Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Часть четвертая 3 страница




– Ну и дурак ты, Дуда. – Чинарский со вздохом опустился в кресло.

– Знаешь. – Майор попытался сделать умное лицо. – Когда тебя выперли из органов за то, что ты грохнул по пьянке человека, у тебя ведь тоже могла крыша поехать…

– Он выскочил под пулю, когда я уже нажал на курок, – зло ответил Чинарский, – и ты это прекрасно знаешь.

– Но ты был пьян, Чинарский.

– Не больше, чем обычно, – пожал тот плечами. Его начинало раздражать глупое упрямство майора.

– Все равно я должен тебя задержать, – бубнил Дудуев.

– Это будет твоей очередной ошибкой.

– Посмотрим.

– Какого черта, майор?! – в гостиную протиснул свои громадные телеса полковник Голованов, за которым словно тень скользнул Бероев. – О господи! – Полковник увидел привязанный к стулу труп со вскрытой черепной коробкой.

Желудок сжала предательская спазма, но тут полковник заметил Чинарского. Голованов его терпеть не мог еще в ту пору, когда Чинарский работал в органах.

– Это еще кто? – Он вперил в него немигающий взгляд, делая вид, что не узнает.

– Чинарский Сергей Иванович. В квартиру зашел случайно… – начал пояснять Чинарский, но Дудуев его перебил:

– Гражданин Чинарский задержан мной на месте преступления. – Он поднялся с кресла. – Присаживайтесь, товарищ полковник.

– Как вы проникли в квартиру? – выступил вперед Бероев.

– Дверь была не заперта.

– Минуточку. – Капитан повел тонкими ноздрями. – Вы, кажется…

– Выпил немного, – пожал плечами Чинарский.

– Так, так, так, – застрекотал капитан. – Интересно. Очень интересно. Личный досмотр произвел? – повернулся он к Дудуеву.

– Не успел еще, – растерянно пробормотал майор.

– Ну-ка, посмотрим. – Бероев подошел к Чинарскому вплотную. – Повернитесь ко мне спиной, руки к стене, в стороны.

Чинарский повиновался со спокойной душой, зная, что в карманах у него ничего существенного нет, но тут же замер, вспомнив про пахучий осколок стекла.

– Там у меня… – Он хотел было достать из кармана пакет, но капитан ударил его по руке.

– Стоять, гражданин Чинарский. – Бероев толкнул его в спину и принялся профессионально обшаривать карманы.

Он ощупал также запястья и лодыжки Чинарского – места, где можно было закрепить нож или небольшой пистолет. Все, что он находил, складывал на журнальный столик. Чинарский даже не думал, что в его карманах может оказаться столько предметов: пустая бутылка из-под коньяка, полупустая пачка сигарет «Петр I», засаленный коробок спичек, паспорт, связка ключей с брелоком в виде небольшого консервного ножа, горстка серебристых монеток, смятая десятирублевка, маленькая записная книжка в красной обложке, огрызок карандаша, несколько использованных билетов на троллейбус и еще какая-то мелочь.

– Повернись. – Бероев почему-то перешел на «ты».

Чинарский опустил руки и повернулся к нему лицом.

– Что это? – Капитан держал двумя пальцами пакет, в который Чинарский завернул осколок.

Если он признается, где он это нашел, его могут привлечь за сокрытие вещественных доказательств. Если не признается, то окажется, что он действительно скрыл от следствия улики. Хотя в глубине души он совершенно не был уверен, что этот осколок поможет кому-то в розыске убийцы. Собственно, он и ему-то был не нужен. Взял его скорее по давней привычке и не представлял, как можно использовать. Сохранившийся на осколке запах еще не выветрился и из квартиры. Если они обратят на него внимание, а они должны были это сделать, то и осколок им будет не нужен.

– Это пакет, товарищ… не знаю вашего звания, – покачал головой Чинарский.

– Капитан, – буркнул Бероев.

Он развернул пакет и сунул туда нос.

– Что за гадость?! – поморщился он.

