Марина АхмедоваДневник смертницы. Хадижа 2 страница

Нервные волокна классифицируются по:1. длительности потенциала действия; 2. строению (диаметру) волокна; 3. скорости проведения возбуждения.

118. симпатический отдел автономной нервной системы: локализация ядер,симпатический ствол и его отделы,серые и белые соединительные ветви.

Автономная нервная система активируется главным образом центрами, локализованными в спинном мозге,стволе мозга и гипоталамусе. Кроме того, части коры большого мозга, особенно лимбической коры, могут посылать сигналы к нижерасположенным центрам и таким образом влиять на вегетативную регуляцию. Автономная нервная система часто действует посредством висцеральных рефлексов. Это значит, что подсознательные сенсорные сигналы от внутренних органов поступают в вегетативные ганглии, ствол мозга или гипоталамус и затем возвращаются назад, непосредственно к внутренним органам, регулируя их активность путем подсознательных рефлекторных реакций. Эфферентные сигналы к различным органам тела передаются через два основных отдела автономной нервной системы — симпатический и парасимпатический, структурно-функциональные особенности которых обсуждаются далее. Следует понимать, что имеено через данные сигнальные системы осуществляется воздействие при массаже тела. Современные курсы массажа основаны на разгрузке нервной и мышечной системы через афферентны и эфферентные нервные волокна. Следует понимать, что воздействие массажа через мышечную и суставную нервную систему позволяет значительно улучшить трофику тканей за счет регуляции взаимодействия различных отделов автономной нервной системы. Симпатические нервные волокна начинаются вместе со спинальными нервами в спинном мозге между сегментами Т1 и L2 и проходят сначала к симпатической цепочке, а затем к тканям и органам, стимулируемым симпатическими нервами. Отличие между симпатическими и скелетными двигательными нервами состоит в следующем. Каждый симпатический путь от спинного мозга к стимулируемой ткани состоит из двух нейронов — преганглионарного и постганглионарного, тогда как путь двигательных волокон к скелетной мышце имеет лишь один нейрон. Тело клетки каждого преганглионарного нейрона лежит в боковом роге спинного мозга; его волокно проходит, через передний корешок спинного мозга в соответствующий спинальный нерв. Как только спинальный нерв покидает спинномозговой канал, преганглионарные симпатические волокна отделяются и проходят через белую ветвь в один из ганглиев симпатической цепочки. Затем возможен один из трех вариантов хода волокон: (1) волокно может формировать синапс с постганглионарным симпатическим нейроном в том ганглии, в который оно вошло; (2) волокно может проходить вверх и вниз и формировать синапс в одном из других ганглиев цепочки; (3) волокно может проходить разные расстояния по цепочке и затем через один из симпатических нервов выйти из цепочки наружу, образуя в результате синапсы в периферическом симпатическом ганглии. Постганглионарный симпатический нейрон лежит либо в одном из ганглиев симпатической цепочки, либо в одном из периферических симпатических ганглиев. От любого из этих источников постганглионарные волокна затем отправляются к месту назначения в различных органах. Симпатические нервные волокна в нервах, иннервирующих скелетные мышцы. Некоторые из постганглионарных волокон выходят из симпатической цепочки и возвращаются в спинальные нервы через серые ветви на всех уровнях спинного мозга. Все эти симпатические волокна являются очень тонкими волокнами типа С и распространяются ко всем частям тела по пути скелетных нервов. Они регулируют кровеносные сосуды, потовые железы и мышцы, поднимающие волосы. Симпатические волокна составляют в среднем примерно 8% общего числа волокон скелетного нерва, что подтверждает их огромное значение. Вегетативные сплетения брюшной полости состоят из узлов, содержащих тела вторых двигательных нейронов и соединяющихся при помощи волокон – постганглионарных отростков этих нейронов. Большое количество таких сплетений находится в брюшной полости и в полости таза. В брюшной полости вокруг аорты и ее ветвей расположено брюшное аортальное сплетение. Чревное (солнечное)– первое по значению сплетение, являющееся частью брюшного аортального и располагающееся вокруг чревного ствола. В пределах сплетения различают несколько узлов. Парный чревный узел находится по обеим сторонам от чревного ствола, два аортопочеч-ных узла лежат по бокам от почечной артерии. Верхний брыжеечный узел расположен рядом с такой же артерией. К сплетению в соответствующих отделах присоединяются внутренностные нервы, отходящие от грудной и брюшной частей симпатического ствола. Нервы, идущие от узлов, образуют периартериальные сплетения. Ветви, отходящие от чревных узлов, делят на несколько групп в зависимости от того, куда они далее направляются. Часть ветвей идет к сплетениям вокруг нижних диафрагмальных артерий, иннервируя диафрагму и образуя диафрагмальные узлы. Другая группа вегетативных сплетений брюшной полости следует к чревному стволу и его ветвям. Так образуются селезеночное, желудочное, печеночное и панкреатическое сплетения. Некоторые ветви идут к мозговому веществу надпочечников, иннервируя его и образуя два надпочечниковых сплетения. Ряд ветвей, отходящих от чревных и аортопочечных узлов, образует почечное сплетение с почечными узлами, моче-точниковое, яичковое или яичниковое сплетения. Достаточно крупное верхнее брыжеечное сплетение продолжается до поперечной ободочной кишки. Выделяют также межбрыжеечное, нижнее брыжеечное, подвздошные, верхнее подчревное сплетение. В полости таза находится парное нижнее подчревное (тазовое) сплетение, которое иннервирует мышцу, поднимающую задний проход. От него к вокруг лежащим сосудам и органам идут средние и нижние прямокишечные, предстательное, сплетение семя-выносящего протока, маточно-влагалищное сплетение. Эффектор или исполнительный элемент регулятора - конечное звено регулятора в иерархической цепи элементов регулятора. Исполнительный элемент регулятора, то есть эффектор, формирует конечные сигналы управления и посылает их к объекту управления системы.Сигналы управления могут быть как нейрогенного, так и гуморального (гормонального) происхождения. Механизмы управления (регулирования), реализующиеся на объекте управления непосредственно структурами нервной системы, в частности терминалями эфферентных соматических или вегетативных цепей, называют нейрогенными механизмами управления (регулирования). Соответственно, структуры, реализующие управляющие сигналы нейрогенной природы называют нейрогенными эффекторами.

