Тематика вибіркових форм індивідуальних завдань 1 страница

II

I

Вопросы датировки и исторических условий возникновения новозаветной литературы

Некоторые вопросы возникновения христианства

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Стоимость полной версии книги 49,90р. (на 02.04.2014).

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картойами или другим удобным Вам способом.

[1]За несколько дней до смерти И. Кормильцев принял ислам.

[2]Верный и Благоразумный Раб (ВиБР) – группа людей, руководящая организацией «Свидетели Иеговы».

[3]Имеется в виду Мун Сон Мён – основатель и руководитель секты под названием «Церковь Объединения».

Посвящается памяти академика Р.Ю. Виппер

Расшатывание официального христианского канона о происхождении христианства началось с критики противоречий и нелепостей в тексте нового завета; это направление достигло расцвета еще в XVIII веке. Но собственно научная критика этого официального канона развилась в XIX и XX веках и представлена тремя основными направлениями. Историческое направление, идущее от т.н. Тюбингенской школы, направило свои усилия на выявление исторических реалий за евангельскими рассказами о жизни и деятельности Иисуса Христа и его учеников. Сравнительно мифологическое направление обратилось к выявлению синкретизма христианского вероучения и культа, впитавшего в себя гораздо более древние, чем христианство, имеющие преимущественно восточное происхождение, но широко распространенные в Римской империи мифы и культы, в особенности культы умирающих и воскресающих божеств (культ Осириса), Митраизм и др. Третье направление может быть названо филологическим или текстологическим; оно выросло из исторического направления, но отвертывается от задачи связать содержание новозаветной истории с определенными историческими событиями и датами, а сосредотачивается на задаче как можно точнее датировать, абсолютно и относительно, возникновение и последовательность новозаветных текстов.

Все три указанных направления возникли вне марксистско-ленинской мысли, в немалой мере были связаны с богословием, но объектив (1/2) но все три дали и большие или меньшие научные плоды, которые могут быть использованы в наших исследованиях и в нашей научно-атеистической пропаганде[1].

Следует согласиться с Я.А. Ленцманом в том, что наибольших успехов к настоящему времени добилось то направление, которое я назвал выше филологическим или текстологическим. Ряд его бесспорных выводов не только принят, но и развит далее крупными советскими исследователями — А.Б. Рановичем, Р.Ю. Виппером, С.И. Ковалевым, А.Я. Ленцманом. А именно, конкретное изучение памятников раннехристианской литературы, как и нехристианских источников, точно показало, что канонические Евангелия были составлены около середины II века н.э. в результате довольно сложных переделок и согласований. Соответственно только в это время сложилась в окончательном виде и евангельская история об определенном лице, Иисусе Назарянине, как о мессии (Христе), о его деяниях, современниках, преемниках. Вокруг этого уже незыблемого ядра научно-текстологического исследования еще происходит среди советских авторов борьба мнений касательно датировки некоторых других текстов, входящих в новозаветный канон. С одной стороны, мы видим мнение Р.Ю. Виппера, которого называют «гиперкритиком» за то, что он появление всех раннехристианских текстов относит ко второму веку н.э., отказываясь признать существование собственно христианства в первом веке. С другой стороны, мы видим более распространенную концепцию, согласно которой кое-что из текстов, вошедших в канон, а именно «откровение Иоанна» (Апокалипсис), может быть и некоторые послания апостола Павла, все же датируются первым веком, хотя и более поздними годами, чем их датирует христианская церковная традиция. В этих текстах, при (2/3) знаваемых наиболее ранними, почти отсутствуют упоминания о евангельском Иисусе. Такое расположение во времени новозаветных текстов диктуется для советских историков не столько соображениями абсолютной их датировки, сколько общей концепцией формирования христианства: эволюция шла не от исторически существовавшего человека Иисуса к его обожествлению, а от мифологического божества к евангельскому богочеловеку Иисусу; эволюция шла от бунтарской религии угнетенных низов римской империи, отраженной «Откровением Иоанна», к религии терпения и сотрудничества с властями, отраженной посланиями Павла и, в еще большей мере дальнейшими новозаветными сочинениями.

