Четвертая вологда 2 страница

"...Существуют дети, которые могут иногда раздражать своих ро­дителей и часто утомлять их, но никогда не сводят их с ума. Одна из моих основных жизненных целей, — пишет Эда Ле Шан, — увели­чить число подобных семей!"

В каких же случаях дети сводят нас с ума?

"Это часто происходит, когда дети совершают такие поступки, которые родители не позволяли нам делать в детстве. Прежде все­го нас сводят с ума дети, которые не так задавлены и закрепоще­ны".

"Второй вид поведения,' с которым мы не можем спокойно ми­риться, начинается тогда, когда наши дети отказываются делать то, что мы безотказно выполняли, когда были детьми".

"Большинство неврозов, которые мы приносим с собой во взрос­лую жизнь, являются прямым.результатом подавления нормальных чувств в детстве во имя получения одобрения и любви. В глубине души мы чувствуем себя крайне порочными существами, не заслу­живающими ничьей любви. Когда наши дети ведут себя в точности так же, как мы вели себя в их возрасте, — это сводит нас с ума".

"Наконец, дети сводят нас с ума, когда они хотят, чтобы о них за­ботились так, как о нас никогда не заботились... Родители, не испы­тавшие любви в детстве, какими бы хорошими они ни старались

быть, приходят в ярость, когда ребенок молит о любви. Почти не­возможно стать заботливым человеком тому, кто в детстве никогда не испытал заботы".

Получается, труднее назвать случаи, когда дети с ума нас не сводят.

Автор рассматривает множество ситуаций, время от времени возникающих практически перед всеми родителями: когда ребенок врет, боится, грозится убежать, все время ноет, все отрицает, не спит, не хочет есть и многие другие. Читатели, конечно же, задума­ются, почему в число десяти самых важных вещей, которым родите­ли могут научить маленького ребенка, включено следующее: лю­бить себя; интерпретировать поведение; общаться с помощью слов;

понимать различие между мыслями и действиями; интересоваться и задавать вопросы; понимать, что на сложные вопросы нет простых ответов; не бояться неудач — необходимое условие взросления;

доверять взрослым; думать самому; знать, в чем можно полагаться на взрослого.

Из множества тем, затронутых в книге, назовем лишь несколько, чтобы показать достаточно необычный для нашей литературы по­добного рода подход, заявленный уже в самой их формулировке:

"кто-то не хочет, чтобы его обнимали"; "хорошо или плохо шлепать детей"; "как много можно рассказать ребенку"; "потребность в при-ватности"; "когда родительская любовь заходит слишком далеко".

Для иллюстрации приведем фрагмент из главки "Как научить ре­бенка быть щедрым": "...Нередко обучение детей щедрости начина­ется с того, что им позволяют быть собственниками. Дети становят­ся щедрыми, только если они уверены, что взрослые уважают их право на собственность. Когда моя дочь была маленькой и к ней приходили другие дети, я обычно отводила ее в сторону и говорила:

"Я знаю, что тебе очень не хочется, чтобы кто-нибудь играл с Пуш­ком или новым поездом. Отбери свои любимые игрушки, и мы их спрячем на время'. Поскольку девочка знала, что я забочусь о ее чувствах и уважаю ее право на собственность, она была способна смягчиться. Зная, что ее любимые вещи в безопасности и принадле­жат ей одной, она великодушно делилась своими кубиками, куклами и пластилином... Щедрость может быть воспитана только тогда, когда потребности любого, даже самого маленького, челове­ка понимают и уважают. Если это не так, эгоизм разовьется обяза­тельно.

Наибольшей щедростью отличаются не те люди, которые матери­ально обеспечены лучше других, а те, кто хорошо к себе относится, кто чувствует, что их любят и уважают... У всех нас есть такие ве­щи, которыми мы не хотим делиться с кем-нибудь другим. Я, напри­мер, никому не позволю пользоваться пишущей машинкой. Моя по­друга не выносит, когда кто-нибудь просит у нее теннисную ракет­ку. Одна мать никак не могла понять, почему ее дочь так дорожит своей любимой куклой, до тех пор, пока сестра не попросила у ней самой дать ей в путешествие кашмирскую шаль. "Шаль была старой и не особенно дорогой, — рассказала она, — муж подарил мне ее в

знак примирения, когда наш брак был под угрозой. С ней было слишком много связано. Когда после моего отказа сестра сказала, что я веду себя эгоистично, я неожиданно вспомнила, как часто я упрекала в этом дочь, когда она не позволяла никому играть с ее любимой куклой".