Бероев бросил пакет на стол и поднял записную книжку, куда Чинарский заносил номера забегов, фамилии наездников, клички и возраст лошадей и их лучшие показатели. Капитан стал внимательно просматривать записную книжку. И тут Чинарский понял, что тот даже не заметил прозрачный кусочек стекла в прозрачном пакете.

– Что это за херня? – Бероев показал на значки, понятные одному Чинарскому.

– Это Парадокс, – пояснил Чинарский.

– Не умничай, – обдал его холодом Бероев.

– Парадокс – гнедой жеребец, русская рысистая порода, четырехлетка, – подробнее объяснил Чинарский. – Отец – Диктор, мать – Попрыгунья, лучшее время – две минуты одиннадцать и девять десятых секунды. Не лучшая лошадка, но иногда бывает в хорошей форме. Особенно если наездник не подкачает.

– Так ты на бегах играешь? – Капитан поднял на него глаза.

– Бывает, – улыбнулся Чинарский.

– Значит, деньги тебе частенько нужны, а? Ты ведь не работаешь, насколько я понимаю.

– Постоянной работы не имею, – согласился Чинарский, – но воровать или грабить не приучен.

– Он со мной в одном отделе работал, – встрял Дудуев. – Его выперли из органов за неумышленное убийство.

– Ого! – возбудился Бероев.

– Чего «ого»? – передразнил его Чинарский. – Дуда, чего ты лепишь? Ты же знаешь, сука, что все не так было.

– А он с характером, твой приятель. – Бероев насмешливо взглянул на майора. – Давай-ка прихватим его с собой.

 

Глава XVI

 

«Александр больнице очень серьезно срочно приезжайте Мария Митрофановна».

Александр написал канадский адрес своих родственников и отдал бланк телеграммы оператору. Женщина с легким удивлением взглянула на Александра и стала считать слова. Оплатив отправку телеграммы, Александр поспешил к тете Маше.

Та встретила его, как всегда, радушно и гостеприимно. Пригласила пообедать. На этот раз Александр не стал отказываться. Он достал из пакета бутылку «Каберне» и поставил на стол.

– Ой, зачем! – встрепенулась тетя Маша.

– К обеду, – улыбнулся Александр.

– Да у меня не бог весть что, – виновато проговорила тетя Маша.

– Перестань скромничать. – Александр ободряюще похлопал тетю Машу по руке. – Я уже догадался, чем ты меня будешь потчевать: суп с клецками, мозги, запеченные в сухарях, с отварным картофелем.

– Молодец! – улыбнулась тетя Маша.

От Александра, едва он увидел тетю Машу, не скрылась тень беспокойства, пробегавшая по ее лицу.

– Ты чем-то расстроена? – спросил он.

– Да начитаешься всего! – вздохнула тетя Маша.

Она поднялась, опираясь обеими ладонями на сиденье стула, и засеменила в гостиную. Вернулась с газетой.

– Ужас! – Она с испугом взглянула на Александра.

– Что это? – невозмутимо осведомился он.

– Ой, подожди, картофель снимать пора. – Тетя Маша подошла к плите и сняла с огня никелированную кастрюлю.

Слила кипящую воду в раковину. Поставила кастрюлю на специальную деревянную подставку. Потом выложила картофель на суповую тарелку, обложив петрушкой. Александр все это время пялился в статью.