Однако эти общие соображения не должны мешать сделать попытку довести до конца работу текстологического направления. Ведь марксизм не боится фактов, а, в конце концов, всегда выигрывает от их уточнения. Во всяком случае, мне не представляется катастрофой, если окажется, что все новозаветные сочинения отражают не разные хронологические этапы формирования христианства, а разные одновременно существовавшие сектантские религиозные течения, между которыми был достигнут компромисс, т.е. что все новозаветные сочинения датируются приблизительно одним и тем же временем. Если написание Евангелий приурочено строго научными методами примерно к сороковым – пятидесятым годам второго века[2], то это служит косвенным аргументом для соответствующей датировки и других новозаветных текстов, поскольку ничто прямо не говорит против. И в самом деле, перечитывая снова и снова все споры о свидетельствах нехристианских авторов — Иосифа Флавия, Тацита, Светония — в пользу существования христианства еще в первом веке н.э., Плиния младшего и Траяна — в начале второго, я не нахожу ни одного аргумента у защитников их подлинности, который не был бы уже непоправимо поколеблен. Ни одно из сочинений христианской неканонической литературы — сочинения Юс (3/4) тина, «Дидахе», «пастырь» Гермы — не датируются временем раньше середины II века. Древнейшие находки рукописных фрагментов новозаветных текстов датируются тоже примерно тридцатыми — шестидесятыми годами II века[3]. Древнейшее христианское погребение в Риме датируется монетой времени императора Антонина Пия (136 – 161 г.)[4]. Одним словом, возникновение христианской литературы и христианской церкви оказывается вполне конкретным историческим явлением, относящимся ко вполне определенному историческому времени, хотя и вовсе не к тому, к которому относит его сам Новый завет и сама христианская церковь.

Остановлюсь, прежде всего, на одном затруднении, которое не дает советским исследователям происхождения христианства довести до этого логического завершения датировку возникновения христианской литературы. Этим затруднением является принятая Энгельсом датировка «Откровения Иоанна». Авторитет Энгельса требует, конечно, удесятеренной осторожности при попытке передатировки. Однако, ведь речь идет об отходе не от какой-либо мысли Энгельса, а от датировки документа, датировки, правда, очень остроумной, но, кстати, вовсе и не принадлежащей самому Энгельсу: Энгельс ссылается на то, что немец Фердинанд Бенари в 1836 г. разгадал апокалиптическое «число зверя» 666 как зашифровку слов «император Нерон» и тем нашел возможность разгадать, что весь пассаж в «Откровении Иоанна», говорящий о «семи царях», написан в кон (4/5) це 68 или в начале 69 гг. н.э.

А именно, в «Откровении Иоанна» говорится о женщине-Вавилоне, великой блуднице; это — великий город, господствующий над всеми царями земли. Женщина-Вавилон сидит на звере с семью головами и десятью рогами. Семь голов суть семь гор, а так же «и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и, когда придет, не долго ему быть. И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет на погибель» (Откр. XVII, 10 – 11.). По справедливой мысли Бенари, Ренана, Энгельса, зверь здесь означает римское мировое владычество, представляемое последовательно семью императорами. Считая Августа первым по порядку, — воспроизводит Энгельс рассуждения Бенари, — вторым мы будем иметь Тиберия, третьим — Калигулу, четвертым — Клавдия, пятым — Нерона, шестым — Гальбу. «Пять пали, один существует». То есть Нерон уже пал, а Гальба существует. Седьмой, «когда придет, не долго ему быть», — это пророчество явно отредактировано задним числом и имеет в виду императора Отона, правившего три месяца (15 января – 15 апреля 69 г.). Но кто же восьмой, «который был и которого нет, и из числа семи, и пойдет на погибель»? Число шестьсот шестьдесят шесть помогает совершенно однозначно ответить на этот вопрос: это — первый лже-Нерон, который, кстати, был убит еще при Отоне. Энгельс, вслед за своими предшественниками совершенно справедливо полагает, что, таким образом, приведенное место из «Откровения Иоанна» было написано как раз около того времени, когда появился этот лже-Нерон[5]. Это же было время самого разгара первого иудейского восстания против Рима (66 – 73гг.), что вполне логично будет связать с отмеченным Энгельсом революционным, бунтарским характером ряда мест «Откровения», где выступает, по его словам, естественное, свободное от (5/6) всякого ханжества ощущение того, что идет бой и что «на войне, как на войне», где проповедуется неприкрытая, здоровая, честная месть врагам[6].