Регуляторы соматических (двигательных) систем реализуют управляющие сигналы через мотонейроны спинного мозга. Эти мотонейроны являются эффекторами нейрогенных соматических регуляторов, исполнительными элементами регуляторов двигательной системы (двигательные центры). Управляющие сигналы в виде вероятностной последовательности нервных импульсов от мотонейронов поступают к объекту управления двигательной системы - к мышцам.

Регуляторы вегетативных систем реализуют управляющие сигналы через эфферентные нейроны вегетативных (симпатических и парасимпатических) ганглиев. Эти эфферентные нейроны вегетативных ганглиев являются эффекторами нейрогенных вегетативных регуляторов, исполнительными элементами регуляторов вегетативных систем. Различают эффекторы нейрогенных симпатических регуляторов и эффекторы нейрогенных парасимпатических регуляторов, или симпатические эффекторы и парасимпатические эффекторы. Тела нейронов - симпатических эффекторов расположены в симпатических узлах (ганглиях). Эти ганглии, как правило находятся вне объектов управления - тканей и органов вегетативных систем. Длинные аксоны симпатических эффекторов проходят как постганглионарные симпатические нервные волокна к объектам управления - тканям и органам вегетативных систем. Тела нейронов - парасимпатических эффекторов находятся в парасимпатических узлах (интрамуральных ганглиях). Интрамуральные ганглии нрасположены в объектах управления - тканях и органах вегетативных систем. Управляющие сигналы в виде вероятностной последовательности нервных импульсов от вегетативных эфферентных нейронов поступают к объектам управления вегетативных систем.

Механизмы управления (регулирования), на завершающем этапе реализующиеся с участием гуморальных активных веществ, называют гуморальными механизмами управления. Соответственно, структуры, реализующие управляющие сигналы гуморальной природы называют гуморальными (гормональными) эффекторами.

Часть первая

Заканчивается весна, каждый день идут проливные дожди — вытекают из туч большими тяжелыми каплями. Когда я была маленькой, я выходила на деревянное крыльцо, обувала стоящие под навесом галоши и, держась за перила, подолгу смотрела на тучи. Наверное, поэтому я их так хорошо запомнила. Они были похожи на комки бараньей шерсти, которые тетя Надира вынимала из матрасов, чтобы постирать. Она замачивала шерсть в большом жестяном тазу, а потом сушила на клеенке, расстеленной в солнечной части двора. Шерсть в тазу спутывалась в комки размером с кулак, и мы с тетей и бабушкой щипали ее пальцами, прежде чем вернуть в ситцевый чехол матраса и снова его зашить. Тучи, на которые я смотрела в те дни, казались мне замоченными в синьке комками шерсти.

