Тот, кто в ответе 5 страница

– Ага, – сказал крестьянин и смачно сплюнул под стол. – Угольщик, как же, помню. И с ним мужик какой‑то, что за его отца себя выдавал. Индабираны всё вокруг перерыли и перевязали всех угольщиков в округе. Две деревни дотла сожгли.

– Прям сожгли?! – ахнул кто‑то.

– А то. Чай не их земля, не их люд, чего им жалеть.

– Но теперь‑то, выходит, земля – их?

– Не их, а Одвеллов. Индабираны – верные септы, если воруют, то не для себя, а для великого клана.

Мужики зло посмеялись, без особого веселья. Том чувствовал их затаенное напряжение и, несмотря на разговоры о том, что Гвэнтли сохранят нейтралитет, понимал, что всё не так просто. Равнодушие мужиков было понятно – простолюдины на землях Эвентри не сильно пострадали; судя по этому и другим разговорам, которые он слышал, всё ограничилось стихийным набегом на две восточные деревни у замка и репрессиями против угольщиков. Грабить и жечь Индабираны не стали – они просто совершили поразительный в своей наглости набег, почти бескровно захватив клан, приходившийся септой главенствующему ныне клану Фосиган. Это был могучий удар по конунгу, но также – и удар по Одвеллам, которым присягали и от имени которых действовали Индабираны. Тому с трудом верилось, что Одвеллы в самом деле пошли на такую дерзость – подобный произвол возвращал Бертан в давние времена хаоса и кровавых междоусобных распрей, существовавших испокон веков и если не прекратившихся, то хотя бы поутихших с установлением власти великого конунга. Однако за этот титул, за причитавшиеся ему замок‑город Сотелсхейм, за влияние и власть шли битвы подчас не менее, а то и более кровавые, чем в прежние времена. Что более коварные – так это точно. Прежде замок Эвентри взяли бы штурмом или подвергли изнурительной осаде, но чтобы вот так, прокрасться ночью и одним ударом обезглавить целый клан… это было просто, изящно и очень подло.

Продолжая слушать и помалкивать, Том выяснил, что леди Эвентри жива и невредима, но после смерти мужа пожелала удалиться от мира и посвятить себя Гвидре. Похоже, в отличие от младшего братишки Адриана, бедной женщине, по крайней мере, позволили самой выбрать бога, которому отныне будет отдана её жизнь. Девочки Эвентри также были живы и – тут Том прислушался внимательнее – помолвлены с септами Одвеллов, причём свадьба одной из них уже состоялась. Такая поспешность, а главное, осмотрительность наводила на самые нехорошие подозрения. Одвеллы вознамерились как можно крепче связать себя с Эвентри, что было в принципе невозможно в мирное время – поскольку Эвентри присягнули Фосиганам, а также в силу других причин, о которых Том знал больше, чем ему хотелось бы. Однако методы, которыми создавалась эта искусственная связь, были слишком неуклюжи – будто кто‑то наспех пытался загладить допущенную ошибку. А ведь ничем иным, кроме как ошибкой, нападение на Эвентри не было. Спасут ли их Фосиганы от полного уничтожения – вопрос спорный, в особенности если Анастас Эвентри погиб, а Адриана Том выдавать ни в коем случае не собирался. Малолетний Бертран отдан в монахи, живых братьев и дядьев по отцовской линии у погибшего лорда Ричарда не осталось – возглавить клан некому, значит, клана не существует. Но ничто не мешает Фосиганам отомстить за павшего септу, организовав карательный поход против Одвеллов. И чем больше Том об этом думал, тем больше ему казалось, что сложившаяся ситуация гораздо более выгодна Фосиганам, давно мечтавшим уничтожить извечных соперников в битве за конунгат, чем Одвеллам, которые всего лишь сняли одну пешку с доски. Хорошо, пусть не пешку – пусть ладью, дела это не меняло. Так или иначе, эта минутная победа грозила Одвеллам скорым шахом и матом.

