Взгляд в будущее 2 страница

Джин: Да, это было тяжело, очень тяжело, потому что у меня в голове столько мыслей крутилось. Но мы с этим справились.

Д-р Лэндрет: Джин, я действительно тронут тем, что происходило между вами и вашей дочерью, и больше всего меня тронуло то, что это было совершенно особое время для вас обеих.

Джин: У-гу...

Д-р Лэндрет: ... для вашей дочери, и я понятия не имею, что она вам сказала, но, судя по вашей реакции, я уверен, что это было что-то очень важное и значительное... и оттого занятие было таким необыкновенным.

Джин: Да, потому что я чувствовала, что если бы она когда-нибудь смогла вывалить всю эту чушь наружу, то, может быть, мы смогли бы жить дальше и ей стало бы легче. Она бы не была в таком напряжении, не боялась бы всего, чего она сейчас боится.

Д-р Лэндрет: И вы начали меняться.

Джин: (Глубокий вздох). Да, но это так тяжело. Многое выходит наружу.

Д-р Лэндрет: Да, тяжело, но вы это сделали. Что вам хотелось сделать, когда вы сидели там рядом с ней?

Джин: Просто подойти и крепко обнять ее и сказать, что все будет хорошо.

Д-р Лэндрет: Сделать так, чтобы все прошло.

Джин: Но я знаю, что этого не случится, однако мы...

Я почувствовал, что она готова переменить тему; необходимо было вмешаться.

Д-р Лэндрет: Я потрясен тем, что вы сделали нечто, очень для вас трудное; но вы заставили себя это сделать, несмотря на то, что самой естественной для вас реакцией было бы встать, подойти к ней, обнять ее, показать ей, что вы любите ее и сделать все, чтобы ей было легче. Но вы этого не сделали, потому что знали, что для нее лучше будет, если она разделит свою боль с вами.

Джин: Д-да...

Д-р Лэндрет: И вы сделали нечто, что вам очень трудно было сделать.

Гейл: Вы слушали.

Джин: Да и когда занятие закончилось, она сказа- ла: «Завтра мы опять сможем заняться этим?» Когда сегодня утром мы встали, она сказала: «Сегодня в семь часов вечера — наше особенное время, и я не позволю тебе это забыть». (И действительно, она не позволяет. Мы идем в бассейн, возвращаемся домой, обедаем, а потом — наше особенное время. И потом она добавила еще тридцать минут, сказав: «Я хочу получить «отлично» по чтению; поэтому после того, как у нас будет особенное время для игры, у меня будет особенное время для чтения». Она будет мне читать тридцать минут.)

Смех.

Д-р Лэндрет: Вот это да! Какое творческое решение приняла ваша дочь.

Смех.

Джин: Ага. Для меня это нормально, потому что это даже может помочь ей, когда она снова пойдет в школу осенью.

Д-р Лэндрет: Мне кажется, это дает вам удовлетворение, Джин, это такое приятное чувство.

Джин: Оно пришло не вдруг. Последние десять минут нашего занятия были по-настоящему счастливыми, когда мы играли в магазин и в банк. Она несколько раз обратилась ко мне за помощью, но я не спешила что-то для нее сделать, потому что, если она о чем-то попросит, и ты бросаешься это делать, она никогда не научится делать это сама.

Д-р Лэндрет: Поэтому вы позволили ей проявлять инициативу. Все вы отмечаете, что на занятии вы испытывали чувство неловкости, но вот я сижу и слушаю ваши совершенно замечательные рассказы о том, что вы сделали, а ведь это всего лишь ваше первое занятие.

Матери улыбаются, стулья задвигались, смотрят друг на друга, обмениваются взглядами.

Д-р Лэндрет: Что означает эта ваша реакция?

Нервный смех.

Дебби: Что дальше?

Смех.

Гейл: Что теперь?

Смех.

Д-р Лэндрет: А, вы думаете, что не может же быть все время так хорошо!