Редко бывает, чтобы такой дождь шел у нас в селе несколько дней подряд. Как в детстве, я прикладываю ладони к раскисшим от дождя перилам и выдыхаю изо рта пар, тоже похожий на разорванные клочки шерсти. Холодно, и я поджимаю холодные пальцы ног в галошах.

По вечерам тетя Надира, надвинув на лоб большой шерстяной платок, сложенный вдвое, ходит за водой на родник. Она закидывает на плечи сразу два жестяных кувшина. Иногда, если дождь становится меньше, она берет меня с собой, и я приношу с родника воду в старом эмалированном чайнике без крышки. Вот и сегодня мы ходили на родник, и наши ноги разъезжались по грязи.

Когда у нас в селе идет дождь, земля становится мягкой и скользкой, люди подкладывают под ноги бревна и доски, чтобы не упасть. А когда жарко, земля очень твердая и такая сухая, что на ней образуются глубокие трещины. Раньше я в них заглядывала — думала, что увижу свет или глаза какого-нибудь человека, который с другого конца земли заглянул в ту же щель, ведь земля круглая.

Из этой земли, которая лежит у нас на дороге, раньше строили дома — смешивали ее с соломой, месили ногами, закладывали в деревянные прямоугольные формы и сушили на солнце. Из такого самодельного кирпича построены многие дома в нашем селе. Редко кто строит дома из камня — скользкого булыжника, который собирают на берегах двух рек, текущих мимо нашего селения — с правой и с левой стороны. Раньше только один дом в нашем селе был кирпичным. Дом генерала Казибекова. Когда генерал Казибеков только построил свой дом в три этажа на левой окраине, посмотреть на него приходило все село. Некоторые приходили даже из соседних сел. Генерал в этом доме не живет, только приезжает изредка на несколько дней из города. С ним приезжает его семья — жена и дети, и все село снова собирается на них посмотреть. Когда жена генерала идет на родник, подложив на плечо под ручку кувшина полотенце, потому что городские не умеют носить с родника воду, все женщины тоже выходят с кувшинами из домов, и пока она стоит в очереди к роднику, они разглядывают ее шелковый платок, шифоновую юбку и золотые кольца на пальцах. Говорят, в городе у генерала дом еще больше, а дедушка говорит, что он построил этот дом в нашем селе для того, чтобы перед всеми похвастаться. Мы с мамой раньше тоже жили в городе, а потом, когда умер отец, переехали в село. Теперь, когда мне тринадцать и я пишу эту тетрадь, дом генерала Казибекова перестал быть самым красивым — некоторые наши сельчане настолько разбогатели, что на месте их саманных домов появились дома из красного или белого кирпича, с высокими чугунными воротами, на которых белой или зеленой краской нарисован полумесяц со звездой.

Мы живем в доме, построенном наполовину из дерева, наполовину из самана. Каждое лето бабушка обмазывает стены жидкой глиной. Потолок из бревен — тонких стволов деревьев с содранной корой. От времени они стали коричневыми и как будто покрылись тонким слоем бесцветного лака для ногтей. По ночам, лежа на полу на шерстяном матрасе, я подолгу их разглядываю, слушая, как за стенкой поет сверчок. Из таких же бревен сделан бабушкин станок для ковров. Он занимает всю стену в большой комнате. Когда бабушка заканчивает ковер, она натягивает на станок новый ряд серых шерстяных ниток. Маленькая, я водила по ним пальцем — нитки были очень тугими и пели как дедушкин чунгур.

У нас в доме есть все для того, чтобы ткать ковер. Прежде всего бараны, с которых дедушка состригает шерсть большими овечьими ножницами. Когда мама была жива, они с бабушкой выходили на речку, неся шерсть в больших корзинах. Раскладывали ее на широких камнях, зачерпывали ведром воду из реки, поливали шерсть и, скинув резиновые галоши, мяли ее босыми ногами. Потом шерсть снова собирали в корзину и несли сушить во двор дома. У бабушки была прялка с круглым колесом, и по вечерам она превращала пощипанную шерсть в толстую нитку. В отличие от других семей, мы не ездили в город, чтобы покрасить нитки в красный, синий или зеленый цвет. Бабушка красила нитки сама, разводя краску в чугунах с кипящей водой.