«И какое же счастье, что всё это ни в коей мере меня не касается», – мрачно подумал Том.

Однако эти размышления, пусть и бесполезные, окончательно утвердили его в мысли, что сами боги – не стоит уточнять, кто именно из них, – послали его за Адрианом именно в это смутное время. Потому что этот мальчик, будь он сейчас в эпицентре событий, мог всё изменить. И не просто мог – он изменил бы, и, возможно, так, что Бертан захлебнулась бы в крови, как это уже случилось двенадцать лет назад. Тогда в ответе за это был другой мальчик, и рядом с ним не было умудрённого жизнью Тома, чтобы вовремя выдернуть его из мясорубки, в которой первыми летели головы ни в чём не повинных людей. Впрочем, когда доходит до войны, в ней не бывает ни в чём не повинных.

Убедившись, что все необходимые продукты собраны, Том поблагодарил за интересную беседу и отправился спать. Следующим утром, встав по привычке рано, поддался внезапному порыву и сходил на деревенский рынок, где купил несколько леденцов, ещё горячих, пахнущих сладкой патокой. Пацана негоже баловать, конечно, и Том собирался отдать их ему, только если по возвращении обнаружит образцовый порядок, а самого Адриана – смирно сидящим у крыльца, а лучше занятым какой‑нибудь работой. Вероятность этого была невелика, так что Том почти не сомневался, что леденцы не пригодятся. Сам он сладкого никогда не любил, поэтому деньги заранее можно было считать выброшенными на ветер, однако и эта мысль его почему‑то не удержала от бездумной траты.

Несмотря на обещание вернуться к вечеру, Том возвращался днём. Он не хотел признаваться себе в этом, но его подгонял страх, от которого он отмахивался весь вчерашний день, – как бы мальчишка не додумался устроить поджог. Однако на середине пути, там, где обычно дым уже был хорошо виден, ничего подозрительного не наблюдалось. Неожиданно для себя Том ощутил такое облегчение, что решил: «Молог с ним, пусть нажрётся этих леденцов, как бы там ни было. А потом я его за водой вверх‑вниз так загоняю, что весь жирок мигом сгонит». Оставшийся до дома широкий участок пути он проделал быстрым шагом, почти бегом.

Хижина стояла на месте.

Адриана нигде не было.

* * *

Сперва Том не обеспокоился и даже не удивился. Он обещал парнишке два дня почти полной свободы – было бы наивно ожидать, что он ими не воспользуется. До вечера Том разгружал свои покупки, разогревал кашу на ужин (нетронутую, как и следовало ожидать) и пропалывал огород, к которому Адриан опять же предсказуемо не прикасался. Сушёных запасов стало меньше, но не настолько, чтобы дать повод опасаться, будто мальчишка снова затеял побег – в то же время было очевидно, что ушёл он не далее как сегодня утром, иначе не успел бы столько съесть. Словом, Том не видел поводов для тревоги и даже почти не думал об Адриане до тех пор, пока не начало смеркаться.

Тогда он решился посмотреть правде в глаза.

Парень удрал, в этом не оставалось сомнений. И припасов не взял не потому, что не собирался бежать, а потому что дурак. Он уже по меньшей мере сутки бродит по ущельям и, если не разбился и его не укусила змея, сидит сейчас, забившись в угол какой‑нибудь расщелины, и ждёт, пока Том его снова отыщет.

Было очень сильное искушение не доставлять ему такого удовольствия.

Вышвырнув в ущелье леденцы, Том взял палку и пошёл искать.

На сей раз ни ему, ни Адриану не повезло. Что неудивительно – лукавая Тафи, покровительница игроков и безмозглых идиотов, редко бывает милостива дважды. Том ходил по склону до утра, обойдя все известные ему закоулки, заглянув в каждую расщелину и изойдя криком – бесполезно. Мальчишка как в воду канул, а более вероятно – валялся среди камней с раскроенным черепом.