И я перешел к рассказу о том, как следует устанавливать границы.

Глава 10
ИГРОВОЕ ЗАНЯТИЕ РОДИТЕЛЯ И РЕБЕНКА

В течение нескольких лет я (Крафт) старался еженедельно проводить игровые занятия с каждым из моих детей с тем, чтобы быть уверенным, что я сумел урвать от моего напряженного расписания полчаса для того, чтобы сосредоточиться на ребенке. Дети получали от занятий большое удовольствие, и они напоминали мне о них, когда я был близок к тому, чтоб забыть.

Ниже приводятся отрывки, описывающие занятия с Кэрол, которой было тогда пять лет. Карты, о которых она упоминает вначале, — не игральные карты, а талоны, распространяемые местной заправочной станцией — на них был нарисован разыгрываемый в лотерею кадиллак, который, как ни странно, я так и не выиграл.

Кэрол: А сейчас я что-то сделаю из карточек.

Отец: Ладно.

Кэрол: Ты можешь помочь мне, если хочешь.

Отец: Ладно.

Кэрол: Я тебе отдам остальные, потому что у меня целая пачка, хорошо?

Отец: Ну и ну, у тебя их и в самом деле много.

Кэрол: Теперь осталась только одна... Смотри, папа, что ты сейчас будешь делать. Возьми одну карточку и положи ее вон туда, а потом возьми одну из этих и подсунь туда.

Она продолжала, счастливым образом следуя установленному порядку, когда один человек должен был разложить карточки по определенным позициям в соответствии с их цветом. Ей было важно, чтобы я делал в точности так же, как она. Она демонстрировала, с одной стороны, творческий подход, походя изобретая «игру», а с другой стороны, — потребность в деликатной поддержке, которая выражалась в том, что я имитировал ее действия.

Кэрол: Стопка для тебя и стопка для меня, и если будет не поровну — то ничего.

Она пыталась быть справедливой, но и говорила себе, что разделить точно поровну — не так уж важно.

Кэрол: Ну, дурацкая карточка! (Она имела в виду, что карточка трижды выскользнула у нее из рук, когда она пыталась взять ее.)

Отец: Потому что тебе трудно взять ее?

Кэрол: Мы еще увидим, кто выиграет.

Отец: Как ты узнаешь, что кто-то выиграл?

Кэрол: Ну, потому что иногда человек выигрывает, а иногда нет.

Могло показаться, что она просто повторяет то, что она слышала об играх, то есть: предполагается, что кто-то выигрывает — но сам выигрыш ее особенно не заботил.

Кэрол: Теперь я буду играть с глиной. Ты бери маленькие карточки, а я буду брать большие. Ты должен так делать, потому что правила такие.

Отец: Такие правила.

Кэрол: Я так хочу.

Этот краткий обмен репликами показывает, что она упорна и что она любит командовать, и вместе с тем — что она так нуждается в моей близости, несмотря на то, что на занятии мое внимание безраздельно принадлежало ей.

Кэрол: Посмотри, какая я сильная. Я это могу донести так, что ничего не уроню.

О т е ц: Ты очень осторожно действуешь.

Очевидно, она хотела, чтобы я знал, какая она хорошая девочка. Можно предположить, что хорошей девочкой она чувствовала себя не всегда — иными словами, налицо были последствия полученных ей в прошлом замечаний.

Кэрол: Папа, ты можешь скатать их в шарики, и я их сложу в сторонке?

Отец: Ты хочешь, чтобы я скатал эти комочки в шарики.

Кэрол: Можешь мне сделать маленький? Не слишком маленький, но маленький.

Отец: Из этого комочка?

Кэрол: Да.

Отец: Ты думаешь, что ты не сможешь скатать их в шарики сама.

Кэрол: Я попробую, и посмотрим — вот из этого. Смогу — смогу, не смогу — не смогу... Я могу, только я хочу, чтобы ты это сделал.