Все эти наблюдения совершенно неоспоримы. Однако Энгельс не обратил внимания на некоторые противоречия, допущенные Бенари. Они относятся не к методике датировки, не к характеристике содержания «Откровения», но все же настоятельно требуют передатировки.

Прежде всего, по мотивам, указанным, кстати сказать, и самим Энгельсом, незакономерно распространить на все «Откровение Иоанна» датировку, предложенную Ф. Бенари для одного пассажа из этого произведения. Вот что сам Энгельс справедливо говорит на другой странице: «Апокалиптические видения, которые затем раскрывает перед нами автор («Откровения Иоанна» — Б.П.), сплошь и большей частью буквально заимствованы из более ранних образцов… Критика детальнейшим образом установила, откуда заимствовал наш Иоанн каждую картину, каждое грозное предзнаменование, каждое бедствие, ниспосланное неверующему человечеству, — словом, весь материал своей книги»[7]. Ни кто иной как Фердинанд Бенари и показал, что «Откровение Иоанна» представляет собой сплошную компиляцию из разнообразных более ранних пророчеств, имевшихся в руках составителя. Раз так, почему мы должны считать, что тот единственный отрывок, который удалось точно датировать 68 – 69 гг., является в «Откровении» самым поздним и датирует время составления этой компиляции?

Сам приведенный текст показывает, что составитель «Откровения» знал кое-что больше, чем автор данного пророчества, и редактировал это пророчество. Пророчество гласило, что из императоров «пять пали, один есть», то есть оно относилось ко времени императора Гальбы, и считало, по-видимому, лже-Нерона отвечавшим мистическому числу семь, а составителю «Откровения» при (6/7) ходится задним числом добавить и предсказание об Отоне, который «еще не пришел, и, когда придет, не долго ему быть». Добавлено так же и предсказание о гибели лже-Нерона, оказавшегося в окончательной редакции не седьмым, а восьмым по счету. Уже эти детали свидетельствуют, что «Откровение» составлялось позже данного текста. Энгельс в цитированной статье «К истории раннего христианства» пишет: «Все апокалипсисы считают себя в праве обманывать своих читателей. Они… пророчествуют по существу лишь о таких событиях, которые давно уже произошли и прекрасно известны действительному составителю»[8]. Очевидно, и, в данном случае, пророчества, относящиеся ко времени первого лже-Нерона и первого иудейского восстания, не датируют все «Откровение», а представляют собою заимствование, сделанное составителем из более раннего образца и отредактированное им в соответствии с произошедшими событиями.

Составитель «Откровения» включил это пророчество времен первой Иудейской войны потому, что оно вполне соответствовало духу всего произведения. Составитель, по всей вероятности, считал, что именно со времен первой Иудейской войны и начался решительный бой народа Израиля против «великой блудницы» — Рима, что бой этот, в сущности, не прекращался до его дней. Пророчествуя о великой решительной борьбе иудеев против Рима, составитель «Откровения Иоанна», как и все авторы апокалипсисов, по-видимому, лишь изображал из себя предсказателя, а на деле был скорее историком в том смысле, что говорил о событиях в известной мере постфактум. Современник великого второго иудейского восстания («восстания Бар-Кохбы» 132 – 135 гг.) вполне мог бы воспринимать оба восстания как два звена одной цепи.