Когда начало светать, Том понял, что дальнейшие поиски бессмысленны. Он выбился из сил от усталости и злости, и ещё – от мучительного чувства вины и страха, что с самого начала ошибался во всём. Он всё равно не смог бы уснуть, поэтому предпринял последнее, что мог сделать, – спустился в долину и пошёл к деревне, которую покинул всего сутки назад. Невероятно – но что если Адриану удалось самостоятельно найти путь с гор? Что ж, в таком случае всё кончено, и в то же время Том много отдал бы, чтобы было именно так. Иначе пройдёт неделя, и запах приведёт его к давно остывшему телу в одной из расщелин, мимо которых он проходил сегодня ночью – и он старательно отбрасывал мысли о том, что будет делать тогда.

Он думал об этом всё время, пока спускался с гор, и настолько погряз в запоздалых самообвинениях, что не сразу заметил, как изменилась долина.

Поля опустели. Единственная улица деревни, несмотря на ранний час, была полна людей. Мужчины возбуждённо переговаривались, женщины причитали, дети непонимающе плакали и тянули родителей за полы кожухов. Всё пришло в движение, никто не стоял на месте. И у многих было оружие, но только выглядели люди так, будто вовсе не хотели им пользоваться.

– Что стряслось? – спросил Том, протиснувшись в центр толпы.

Все говорили разом, не умолкая, и, казалось, вопроса никто не услышал, но тем не менее ему ответили.

– Лорд Гвэнтли собирает ополчение! На заре гонцов прислал!

– И спешно, всё так спешно, – всплеснув руками, запричитала одна из женщин, перекрикивая полдюжины орущих детей, цеплявшихся за её юбку. – Прямо всё бросай и в поход!

– Какой поход? Куда? – волновались остальные, растерянные не меньше Тома.

– На Одвелла! Куда ж ещё! – басовито прогремел над толпой мужик, в котором Том признал одного из вчерашних собеседников.

– Да не на Одвелла, нет! На Фосигана! На конунга! – выкрикнул кто‑то, и толпа потрясённо примолкла. Несколько секунд был слышен только детский плач и тревожное мычание неподоенной коровы в соседнем дворе. Потом снова заговорили все разом:

– Как на конунга? Почему, зачем?

– То не наше дело, зачем! Сказано – на конунга, и собираться спешно, в замок всем явиться до полудня!

– Да совсем подурели – до полудня! Туда ж от нас добрый день ходу!

– Так и хватит лясы точить! Хотите, чтоб солдатню сюда понаслали?! Дождётесь!

Том ничего не понимал. И то, что в этом он был не одинок, ничуть его не утешало. Он отыскал парня, который первым заорал про Фосигана, и схватил его за грудки.

– Что ты несёшь, дурак? Кто тебе сказал, что война будет против Фосигана?

– Да гонец же сказал, гонец! – крикнул тот; щёки у него разалелись, глаза блестели, но он не был похож ни на дурака, ни на враля. – Я сам слышал, и вот, Роб тоже слышал, и Гунс – они там были, верно, ребята?

– Верно, верно! – охотно подтвердили те.

Том выпустил парня. Голова у него шла кругом, ноги почти не держали – сказывалась бессонная ночь. А кругом продолжали голосить.

– Цапаются нынче лорды, что ж, нашему в стороне быть?

– Лорды цапаются, а нашим бошкам лететь!

– Пропади они пропадом!

– Жатва же в разгаре! Кто урожай собирать станет, бабы, что ли?

Если Адриан и проходил через деревню, то выяснить это при нынешней суматохе было совершенно нереально. Выбравшись из толпы, Том побрёл назад, к горам. То, что он только что видел и слышал, казалось дурным сном. Гвэнтли выступят против Фосиганов? Почти немыслимо. Если они и решились нарушить давний нейтралитет, на то должна была быть очень веская причина, и ещё вчера Том поставил бы сто к одному, что, доведись всё‑таки выбирать, они поддержат сильнейшего… но разве Фосиган – не сильнейший? Разве Одвеллы нападением на клан Адриана не подтвердили лишний раз свою вероломность, разве это не должно было окончательно отвратить от них тех, кто подумывал о союзе?.. И разве Гвэнтли, чьи земли располагались между землями враждующих кланов, не были всегда обращены лицом в сторону Сотелсхейма? К тому же такие вещи не решаются за день, а ещё вчера подобного поворота событий никто не ждал.

