелодию, когда учуял запах газа. Он заглянул под чайник. Так и есть – огонь потух. Стас нажал кнопку поджига, но пламя не зажглось. Черт! А как хотелось кофе… Он посмотрел на холодильник. Там, позабытый всеми, стоял электрический чайник. Стас улыбнулся и достал его.

«Я все‑таки попью сегодня кофе».

Налив воды, Станислав поставил чайник и нажал кнопку. Вода, нагреваемая спиралью, зашумела. Любимов прошелся по квартире, все думая о своем везении. Паровоз пропал – раз, Маша просит помочь – два…

– Ну и я сегодня наконец‑то попью кофе, – услышав, как выключился чайник, произнес Стас.

Он вернулся в кухню, достал кружку с надписью «Станислав». Подарок Маши. В шестом классе она подарила ему ее, а та до сих пор как новая. Положил две ложки сахара и пол‑ложки кофе. Когда он открыл холодильник, чтобы достать молоко, чайник снова включился. Стас закрыл дверь холодильника и снова открыл, будто это как‑то могло повлиять на включение‑выключение чайника. Вода в чайнике продолжала шуметь.

«Черт! Вода!»

Любимов забежал в ванную комнату и быстро закрыл краны. Выглянул на кухню. Вода в чайнике забурлила. Стас кивнул и начал раздеваться. Услышав щелчок, он снова кивнул и полез в воду.

Стас не любил принимать ванну. Ему это всегда казалось бесполезной тратой воды и времени. Нет, он, конечно, мылся, но исключительно под душем. Это и быстро, и не менее эффективно. Но сегодня он хотел подумать. Предстоящий день рождения обязывал обдумать все. Предки предоставляют им для празднования семнадцатилетия сына их жилплощадь и полную свободу, то есть они собирались куда‑то слинять. Стас улыбнулся и закрыл глаза. Образ Маши все время был перед ним, пока он не понял, что засыпает.

«Ничего, сейчас кофе выпью и все будет ОК».

Но он так ничего не выпил.

Уже когда Стас вытирался, то услышал, что чайник снова включился. Черт бы его побрал! Через секунду закипел и снова выключился. Любимов сплюнул, оделся и вышел из ванной. Хотел выдернуть провод из розетки. Его остановило искрящее основание. Чайник от усилий угодить хозяину лопнул, и кипяток теперь заливал стол и подставку, куда и подходило питание. Стас не только слышал треск, но и видел искры. Трогать прибор было опасно, но и оставлять этого так нельзя. Первой мыслью было позвонить кому‑нибудь из предков и переложить эту головную боль на них. Но Стас тут же отмел эту идею. Им дай только повод, и тогда они завтра не только останутся здесь, но еще и за стол усядутся вместе с ними. «Нет. Я уж как‑нибудь сам», – подумал Любимов и вышел на лестничную клетку, чтобы отключить автомат. Однажды он видел, как отец обесточивал квартиру, чтобы повесить люстру.

Открыв щиток, Любимов долго смотрел на автоматы и счетчик. Понятно, что надо выключать то, что можно выключить, то есть у чего есть кнопка или рычажок. Но ему было страшно. Несмотря на свою невидимость, электрический ток нес колоссальную опасность. Пусть Стас это знал из школьного курса и опытов Мегавольта, тем не менее осторожность не помешала бы. Он протянул руку и тут же прижал ее к груди. Потом, выругав себя за нецелесообразную трату времени, закрыл глаза и опустил рычажок автомата, под которым было выведено красным маркером «ВВОД». Ничего страшного не произошло. Он медленно, не поворачиваясь к щитку спиной, зашел в квартиру и направился в кухню. Выдернул шнур, взял чайник и положил его в раковину.

«Если б я знал, что попить кофе такая проблема, то напился бы воды из крана… Ладно, надо идти к Светке Колтун. А то Маша, чего доброго, решит отправиться на поиски Паровоза».

Ему ничего не могло помешать встретиться с Машей.

Когда он вышел из квартиры, автоматический выключатель в электрощитке включился сам.

* * *

Погосян бегал по кухне как ошпаренный и орал о каких‑то конкурентах. Вася делал отбивные, поэтому прислушиваться было некогда. Рубен забежал в мясной отдел и встал в дверях. Звягин чувствовал его взгляд на спине.

– Что? – не поворачиваясь к Погосяну, спросил он.

– Вася‑джан, ты кур разгрузил?

Чувствовалось, Рубен Арамович ищет повод, чтобы кого‑нибудь растерзать.