Бабушка обещала научить меня ткать ковер, когда мне исполнится девять и я должна буду начать готовить для себя приданое — три сумаха и два ковра. Я ждала, когда повзрослею и мне разрешат одной ходить на родник с кувшином. Иногда я примеряла кувшин, но даже пустой он больно давил на плечо. Мама приносила с родника только один кувшин.

Мама была худая и слабая, с тонкими костями, она мало походила на сельских женщин, у нее были маленькие ступни и узкие плечи. Когда она несла с родника тяжелый кувшин, мне казалось: еще немного — и мама переломится. Если в доме нужно было много воды, она ходила на родник дважды. Бабушка не разрешала ей подкладывать под ручку кувшина полотенце — хотела, чтобы мама вышла замуж еще раз. Мама часто плакала после смерти отца, не ходила в гости, она выходила только на родник, и бабушка боялась, что люди подумают: мать больна.

В нашем селе много глины. Иногда в дождливую погоду женщины идут на окраины с лопатами, выкапывают землю и приносят домой, чтобы обмазать пол и стены. Из-за глины земля на дороге очень липкая, она пристает к галошам: делаешь еще шаг — и на слой глины лепится новый.

Пока мы с тетей Надирой сегодня шли на родник, на наших галошах собралось много грязи, мы подошли к бревну на дороге и почистили грязь об него.

Из соседнего дома, огороженного свежими желтыми бревнами, вышла наша соседка Сакина. Прошлым летом она вышла замуж, родила девочку и снова была беременной. Теперь она будет рожать, пока не родит мальчика. Сакина тоже несла на плечах два кувшина. Мы поздоровались, тетя приобняла Сакину одной рукой. Такой в нашем селе обычай. Мы пошли дальше втроем. Родник — в конце села, за домом генерала Казибекова. Всю зиму женщины ходят за водой на речку, потому что в морозы родник замерзает. В начале весны он снова заструился, и теперь возле него выстраивается очередь.

Парни тоже приходят к роднику — после полудня, когда в домах заканчивается вода, принесенная рано утром. Они стоят в стороне, под старым ореховым деревом, разговаривают о своих делах, хотя никаких особенных дел у мужчин в нашем селе нет. Дела где-то далеко — в России или в Баку, туда они уезжают зимой на заработки, а к лету возвращаются на отдых. Обрывки их разговоров долетали до нас — парни специально говорили громко, чтобы девушки не думали, будто обсуждают их. Говорить о чужих женщинах у нас не принято. Мужчины начинают говорить между собой громче, даже когда просто встречают женщину на дороге. Во времена молодости моей бабушки, увидев идущего навстречу мужчину, женщина должна была остановиться, встать к нему спиной и ждать, когда он пройдет. Сейчас женщины просто опускают глаза и идут, глядя в землю. На чужих мужчин у нас смотреть не принято.

Какой-то парень бросил быстрый взгляд на соседскую девушку. Она пришла на родник в красивом платке и чистых галошах. Многие парни выбирают себе жен на роднике. Но парни и девушки не заговаривают между собой. Девушка просто ждет, когда понравившийся парень пришлет в ее дом сватов.

Женщины по очереди подставляли узкие высокие горла кувшинов под широкую пенящуюся струю, наполняли их, ловко поднимали и вешали на плечи. Тетя наполнила кувшины до краев. Вода из одного выплеснулась ей на спину, когда она поднимала кувшин на плечо. Я поежилась от холода, хотя это была не моя спина. Вода в роднике очень холодная. Если подставить под нее руку, то сразу заломят кости в пальцах. От нескольких глотков такой воды болят даже зубы. Но тетя ко всему давно привыкла. Когда-нибудь и я смогу носить кувшин, а пока я всего на полголовы выше него.

* * *

Наше село небольшое. В нем лишь одна улица, а по ее бокам стоят дома. Почти в конце села она поворачивает вправо и идет еще несколькими домами. А за ними начинаются горы. С другой стороны села — тоже горы. Наше село поместилось в низине между ними, в длину и ширину еще остается место, и после того как в селе сыграют свадьбу, новая семья начинает строиться на окраине. Наше село постепенно растет.