В чем дополнительная, а, может, и главная! — прелесть этой кни­ги? Учась вместе с Э. Ле Шан проникать в детскую психологию, по­нимать душу ребенка, мы начинаем понимать свою, находя доста­точно убедительные объяснения тем своим ощущениям и пережива­ниям, как в детстве, так и в позднейшие годы, объяснить которые мы прежде не могли, а может, и не пытались. Мы начинаем объяс­нять поступки своих детей, да и свои собственные не примитивно однозначно, а многомерно, пытаясь учитывать или, по меньшей ме­ре, иметь в виду множество факторов, разнообразие мотивов, мно­жественность потребностей.

ОБРАЗЦЫ ПРОШЛОГО

(О кн.: О.С. Муравьевой "Как воспитывали русского дворянина")

Эта книга увлекает сразу же, с первых строк. Чем? Как это ни странно, актуальностью и даже злободневностью темы. Точнее, ее интерпретацией.

Дворянство, как известно, проявило в годы революции и после нее патриотизм, любовь к России, родному языку, верность долгу (его по-разному понимали, но в меру своего понимания оставались ему верны до последнего), умение принимать достойно удары судь­бы, не роптать и опираться на свои силы. Рухнуло все, а нравствен­ные устои дворян остались практически незыблемы (чего нельзя сказать, к примеру, об отсроченных результатах коммунистического воспитания).

Другая причина злободневности: сегодня стало модно объявлять себя потомком дворянского рода, всячески афишировать причаст­ность к российскому дворянству, теряя при этом чувство меры и ре­альности. И когда читаешь в книге фразу о том, что "непристойной считалась в хорошем обществе всякая открытая и нарочитая де­монстрация богатства, дурным тоном — чванство и высокомерие", понимаешь: большинство новоявленных нуворишей, причисляющих себя к дворянам, не выдерживают этот не самый сложный тест.

"Дворянское воспитание, — пишет О.С. Муравьева, — это не пе­дагогическая система, не особая методика, даже не свод правил. Это прежде всего образ жизни, стиль поведения, усваиваемый от­части сознательно, отчасти бессознательно, путем привычки и под­ражания; это традиция, которую не обсуждают, а соблюдают".

Для автора важны не столько теоретические предписания (а они, разумеется, были), сколько принципы, которые реализовались в жи­вом общении. Отсюда обращение к мемуарам, письмам, дневникам.

В той или иной степени автор анализирует воспитание в семьях Бестужевых и Л. Толстого, в Царскосельском лицее и Морском кор­пусе, обращается к трилогии Л.Н. Толстого и Н.М. Гарина-Михайлов­ского (особенно к "Детству Темы"), мемуарам и дневникам Екатери­ны Мещерской, Софьи Ковалевской, М. Добужинского, Н. Давыдова, Т. Пассек, К. Кавелина.

Многочисленные обращения к текстам Честерфильда и Бульвер-Литтона выглядят органично в книге о русском дворянстве, ибо оно в петровскую и послепетровскую эпохи сознательно стремилось ус­воить европейские нормы этикета и быта.

Воспитание русского дворянина было направлено не столько на раскрытие индивидуальности, неповторимости ребенка, сколько на то, чтобы отшлифовать его личность соответственно определенно­му образцу. Интересно, что к аналогичному выводу приходит и В.Д. Семенов, анализируя постулаты русской народной педагогики:

народное воспитание воспроизводило типичного человека, родо­вые качества, необходимые для жизни среди людей, а нестандарт­ному ребенку пробиться было трудно, почти невозможно. Об этом нелишне задуматься создателям так называемой русской школы — учитывать, по меньшей мере, что народное воспитание не ориенти­ровалось на воспитание талантов.

Какие же типичные свойства русского дворянства, передавае­мые из поколения в поколение, отмечает автор?

Прежде всего, это ответственность за происходящее в государст­ве. "Дворянству было решительно несвойственно то подчеркнуто негативное, брезгливое отношение к государственной службе, ко­торым в той или иной мере бравировали все поколения русской ин­теллигенции".