Отец: Ты все равно хочешь, чтобы я их сделал.

Кэрол: Но мне хочется сделать один зефир.

Отец: Ах, вот что ты хочешь.

Кэрол: Как это сделать?

Отец: Я нажимаю на трещинки, чтобы они исчезли.

Она продолжала болтать, комментируя то, что она делает — лепила зверюшку из глины. В какой-то момент фанерка выскользнула из-под глины.

Отец: Держи глину на фанерке; смотри, чтобы она не падала на стол.

Кэрол: Хорошо. Это не страшно, если не нажимать слишком сильно.

Отец: Но это хуже.

Кэрол: Если ее положить просто вот так, она не прилипнет.

Отец: Может и прилипнуть. Когда глина разогревается, она может оставить следы.

Кэрол: Я знаю. Мы положим ее на фанерку.

Здесь просто необходимо было установить границы. Вседозволенность на игровом занятии не распространяется на те случаи, когда может быть нанесен ущерб вещам, в этом случае — даже небольшой ущерб.

Кэрол: Еще один зефир. Сделай, пожалуйста, зефир.

Отец: Тебе действительно нравится зефир.

На самом деле зефир был одним из самых любимых лакомств Кэрол. Мое замечание должно было дать ей понять, что я знаю, что она делает. Я не высказывал отношения: ни одобрения, ни порицания.

Кэрол: Мне еще не пора спать.

Отец: Нет.

Кэрол: Пройдет еще много времени.

Отец: Чтобы сделать то, что ты задумала?

Кэрол: Пройдет еще много времени до того, как пора будет идти спать.

Отец: Тебе не хочется ложиться.

Кэрол: Когда мы все сделаем, пора будет ложиться. Действительно пора будет ложиться?

Отец: Нет, еще не пора будет.

Кэрол: Будет пора, когда занятие окончится?

Отец: Нет. Тебе хочется спать?

Кэрол: Нет, потому что я поспала. Я знаю, почему — потому что я поспала. Если бы я не поспала, было бы пора, верно?

Отец: Да.

Кэрол: Но я ведь поспала, поэтому я не хочу ложиться после всего этого (т. е. после игрового занятия).

Это пример того, каким сложным может быть подтекст простого, на первый взгляд, заявления: «Мне еще не пора спать». Кэрол волновалась, что осталось слишком мало времени. О чем же она, собственно, говорила?

О том, что ей хочется больше времени для занятий и не хочется идти спать. В конце концов она погрузилась в фантазии, заявив, что она поспала днем, чтобы избежать необходимости отправляться в постель после того, как кончится игровое занятие; на самом же деле она лишь немного вздремнула в машине в тот день, но поправлять ее не было смысла. Поправлять вообще редко имеет смысл.

Кэрол: Папа, ты сделаешь мне крокодила? Для этого тебе понадобится все вот это, правда?

Отец: Из этого комка?

Кэрол: Вот эти кусочки еще есть.

Отец: Из всего этого сделать крокодила, а?

Кэрол: Я возьму этого крокодила и приделаю ему ноги, ладно? И вот он уже может глядеть, и лежать, и пойти спать.

Отец: Крокодил будет спать.

Кэрол: Да. Понарошку.

Отец: Ты хочешь, чтобы я сделал крокодила или ноги для него?

Кэрол: Я хочу, чтобы ты сделал ноги для крокодила.

Отец: А всего крокодила ты хочешь?

Кэрол: Да. Ой-ой-ой!

Отец: Что случилось? Он тебя укусил?

Кэрол: Теперь у меня вообще рук нет.

Отец: Он откусил тебе руку? Ох, Господи!

Кэрол: Он мне нос откусил. Теперь у меня и носа совсем нет.

Отец: Ох, Боже мой, этот крокодил кусается.

Кэрол: Он мне глаз съел.

Отец: Он тебе глаз съел!