Наш дом — на противоположной окраине от дома генерала. Сразу за воротами начинается кладбище. Когда прадедушка моего дедушки только выбрал этот участок под дом, кладбище было еще далеко, но оно росло и постепенно дошло до наших ворот. Плиты нового кладбища — с выдолбленными на них датами и именами, полумесяцем и звездой. А дальше, за ними, начинается старое кладбище — старые речные камни, покрытые зеленым мхом. Раньше, когда кто-то умирал, его родственники шли на реку и искали на берегу подходящий камень. Человека закапывали в землю и ставили камень сверху. На камнях ничего не писали, но каждый родственник знал свой камень. Родственников одной семьи хоронили рядом. Теперь на эту половину кладбища ходят редко, старые камни уже покосились, покрылись густым мхом. В детстве они казались мне зубами большого дракона, из которых когда-нибудь вырастут новые люди.

Я любила гулять среди этих камней, особенно летом, когда под ногами яркая трава, куда ни посмотри — повсюду кучерявые горы. Когда я была маленькой, то думала, что горы покрыты зеленой мягкой шерстью, как бараны. Потом дедушка объяснил мне, что это не шерсть, а деревья, которые издалека сливаются в один покров.

На кладбище всегда очень тихо, не считая дней похорон. В такие дни сюда приходят мужчины. Несколько из них несут на плечах свернутый ковер. За ними идут остальные, опустив головы. Женщин среди них нет — наши не участвуют в похоронах. Мужчины опускают ковер в вырытую яму, забрасывают ее землей, встают вокруг, выставляют вперед раскрытые ладони и тихо молятся. Я знаю об этом, потому что, маленькая, следила за ними с веранды нашего дома, и мне казалось, они шепчут что-то себе в руки, но оказывается, это мне потом объяснил дедушка, они так говорят с Богом.

— А где Бог? — спросила я дедушку.

— Там, — он поднял палец вверх.

— Если он наверху, почему они говорят, глядя вниз? — спросила я.

— Поймешь, когда вырастешь, — ответил дедушка.

Однажды, когда наша корова заболела и мы с бабушкой сами повели ее на пастбище, я увидела на кладбище что-то страшное.

Только начало светать, мы вышли из дома. Бабушка подгоняла корову длинной палкой, а когда корова шла без остановки, бабушка опиралась на эту палку. На обратном пути я забрела на кладбище.

Я прошла новое кладбище. Взяла печенье с одной свежей могилы. Сдула с него муравьев. Печенье было мокрым от росы, но я все равно его съела. У нас дома редко бывало что-то сладкое, кроме сахара и меда. Я собирала конфеты и печенье на могилах, поэтому мне нравилось, когда у нас в селе кого-нибудь хоронили, — целую неделю родственники приносили на могилу еду, чтобы другие брали.

Проходя по старому кладбищу, потрогала камни и мох. Солнце еще не успело нагреть камни. Я заметила, что камни на новом кладбище нагревались быстро, а эти еще к полудню оставались холодными. Может быть, потому, что люди, которые под ними, давно умерли?

Я поискала могилу прапрабабушки. Каждый раз, приходя на старое кладбище, я ее искала. Однажды бабушка показала мне место, где она лежит, но я его не запомнила. Все камни одинаковые, на них нет никаких меток, надо хорошо знать, где похоронен твой род, чтобы не спутать его с другим.

Говорили, что, когда умерла моя прапрабабушка, из ее могилы к небу поднялся столп света и стоял еще вот так какое-то время. И кто-то даже сказал: «Такая, что ли, в земле лежать будет? Такая сразу попадет на небо». Все сельчане уважали мою прапрабабушку. Говорили, по утрам она летала на священную гору Шалбуздаг, там живут святые духи. Вершина горы покрыта снегом, от нашего села до нее — несколько дней пути. По горе текут реки, со дна которых поднимаются разноцветные столпы света. На вершине стоят два камня — через них нужно пройти, чтобы все твои грехи очистились. Но если ты очень грешен, камни сжимаются и не пускают тебя. А если ты святой — наоборот, расширяются, и ты можешь идти. Иногда очень худые люди застревают в этих камнях, а толстые легко проходят. Проехать на ту вершину нельзя, нужно идти пешком, иначе тебе грех.

Говорили, однажды утром люди видели, как прапрабабушка счищает с чарыков снег. Было лето, и снег в селе не лежал. Значит, прапрабабушка летала на ту гору — так люди говорили. Еще рассказывали, что она разговаривала со святыми. Однажды, опираясь на посох, к нам в дом пришел нищий с длинной белой бородой, прапрабабушка вышла к нему с куском овечьего сыра, завернутого в лепешку.