То, что сейчас происходило, отдавало абсурдом. Объяснение было одно: что‑то случилось за прошедшую ночь. За ту ночь, которую Адриан провёл одни боги знают где…

Интересно, какие именно боги?

Поднимаясь по горной тропе, Том чувствовал себя дряхлым стариком. Один раз он даже едва не сорвался в опасном месте, которое знал и всегда обходил. Он уже не расчищал посохом путь, а тяжело опирался на него, будто столетний старец. И виной тому была не физическая усталость, а мутное, вязкое чувство, такое знакомое и такое ненавистное. Это было чувство знания – то, что осталось ему как отголосок давних времён, издевательское напоминание о том, от чего он сам сознательно отказался. Но ни одну ношу нельзя просто сбросить и пойти дальше как ни в чём не бывало – в лучшем случае останется боль в плечах. У Тома болело что‑то – какое‑то странное, тайное место в глубине его естества, которое и существовало, кажется, лишь для того, чтобы болеть.

Оно всегда болело, когда он думал об Адриане Эвентри.

«Гилас! Пусть он всё‑таки окажется мёртв!» – взмолился Том – по‑настоящему, со страстью, с которой не взывал к богам уже много лет. Это до того потрясло его, что он остановился, даже не заметив, как из‑под ноги сорвался и понёсся вниз увесистый камень. Пусть он окажется мёртв, Гилас. Пусть его возьмёт Молог в своём тайном святилище. Том повторил это про себя ещё раз, яростно стискивая посох обеими руками. Ему не хотелось этого, но он знал, что об этом надо просить – не важно, чего хочешь ты сам, всегда есть нечто более важное…

Но боги никогда его не слушали – ни раньше, ни теперь.

Выйдя на последний виток тропы, откуда уже была видна хижина, Том увидел Адриана. Мальчишка сидел на земле, обхватив голову руками. Будто почувствовав взгляд Тома, вскинулся – и, хотя они были ещё слишком далеко друг от друга, Тому почудилось, будто они встретились взглядами. Он остановился на месте, будто вкопанный.

Внутри судорожно скрутилось в последний раз – и перестало болеть.

Адриан вскочил и побежал ему навстречу.

Том смотрел, как он бежит. Стиснул зубы так крепко, что свело судорогой челюсти. Потом разжал их.

И пошёл вперёд.

В этот раз он не собирался сбегать. Правда же, не собирался – просто ему стало смертельно скучно, и он решил немного разведать местность вокруг хижины, не отходя далеко – когда ещё представится такая возможность! И глазам своим не поверил, когда, пройдя всего полсотни шагов к долине, увидел этих людей.

Его до сих пор колотило, когда он вспоминал их. Их лица, обращённые к нему, когда он закричал им: «Постойте!»

– Том! Где ты был?! Я думал…

– Где я был? – мягко переспросил тот. Никогда прежде Адриан не слышал от него такого тона. Внезапно он обнаружил, что они стоят друг против друга посреди тропы – и понял, что сам подбежал к Тому. Хотя теперь, глядя в его неподвижное лицо, на его странную, напряжённую полуулыбку, Адриан не мог понять, зачем сделал это.

Мгновением позже до него дошло, что Том не только что вернулся из деревни… отнюдь не только что. Адриан потупился и непроизвольно отступил назад.

– Так ты…

Том молча прошёл мимо него. Адриан помедлил и поплёлся следом, глядя на обитый железом конец посоха, впивающийся между камней, с тихим шорохом осыпавшихся Адриану под ноги. А он спотыкался о них, забывая преступать, и понемногу сбавлял шаг.