«Редакция газеты выражает глубокие соболезнования родственникам погибшей Кулагиной Надежды, ставшей пятой жертвой маньяка-кулинара. Кулагина принимала горячее участие в расследовании серии убийств, потрясших наш город. Она старалась оперативно и подробно информировать общественность о происходящих ужасах. Понимая, что сама по себе информация не дает гарантий безопасности, Кулагина, и в этом редакция была с ней солидарна, считала, что любые сведения о чинящемся в городе насилии могут все же заставить граждан быть более осмотрительными и осторожными. Надежда честно и ответственно выполняла свой журналистский долг вплоть до того момента, когда убийца хладнокровно лишил ее жизни, подвергнув ее тело зверским манипуляциям. Он вскрыл череп и, вынув мозг, представил его в качестве кулинарного блюда, зловещим образом сервировав находившийся в гостиной стол. Редакция, и без того озабоченная ведущимся расследованием, обязуется впредь способствовать доведению его до конца. Преступник должен быть пойман и наказан. Нет слов, чтобы в полной мере выразить всю нашу скорбь. Нет слов, чтобы выразить возмущение творящимся в городе беспределом и вялыми действиями правоохранительных органов. Надежда остро и талантливо ставила в своих статьях волнующие всех вопросы. Она не боялась кому-то не угодить. Кулагина сражалась за правду, за право каждого человека на свободу информации…»

Тетя Маша закончила жарить мозги, а Александр продолжал читать.

«Кулагина отличалась хорошим чутьем на подобные вещи. Она первая узнала, что маньяк-кулинар помещает на интернетовском сайте картинки и рецепты своей дьявольской кухни. Она пыталась расшевелить милицию, чтобы та наконец вплотную занялась маньяком. Органы же, работая по старинке, стремились умолчать о подлинном размахе деятельности преступника. Кулагина не сомневалась, что мы имеем дело с психически больным человеком, ибо разум человеческий не может до конца осознать чинимого маньяком зверства. Напомним: у первой жертвы убийца отрезал грудь и залил ее апельсиновым желе, вторую насмерть засек розгами, а потом вырезал у нее печень, третью заколол, срезал у нее ногти и волосы и приготовил из них карамель, четвертого, а это был жених Кулагиной Надежды, Эдуард Березкин, проткнул ножом. Пятой жертвой, как мы уже сказали, стала сама Кулагина».

Александр чуть растянул углы губ. Он поймал на себе тревожный взгляд тети Маши.

– Чего только не случается, – сказала она. – Это ж надо!

– Мало ли маньяков, – усмехнулся Александр. – Я вообще не советовал бы тебе читать подобную чепуху.

Он пробежал глазами еще несколько абзацев статьи. Внизу прилагался перечень профессиональных достижений Кулагиной. Александр отложил «Столицу провинции» и принялся откупоривать бутылку.

– Это не чепуха, Саша, – с робким протестом высказалась тетя Маша. – Это жизнь, страшная жизнь. Как детей-то отпускать на улицу, если такое творится!

Тетя Маша подала салат из огурцов со сметаной. Но вначале они выпили вина.

– У меня к тебе маленькая просьба, – начал интересующий его разговор Александр. – Я, собственно, затем и пришел, ты уж прости.

– Что такое?

– Ты пей вино, – улыбнулся Александр. – Не бойся, всего двенадцать градусов.

Тетя Маша сделала несколько глотков и поставила фужер на стол.

– Я много думал все эти годы… – вздохнул Александр, – и решил… помириться с матерью и сестрой. В общем-то, с мамой я не ссорился, хотя она поддерживала Катьку. Ну так вот: я взял на себя смелость… – Он запнулся, еще раз вздохнул и выжидательно посмотрел на тетю Машу.

– Это хорошо, – не ожидала та. – Я даже подумать не могла! Это хорошо… – Ее глаза увлажнились.

– Но я прибег к одной хитрости. Она может показаться тебе нечистоплотной, даже бессовестной. Прости уж меня, – с трудом продолжал Александр.

– Да что такое, говори! – Тетя Маша не скрывала своей радости, и эта радость усиливала ее нетерпение.

– Ну, я послал маме и Катьке телеграмму.

– Прекрасно! Но еще, Саша, нужно было бы написать письмо. Я понимаю, – возбужденно затараторила она, – решение так внезапно тебя посетило, что ты не мог ждать и помчался, наверное, на почту. Хотя ты мне говорил, – вспомнила она, – что можно переписываться по компьютеру. Это в сто раз быстрее… ты сам говорил.

– Я не захотел делать это по электронной почте. Сейчас объясню почему, – гася раздражение, сказал Александр.