— Нет, — сказал нищий, — это я не возьму. Ты мне вон тот ковер со стены сними.

Прапрадедушка хотел прогнать наглого нищего, но прапрабабушка быстро сняла со стены ковер, который ткала пять лет, свернула его и протянула нищему. Нищий исчез, а ковер нашли за калиткой. Потом говорили, что это был святой, который приходил проверить мою прапрабабушку.

Я и в тот раз не смогла отыскать ее могилу. Я прошла старое кладбище, остановилась на его краю и обвела взглядом все камни. Думала, может, прапрабабушка засветится и даст мне знак. Ни одна могила не светилась.

За кладбищем был склон, я туда еще не ходила. Я стала спускаться по склону, и мои галоши заскользили по траве. Я побежала, чтобы не упасть: когда бежишь по горному спуску, ноги работают сами и ты не можешь остановиться, пока не добежишь до ровной дороги.

Дальше начинался лес, а между ним и склоном стоял домик. Кто в нем живет, спрашивала я себя и смотрела на него со стороны, пока не приближаясь. Почему нет загона для скота? Почему дом не огорожен бревнами или забором? Он был построен из глины, на крыше не было трубы. Значит, тот, кто живет в этом доме, никогда не топит печку? Может быть, хозяин дома тот нищий, который приходил к моей прапрабабушке, подумала я.

Я еще подождала, надеясь, что кто-нибудь выйдет из дома, но никто не выходил. Поэтому я неслышно подошла к нему. В доме было тихо. Бабушка никогда не говорила, что за кладбищем кто-то живет. Я думала, что село заканчивается нашим домом.

Подойдя к дому близко, я хотела заглянуть в окно, встала на цыпочки, но не дотянулась. Я оглянулась вокруг и увидела несколько речных камней, которые валялись рядом. Подняла один — он был холодным и тяжелым, с верхней стороны покрытый мхом. Он, наверное, давно здесь лежал, потому что врос в землю. Под ним ползали розовые черви. Когда я дернула камень на себя, черви зашевелились. Ух, я так испугалась, уронила камень сначала. Потом снова его подняла — черви все еще шевелились, раздавленные посередине.

Еле-еле я донесла камень до дома — надо было сделать несколько шагов. Положила его под окно, встала на него и заглянула внутрь. Сначала я ничего не могла разглядеть, потому что в домике было темно, но потом глаза привыкли, и я увидела посредине комнаты большой стол. Только он был не такой, как обычные столы. Он шел с наклоном, как склон, по которому я только что спустилась. Под ним стояли жестяные тазы. На стенах висели какие-то странные железные инструменты, я таких у дедушки никогда не видела. В углу лежали белые и зеленые отрезы ткани. Моя нога сорвалась с камня, нечаянно я ударила рукой по стеклу, и мне показалось, что ткань зашевелилась. Со страху я бросилась бежать, но подниматься по склону было труднее, чем спускаться. Галоши съезжали назад, я боялась оглянуться — казалось, из домика выбежал кто-то завернутый в белую материю и бросился за мной. Кажется, я даже слышала, как стукнула дверь. Я плакала и кричала. Пока я карабкалась вверх, с ноги слетела галоша, и я побежала в одной. Я кричала так громко, что, услышав мой крик, из дома выбежала мама. Я увидела ее среди камней, когда поднялась по склону. Она бежала, и упавший на шею платок развязался и несся за ней длинным хвостом. Он схватила меня и понесла домой. По дороге она тоже плакала, и я чувствовала, как шевелятся ребра у нее под кофтой.

На следующий день бабушка спустилась по склону вниз и нашла мою галошу. Она запретила мне ходить к тому домику.

* * *

Как бы жарко ни было в горах днем, ночью с вершин на село всегда опускается холод. Этот холод не такой, как в городе. Там можно надеть теплую вязаную кофту и быстро согреться, а в горах холод проходит через одежду. Глиняные полы в домах становятся ледяными. Одного шерстяного матраса не хватает, нужно стелить на пол сразу два.