Том подошёл к дому и поставил посох у стены. По‑прежнему ни слова не говоря, стянул через голову рубаху и повернулся к бадье с водой, приготовленной на утро. Бадья была полна на две трети – Адриан брал из неё воду вчера днём, но к ручью потом не ходил. Дьявол, ещё и за это теперь влетит… Том схватил бадью обеими руками и, резко подняв, опрокинул над головой. Поток воды шумно хлынул по его телу наземь, струясь по взбугрившимся мускулам. Адриан завороженно смотрел, как ходят под тёмной кожей тугие мышцы, и вздрогнул от грохота, с которым Том швырнул бадью на землю.

Всё так же ни слова не говоря, Том развернулся и вошёл в дом.

Адриан какое‑то время топтался во дворе, ничего не понимая. Он не удивился бы выволочке, и даже, пожалуй, на сей раз согласился бы с ней – да что там, он был бы ей попросту рад! Потому что тогда он смог бы объяснить, что случилось… а он сам этого не понимал и потому мучительно хотел поделиться, пусть бы и с Томом – всё равно ведь не с кем больше.

Тяжело вздохнув, Адриан спрятал руки за спину и робко ступил на порог.

– Том?..

– Сядь.

Том обтирал полотенцем руки и шею. К двери он стоял спиной, и на Адриана по‑прежнему не смотрел. Адриан пробрался к столу и сел на краешек скамьи. Том шагнул к двери и захлопнул её.

На дворе стоял ясный день, но в хижине сразу стало сумрачно. Окна были забраны ставнями, и лишь пробивавшийся сквозь щели свет рассеивал полумрак. Адриан зябко повёл плечами.

Том подошёл к печи и порылся за ней. Вытянул что‑то, завёрнутое в солому, и какое‑то время отряхивал. Потом поставил на стол, и Адриан увидел, что это бутылка толстого зелёного стекла – в таких в замке Эвентри хранили выдержанное вино.

Том сел напротив Адриана, откупорил бутылку и плеснул себе в кружку. Подумал немного, потом плеснул ещё, а потом вино полилось струёй, и лилось, пока кружка не стала полна до краёв. Том взял её и пил не отрываясь, а Адриан, так же не отрываясь, смотрел на него, пока дно опорожнённой посуды не стукнуло о столешницу.

– Рассказывай, – спокойно приказал Том.

Адриан сглотнул.

– Я не собирался сбегать, – поспешно сказал он, полагая, что это самое главное. – Просто… ну…

– Просто я ушёл, и ты возомнил, что тебе всё позволено, – без выражения закончил Том. – Дальше.

– Я не собирался отходить далеко, честное слово! Я же помню… как ты… Ну, словом, я просто бродил тут неподалёку…

– Сутки напролёт? – мрачно спросил Том.

Сердце у Адриана подскочило. Когда же он вернулся?!

– Ну… так вышло…

– Я велел, чтобы ты рассказывал, а не мямлил всякую чушь. И я не повторяю в третий раз, Адриан, тебе это известно.

Ему действительно было известно. Но только то, что так хотелось рассказать человеку, готовому выслушать, никак не складывалось в слова теперь, когда он чувствовал себя будто на допросе.

Том смотрел на него, сжимая ручку пустой кружки, и Адриан решил не тянуть.

– Я увидел людей.

Пальцы Тома сжались крепче.

– Людей?

– Да… их было трое. Я обалдел просто, ты же говорил, тут никто никогда не ходит!

– Так и есть.

– Но они же ходили! Я их точно видел! Я с ними…

– Говорил? – обречённо закончил Том.

Адриан опасливо кивнул.

– Я… попытался. Ну ты сам подумай, ты меня уже целый месяц тут держишь! – внезапно разозлившись, выпалил он. – Я человеческого лица всё это время не видал, кроме твоей рожи, а от тебя меня тошнит уже!

Ещё вчера он непременно получил бы за эту вспышку крепкий подзатыльник. Но сейчас Том не двинулся с места, всё так же глядя на Адриана ясными, абсолютно непроницаемыми глазами. Будто ждал.