В дворянском кодексе чести традиционной была установка — ду­мать об этическом значении поступка, а не о его практических по­следствиях.

В книге отстаивается тезис "казаться, а не быть", которым руко­водствовались наставники дворянской молодежи. В его основе — безукоризненное умение владеть собой. Оно достигалось путем длительного и тщательного воспитания. Автор утверждает, что уме­ние держать себя — из тех, что передается только из рук в руки, путем наблюдения и непроизвольного подражания. Считалось, что демонстрировать всем свое горе, слабость или смятение непри­лично.

Однако при всем внимании к хорошим манерам умные люди ни­когда не считали их чем-то самодостаточным. В основе всегда ле­жало уважительное и внимательное отношение к людям. Если че­ловек умеет вести себя так, чтобы сделать свое общество как мож­но более приятным для окружающих, выражает свои чувства в сдержанной и корректной форме, это всегда приятнее, чем амико-шонство, несдержанность, вызывающая самореклама и самохарак­теристика: вот я какой и другим быть для вас не собираюсь.

При этом блестящим молодым людям из высшего света было свойственно то, что называлось "кураж" — храбрость с оттенком

дерзости, уверенность в своем обаянии. Однако эти свойства соче­тались с приветливостью, любезностью, сдержанностью.

У русского дворянства никогда не было тех проблем в обще­нии с простым народом, которые остро вставали перед разночин­ной интеллигенцией, искренне желавшей этот народ осчастли­вить. Дворяне жили среди народа и хорошо его знали, автор в этой связи обращается к справедливому замечанию Ю. Лотмана, который назвал эту способность без наигрыша, естественно быть своим и в светском салоне и с крестьянами на базаре — одним из вершинных проявлений русской культуры. (Никуда не денешься: вершинные проявления на могут быть массо­выми!)

Не обходит автор и такой момент, как терпимое отношение дво­рянства к физическим наказаниям. Известно, что детей за соответ­ствующие поступки наказывали строго, в том числе розгами. Види­мо, если строгость не воспринимается как произвол и насилие, она переносится легко и приносит свои плоды. Это предположение О.С. Муравьевой перекликается со взглядами современных педаго­гов (Э. Ле Шан, Аллан Фромм и др.).

В книге приведена одна маленькая история, связанная с ситуа­цией весьма далекой от быта великосветских салонов, но тем не менее красноречиво свидетельствующая о сущности аристокра­тизма.

В конце 1940-х годов на одной из постоянных баз геологов был исключительно грязный общественный туалет. В составе одной из экспедиций на базу должен был приехать потомок древнего княже­ского рода. "Мы-то, ладно, потерпим, — шутили геологи, — но что будет делать Его светлость?!" Его светлость, приехав, сделал то, что многих обескуражило: спокойно взял ведро с водой, швабру и аккуратно вымыл загаженную уборную... Это и был поступок истин­ного аристократа, твердо знающего, что убирать грязь не стыдно, стыдно жить в грязи.

ВОСПИТАНИЕ КОНВЕРТИРУЕМОГО ЧЕЛОВЕКА

(О кн.: В.Д. Семенова "Социальная педагогика:

история и современность")

Книга В.Д. Семенова в сущности о том, как в России с начала прошлого века и до наших дней гуманистическая педагогика пре­одолевала прагматизм снизу и сверху и как постепенно на общена­учных принципах и технологиях складывается новая педагогика. Объект педагогической практики и ее цель автор видит в воспита­нии конвертируемого человека, то есть такого, который способен жить в современных жестких (и все более ужесточающихся) услови­ях и не терять человеческого облика.

В книге сформулированы научные основы методической работы в микросреде, обеспечивающие воспитание такого человека. Это

индивидуализация воспитательной работы (настолько, насколько возможно в современных условиях); это возрождение и восстанов­ление памяти семьи, двора, нации, народа; это создание и развитие клубных форм объединения и деятельности людей. Автор рассмат­ривает клуб — общение по интересам, свободное и доброволь­ное — как основу самореализации школьника и, если брать ши­ре, — как важнейшее средство и условие становления гражданско­го общества.