Я сплю на полу. Вся наша семья спит на полу. У бабушки есть кровать, но ей тоже на полу удобней. Лежа ночами на шерстяном матрасе, я всегда вспоминаю историю про храбреца, которую мне рассказал дедушка. Повелитель одной страны обещал выдать свою дочь за того, кто сможет провести ночь в горах — на самой снежной вершине. С собой можно было взять только сорок одеял. Многие хотели жениться на прекрасной дочери повелителя и уходили ночевать в горы. Все они стелили на землю одно одеяло и накрывались остальными. К утру они умирали от холода. Но однажды переночевать в горах вызвался один храбрец. Он постелил на землю тридцать девять одеял, а укрылся последним. Всю ночь ему было тепло, потому что он был хорошо защищен от холода, поднимающегося от земли. Утром храбрец женился на красавице и получил за нее богатое приданое.

Ранним утром в селе холод всегда борется с жарой. Жара побеждает, когда петухи давно прокричали, а женщины уже возвращаются с родника. Мне нравится запах сельского утра, звуки проснувшихся дворов. Пахнет костром, горячими лепешками и чистой водой из реки. За воротами журчит канава. Она течет от одного конца села до другого — мимо каждого дома. Из нее пьют воду гуси и куры, в ней моют посуду. Грязь с тарелок бежит от первого дома до последнего.

Больше всего я люблю те утра, когда бабушка уходит в сад печь хлеб. Она садится на землю возле глиняной печки под навесом, кладет на колени большой деревянный круг и раскатывает на нем тесто. Круг из теста у нее получается как солнце, когда оно всходит и заходит.

Говорят, моя прабабушка — бабушкина мама — могла за одну минуту раскатать сразу два круга на хинкал. Она клала один кусок теста на другой, посыпав между ними муку, и раскатывала. Оба круга получались очень ровными. Сейчас так уже никто не может, даже бабушка.

Круг, раскатанный на хинкал, должен быть ровным и тонким, без складок. Потом тесто нарезают мелкими квадратиками и бросают в кипящий бульон. Когда в дом приходят сваты, они первым делом просят невесту приготовить хинкал, и женщины со стороны жениха следят за тем, какой у нее получится круг.

Раскатав круг на хлеб, бабушка обмазывает его топленым маслом и много раз протыкает куриными перьями, связанными в пучок. Потом кладет круг на железный лист, а лист — на круглую печку, которую дедушка сделал из глины. В печке горит хворост, и лист нагревается. Бабушка раскатывает еще один круг и переворачивает лепешку. Пахнет хлебом. Как я люблю этот запах, вперемешку с костром и утром! Вперемешку со всеми звуками, которые приходят с гор. Если кто-то крикнет за горой или замычит скотина, горы изменят этот звук, но все равно донесут его до села.

Наш сад, как и сады остальных сельчан, заканчивается высоким обрывом, за которым глубоко внизу течет речка. В ней много скользких камней, она неглубокая, но очень быстрая. И днем, и ночью мы слышим, как она бежит. Мы давно привыкли к этому звуку и перестали его замечать. Когда бабушка отрывает мне горячий кусок первой лепешки, кажется, что вместе с ним я глотаю и воду из речки, и все звуки села. Горячие лепешки очень вкусные. Я не мажу на хлеб масло и не окунаю его в пахтанье. Если он горячий, то лучше не портить его ничем.

Я сижу рядом с бабушкой на земле, воздух еще прохладный, но лучи солнца уже нагревают спину. Гора готовых лепешек, которые бабушка складывала одну на другую, выросла до ее колен, тогда мы почистили деревянный круг и скалку, вымыли таз и ушли в дом. Бабушка несла лепешки, завернутые в полотенца.

Потом она слила в большой глиняный кувшин с двумя ручками по бокам молоко, которое коровы дали утром. Молоко нельзя было оставлять до вечера, оно бы скисло. Бабушка заткнула горлышко кувшина пробкой, и мы качали его из стороны в сторону, сидя, поджав ноги, на циновках напротив друг друга. Бабушка наклоняла кувшин ко мне, а я — к ней: туда-сюда, туда-сюда. Я не любила сбивать масло — скучно только сидеть и качать кувшин. Через три часа, когда моя рука уже занемела, бабушка вытащила пробку и собрала с поверхности сбитого молока желтое масло. Получился комок размером с голову ягненка. Бабушка разлила пахтанье по тарелкам, и мы позавтракали, окуная в него куски лепешки. Бабушка от старости потеряла много зубов, ей было уже больше сорока лет. Замуж она вышла в четырнадцать. Когда мне было шесть, моей маме уже исполнилось двадцать пять, и бабушка говорила, что такую старую женщину никто не возьмет замуж во второй раз.

Дата добавления: 2015-03-31