Злость Адриана моментально прошла. Он снова сгорбился и отвёл взгляд.

– Я крикнул им. Чтоб подождали… чтоб помогли мне отсюда выбраться, – мрачно закончил он, уже не заботясь, что ему за это будет.

– А они, однако же, не помогли, – жёстко усмехнулся Том.

Адриан посмотрел на него с ненавистью.

– Ладно, Адриан. Что было, то было. Эти люди ушли, а ты всё ещё здесь. Как они выглядели?

– Это были не каторжники, – сказал Адриан, думая, что именно эта опасность ввергла Тома в такое странное состояние. – Я потому так и удивился. Обычные люди, хорошо одетые… слишком даже хорошо. И бороды у них были аккуратные, словно вчера подстригали.

Том неотрывно смотрел на него. Адриан растерялся.

– Я правду говорю!

– Какого цвета на них была одежда?

– Что?

– Отвечай! – закричал Том и с силой ударил кулаком по столу – так, что тот качнулся.

– Фиолетовая… фиолетовая с жёлтым, – помертвевшими губами ответил Адриан. – На всех троих.

Том расхохотался.

Он смеялся долго, будто услышал очень хорошую, свежую шутку. Всё ещё смеясь, снова налил себе вина – на сей раз не до краёв, а половину кружки. Потом выпил. Его плечи всё ещё подрагивали от смеха.

– Чудо‑то какое, – проговорил он наконец, ни к кому не обращаясь. – Ну просто чудо! Эх, Адриан Эвентри! Видать, и правда…

Он умолк. Даже тени улыбки не осталось на его лице. Он быстро протянул руку и крепко сжал запястье Адриана, так, что едва не хрустнули кости.

– Что они сказали? Когда ты закричал, что они тебе ответили?

– Н‑ничего, – выдавил Адриан, почти не чувствуя боли в стиснутой руке – гораздо сильнее был недавно пережитый страх, в этот миг нахлынувший с новой силой. – Они… убить меня хотели…

– Убить? – переспросил Том; его глаза чуть расширились, словно от удивления, хотя потрясённым он вовсе не выглядел. – Это как? За что?

– Почём я знаю! – бросил Адриан и попытался вырваться, но Том тут же сжал его запястье с такой силой, что тот застыл, боясь, как бы этот сумасшедший в самом деле не сломал ему руку. – Я правда не знаю, Том. Я им крикнул, чтобы они подождали меня, что я хочу спуститься с ними…

– Ты назвал им своё имя?

– Нет… я не успел. Они сначала просто на меня смотрели, и лица у них были такие странные… вроде совсем обычные, один даже на отца чем‑то походил, и в то же время они так странно глядели, что я пожалел… пожалел, что заговорил с ними.

– Правда? – с улыбкой спросил Том. – Правда пожалел?

– А то, – совершенно искренне ответил Адриан. – Они меня послушали, потом перемолвились между собой, и один из них вытащил меч. Ну, я и испугался, конечно! Не знаю, чего это они…

– А я знаю.

Адриан осёкся. Какое‑то время они с Томом смотрели друг на друга. Их лица находились очень близко. Адриан мог разглядеть каждую морщинку возле глаз Тома, даже в полумраке, чувствовал влажный запах его мокрых волос. Снаружи беспечно свистела птица, и внешний мир внезапно показался Адриану ужасно чужим и далёким.

Том выпустил его и выпрямился.

– Эти люди, Адриан, из клана Гвэнтли. Судя по всему, сам лорд с братом и старшим сыном.

– Гвэнтли? – моргнул Адриан. – Здесь? Но они же… зачем же они…

– У поклонников Молога есть обычай, – продолжал Том, подливая себе вино. – В смутное время трое старших членов клана обращаются к нему с просьбой о заступничестве. Молог зол, но честен, и, дав слово, держит его. Однако надо твёрдо знать, даёт он это слово или нет. Старшие члены клана надевают родовые цвета и идут к тайному алтарю Молога – хорошо бы, конечно, в главном святилище. Гвэнтли повезло, что оно находится на их земле. Там они приносят жертву и просят отца‑Молога о заступничестве. Свои одежды при том окропляют кровью. Ты не заметил на них крови?