Кэрол: Ну, пусть он бережется!

Отец: Да.

Кэрол: Он и другой глаз мне съел. А теперь — ухо.

Отец: Ну и ну!

Кэрол: И другое ухо. И рот.

Отец: Боже мой, он всю тебя съест.

Кэрол: Голову.

Отец: Ой, нет!

Кэрол: Мои пуци.

Кэрол нередко выдумывала слова. Между прочим, она получала удовольствие от этого последнего обмена репликами.

Отец: Твои пуци? Это твой нос?

Кэрол: Нет... Папа, знаешь, что? У нас будет занятие, пока мне не нужно будет спать идти, хорошо?

Отец: Ты хочешь сказать — оно будет длинным-длинным?

Кэрол: Да. А когда ты скажешь мне, что пора спать, я пойду прямо в постель.

Установив предварительно, что до отбоя после игрового занятия останется еще время, она пыталась теперь продлить занятие. Она добавила: «я пойду прямо в постель»,— чтобы сделать предложение соблазнительным для меня!

Отец: Тебе действительно хотелось бы поиграть побольше, но у нас осталось еще пятнадцать минут, и потом мы должны будем закончить.

Кэрол: Хорошо.

Отец: Но тебе и в самом деле нравится игровое занятие.

Кэрол: Да. Теперь он съел мои твики-мики. Ну, я ему захлопну пасть.

Отец: Тогда он больше не сможет тебя кусать.

Кэрол: Я ему завязала пасть.

Отец: Завязала ее.

Кэрол: Да.

Отец: Теперь он не сможет ее открыть, чтобы тебя покусать.

Кэрол: Теперь не сможет... теперь он этого не сделает. Я ему хвост отрываю. Я сначала должна его выпрямить.

Стук в дверь.

Кэрол: Да?

Дверь открывается.

Кэрол: Кто там?

Это старшая сестра.

Отец: Элен, я с тобой потом поиграю, не мешай.

Кэрол: Это мистер Никто.

Дверь закрывается.

Отец: Да. Не мешай нам сейчас, я поиграю с тобой позже.

Дверь слегка приоткрывается, и опять закрывается

Отец: Элен, не надо этого делать. (К Кэрол) Не отвечай.

Кэрол: Прекратите сейчас же, мистер Никто!. Ты знаешь, что я сделаю из хвоста? Колючки. Я не имею в виду колючки, я имею в виду что-то, что едят, вроде колючек...

Спустя минуту раздается повторный стук в дверь

Кэрол: Я это ненавижу.

Отец: Ты ненавидишь — что?

Кэрол: Что она стучит. А ты?

Отец: Хм-м-м... Но ты выглядишь здесь очень довольной.

Кэрол: Да, но я ею недовольна. Если она это еще раз сделает, мы с тобой ее отшлепаем.

Отец: Ты и я — мы оба ее отшлепаем?

Кэрол: Да, я хочу, чтобы мы это сделали, хорошо?

Отец: Не совсем.

Кэрол: Я думаю, ей хочется игровое занятие.

Какой зрелый поступок — успокоиться и разглядеть сестричкину мотивацию!

Отец: Я тоже так думаю.

Кэрол: Там глины совсем нет.

Отец: Не страшно, что нож упал (на ковер; поскольку глина на ковер не попала).

Кэрол: Гадкая, гадкая, гадкая, гадкая глина!

Отец: Ты шлепаешь глину-крокодила-сестренку.

Я произнес это, потому что не был уверен, против кого направлен ее гнев. Разумеется, если это была еще чья-то вина, то, значит, она не была виновата.

Отец: Кэрол, у нас еще осталось пять минут нашего особенного времени для игры, а потом надо будет заканчивать.

Кэрол: А сейчас ты можешь сделать мне немножко масла?

Отец: О, Господи, масла.

Кэрол: Да.