Автор не просто декларирует эти идеи, но и сам следует им. Вос­становлению исторической памяти посвящены замечательные стра­ницы, где анализируется социально-педагогическая деятельность основоположников отечественной педагогики Л.Н. Толстого, К.Д. Ушинского, Н.И. Пирогова, Н.В. Шелгунова и их последовате­лей, творцов так называемой новой педагогики. Эта педагогика осознала себя на рубеже веков в трудах П.П. Блонского, В.П. Вахте-рова, К.Н. Вентцеля, С.И. Гессена, П.Ф. Каптерева, П.Ф. Лесгафта, А.Н. Острогорского и многих других. В книге это созвездие названо, по аналогии с поэзией и философией того периода, — серебряным веком русской педагогики.

Автор бережно относится к историческому наследию, предлагает не отбрасывать ничего из прошлого опыта, что может продуктивно работать сегодня. Показательны в этой связи страницы, посвящен­ные народной педагогике.

Пожалуй, впервые в научном издании сформулированы посту­латы русской народной педагогики. Среди них: правовой ниги­лизм (закон что дышло — куда повернешь, туда и вышло); стрем­ление к воле в отличие от свободы (воля — свобода без гра­ниц, а свобода, как известно, осознанная необходимость); долго­терпение (Бог терпел и нам велел); фатализм и вера в чудо, на­дежда на авось; вечная оппозиционность русского народа. Она в отсутствии третьего сословия. "Людям нечего терять, и они в веч­ной оппозиции", — записал Пушкин в дневнике мнение вели­кого князя Михаила Павловича о постоянной возможности бунта в России.

Автор приходит к выводу, что в начале века еще глубоко не изу­чали народную педагогику, внимание к ней пробудится позже. Пока же народное как единое национальное самосознание пробивается только в трудах гениев: Пушкина, Гоголя, Даля, — замечает В.Д. Семенов. Лишний повод задуматься ревнителям национальной стерильности, хотя здесь нет никакого противоречия: националь­ная культура наиболее полно и объемно осознается в сравнении с другими культурами. Видимо, есть определенная закономерность в том, что наиболее полно для своего времени русское осознавали немец Даль, украинец Гоголь, африканец (по выражению Маяков­ского) Пушкин.

Дальнейшие исследования народного характера выявили обус­ловленность умственного развития русского народа его местом и образом жизни, огромными пространствами, буйством красок, спо­койствием, величавостью природы.

Еще одну особенность — целостность миросозерцания — отметил Энгельс, изучая Россию. Он обратил внимание на многозначность слова "мир" в русском языке: мир — покой в душе, мир — не война, мир — община, ее мнение (на миру и смерть красна), мир — Вселен­ная, космос.

Отечественные ученые, в частности, А.Ф. Щапов увидели эту це­лостность как многоцветную мозаику: в народном сознании причуд­ливо переплетались христианские постулаты и обряды на язычес­кой основе.

Интересны размышления В.Д. Семенова о доме, где воспитывал­ся ребенок. Дом был наполнен различными оберегами от злых ду­хов, нечисти, от сглаза.

"Красный угол" был средоточием двоеверия — православные иконы украшались ритуальными полотенцами с языческим орнамен­том. Домашняя утварь, украшенная изображениями давно забытых богов солнца, петухов как символов зари, окружала ребенка. Защи­щенность "оберегами" создавала у человека уверенность, что этот дом — его дом, и он в нем хозяин. Таким образом, взрослые созда­вали мир дома, в котором вырастал вольный человек, — делает вы­вод В.Д. Семенов. Хочется подчеркнуть мысль о доме как факторе оседлости, бытовой и нравственной. Чрезвычайно важно восстано­вить представление о доме как начале начал — в этом одна из за­дач социальной педагогики. В.Д. Семенов прослеживает развитие идей народной педагогики до наших дней. Он считает, что сегодня в чистом виде народной педагогики быть не может, ибо время на­ложило отпечаток на народные представления о воспитании детей в семье. Однако закономерности, на которых выстраивалась народ­ная педагогика, сохранились, и их полезно знать, чтобы не нару­шать по незнанию. По мнению автора, должно быть незыблемым:

уважение к предкам и их могилам; воспитание детей в самой жиз­недеятельности семьи, а не какими-то специальными средствами;

взаимоуважение старших и младших; использование в воспитании фольклора, обычаев и других этнических средств; предоставление свободы выбора ребенку в рамках его компетенции (чтобы "не сто­ять над душой").