Тетя Маша чуть сникла. В ее глазах мелькнуло беспокойство.

– Я послал телеграмму от твоего имени, тетя Маша. – Александр потупил глаза. – Я просто подумал, что, принимая в расчет наши сложные отношения и возможное недоверие, которое ко мне испытывает Катька, письмо или телеграмма, посланные от моего имени, не оказали бы нужного действия. Я хочу не просто переписываться с мамой и сестрой, я хочу их видеть. Понимаешь?

– Но как же, Саша? – оторопела от неожиданности тетя Маша.

– Я хотел бы с ними встретиться. Я, понимаешь ли, поехать не могу. А вот если бы они приехали… – с затаенной дрожью в сердце проговорил Александр.

Он уповал на старческое пристрастие тети Маши к разного рода сериалам и слезливым мелодрамам. Трогательные концовки, где блудные сыны возвращаются к отцам, матери находят потерянных в глубокой молодости детей, а дети вдруг обнаруживают друг в друге брата или сестру, были слабостью тети Маши. Такие хеппи-энды казались ей разумным финалом любой жизненной драмы.

Тетя Маша убрала тарелки из-под салата и подала суп. От него исходил пряный аромат специй. Александр взял ложку.

– Я дал телеграмму, – он зачерпнул ложкой супу и посмотрел на сосредоточенно внимавшую ему тетю Машу, – от твоего имени. Написал: ты, мол, опасаешься за мое здоровье и просишь их приехать.

Тетя Маша молчала.

– Саша, но я же тебя учила: врать нехорошо! – с досадой воскликнула она после минутной паузы.

– Если бы я известил тебя заранее и выслушал твою оценку, то оказался бы в безвыходном положении, – недовольно пробурчал Александр.

– Ну разве нет никакого другого выхода? – простодушно спросила тетя Маша.

– Нет, – отрезал Александр и стал быстро есть остывающий суп.

Они ели, не разговаривая, каждый думая о своем. Александр еле сдерживал раздражение. Упорство тети Маши казалось ему фальшивой маской старой девы, заботящейся исключительно о своей репутации.

– Не скрою, – доев суп, сказал Александр, – я ожидал от тебя большего понимания.

– Но ведь это неправда. – Лицо тети Маши исказила гримаса боли.

На миг Александру стало ее жаль. Но вскоре жалость уступила место отвращению. Он не мог смотреть на ее напряженное унылое лицо, не мог больше есть. Тетя Маша, словно почувствовав кипящее в Александре раздражение, встала, чтобы подать второе. Она собрала тарелки из-под супа, сложила их в раковину и принялась накладывать на плоские тарелки жареные мозги. Перемена блюд дала Александру повод заговорить об ином.

– Прекрасно, – чуть склонился он над тарелкой, где, подернутые золотистой корочкой сухарей, серовато-молочной горкой благоухали воловьи мозги. – Сколь изысканно и неприхотливо это блюдо! Я имею в виду его универсальную структуру, разноплановость. Хочешь потребляй их с белым или красным соусом, хочешь – с соусом из раков, хочешь – с соусом из сморчков! Ну ты же помнишь, какие соусы можно подать к мозгам… Кисло-сладкий, из щавеля, из шпината, из шампиньонов, с изюмом, с трюфелями… А я придумал совершенно экзотический соус! – хвастливо добавил он.

– Правда? – глуповато улыбнулась тетя Маша.

Она была подавлена враньем Александра и задала этот вопрос не из радостной любознательности, а по инерции. На самом деле ее волновала совсем другая проблема.

– Я не устаю совершенствовать свое искусство, – принужденно улыбнулся Александр. – Лайм, фейхоа, немного сахара, винного уксуса, чабреца и мант…

Он неожиданно умолк. Воспоминание о разбитой склянке с драгоценной мадагаскарской эссенцией заставило его сердце сжаться от боли.

– Это, конечно, замечательно, – через силу улыбнулась тетя Маша, – но что я скажу твоим родственникам, если они все-таки приедут?