Отец: Ты имеешь в виду такой большой квадратный кусок, как мы достаем из холодильника?

Кэрол: Да. И на него должна уйти вся эта глина.

Отец: Вся эта глина. Хорошо. Ты, и впрямь, много сегодня говоришь о еде.

Кэрол: Да. Крокодилов тоже можно есть.

Отец: Можно?

Кэрол: А ты можешь?

Отец: Ты когда-нибудь ела крокодила?

Кэрол: М-м-м...

Отец: Я не знаю, можно ли есть...

Кэрол: Я, и правда, ела рыбу. Я, и правда, ела рыбу.

Отец: Это и в самом деле так.

Кэрол: Я ела рыбные палочки.

Отец: Правильно... Теперь дай мне подумать, как я могу придать ему форму масла.

Кэрол: Я знаю, как ты можешь сделать это. Ты можешь его вот так прижать.

Отец: Да, мне понадобится коробочка, чтобы его выровнять.

Кэрол: Сделай его тонким и прямым.

Отец: Тонким? Я думал, ты хочешь такой, какой мы вынимаем из морозилки.

Кэрол: Да.

Отец: Когда его вынимают из холодильника, оно вот так выглядит.

Кэрол: Я в самом деле хочу, чтобы его вынули из холодильника вот таким... А теперь я хочу, чтобы ты сделал мне немножко хлеба.

Отец: Хлеба? Господи, ты, наверное, голодная?

Кэрол: Нет!

Отец: Нет?

Кэрол: Я просто хочу, чтобы ты сделал мне немножко хлеба.

Поскольку я никогда прежде не видел, чтобы пища ее так занимала, я попробовал определить причину — спросил, не голодна ли она; она эту причину отвергла. Я не причинил ей вреда. Я пытался понять. Скорее всего, после того, как возникла тема еды, она просто ее расширяла.

Кэрол: Что ты можешь из этого сделать, если ты немножко возьмешь? Можешь мне сделать яблоко? Можешь мне сделать среднее яблоко?

Отец: Среднее? Среднего размера?

Кэрол: Да. Вот из такого количества глины.

Отец: Такого.

Кэрол: Да, и я тоже что-то сделаю с этим, пока ты делаешь мне яблоко.

Отец: Кэрол, еще одна минута — и занятие закончится.

Кэрол: Что?

Отец: Еще одна минута до конца занятия.

Кэрол: Я должна идти спать?

Отец: Нет, есть еще полчаса до твоей передачи по телевизору, но я теперь должен кое-что сделать.

Кэрол: Но, папочка, еще две... ну, три минуты Хорошо?

Отец: Что ж, осталась еще одна минута. Ладно. Я быстренько сделаю себе дерево. А это для листьев, хорошо?

Кэрол: Это будет ствол дерева?

Отец: Так ты называешь это?

Кэрол: Да. А теперь — наше время истекло.

Выделив специальное время на игру с детьми, я полюбил игровые занятия с детьми за возникающую близость, за возрастающее понимание и просто за удовольствие.

Глава 11
ЗАНЯТИЕ ПО ИГРОВОЙ ТЕРАПИИ

В предыдущей главе описывалось занятие родителей; с детьми. Эта глава представляет собой описание занятия по игровой терапии с психотерапевтом и введена в книгу для того, чтобы показать сходство таких занятий. Читатель отметит множество деталей, касающихся реакций и самого процесса встречающихся в нижеследующем описании занятий психотерапевта с ребенком, которые встречаются и в тех случаях, когда занятия ведет родитель. Различия в двух видах занятий возникают потому, что все дети разные.

Ричарда привели на консультацию в январе, когда он был в подготовительном классе. К тому моменту он не разговаривал со сверстниками в школе. Собственно говоря, и с ребятами во дворе он не разговаривал. Он просто смотрел на них из окна кухни. Он разговаривал дома, но больше нигде.