– Этот тухляк?

Но Вася не был бы Васей, если бы не давал повода.

– Ты, что санпенстанция?!

– Вообще‑то, санэпидемстанция. Если че.

После этих слов Звягин ожидал чего угодно. Погосян мог заставить его сожрать тухлых кур, загрузить их назад в «Газель» и снова разгрузить, а потом опять сожрать. Но он молча смотрел на Ваську. По лицу было видно – думает. Выдумывает наказание, сука.

– Умный, да? – Рубен улыбнулся. – Вчера привезли тушку. Обвалять и перемолоть на фарш.

Он вышел, все еще улыбаясь.

Что ж так не везет‑то? То, что буржуй назвал тушкой, было тушей килограммов под триста. Сегодня он, конечно, может это сделать (благо мясорубка не ручная), но во вред своему и так хреновому здоровью. Но завтра этот же ехидный Рубен Арамович подойдет и закажет с сотню отбивных, зная, что вся туша ушла на фарш. Нет, Звягин не собирался так подставляться. Начать, конечно, надо, но без фанатизма.

Звягин вошел в морозильник. Куча куриных трупов была свалена у дальней стенки. Запах исчез – куры подмерзли. Васька знал, что не сегодня, так завтра его сделают соучастником преступления. Он будет обрабатывать трупы специями и уксусом. Потом уже они пойдут дальше по конвейеру, какие в гриль, а какие на копчение. Поработав в кафе, Звягин насмотрелся такого, что его теперь ни в один общепит не затянешь.

Говяжья туша висела справа. Звягин ткнул в нее ножом. Лезвие вошло в волокна сантиметра на три. Мясо не успело замерзнуть, можно было отрезать кусок и пустить на фарш для видимости.

Вася вытащил лопатку и закрыл дверь морозильника, когда увидел, как зажглась лампа на стене коридора. Светильник был старым и, казалось, висел здесь не один десяток лет. Сколько помнил Звягин, он ни разу не включался. Свет моргнул. Вася не мог понять, в какой момент его начал раздражать мигающий свет. Он положил лопатку и подошел к стене со светильником. Посмотрел по сторонам, убедился, что в коридоре, кроме него, никого нет, замахнулся и опустил широкое лезвие разделочного ножа на провод, подходящий к злополучному бра. Мгновение, и в глазах потемнело, а нож отлетел к складу сыпучих продуктов. Звягин плохо соображал, что его ударило током. Тряхнул головой, посмотрел на светильник, удовлетворенно кивнул и, подхватив лопатку, пошел в мясной отдел.

Если в обычный день обвалка любой части туши занимала не больше получаса, то сегодня был необычный день. Смерть рыжей, допрос, Погосян и светильник. «Нет, я определенно притягиваю неприятности», – подумал Звягин. В голове шумело, и не только от выпитого вчера. Как он думал, ему дурно от удара током.

Звягин отложил куски мяса, приготовленные для перемолки. Включил мясорубку и сделал шаг назад. Вася всегда боялся этой машины. Чаша, куда вкладывалось мясо, запросто могла принять и его руку. Звягин выжидал минуты три, привыкая к шуму двигателя. Потом брал поленце для придавливания мяса, чтобы, не дай бог, не залезть в мясорубку рукой, и начинал процесс изготовления фарша.

Сегодня страх был меньше. Да, черт возьми, его вообще не было. Звягин, позабыв о безопасности, брал куски и бросал в чашу. Когда это требовалось, подпихивал рукой. Мясорубка, будто голодное чудовище, чавкая, перемалывала все, что в нее попадало.

Вдруг слабая вибрация, подобная той, что он ощутил, когда перерезал провод, пробежала по всему телу. Звягин встряхнулся и отправил следующий кусок в прожорливую «пасть» мясорубки.

После следующей вибрации Вася перестал контролировать правую руку. Но она не повисла как плеть. Она продолжала брать мясо, укладывала его в чашу, немного подталкивала и возвращалась за новой порцией. Звягин попытался прекратить это дьявольское действо левой рукой, но по ней пробежала голубая молния, и конечность словно приклеилась к чугунной мясорубке.

«Я точно неудачник», – подумал Звягин и проследил за правой рукой, продолжающей подкладывать мясо в чашу.