Наряду с народным воспитанием в книге анализируются и другие виды образования, складывавшиеся на протяжении XIX века в России: государственное, домашнее, общинное (земское), кроме религиозного, учебные заведения которого не рассматриваются автором.

В.Д. Семенов формулирует три принципа социального воспита­ния, а, точнее говоря, дает им современное наполнение и интер­претацию. Это принцип природосообразности, сформулированный еще Я.А. Коменским и игнорируемый в дальнейшем. А. Дистервег был последним, кто использовал термин "природосообразность" в педагогических сочинениях.

Природосообразность в обучении и воспитании, по мнению В.Д. Семенова, заключается в организации воспитательного про­цесса в соответствии с законами природы (ее ритмами, циклами,

без надрыва, "вовремя* и "по силам"). Обучение должно проводить­ся в "зоне ближайшего развития" ребенка, но не выходя за преде­лы возрастных "сензитивных" периодов. И, наконец, возвышая по­требности человека, педагог выводит воспитанника за пределы его "растительной" и "животной" жизни в жизнь духа: познания, творче­ства, к самоотдаче как источнику саморазвития.

Второй принцип — культуросообразность — это диалог человека с культурой, накопленной человечеством, и развитие ее.

Третий принцип — целостность жизни с воспитанием человека — обеспечивает преодоление человеком отчуждения от своей жизни, своих родных, своего труда, своих друзей, от своего клуба.

Все эти принципы в единстве и каждый в отдельности составля­ют теоретическую основу социальной педагогики. Руководствуясь ими, автор обозначает направления практической работы социаль­ных педагогов. А сверхзадача всей этой работы — помощь человеку в самореализации, чтобы он был готовым жить взрослым среди взрослых. Это как раз то, что автор называет конвертируемым че­ловеком. Чему же следует его научить? Решать свои проблемы с детства, мириться со сверстниками, быть нужным людям, толерант­ности как высшему уровню интеллектуального развития и психики в целом. "Конвертируемый человек — это человек высокой сани-тарно-гигиенической культуры, здорового образа жизни, а потому он всегда собран и готов к решению сложных задач; он владеет не­сколькими иностранными языками, умеет общаться с людьми раз­ных социальных слоев, на него можно положиться, а потому и на не­го спрос: он нужен людям!"

В отличие от истматовской педагогики, охотно рисующей идеал человека, которого надлежит воспитать, но не показывающей как этого достичь, в книге В.Д. Семенова намечены и обозначены пути взаимодействия социального педагога, среды и подрастающих лю­дей, ведущие к намеченным ориентирам, определены возможные подходы к проблеме педагогизации среды.

Основой для выбора методических средств для автора является понимание среды как только того, что вошло в структуру личности человека, стало его личным и дорогим ему.

Предложенный автором материал и уровень его осмысления дает основание считать работу В.Д. Семенова вкладом в развитие гума­нистической педагогики, как строгой научной теории. Совершенно очевидно, что у одной группы читателей эта книга вызовет жела­ние спорить, возражать, искать контраргументы (желательно такого же уровня доказательности и убедительности). Как очевидно и то, что многим исследователям и практикам работа В.Д. Семенова по­может утвердиться в собственных поисках, более основательно ар­гументировать свою позицию, даст толчок для творческого преоб­разования педагогической действительности. Вот только равнодуш­ных читателей у этой книги скорее всего не будет.

СЕКРЕТЫ РОДИТЕЛЬСКОЙ ПЕДАГОГИКИ (О кн.: А. Фромма "Азбука для родителей")

Книг по семейному воспитанию появляется сейчас немало, и, к сожалению не все среди них хорошие. Хорошие — это, скорее все­го, такие, рекомендации которых находятся в соответствии с по­следними научными данными (во всяком случае не противоречат им), где доступности изложения и высокой его информативности со­путствует краткость, лаконичность — ведь у родителей и так забот по горло, едва ли выкроишь время на толстый фолиант.

А проблем действительно возникает множество.

