Хороший пример

Отличным примером того, как можно позволить восьмилетнему мальчику свободный поток деятельности, при этом заставляя его, когда это необходимо, придерживаться ограничений, служит занятие Пэт. (События излагались так, как будто они были случайными, но к них была определенная последовательность.)

Пэт начала с того, что рассказала, как ее сын Остин заявил: «Я хочу тебя отшлепать». В мои намерения не входило, что каждая мать будет позволять, чтобы ее лупили, но по той или иной причине она ему разрешила— я думаю, потому, что она знала, что он не собирается бить сильно. Он сказал: «Ты видишь, это больно. И ты со мной не должна этого делать». Остин сказал также, что она скверно поступает, когда шлепает его младшего брата. Потом он захотел помассировать ей шею. У него иногда болела шея, и тогда Пэт делала ему массаж; теперь он захотел сделать это для нее. Пэт объяснила это тем, что он хотел так загладить то, что сделал ей больно. Потом он взял бурую глину и спросил: «Я и в самом деле могу сказать то, что хочу?» Она сказала: да, и тогда он произнес грязное слово, обозначающее то, на что была похожа бурая глина, и Пэт постаралась сохранить бесстрастное выражение лица. По том у них произошел воздушный бой. Его самолет врезался в ее самолет — самолеты были сделаны из глины. Тогда он захотел продлить занятие, потому что «у нас не хватит времени сделать хорошие самолеты». Остин был умным, сообразительным восьмилетним мальчиком, и он знал, когда кончаются полчаса; он вполне свободно умел узнать время по часам. Пэт сказала: «Тебе хотелось бы иметь гораздо больше времени, но наше занятие подошло к концу. Ты сможешь продолжить эту работу на следующей неделе, если захочешь».

Вся красота заключалась в том, что она следовала за ним на всем протяжении занятия. Однако в том, что мама разрешает ребенку поднять на себя руку, заключаются некоторые опасности. Ребенок может почувствовать себя виноватым или мама — обиженной. Пэт решилась на это, и все прошло замечательно, но это рискованный шаг. Мы не рекомендуем это делать.

Желание Остина помассировать маме шею было не просто попыткой помириться. Возможно, это был его способ взять на себя ответственность. С одной стороны, ему захотелось отшлепать ее. С другой стороны, он сделал ей массаж. Он и в самом деле выигрывал.

Потом Остину захотелось проверить, как далеко он может зайти. Может ли он употребить грязное слово? Пэт позволила ему это. Тогда он пораскинул умом: так, я могу сбить ее самолет. Я могу быть агрессивным по отношению к ней. Агрессия, как ни странно, является чувством, выражающим близость. Когда мы думаем, что это враждебность, это звучит ужасно, но иногда она является знаком близости. Потом Остин сделал еще один шаг и, прибегнув к манипуляциям, постарался заставить мать продлить время. Он хотел посмотреть, как далеко он может зайти. И в этой точке она сказала: нет. «Ой, но я хочу сделать самолеты». — «Наше время истекло, Ты можешь сделать это на следующей неделе».

Это маленькое ограничение заставило Остина понять, что Пэт настроена серьезно. Она не повысила голоса и не рассердилась: он знал, что она по-прежнему его мама. Все остальное было, по существу, актерской игрой; он испытал, как это — быть командиром, управлять ситуацией, выражать агрессию и тому подобное. Но действительность состояла в том, что тридцать минут были тридцатью минутами, и она сказала это ему, установив временные границы: «Я — мама, и я говорю так». Это действительно была красивая последовательность, не отдельные несвязанные эпизоды. Последовательность чего? Того, что Остин становился все ближе и ближе к матери, и она свободно допускала это, и выяснения ее положения, так сказать. Он экспериментировал, чувствовал и рос.

Дата добавления: 2015-03-31