Вася не знал, что ему делать. Орать было крайне глупо. Погосян тогда его самого на фарш пустит. И тут он почувствовал страшную боль в правой кисти. Будто всю пятерню прихлопнули дверью. А потом еще раз и еще, еще. Боль была невыносимой, но Звягин не проронил ни слова. Кровь залила стену и стол из нержавейки. Вася попытался вытащить руку из прожорливой «пасти», на какой‑то момент ему удалось взять под контроль правую руку. Руку? Ему удалось на долю секунды вынуть окровавленный обрубок. Сухожилия и вены, словно нити, свисали с предплечья. Это теперь никак не назовешь рукой. В следующий момент кто‑то (не Звягин точно) снова засунул остаток руки в «глотку обезумевшей твари». А мясорубка спокойно отрывала кусок за куском от тела Звягина, по спирали передавала ножам, а те, в свою очередь, безжалостно рубили и выплевывали через сетку струи измельченного мяса, жил и костей.

Молнии, удерживающие левую руку, отступили и, обогнув мясорубку, выстрелили в лицо Звягину. Вася отлетел к противоположной стене и, ударившись головой о край ванны, сполз под нее. Настала такая тишина, что Вася даже слышал, как Жанна принимала заказ у ворчливого старика.

Вдруг Звягин услышал чавкающий звук, будто кто‑то бьет ладонью по воде. Нет, не по воде. Кто‑то бил по свежему фаршу. Вася поднял взгляд. У мясорубки стоял призрак мужчины и держал в руках его кисть. Привидение улыбнулось и помахало Звягину его рукой.

– Я штаралашь, я штаралашь, – произнесло чудовище, – за пошилку рашпишалашь.

И бросило кисть к ногам Васи. Звягин выгнулся, чтобы посмотреть, что стало с его частью тела. Но там был только фарш. Долбаный фарш был везде. Будто кто‑то обмазал им все стены.

«Погосян будет злиться», – подумал Звягин и умер.

* * *

Стас посмотрел на снующую туда‑сюда Машу и произнес:

– Девчонки, а у меня завтра днюха. Предки собираются в гости, так что…

– Так ты нас приглашаешь? – заверещала Света.

– Ну да. – Стас сидел с кружкой кофе.

– Стас, а можно?.. – начала Колтун.

– Можно, – ответил Любимов, зная, что она хочет взять с собой Монова.

– Не пойму, что с ним? – Стрельцова нажала «отбой» и села рядом со Стасом.

Ее совсем не волновал день рождения Любимова, ее вообще ничего не волновало, кроме местонахождения драгоценного Паровоза.

– Маш, ты слышишь, о чем я? – спросил Любимов.

– А? – встрепенулась девушка. – Да‑да, Стасик, я приду.

Она снова встала и схватилась за телефон.

Любимов не мог смотреть на страдания подруги. Он был рад пропаже Володи, тем более что она, скорее всего, сводилась к «зажиганию на блатхате», как сказал бы сам Паровоз. Но отстраненный взгляд Маши наводил тоску.

– Подожди.

Стас достал телефон. Полистал телефонную книгу, нашел, что нужно, и нажал кнопку вызова. Он не помнил, как зовут рыженькую, которая написала ему свой телефон на салфетке. Поэтому старался обходиться безликим обращением: «слушай…»

– Привет. Слушай, мы тут Паровоза потеряли, – с улыбкой начал Любимов.

Дальше минут пять он молча слушал собеседницу. Улыбка пропала.

– Спасибо. Пока. – Стас отключил вызов, положил телефон в карман и отпил кофе.

– Ну что? – Маша подсела к Стасу. – Что тебе сказали?

– Паровоз убил человека и теперь сидит в тюрьме, – выпалил Любимов и снова отпил кофе.

* * *

Паровоз был в ужасе. Увидеть самоубийство подруги (это было точно самоубийство, потому что Володя ее не убивал) – охренительно неприятное зрелище. Но Паровоз держался, как говорится, молодцом. И когда в комнату ворвались бойцы ОМОНа, и когда его кости трещали под берцами этих самых сотрудников, и у следователя в кабинете, и даже сейчас, стоя перед тремя парами глаз в прокуренном помещении с голыми стенами. Надо держаться, иначе…

– Проходи, будь как дома, – весело произнес взъерошенный, похожий на домовенка Кузю, мужичок.

Володя прошел к столу, за которым сидели арестанты.

– Приветствую, – произнес Володя, судорожно вспоминая все, что он знал о подобных заведениях.

«Не подавать никому рук и не пожимать протянутых» – первое, что пришло в голову. Поэтому, проигнорировав протянутую ладонь «домовенка», он сел на лавку.

– Володя, – представился Паровоз, вспомнив еще одну мудрость: «Меньше слов».