Что и как нужно делать, чтобы не избаловать детей? Как быть, когда ребенок говорит неправду? Может ли неправильное кормле­ние развить у ребенка враждебность и угнетенность? Что делать, если ребенка трудно уложить спать днем? С какого возраста появ­ляется у ребенка половой инстинкт? Что делать, если ребенок со­сет большой палец или одеяло? Как отучить ребенка мастурбиро­вать? Как бороться с детскими страхами? Как обеспечить контроль за мочевым пузырем? Как преодолеть у ребенка ревность к брату или сестре? Эти и множество других проблем освещает в своей аз­буке для родителей известный американский педагог и психолог Аллан Фромм. Его азбуку отличают те признаки, которые свойст­венны хорошей научно-популярной книге. Сто статей на 280 страни­цах — получается в среднем по две страницы на статью. Высокая информативность достигается также за счет ссылок в конце каж­дой статьи на другие слова из азбуки. Например, после статьи "Ком­плекс вины" есть указание — См. также: Агрессивность, Дисципли­на, Когда ребенок говорит неправду, Наказание, Неуверенность в себе, Плохие сны, Родители и дети.

Если коротко определить кредо автора, то более всего здесь уместны слова: здравый смысл, доверие к природе ребенка и лю­бовь. Разумеется, для Аллана Фромма это не только слова, а жиз­ненные реалии, на которых держится вся его концепция воспита­ния детей. В жизни мы повседневно наблюдаем дефицит таких оче­видных и простых, казалось бы, реалий. Разве не встечались вам молодые родители, которые, вычитав где-то, что не следует подхо­дить к кровати ребенка, чтобы малыш прекратил плакать, ибо это ведет к избалованности, стойко выдерживали подобные рекомен­дации, хотя сердце обливалось кровью от душераздирающего пла­ча. Или вечные истории с кормлением путем всевозможных отвле­кающих манипуляций, укладывание спать, когда ребенок не хочет и противится...

Аллан Фромм считает: главное наше усилие должно быть направ­лено на то, чтобы сделать ребенка счастливым, а не благовоспи­танным. Ибо счастливое и привольное детство — лучший фунда­мент для закрепления прочного навыка самодисциплины. Помогать ребенку хотеть быть хорошим гораздо важнее, чем сделать его по­слушным. Автор старается в каждом конкретном случае объяснить,

почему ребенок поступает определенным образом (не хочет есть, чего-то боится, плачет, ведет себя агрессивно и т.д.) Более того, он дает понять, как объяснить ребенку те или иные вещи. Однако не все надо объяснять. "Бесполезно, — считает А. Фромм, — объяс­нять малышу, что зубы надо чистить для предотвращения кариеса. Их надо чистить потому, что надо это делать. Как бы глупо ни звуча­ла эта мысль, мы должны говорить детям: мы чистим зубы, потому что чистим, вот и все'. Вспомнился в связи с этим нравственный им­ператив из фильма Ильи Авербаха "Чужие письма": "Почему нельзя читать чужие письма? Действительно, почему? Потому что нельзя. И все".

Или еще одна острая проблема — отвергнутого ребенка (Парши­вая овца, средний ребенок). Главный совет А. Фромма — не прово­дить никаких параллелей. Действительно, всегда из двух один по каким-то параметрам лучше другого. И родители допускают грубую ошибку, когда сравнивают. Вслух. Потому что не сравнивать они не могут. Это естественно. Но при этом вовсе необязательно сообщать свои наблюдения детям.

"По тому, каким образом мы проявляем свою заботу о них, они понимают, принимаем мы их или отвергаем*.

Так что воистину верен старый афоризм о том, что любовь скрыть невозможно. Как впрочем, и ее отсутствие. Любая имитация рано или поздно обнаруживается.

Рекомендации американского профессора сформулированы вполне определенно без двусмысленностей. И тем не менее лише­ны императивности. Всего два примера. Из статьи "Мастурбация":

"Все дети занимаются мастурбацией, и хорошо, что они это дела­ют... Что бы ни говорили по этому поводу ханжи и старые девы, мас­турбация не причиняет развитию ребенка никакого вреда — ни фи­зического, ни морального". Из статьи "Подзатыльники": "Утешимся же сознанием, что шлепки не так уж вредны, если достаются де­тям нечасто и вознаграждаются нашей любовью в других ситуаци­ях". И тут же следует перечень предостережений из шести пунктов, иллюстрирующих воспитательные ограничения телесных наказаний для формирования взаимоотношений детей и родителей, для раз­вития детей, да и самих родителей. Таким образом, родителям да­на информация о последствиях, а выбирать, что и как делать — им самим.