К такому положению дел привело скопление медицинских проблем: врожденные пороки слуха и зрения, множественные аллергии, постоянные курсы инъекций, частые заболевания. Хотя в возрасте трех лет он перенес операцию по коррекции слуха, к тому времени много ценной информации уже было упущено. Он все еще говорил довольно странно, и его трудно было понимать; артикуляция была нечеткой. И — словно этих проблем было недостаточно — он не вышел ростом и носил очки; иными словами, сильно отличался от сверстников.

Неудивительно, что Ричард возвел защитный барьер между собою и внешним миром, который казался ему очень опасным. Прежде всего, этот барьер заключался в молчании. Кроме того, он вел себя так, будто не слышит, что ему говорят. В результате коммуникация между Ричардом и внешним миром были близки к нулю. Моя задача заключалась в том, чтобы помочь ему разрушить этот барьер.

Меня (Крафта) предупреждали — и не страшно, если однажды Ричард решил не говорить (в школе пли во дворе), нет ни малейшего шанса заставить ее открыться. Однажды выстроенные, его защиты били непроницаемыми.

Как же я должен был поступить? Я не мог как следует объяснить правила игровой терапии, хотя они специально сформулированы так, чтобы в них не было ничего угрожающего, — ведь он понимал очень мало слов.

В конце концов я принял решение: я тоже не буду разговаривать!

Если я ничего не скажу, он не будет напрягаться, чтобы понять; тогда нечему будет сопротивляться. Когда он вошел в комнату, я улыбнулся, показал, где находятся игрушки, и уселся обратно в кресло.

Сначала Ричард с любопытством взглянул на игрушки, потрогал кукольный театр, кукол из кукольного домика, рисовальные принадлежности, глину. Касаясь каждого предмета, он быстро взглядывал на меня, желая по моему выражению лица убедиться, что то, что он сделал, разрешено. Я улыбался, кивал и смотрел с интересом. Я не придвинулся ближе и не заговорил. Я старался убедить его без слов: здесь нет никакой опасности, только свобода. Нет давления. Ты можешь делать, что хочешь.

Удавалось ли мне передать ему это послание? Узнать это невозможно. Я сказал себе, что чем дольше он останется в комнате, чем больше мы пробудем вместе, тем больше у него шансов почувствовать себя удобно. Но я не был уверен в этом. Я выжидал. К концу занятия Ричард рассматривал кукольный театр более внимательно, одевал кукол на руку и снова снимал. Случайно лоб одной куклы втянулся вовнутрь. Весь вид персонажа сразу изменился, и он стал похож на гангстера. Ричард посмотрел, улыбнулся, рассмеялся. Рассмеялся и я. Ричард засмеялся снова: громче и продолжительнее, засмеялся снова и я. Он хохотал без удержу последние пять минут, пока не кончилось занятие. Лед был сломан.

Через полтора года Ричард говорил в школе и нашел друзей. Его страхи уменьшились, но он по-прежнему был более замкнутым, чем большинство семилетних ребят. По мере того, как уходили страхи, на поверхность поднялся гнев, ярость от того, что всю жизнь он испытывал фрустрацию.

Занятие, о котором рассказывается ниже, может служить иллюстрацией к борьбе Ричарда за победу над страхом и стремлению излить казавшийся бездонным колодец враждебности. Я позволил ему использовать меня в качестве объекта такой враждебности, и к концу занятия, когда гнев был отыгран, мы мирно провели остаток времени вместе, как и положено человеческим существам.

Такое исследование подавляемых мыслей и чувств, которое стало возможным в атмосфере безопасности и вседозволенности игрового занятия, привело Ричарда к возможности отбросить свои защиты, обратить внимание на других — короче говоря, позволило ему снова радоваться окружающему миру.

Пропущенные места помечены звездочками (***).

Ричард вошел в кабинет с картонными макетами каких-то зданий, показал их мне и отставил в сторону.

Ричард: Ладно! Подожди минутку. Мы сейчас будем с глиной играть, хорошо?