Поговорив о том о сем, все улеглись спать. Не спал один Паровоз, по крайней мере, ему так казалось. Тихое посапывание «домовенка» и какой‑то странный гул то и дело отвлекали его от мыслей о погибшей Соне.

Все объяснимо, все. Девушка раздевается – в танце, разумеется, – чтобы встал у Паровозика. Какого хера она накинула на себя эту гирлянду? Ну, накинула и накинула. Все для Паровозика. И вот тут начинается самое интересное. Интересное и все еще объяснимое. Девушку убивает током. Где‑то потрескалась изоляция, вот и произошла утечка. Все так, все для тебя, Паровозик. Да, такой расклад успокаивал его, да и следствие по‑другому пошло бы. Если бы не одно «но». Паровоз своими глазами видел, как хренов призрак плясал рядом с умирающей девушкой. Теперь Володя напрягся, вспоминая, говорил ли он на допросе о столь безумном факте. Даже если и говорил, в эту чушь вряд ли кто поверит. Паровоз и сам иногда думал, что это ему привиделось. Если так, то все нормально. Девушка накинула на себя уже включенную гирлянду с поврежденной проводкой. Да, все было именно так. И чем быстрее он сам поверит в это, тем быстрее выйдет отсюда.

Володя, наверное, задремал. Его разбудил шепот. Парень повернулся и привстал с кровати. Шепот стих. Соседи по камере спали. Володя сел и прислушался. Шепот не исчез совсем, его заглушал гул. Такой странный звук, будто тюрьма находилась у взлетной полосы. Это объяснение не могло успокоить – до ближайшего аэропорта было километров двести. Значит, гул производило что‑то другое. Как только встал с кровати, Паровоз увидел, что это так гудит. До этого постель, на которой спал «домовенок», не просматривалась. Теперь Володя остолбенел. Неужели опять?! Провод или стальная проволока шла от розетки к металлической ножке кровати. «Домовенка» трясло. Мужчина был уже мертв, только электрический ток продолжал сокращать мышцы.

Паровоз опомнился и бросился на выручку. Сначала была вспышка, боль пришла потом. Володю отбросило к столу. Он не видел, но чувствовал присутствие кого‑то еще в камере. Перед тем как потерять сознание, парень услышал тот самый шепот, который его разбудил:

– В саласэ лис смель сумит. Там, швернувсышь, Вова шпит.

* * *

Глаза Володи открылись, и он взглянул на собственное тело. Он повел плечами, склонил голову сначала к одному плечу, потом к другому, позвонки хрустнули, и Паровоз улыбнулся. Но это все делал не он. Володя сидел где‑то на задворках сознания и ничего не мог сделать. Он прекрасно понимал, что все его составляющие – волосы, кожа и, черт бы его подрал, даже член – были заняты кем‑то другим. Каким‑то диким существом, способным натворить больших дел, чем убийство рыжей потаскушки. И это существо вызывало в Володе чувство отвращения. Было что‑то жуткое в подобном состоянии. Его будто заперли в карцер. Он не чувствовал тела абсолютно. Будто его парализовало или он умер.

– Это не я! – закричал Паровоз. Но изо рта не вылетело ни звука. Тварь, занявшая его место, только искривила рот Володи в ухмылке.

Глава 4

Игорь Савельев пошел по стопам своего дядьки. Он стал сыщиком. Неплохим сыщиком, по словам его начальника полковника Коржунова. Но, проработав пять лет в уголовном розыске, Игорь решил заняться своим делом. Многие, не найдя себя в розыске, шли в бизнес, но только не Савельев. Делом всей его жизни был сыск, но вот только не мог Игорь реализовать свой потенциал в полной мере на госслужбе. Решено было создать сыскное агентство «Савельев и Ко». Вот уже месяц Савельев приходил к восьми ноль‑ноль в снятую под офис на окраине Северо‑Задонска однушку и ждал подходящего дела. Но дел не было никаких – как, кстати сказать, и компании, которая была указана в названии фирмы.

Сегодняшнее утро не стало исключением. Компании у него так и не появилось. Он звал к себе Костю Пришвина – отличного сыскаря, но тот размышлял. Костику очень полюбился социальный пакет, предоставляемый государственной службой. Уйдя к Савельеву, Пришвин мог потерять не только соцпакет, но и льготную пенсию. А человек в возрасте двадцати девяти лет уже должен думать о пенсии, по его мнению.