– Н‑нет…

– Что ж, значит, аккуратно окропили. Им ведь надо было пройти через собственные земли, в собственных цветах… Возвращаясь, они должны молчать, не глядеть друг на друга и не прекращать молитв до тех пор, пока кто‑нибудь, встретившийся по дороге, не обратится к ним с просьбой. Если это будет женщина – значит, Молог отринул их молитву. Если мужчина – значит, Молог молитву принял.

Он смолк и надолго приложился к кружке. Адриан пытался осознать то, что только что услышал.

– Так значит… они теперь…

– Накануне, – невозмутимо перебил его Том, – Гвэнтли объявили набор в ополчение. Они знали, что война неизбежна, вопрос был лишь в том, на чьей стороне выступать. Молог принял их, и теперь они рассчитывают на Молога. Теперь они не побоятся воевать с Фосиганами.

– Но ведь Гвэнтли поклоняются Гвидре, сыну Матери‑Гилас!

– Ты хорошо знаешь историю своей страны. Молодчина.

– Но как же…

– Это не первый случай, когда клан меняет богов. И уж совсем не редкость, когда он берёт себе бога того клана, чьим септой становится.

– Гвэнтли примкнут к Одвеллам? – еле слышно спросил Адриан.

– Уже примкнули. И погляди, как всё отлично складывается! Теперь им достаточно перекрыть перевал через Уивиелл, и армии Фосигана придётся делать огромный крюк, чтобы подтянуться на север. По меньшей мере они выиграют для Одвеллов несколько недель. А те за эти несколько недель успеют присоединить ещё пару‑тройку кланов…

Адриана колотила дрожь. Он стиснул руки под столом в кулаки, и всё равно не мог её унять. Дело было даже не в том, что говорил Том. Намного хуже было то, как он при этом на Адриана смотрел.

– Но я же не виноват, – прошептал Адриан. – Я же не знал… я не хотел!

– Конечно. Ты не знал и не хотел. Но ты виноват. Ты в ответе за это.

– Да они могли какого угодно мужика встретить по дороге! Какая разница, я или…

– Они бы не встретили мужика. Они бы встретили женщину. Все мужчины сейчас, подчиняясь приказу, уходят из деревень. А женщины остаются, и одна из них узнала бы своих лордов и кинулась бы им в ноги, прося не забирать мужчин в самый разгар жатвы. И они бы выполнили эту просьбу, потому что женщина – это Гилас, и Гилас говорила бы голосом этой женщины, предостерег их от союза с Мологом. Они не посмели бы ослушаться.

– Я не виноват, – повторил Адриан. – Я же не…

Том вздохнул. Это был самый обычный вздох, короткий и усталый, но на Адриана он подействовал будто ушат холодной воды. Том отставил кружку, встал и прошёлся по хижине, ероша мокрые волосы. Адриан пытался понять, о чём он думает, какое решение собирается принять, – и чем больше пытался, тем меньше ему хотелось что‑либо понимать. Хотелось забраться с головой под медвежью шкуру, свернуться под ней и заснуть… и спать, спать, пока всё это не закончится.

– Адриан. Слушай меня очень внимательно. То, что я сейчас скажу, очень важно. Я не собирался говорить тебе это так скоро, но ты не оставляешь мне выбора. Я не знаю, поможет ли это… Не знаю, способен ли ты вообще думать о том, что делаешь, или всё впустую. Но теперь я скажу, и ты уже не сможешь отнекиваться, будто не знал и не виноват.

– Да о чём ты говоришь?! – сорвался на крик Адриан – эта спокойная, монотонная и притом совершенно непонятная речь повергла его в ужас.

Том остановился. И сказал, не оборачиваясь и не глядя на Адриана, роняя слова с безжалостностью палача, опускающего топор:

– Адриан Эвентри, ты – человек, который в ответе за всё.