И, в самом деле, в тех же пассажах «Откровения» мы видим продолжение пророчества, без всяких причин отброшенное Ф. Бенари, хотя оно-то и дает возможность правильно датировать время составления (7/8) «Откровения Иоанна». А именно: у «зверя» не только семь голов, составитель принужден был для приведения текста в соответствие с историей сочинить, что у зверя еще и десять рогов, и как семь голов суть семь царей, так и десять рогов суть десять следующих царей. Как на семи головах было семь диадем (Откр. XII, 3), так и на десяти рогах зверя «было десять диадем» — символов императорской власти (Откр. XIII, 1). Согласовывая свое продолжение с тем текстом, который современен императору Гальбе, составитель «Откровения» продолжает в форме якобы предсказания на будущее: «И десять рогов, которые ты видел, суть десять царей, которые еще не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час. Они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю. Они будут вести брань с Агнцем, и Агнец победит их» (Откр. XVII, 12 – 14). Попробуем применить к этим десяти царям тот же прием исторической идентификации, который был применен Ф. Бенари к первым семи, вернее, к первым восьми из семнадцати. В самом деле, ведь первый из интересующих нас десяти царей уже идентифицирован в качестве «восьмого» после первых семи: это первый лже-Нерон. Отсюда следует, что и второй лже-Нерон, современник императора Веспасиана, должен фигурировать в списке. Следовательно, получается список «десяти царей»: 1 — лже-Нерон, 2 — Вителий, 3 и 4 — Веспасиан и лже-Нерон, 5 — Тит, 6 — Домициан, 7 — Нерва, 8 — Траян, 9 — Адриан, 10 — Антонин Пий.

О следующем императоре, который был бы одиннадцатым по счету (вернее, восемнадцатым), автор уже не «пророчествует», то есть не знает, будет ли он. Автор «пророчествует» в своем счете царей только о том, что твердо знает. Следовательно, «Откровение Иоанна» было составлено в правление императора Антонина Пия (136 – 161 гг.).

Этот вывод, конечно, не исключает того, что и в дальнейшем в текст «Откровения» вносились частные изменения и дополнения вплоть до (8/9) времени установления канонического текста в IV веке. Не исключает наш вывод, как было показано, и наличия в «Откровении» обильных более ранних текстов. Однако, мы можем теперь с большей долей уверенности утверждать, что в основном текст «Откровения» оформился некоторое время спустя после восстания иудейского народа под главенством Бар-Кохбы против Рима в 132 – 135 гг.

Таким образом, в «Откровении Иоанна» может быть вскрыто пять главных хронологических пластов.

1. Первый пласт составляют древнеиудейские пророчества, относящиеся к различным хронологическим моментам истории иудейского народа до восстания 66 – 73 гг. Это — заимствования из книг Иезекииля, Даниила, Еноха и других. Использованы двоякие идейные традиции. С одной стороны, традиция возлагать надежды на вмешательство бога (Яхве), на появление посланного им спасителя всякий раз, как для народа Израиля наступали на земле тяжелые времена и утрата независимости. С другой стороны — реминисценции героической народной борьбы против угнетателей, особенно — антиселевкидовского восстания II в. до н.э. под руководством Маккавеев.

2. Второй пласт составляют тексты времен антиримского иудейского восстания 66 – 73 гг. н.э. В глазах составителя это — уже начало возвещенного пророками последнего боя, растянувшегося во времени вплоть до его дней и еще не завершившегося. Поскольку великая битва с Вавилоном-Римом началась при императоре Нероне, все следующие императоры в глазах составителя «Откровения» остаются как бы перевоплощениями того же Нерона, разными «головами» и «рогами» одного и того же «зверя», имя которого — император Нерон. Все императоры — «нероны», как и все протекшее время — единая битва против многоголового и многорогого зве (9/10) ря — Нерона. При этом составитель дважды повторяет, что зверь уже был смертельно ранен, но его «смертельная рана исцелела» (Откр. XIII, 3, 12; ср. 14). Комментаторы полагают, что здесь отражен распространенный после смерти императора Нерона слух, будто он не был убит, а только ранен и затем выздоровел. Однако текст не подтверждает такого узко биографического толкования: если в одном случае говорится, что смертельно была ранена одна из семи голов зверя, то в другом говорится, что смертельно ранен был «первый зверь», в третий раз говориться о «звере, который имеет рану от меча, но жив» (Откр. XIII, 14). Да и почему было бы составителю настаивать на том, что рана была смертельной, если речь шла лично о Нероне? Более важно, что пророчество имеет в виду не лично Нерона, а смертельную рану, нанесенную Римской империи иудейским восстанием 66 – 68 гг. Лишь на время рана зверя зажила, и поэтому надо разить его снова. Такое толкование в известной мере отвечает исторической действительности, ибо Римское рабовладельческое государство, в самом деле, пережило во второй половине 60-х годов 1 века н.э. глубокое социально-политическое сотрясение, эпицентр которого находился в Палестине[9].