Игорь включил телевизор и пошел в кухню набрать воды в лейку. Он развел множество цветов, и пока у него была куча свободного времени, чтобы следить за ними. Фиалки были его слабостью. Еще в детстве в их доме в Подлесном все подоконники были заставлены этими милыми цветочками. Мама очень любила их. Его мысли, как всегда, бесконтрольно вернулись в тот день, когда соседка тетя Зина нашла тело мамы на пустыре за чулочной фабрикой. Она лежала у опоры электропередач. Тетя Зина сказала, что хотела пройти мимо. Она взглянула на черную фуфайку и подумала, что это Сашка Макаров напился и уснул. Но потом все‑таки ее что‑то привлекло, и она вернулась. Мама умерла от поражения электрическим током. Оголенный провод валялся в метре от нее. Она шла на фабрику и споткнулась об этот самый провод. «Хреновая смерть», – сказал тогда Сашка Макаров. Хреновая? Черт возьми! Савельев, дожив до тридцати, был уверен, что смерть – это вообще ХРЕНОВО. Так ли уж важно, от чего ты умрешь, если тебя потом не станет. Совсем. Проглотишь ты язык или обосрешься, тебе будет все равно. Тебя не будет.

Стук в дверь прервал его мысли о смерти. Судя по монотонным непрекращающимся ударам, человек за дверью очень хотел попасть внутрь. И ему нужна была помощь. Несмотря на то что это, возможно, был первый клиент, Игорь боялся, что этому наглецу может понадобиться помощь травматолога. Савельев подошел к двери и резко открыл ее.

На пороге стоял крепыш небольшого роста.

– А я уж думал, никого нет.

«Дать бы тебе по лысой башке, чтобы твой большой нос отвалился».

– Чего вам?

– Здесь детективное агентство «Савельев и Ко»?

– Да, – ответил Игорь и отошел в сторону. – Проходите.

Не так он представлял себе начало своего бизнеса. После месячного поливания фиалок и просмотра телепрограмм судьба вознаградила его лысым хамоватым клиентом.

– Чем могу? – спросил Савельев, когда они расположились друг напротив друга в кабинете.

– Зовут меня Рубен Погосян. Слыхал?

– Нет. Ближе к делу.

– Ну, в общем, так. Убрать меня хотят.

– В каком смысле?

– Ну, конкуренты, понимаешь? Не в прямом, конечно, смысле. Чтобы кафе закрыл, чтобы люди ко мне не ходили. Понимаешь?

– А почему вы не обратились в полицию? – задал Игорь, на его взгляд, резонный вопрос.

– К ментам? – усмехнулся крепыш. – Ну, ты же понимаешь. Я с ними, как это сказать, по разные стороны баррикад. Связи, конечно, у меня есть, но… Ты же сам из них.

Он не спросил! Он знал, что Игорь бывший мент! Но откуда?

– Ты уж не обессудь, я «пробил» тебя. Я же должен знать, с кем работаю. Как ты думаешь?

– Я еще ничего не решил, и я не заметил, когда мы пили на брудершафт, – зло произнес детектив.

– Это ты к чему?

– Это я к тому, что надо соблюдать некоторую субординацию и обращаться друг к другу на «вы».

Крепыш наморщил лоб. Мозг работал. Это уже хорошо.

– А, понял. Ну, извини… те.

Игорь достал блокнот и приготовился писать.

– Давайте по существу…

* * *

Когда ушел первый, чтоб его, клиент, Игорь откинулся на спинку кресла и задумался. Плевое дело, как показывала практика, могло превратиться в сложную головоломку. Да нет, вряд ли. Вообще все, что он услышал десять минут назад, больше похоже на несчастный случай от неисправности в проводке или еще черт знает в чем. Может, конечно, и намеренное вредительство со злым умыслом. Кто‑то присмотрел тепленькое местечко, вот и захотели подвинуть Рубена. Мол, подвинься, Рубен‑джан… Стоп! Но ведь не было ни угроз, ни даже предложений просто продать кафе. Что‑то здесь определенно не так. Именно по этой причине Савельев и взялся за это дело.

Игорь набрал номер Пришвина и договорился встретиться в четыре в отделе. До четырех было достаточно времени, поэтому Савельев решил съездить в злополучное кафе «Альбатрос».

Увеселительное заведение располагалось в одноэтажном здании на улице Герцена по соседству со зданием администрации города. Игорь добрался до него минут за десять. Войдя в зал, он сразу заметил новенькие настольные лампы с бумажными абажурами.

Дата добавления: 2015-05-06