– Ты веришь в их приезд? – со скрытым беспокойством спросил Александр.

– Не знаю, – смущенно пожала плечами тетя Маша. – Я бы на месте твоей мамы все бросила и приехала.

– Пойми, я не мог обойтись без этой телеграммы, – убежденно продолжал Александр. – Если бы я просто написал, что многое обдумал и срочно хочу их видеть, думаешь, это бы сработало? Заставило бы их бросить все дела и приехать ко мне?

Александр пытался демонстрировать искренность и то эмоциональное напряжение, которое возникает у людей, когда решается важнейший вопрос их жизни. Его глаза лихорадочно горели, руки комкали салфетку, нога выстукивала нервный ритм.

Тетя Маша попалась на эту удочку. Лицо ее заметно смягчилось, взгляд выражал живое сочувствие. Но слова по-прежнему давались ей с трудом, и она предпочитала растворять свои надежды и опасения в молчании.

– А о том, как ты будешь выглядеть, не беспокойся. Скажем, что я уже выписался из больницы, что известие об их возвращении мигом поставило меня на ноги. Разве чудес не бывает? – Александр со смесью упрека и побуждающего доверия посмотрел на тетю Машу. – Я был в безвыходном положении, еще раз повторяю. Они не знают, ценой каких моральных усилий и размышлений далось мне это решение, какую важность имеет для меня их приезд. Если бы я просто от своего имени пригласил их приехать, они бы вообразили, что меня посетила очередная блажь – ни мама, ни Катька не принимали всерьез моих увлечений и моих планов, – и не сдвинулись бы с места. Да у меня и сейчас нет уверенности, что они захотят хотя бы на время распрощаться со своей комфортной жизнью и сесть в самолет.

– Ну, я так не думаю, – качнула головой тетя Маша.

– Значит, ты веришь в то, что они приедут?

– Сашенька, мне трудно сказать что-либо определенное на сей счет. Меня смущает обман… – Тетя Маша бросила на Александра взгляд, полный смутной вины и укоризны.

Александр взялся за вилку.

– У-у-у! – восхищенно протянул он, разжевав кусочек мозгов. – Чудно! Ты бесподобно готовишь мозги… Да не думай ты об этом…

Он поднял на тетю Машу излучающий нежность взор. Та сидела, по-прежнему сомневающаяся и сконфуженная, словно это она солгала матери и сестре Александра.

– Это ложь во спасение, – прожевав еще один кусок, с веселой самонадеянностью произнес Александр. – Никто и не вспомнит о моей болезни, едва я скажу, что пошел на поправку. Конечно, вначале они будут интересоваться, что со мной, как я… Но у меня заготовлен на этот вопрос обстоятельный убедительный ответ…

Эти слова вместо того, чтобы вселить в тетю Машу уверенность и избавить ее от сомнений, усилили ее тревогу. Она бросала на Александра короткие беспокойные взгляды – не осуждающие, не упрекающие, а взволнованные, полные недоумения и заботы. Так обычно взрослые смотрят на больных или доставивших разочарование детей.

Кислый вид тети Маши снова вызвал в Александре гневный протест. Если бы не деликатность ситуации и чувства, которые он к ней питал, он бы, пожалуй, разразился язвительной инвективой против ханжества и лицемерия. «Господи, – думал он, – как же грубо сколочены люди той формации. Никакой пластики, никакого артистизма, одни примитивные, затверженные в детстве понятия!»

– Тебе грустно? – перехватил Александр печально-разочарованный взгляд тети Маши.

Произнес он эту фразу не с участием, а со звучным упреком, словно заподозрил ее в каком-то неблаговидном поступке. Эта настойчивость тона заставила ее вздрогнуть. Тетя Маша машинально взяла вилку и принялась ковырять ею в тарелке.

– Вот уж не думал, что ты будешь так упорствовать, – раздраженно сказал Александр. – Ты огорчаешь меня…

– Ладно. – Тетя Маша попробовала улыбнуться. – Забудем это недоразумение. Будем надеяться, что все образуется…

Александр похлопал тетю Машу по тыльной стороне ладони.