Можно допустить предположение, что первый прототип «Откровения Иоанна» был составлен в период террора и гонений, воцарившихся в Иудее после того, как восстание в начале 70-х годов было подавлено Римскими войсками. Именно в такие периоды расцветали упования на пришествие мессии, Христа (т.е. помазанника). Ириней, писавший в последней четверти II века, датировал «Откровение Иоанна» «концом царствования» Домициана (Ириней, V, 30, 3), следовательно, временем около 95 г. Однако это мог быть только далекий прототип, который пошел в полную пе (10/11) реработку в условиях нового революционно-освободительного штурма — восстания Бар-Кохбы.

3. Третий пласт как раз составляют тексты и намеки, относящиеся, как можно предполагать, ко времени восстания Бар-Кохбы 132 – 135 гг.

Автор «Откровения» имел известное основание слить в единую историческую драму оба этих восстания. В известном смысле между ними и не было перерыва. В огромной массе эмигрировавшее из Палестины после катастрофы 70-го года иудейское население, рассеявшись по разным провинциям Римской империи, продолжало в диаспоре дышать волнениями пережитого первого акта драмы. Одни ждали ее продолжения на небе, а на земле искали примирения с Римом, с окружающими властями, понятиями, населением. Других пожирал пламень приготовлений к реваншу. В 115 – 117 гг. восстания евреев вспыхнули во многих областях Римской империи, включая так же и Палестину. «Иудейские восстания 115 – 117 гг. были прямым продолжением Иудейской войны 66 – 73 гг.; парфянская кампания Траяна послужила лишь толчком для них», — справедливо пишет Г. М. Лившиц[10]. Неудача лишь еще более разожгла жар и увеличила настойчивость приготовлений к концентрации сил. Взрыв в Иудее 132 г. был в свою очередь прямым продолжением иудейских восстаний 115 – 117 гг. Сначала он увенчался огромным успехом. Из всех Римских провинций, а так же с территории Парфии, стекались к Бар-Кохбе вооруженные повстанцы. Примкнули к нему и многие союзники из неиудейского населения Палестины. Иудея вернула свою независимость. Это был вызов всему Римскому государственному порядку. Император Адриан бросил против Бар-Кохбы громадные по тем временам военные силы во главе с лучшим полководцем империи Юлием Севером многочисленные легионы и когорты пехоты, конницу, флот. Когда после огромных потерь была к 135 году одержана победа, сенат (11/12) в ознаменование ее вторично наделил Адриана титулом «императора», а Юлия Севера удостоил триумфа[11]. Восстание Бар-Кохбы представляло собой выступление в полном смысле общеримского масштаба. По словам Диона Кассия, число примкнувших к этому выступлению было так велико, что, казалось, «почти вся Римская империя пришла в движение»[12]. Он называет эту войну для империи опасной и длительной[13]. Моммзен писал о восстании Бар-Кохбы, что по ожесточенности и продолжительности «с ним не может сравниться ни одно восстание во всей истории Римской империи»[14].

