Театр и педагогика

Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

Эфрос пишет о том, что его обращение через много лет после нача­ла своей театральной карьеры к педагогике оказалось не совсем удачным. В педагогической работе он не добился на этот раз, чего хотел. А хотел он обрести преданных молодых единомышленников, людей, которые разделили бы его художественную веру, которые восприняли бы его художественные идеи, которые, как он пишет, ненавидели бы в искусстве то, что ненавидит ои. И он констатиру­ет, что, к сожалению, у него не получилось того, что он задумал. Очень немногие ученики услышали его. Это у А.В. среди других его литературных работ особенная статья по какому-то своему пронзительному лиризму. И хотя вообще все, что пишет Анатолий Васильевич Эфрос, — это всегда режиссерская лирика, но в данном случае можно сказать, что это еще и педагогическая лирика. Тут особое сочетание.

Меня поразил тот факт, что здесь уже сам Эфрос поднимает тему «приказательности» и свободы в творчестве, пусть в данном случае речь идет о творчестве юнцов, студентов, а не профессиона­льных актеров.

Анатолий Васильевич пишет:

«Правила хороши только тогда, когда, прибавляя мастерства, не убивают молодость и вольность».

А.В. пишет, что необходимо «учиться ощущать свободу в задан-ности».

И дальше:

«Когда чужое становится своим, это и есть наше искусство».

А.В. справедливо, как мне кажется, замечает, что рассказывать просто про себя легче, чем схватить сердцевину чужого. Рассуждая о своем и чужом, Эфрос имеет в виду автора, но вот о чем мне по­думалось. А жесткий режиссерский рисунок — это ведь тоже чужое по отношению к актеру? Значит, не только автор — чужой, но и ре­жиссер зачастую выступает чужим по отношению к актеру?

...В своей статье Эфрос описывает один очень характерный мо­мент в обучении студентов. Он рассказывает, как сначала он делал многократные усилия подчинить студентов своему разбору матери­ала (в данном случае речь идет о «Версальском экспромте» Молье­ра и о «Сне в летнюю ночь» Шекспира). On очень подробно зани­мался с ними анализом текста, анализом каждой строчки, анализом каждого слова. Это давалось трудно, и его это раздражало. Его воз­мущала их немузыкалыюсть, нечувствительность и т. д. Однако не­ожиданно, но его словам, произошло следующее.

«На двух занятиях я не был. Когда же снова пришел, ребята по­казали мне новую часть своих работ. Несмотря на мой разбор, они

сделали все по-своему, и на этот раз почти каждый из вариантов был доказателен. Был и веселый, беззаботный взгляд, был волшеб­ный, земной, абсурдный и т. д. И то, и другое, и третье казалось возможным. Теперь я исходил уже не только из собственного разбо­ра, но и из того, как тот или иной вариант выполняли сами студен­ты».

Это, мне кажется, важное соображение Эфроса-педагога. Это су­щественно скорректированный педагогический подход.

...Последний период творчества Анатолия Васильевича Эфроса, когда ои руководил театром на Таганке, мы затрагивать не станем даже с точки зрения интересующей пас темы. Тут возникла такая резкая дисгармония в отношениях режиссера и ряда актеров, такое нечеловеческое (и нечеловечное) напряжение, что это наряду с другими обстоятельствами стало причиной трагического финала. И тут уже не до методических рассуждений...

Дата добавления: 2015-03-31