– Ну, мне пора в контору… Перерыв заканчивается… – Он вытер губы салфеткой и поднялся.

– Так скоро? – Тетя Маша тоже встала. – А десерт?

– Десерт я предпочитаю готовить сам. – Глаза Александра плотоядно блеснули. – Забегу дня через три, – обнадеживающе улыбнулся он и, пройдя в прихожую, достал из кармана тонкий конверт с деньгами.

Он бросил его на покрытое узорной салфеткой трюмо. Александр обулся, пригладил чуть топорщившуюся над залысиной прядь и, чмокнув растерянную тетю Машу в щеку, вышел на лестничную площадку.

 

Глава XVII

 

Изолятор временного содержания при городском отделе внутренних дел, именуемый в народе обезьянником, ничем не отличался от сотен других российских обезьянников. Три стены, выкрашенных грязно-голубой масляной краской, решетка, сваренная из арматурного прута, и такая же решетчатая дверь, запираемая на навесной замок, маленькое матовое окошечко в верхнем правом углу, закрытое решеткой.

Сперва Чинарский несколько удивился, когда его доставили сюда, а не в камеру следственного изолятора. Но спустя пару часов рассудил, что это к лучшему. Значит, подумал он, Дудуев и этот капитан не слишком-то верят в его виновность и запрятали его в обезьянник, чтобы не расписываться в собственном бессилии.

В дальнейшем его мысль полностью подтвердилась. Правда, за почти двое суток его аж два раза вызывали для дачи показаний. Какая активность! Первый раз с ним говорил капитан. Буравя Чинарского холодным взглядом серых глаз, Бероев задавал одни и те же вопросы и пытался поймать его на несостыковках. Старый трюк. Продержав его в кабинете два с лишним часа, Бероев вызвал дежурного и отправил Чинарского назад в изолятор.

Дудуев вызвал его еще спустя сутки. Он глухо сопел и старался не смотреть Чинарскому в глаза. Расспрашивать ни о чем не стал – видимо, понял, что его подозрения в отношении Чинарского показались бы беспомощными даже школьнику.

Чинарский на него зла не держал, только жалел о времени, которое мог бы потратить на поиски Надькиного убийцы. Правда, даже сидя в обезьяннике, он не терял времени зря. Он размышлял. Ему в голову пришла простая до гениальности мысль: маньяка-кулинара нужно долбить его же оружием. Чинарский пока не знал, кто будет следующей жертвой извращенца и будет ли следующая жертва, его это сейчас не слишком-то занимало. У него была ниточка, следуя за которой он размотает весь клубок до конца.

– Мы осмотрели твою хату, – словно сквозь вату донесся до него сиплый голос Дудуева. – Ничего не нашли…

– Без ордера? – Чинарскому с трудом удалось поймать его взгляд.

– Ну, ты сам понимаешь… – Майор дернул из пачки «Мальборо» сигарету и сунул в угол рта. – Кури. – Он протянул пачку Чинарскому. – Ты ж два дня без сигарет.

– Опомнился, – хмыкнул Чинарский, но сигарету взял. – Я бы не очень удивился, если бы вы отыскали в моей берлоге еще один труп.

– Кончай, Чинарский, – отвернулся Дудуев. – И без твоих колкостей тошно.

– Тошно ему. – Чинарский взял со стола коробок спичек и прикурил, жадно глотая горьковато-ароматный дым. – Что-то ты стал слишком чувствительным, а? Может, тебе работу сменить?

– Я же ничего больше не умею, Серж, – застонал майор.

– Иди цветами торговать или колготками, от них тебя тошнить не будет. И вообще, чего ты здесь передо мной хнычешь? Это я должен ныть, что засадили-запечужили меня в каталажку ни за что ни про что. – Он стряхнул пепел с сигареты прямо на пол, рядом со столом. – Тьфу, блин, смотреть на тебя противно: сопли пускаешь, словно баба!