Д-р Крафт: Ты хочешь поиграть с глиной.

Ричард: Вот. (Он протягивает мне коробочку с глиной).

Д-р Крафт: Хорошо, это мое, да?

Ричард (ненатуральным голосом): Не бери всю глину!

Д-р Крафт: Вот немножко для тебя.

Ричард: Так мало?

Д-р Крафт: Ага, это тебе.

Ричард (ненатуральным голосом): Я вызову полицию. (Издает звуки, подражая телефонному набору). Полиция! Он не дает мне глину. Приходите, заберите его. Стреляйте!

Д-р Крафт (подыгрывая ему): Нет, нет, не убивайте меня!

Ричард: Отдай мне это!

Ричард издает звуки, подражающие полицейской сирене. Я даю ему немножко глины.

Ричард: Еще! (Звук тормозов). Сюда!

Я отдаю Ричарду всю глину.

Д-р Крафт (несуществующему полицейскому): Я ему всю глину отдал.

Ричард (возвращая мне крошечный кусок) Больше не получишь. Это все.

Д-р Крафт: Это все, что мне досталось!

Ричард: Ага. Я буду дом делать, хорошо!

Д-р Крафт: Ты уже решил, что будешь дальше делать.

Ричард: Нет, давай работать. Я сделаю церковь.

Д-р Крафт: Ты хочешь сделать церковь.

Ричард: Нет, я не хочу сделать церковь.

Д-р Крафт: Не хочешь?

Ричард: Я хочу сде-е-е-лать (тянет слова, чтобы придумать)... тебя!

Д-р Крафт: Меня? Ого! Ну, ладно.

Ричард: Я сделаю тебя. Туалет.

Из-за того, что в первые годы жизни Ричард страдал дефектами слуха, ему до сих пор трудно было как понимать чужую речь, так и говорить самому. «Я говорю» вместо «Я заговорю» — это еще маленькая ошибка, но на протяжении всего занятия его словесные формулировки были идеосинкретичны. Он менял местами артикли, пропускал артикли и притяжательные местоимения и тому подобное, пользовался настоящим временем вместо прошедшего или добавлял артикль к местоимению.

Д-р Крафт: Туалет?

Ричард: Ты быть садиться на туалет и делать по-большому. Нет... Ты брать это вниз и выбрасывать в корзину.

Поскольку разговаривать об отправлении естественных потребностей в доме Ричарда было запрещено, как и в большинстве других домов, он просто пользовался случаем проверить, можно ли разговаривать на эту тему — с тем, чтобы одержать верх над табу.

Д-р Крафт: Итак, ты хочешь, чтобы это выбросили в корзину.

Ричард: Угу.

Д-р Крафт: Вместо туалета?

Ричард: Угу. Гу, ладно... Ну давай, сделай это. Сделай что-то.

Д-р Крафт: Хорошо. Я сделаю туалет.

Ричард: Нет, сделай что-то.

Д-р Крафт: Не туалет?

Ричард: Нет, я делаю... туалет.

Д-р Крафт: Ты будешь делать туалет.

Ричард: Ага. А ты сделай что-то еще.

Д-р Крафт: Хорошо, давай подумаем. Что бы мне сделать?

Некоторое время мы оба работали молча.

Ричард: Нет, делай что-то другое. Не каки.

Д-р Крафт: Не каки. А, ну, ладно... Гм-м... стул?

Ричард: Все, что хочешь! Не говори мне! (Эта последняя фраза была сказана с отвращением, как будто я со своим вопросом выглядел как младенец).

Д-р Крафт: Ну, хорошо. Я не скажу тебе.

Ричард: Думаю... ты, э-э-э... все, что хочешь.

Д-р Крафт: Все, что хочу.

Ричард: Да.

Д-р Крафт: Ладно.