Родители иногда слишком напрягаются для обеспечения режим­ных моментов: вовремя накормить, по часам уложить и т.д. Основ­ной совет Аллана Фромма — стараться ничего не делать насильно. Ребенок попросит есть, если захочет, и будет спать, когда устанет. Если он плачет, значит испытывает дискомфорт — он же не может пока выразить свое беспокойство словами.

Родительская азбука поможет своим читателям то небольшое количество времени, которое современные родители, особенно от­цы, уделяют детям, сделать результативным в воспитательном от­ношении. Ведь гораздо важнее, — говорит А. Фромм, — то, что мы даем нашим детям, нежели то, сколько мы им даем.

ПОЧЕМУ ЛГУТ ДЕТИ? (О кн.: П. Экмана "Почему дети лгут?")

"Мой сын Билли солгал мне, а ведь ему всего пять лет. Нормаль­но ли это?"

"Джоанна лжет, когда говорит, что не курит марихуану. Я это знаю, но не могу доказать. Что мне делать?"

"Мишель все время врет. Перестанет ли он, когда вырастет?"

"Гита не рассказывает мне, что она делает во время свиданий. Она говорит, что это не мое дело, но ведь я имею право знать?! Я же хочу ей только добра".

"Когда моя дочь обманывает меня, мне кажется, будто я делаю что-то такое, что вынуждает ее лгать".

Этими вопросами, которые могут быть дополнены любым родите­лем или педагогом, открывается книга американского психолога Пола Экмана. Профессор Экман — всемирно известный специалист по проблемам лжи и человеческого общения, написал очень лич­ную и искреннюю книгу. Он не боится признаться в том, что его об­манул собственный тринадцатилетний сын, и в том, что обман сына повлек за собой ложь отца. Может быть, поэтому особое доверие вызывает глава, посвященная взгляду подростка на проблему лжи. Она как раз написана сыном Экмана, а еще две главы принадлежат перу жены Экмана, историку и адвокату. В этих главах обсуждается преимущественно правовая сторона вопроса (свидетельство ребен­ка в суде, ложь в обстоятельствах развода родителей и т.п.). Но эта личная, можно сказать, семейная книга одновременно и строго на­учная, поскольку авторы используют различные исследования лжи и жульничества, которых, кстати говоря, оказалось не так уж и мно­го. Даны не только выводы этих исследований, но показан путь, ка­ким получены приводимые результаты, описаны методики, приведе­на масса фактического документального материала.

Итак, причины, по которым дети лгут, простираются от стремле­ния избежать наказания до желания сохранить в неприкосновенно­сти свой внутренний мир. Среди причин лжи обсуждаются такие, как страх унижения, защита друзей от неприятностей, самозащита или защита другого человека, стремление завоевать признание и интерес со стороны окружающих, желание не создавать неловкую ситуацию, избежать стыда, стремление доказать свое превосходст­во над тем, в чьих руках власть, охрана личной жизни защита своей приватности.

Хотя научный текст от газетного, к примеру, отличается отсутст­вием категоричности и сенсационности, все же некоторые выводы книги Экмана впечатляют своей определенностью. Например, что плохо адаптированные дети лгут в 2,5 раза больше, чем их нор­мальные сверстники. Или — мальчики, воспитывавшиеся в непол­ной или неблагополучной семье, лгали чаще. Важно и то, что нали­чие обоих родителей не помогало, если отношения в семье были плохими. Неблагополучные, несчастливые семьи ничем не отлича-

лись от неполных и в плане детской лжи были значительно хуже се­мей, основанных на счастливом браке.

Или такая информация к размышлению на тему — зачем нужны отцы: известно, что с возрастом все большее число ребят готовы следовать за товарищами в неблаговидных поступках. Выяснилось, что по мере возрастания влияния сверстников снижались положи­тельные оценки отцов. Однако те ребята, которые сохраняли поло­жительное мнение о своих отцах и о взрослых вообще, были не склонны следовать дурному примеру сверстников. Вот, кстати, один из ответов на вопрос, как можно родителям влиять на свободное общение своих отпрысков. Надо, чтобы дети уважали родителей и отца в первую очередь.

Дата добавления: 2015-03-31