– Ладно, хватит. – Дудуев захлопнул лежавшую перед ним папку. – Иди, забирай свои вещи и катись отсюда. Ты свободен.

Дудуев поднялся, взял папку и направился к двери.

– Нет, погоди уж. – Чинарский вскочил, схватил его за рукав и усадил обратно. – Раз уж ты хочешь искупить свою вину, я с тебя кое-что потребую.

Опер опустился на ободранный стул, с тоскливым интересом глядя на своего бывшего сослуживца.

– Чего ты от меня хочешь?

– Ты мне расскажешь все, что знаешь об этом деле, – заявил Чинарский.

– Ты с ума сошел, – замотал головой майор. – Ты же знаешь: тайна следствия, все такое… Да если кто узнает, меня за это в два счета выкинут из отдела с волчьим билетом.

– А кто узнает? – Чинарский хитро сощурил глаза. – Я никому не скажу, прослушки здесь у вас нет…

– Не могу, – отрезал Дудуев, но Чинарский понял, что тот начинает сдавать позиции.

– Тогда я вот что сделаю. – Он начал рассуждать вслух, решив додавить майора. – Я накатаю заяву в прокуратуру, что меня незаконно, безо всяких на то оснований, продержали сорок восемь часов в обезьяннике, копии направлю в службу собственных расследований, в приемную губернатора и в газету. Во всем обвиню тебя. Я такой шум подниму – мало не покажется! Можешь мне поверить, я это сделаю. Думаешь, после этого ты долго продержишься на своем месте? Если даже тебя не выкинут, Голованов тебе спокойно жить не даст.

– Ну и гад же ты, Чинарский.

– Ага, – довольно улыбнулся тот, – с волками жить… Ладно, давай выкладывай все, что знаешь. Да, еще пошли кого-нибудь за пивом и гамбургерами: жрать хочу как слон. У вас здесь о постояльцах не заботятся.

Он поудобнее устроился на стуле, приготовившись слушать. Дудуев надавил потайную кнопку, закрепленную на нижней стороне столешницы, и, вызвав конвоира – молодого рыжего сержанта, сунул ему деньги.

– Сгоняй за гамбургерами, Передряев. Только быстро, – приказал он. – И прихвати пару бутылок пива.

– «Балтику»-«девятку», – уточнил Чинарский. – И похолоднее.

Сержант замер у порога в растерянности. Какой-то задержанный заказывает пиво словно в ресторане. Он посмотрел на Дудуева.

– Ну, чего замер, как рыба снулая, – рявкнул на него майор. – Понял, что принести?

– Так точно, товарищ майор, – отчеканил тот, – гамбургеры и «Балтику»-«девятку».

– Выполняй, Передряев.

– Слушаюсь, товарищ майор. – Сержант как ошпаренный выскочил за дверь.

Пока он бегал за пивом и гамбургерами, Дудуев успел рассказать Чинарскому все, что ему было известно об убийствах трех девушек и Березкина. К концу рассказа в комнату вошел сержант. Выгрузив покупки на стол, он пошерудил рукой в кармане и выгреб сдачу.

– Можешь идти, – отпустил его Дудуев.

Чинарский тут же откупорил бутылку о край стола и с жадностью припал к горлышку. Он булькал до тех пор, пока бутылка не оказалась совершенно пустой. Тогда он поставил ее на пол и открыл другую. Сделав пару спокойных глотков, развернул шуршащую бумагу и вытащил гамбургер.

– Угощайся, – пододвинул он оставшийся гамбургер майору, с удовольствием откусывая и с аппетитом пережевывая громадные куски.

– Спасибо, Серж. – Дудуев пододвинул к себе булочку с котлетой.

Чинарский доел гамбургер и запил его пивом.

– А какие-то общие детали есть? – поднял он на майора довольный сытый взгляд.

– Есть, – кивнул Дудуев, – все девушки более или менее блондинки.

– Что значит «более или менее»? – уточнил Чинарский.