Ричард: Тебе нравится вон тот дом? (Кивает в сторону картонных сооружений, которые он принес с собой, теперь отложил в сторону). Тебе все нравится?

Д-р Крафт: Очень красиво.

Ричард: Ты хочешь сказать... Дурак. Извини. Извини, извини. Я не говорить: «дурак». Пожалуйста, не зови полицию. (Ричард хотел сказать «вызови полицию». На предыдущем занятии, когда я понял такую фразу буквально, ему пришлось объяснить мне, что он на самом деле от меня хочет).

Д-р Крафт: Ай-яй-яй, полиция, он меня назвал дураком!

Ричард (ненатуральным голосом): Ах, нет, ты плохой; он хороший. Ха-ха-ха!

Д-р Крафт: Я плохой, а он хороший? Но он назвал меня дураком!

Ричард (ненатуральным голосом): Ака! Он может говорить, что ты дурак. Ты плохой. Ха-ха-ха!

Д-р Крафт: Ой-ой-ой! Это несправедливо.

Ричард: А. Я вызову полицию. Скажи: «Дурак». Хороши, я его позвал; он уже едет (звуки полицейской сирены, визг тормозов).

Д-р Крафт (прикидываясь обескураженным): Ох, нет!

Ричард: Говори: «Он сказал «дурак», он... сказал мне... сказал, что я дурак». Ну, говори.

Д-р Крафт: Он сказал мне «дурак». Он назвал меня дураком.

Ричард: Не-ет! Скажи: «Он говорит... говорить мне «дурак». Ну, говори!

Д-р Крафт: Он сказал мне «дурак» Ты хочешь чтобы я так сказал?

Ричард: Нет! Он... нет... (Оставляет попытки довести до меня смысл того, что он хочет). Дурак!

Д-р Крафт: О-о-о!

Ричард: Ты не понимаешь, что я хочу. Куриные мозги!

Д-р Крафт: Ты можешь мне еще раз сказать

Ричард: Нет, я не буду тебе сказать еще раз. Слишком поздно.

Д-р Крафт: Ты не понимаешь. Я упустил свой шанс.

Ричард (обращаясь к глиняным предметам): У меня два. Посмотри, видишь. Здесь два, верно. Дом. Дай подумать... А это что? Мальчик? Ой, какой хороший мальчик. (Характерная для Ричарда уловка, к которой он прибегает, прежде чем сломать игрушку).

Ричард разбивает мою поделку.

Д-р Крафт: Ой-ой-ой! Ты его сломал! (Изображаю плач).

Ричард: Вызови полицию.

Д-р Крафт: Полиция!

Ричард (притворный голос, изображающий полицию): Что?

Д-р Крафт: Он только что сломал моего... голову, что я сделал.

Ричард (притворяясь опечаленным): Ой, не переживай.

Д-р Крафт: Просто расплющил ее.

Ричард: Эй! Извини меня. Я не сердиться. Забудь об этом.

Мы оба работаем с глиной.

Ричард: Ох... Ага. (Дразнится). Я это сломал. Посмотри, эй... эй. Посмотри, я сделал острые зубы. (Начинает рисовать их на сделанной им глиняной голове.)

Д-р КрафТ: Ох!

Ричард: Острые зубы. Кусать тебя.

Д-р Крафт: Меня кусать не положено.

Ричард: Нет, положено. Я скажу одному очень сильному человеку (глиняный предмет, который он сделал). Дядя, иди сюда! Побей его. (Завывает притворным голосом). Привет, как тебя зовут?

Д-р Крафт: Меня зовут... м-м-м... доктор Крафт.

Ричард изображает, что «силач» бьет меня.

Ричард: Эй, сделай еще одного. Другого, ладно?

Д-р Крафт: Другого.

Ричард: Сделай живот, и все такое для него. (До сих пор для силача была сделана только голова.) Голову, ногу, руку, верно? И пальцы, и ступни, верно?

Дата добавления: 2015-03-31