Это обвинение повисло в воздухе. Адриан не осмелился переспросить, а Том не продолжал. Это длилось ужасно долго, потом раздался странный свистящий звук, и Адриан понял, что Том всё это время задерживал дыхание.

– Ты не понимаешь, конечно. Конечно… Я попытаюсь говорить просто. Раз в поколение рождается человек, который неизбежно меняет всё, с чем соприкасается. Что бы ни случилось, будь то хоть великая радость, хоть большая беда, – оно всегда связано с этим человеком. С его поступком. С выбором, который он однажды сделал… как правило, не думая ни о чём. Адриан, ты понимаешь, что натворил прошлой ночью? Ты обратился к людям, которых мог просто пропустить мимо, они даже не заметили бы тебя. Но ты заговорил с ними, и это, может статься, изменит расстановку сил в будущей войне.

– Это… бред, – сипло сказал Адриан.

– В деревне твоего отца ты закричал, пытаясь выдать меня. Ты мог смириться и смолчать, но сделал другой выбор. Из‑за этого пошёл слух, что тебя видели в деревне, и Индабираны спалили её дотла. Этого тоже не случилось бы, если бы не ты.

Том обернулся к нему. Он стоял далеко, и Адриан не видел его лица.

– Подумай хорошенько, Адриан. Вспомни свою жизнь, своё детство. Вспомни, часто ли вокруг тебя происходили вещи странные или страшные. Вспомни, часто ли это случалось оттого, что ты сделал или сказал что‑то не подумав. Вспомни, как другие люди относились к тебе. И подумай, отчего бы так.

Адриан вспоминал.

Ему было что вспоминать.

Детские глупости… какие случаются с каждым.

Он поспорил с сыном оружейника, кто глубже нырнёт на реке и дольше просидит под водой. Он хотел выиграть во что бы то ни стало, он решил выиграть – и нырял снова и снова, и терпел, почти задыхался. Сын оружейника тоже решил выиграть, и он выиграл. Он пробыл под водой дольше, чем Адриан, и его тело вытаскивали из воды баграми.

Он удирал от матери, пытавшейся задать ему взбучку, и спрятался за коровником. Мать не видела, куда он забрался, и кричала, чтоб он выходил, и тогда он, чтобы отвлечь её, распахнул калитку в загоне. Он хотел просто создать суматоху, чтобы мать о нём забыла, но из коровника выскочил бык и поднял на рога трёх человек, прежде чем взбесившуюся скотину успели пристрелить из арбалета.

А однажды его за какую‑то провинность заперли в чулане, и он со скуки и от обиды поменял содержимое нескольких горшочков, которые нащупал в темноте. Вот пусть, думал, матушке вместо сахару соли насыплют в пирог. Насыпали – только не соли вместо сахару, а крысиного яду вместо перца, и, по счастью, не матушке, а часовому в караулке, который попросил крепко перченный супчик и свалился после него с жестокой хворью – едва оклемался потом…

Всё это глупости. Незлобивые детские глупости, которые случаются со всяким. И ведь он никогда не хотел ничего плохого. Просто так получалось.

Адриан почувствовал далёкую тупую боль – и обнаружил, что грызёт кулак. Вздрогнув, он отдёрнул руку.

Том стоял напротив и не сводил с него взгляда.

– Откуда ты знаешь? – спросил Адриан.

Том недобро усмехнулся в ответ.

– Я много чего знаю, парень. Дай боги тебе никогда не узнать того, что знаю я. Но ты понимаешь теперь, почему тебе нельзя было оставаться в Эвентри? Ты и без того успел наделать бед. Пока что ты мал, и беды от тебя тоже малые… были, – короткая кривая улыбка пробежала по его лицу и пропала. – Теперь ты подрос, мальчик, и творимые тобой беды подросли. Если ты уже сейчас одним своим словом палишь деревни и меняешь ход войн, то что будет дальше?

Дата добавления: 2015-03-29