– Были и крашеные, и естественные. Все примерно одного роста, не худые и не толстые. Пухленькие, можно сказать.

– Ага, – обрадовался Чинарский, – предпочитает один тип.

– Вот именно. Все были убиты в своих квартирах. У всех, кроме Кулагиной, в крови обнаружены следы клофелина.

– Понятно, – кивнул Чинарский, – он заводил с ними знакомство и напрашивался в гости. Там они выпивали, и он добавлял им в алкоголь клофелин. Ждал, пока они отключатся, а потом уже делал с ними все, что хотел.

– Странно, но он никого не изнасиловал, – пожал плечами майор.

– Ему это не нужно, – покачал головой Чинарский, – у него совершенно другой бзик.

– Может, он импотент? – предположил майор.

– Возможно, но я так не думаю. Если бы он был импотентом, наверняка проявлял бы интерес к половым органам. А этого ведь нет?

– Нет, – согласился Дудуев.

– О’кей, – выдохнул Чинарский. – Что еще? Все убитые жили в Центральном районе, как я понимаю.

– Кроме Березкина.

– Он – исключение. Его он убрал потому, что тот мешал ему заняться Кулагиной. Кстати, она тоже несколько выпадает из общей картины.

– Чем же? – не понял майор.

– У нее был постоянный партнер, Вова, вот чем. Все остальные принимали его заигрывания и приглашали к себе. Надька же, пока она жила с этим Эдиком, наверняка бы его к себе не пригласила, уж я-то ее знаю. Она была прямая, как взлетно-посадочная полоса, вся в папашку.

– И шумная, как реактивный двигатель, – добавил майор. – Знаешь, если бы не ее характер, я бы за ней приударил.

Чинарский поднял голову и с удивлением посмотрел на Дудуева. Тот смущенно потупил взгляд и замолчал.

– Так вот, – продолжил свои умозаключения Чинарский, – он убил Надьку, чтобы обратить на себя внимание. Этим придуркам всегда хочется, чтобы о них говорили. Они от этого получают ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Что-то не вижу я здесь логики, – возразил Дудуев. – Как раз Кулагина и трубила об этом на всех углах. Несостыковочка получается. Наоборот, он должен был ее холить и лелеять. Она такой шум подняла, что весь город на ушах стоит. Бабы боятся на улицу выходить. Так что твоя теория, Серж, несостоятельна.

– Дурак ты, Дуда, – беззлобно ругнулся Чинарский, теребя заросший многодневной щетиной подбородок. – Трубить-то она трубила, да кто на это обращал внимание? Поэтому ему нужно было, чтобы очередная жертва была известной в городе личностью. Чтобы об этом написали не в одной, а во всех газетах, чтобы говорили по радио, показывали по телевизору… Надька для этого подходила самым лучшим образом: известная журналистка, пишущая как раз на криминальные темы, дочь военного журналиста, погибшего в горячей точке… А то, что она оказалась его типом, то есть похожей на остальных убитых женщин, то, по-моему, это чистая случайность.

Чинарский взял из пачки сигарету и закурил, откинувшись на спинку стула. Выпуская вверх дым кольцами, он думал, что, может быть, даже и неплохо получилось, что Дудуев посадил его в клетку… Просто так он ни за что бы не выложил всех фактов. Да он и разговаривать бы с ним на эту тему не стал.

– Последний вопрос. – Чинарский выпрямился и посмотрел на Дудуева. – Что вы собираетесь делать?

– Думали пустить «подсадную утку», – неуверенно ответил майор. – Примерный район его действий мы знаем. Одна наша сотрудница недавно дала согласие.

– Не советую, – покачал головой Чинарский. – Он подсыплет ей клофелина и сделает то же, что и с другими. А его-то вы хоть сколько-нибудь знаете? Неужели никто из соседей ничего не видел? Нужно было старушек у подъездов опросить. Вы ведь знаете примерное время, когда он приходил в гости к своим жертвам.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-03-31; Просмотров: 380; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.121 сек.