Во время трех с половиной лет правления Бар-Кохбы в Иудее была проделана, разумеется, огромная идеологическая и литературная работа. От нее почти не осталось прямых следов. Однако можно предположить, что прототип «Откровения Иоанна» в эти годы получил новую редакцию, звучавшую в унисон с другими пророчествами и воззваниями. Такие пассажи в «Откровении», как «я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя» (Откр. XXII, 16), звучат даже как отрывки из воззваний самого Бар-Кохбы: именно он именовался «потомком Давидовым», «сыном звезды». Бар-Кохба был провозглашен и провозгласил себя «мессией», т.е. помазанником божьим, царем Израильским, и божеством, а, следовательно, весьма возможно, что к нему применяли и название «Агнца», которое было одним из символических обозначений для мессии и которое обильно рассеяно на страницах «Откровения». Как цельный фрагмент времен войны Бар-Кохбы звучит славословие 144 тысячам воинов-девственников, «которые следуют за Агнцем, куда бы он ни пошел» (Откр. XIV, 1 – 5). Революционный и одновременно чисто иудейско-религиозный энтузиазм, связанный с грезами о возрождении Иерусалима, может быть, как раз и является неизгладимым отпечатком, (12/13) наложенным на «Откровение» атмосферой великого народного восстания 132 – 135 гг. В таком случае особенно конкретное звучание приобретают слова Энгельса: «Христианство, как и всякое другое крупное революционное движение, было создано массами»[15].

4. Но этот предполагаемый текст, каким он мог выйти из горнила восстания Бар-Кохбы, еще не был «христианством» — даже тем своеобразным включением в христианский канон, каким «Откровение» осталось навсегда в недоуменных глазах ортодоксов. Сначала оно должно было стать документом, заостренным против Бар-Кохбы. Четвертый текстологический пласт, который мы, по-видимому, можем в нем обнаружить, это как раз отречение от Бар-Кохбы, которое и дает более или менее окончательное оформление всему произведению.

В самом деле, в главе 13 мы находим пассаж, который навряд ли можно истолковать иначе, как изображение Бар-Кохбы в качестве одного из воплощений «зверя». В этой главе, живописующей «зверя», без прямой связи с предыдущими, вставлены слова: «И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца» (Откр., XIII, 5). Исследователи, пытавшиеся истолковать мистический смысл цифры 42, не заметили, что тут не мистика, а точная хронология: восстание Бар-Кохбы продолжалось ровно 42 месяца — три с половиной года, как свидетельствуют все источники[16]. Случайное совпадение тут полностью исключается. К тому же епископ Лугдунский Ириней около 180 г., комментируя это пророчество Иоанна в духе примирения с Римом, еще более прозрачно намекал на Бар-Кохбу. «Антихрист или зверь — это не Римский император (ни Нерон, ни Домициан, ни кто-либо еще), это будет (13/14) тиран, еврей — вероотступник, который будет править в Иерусалиме три года и шесть месяцев и будет врагом, как христианства, так и язычества, так как он воцариться как единственный бог»[17].

В гл. 11 мы видим другое упоминание того же срока в 42 месяца. А именно: «И дана мне трость, подобная жезлу, и сказано: встань и измерь храм божий и жертвенник, и поклоняющихся в нем. А внешний двор храма исключи, и не измеряй его; ибо он дан язычникам: они будут попирать святой город сорок два месяца. И дам двум свидетелям моим, и они, облеченные во вретище, будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней (т.е. 42 месяца — Б.П.)» (Откр., XI, 1 – 3). Речь идет о трех частях Иерусалимского храма: жертвеннике, храме и внешнем дворе; последний, как видим, считается оскверненным язычниками, которые попирали его сорок два месяца. Еще одна живая черта из истории восстания Бар-Кохбы! Последний, как известно из источников опирался не только на иудеев, но и на не иудеев, «язычников», например, на самаритян, принявших участие в восстании и своим участием придавших ему дополнительную силу; очевидно, эти союзники допускались во внешний двор Иерусалимского храма, чем и осквернили его в глазах ревнителей иудейского правоверия. Последние олицетворены здесь в образе двух пророков, подвергшихся преследованию со стороны «зверя, вышедшего из бездны» (XI, 7). Наконец, «жена, облеченная в солнце», олицетворение божественного начала принуждена была скрываться в пустыне от сатаны (дракона) те же «тысячу двести шестьдесят дней» (XII, 6), т.е. 42 месяца — срок правления «зверя» и присутствия язычников в святом городе — Иерусалиме.

(14/15)

Ряд других мест в XIII главе «Откровения, по-видимому, тоже имеют в виду Бар-Кохбу. Например, то место, где говориться о вышедшем из земли звере, по внешности похожем на агнца, а говорящем как дракон и использующем власть и способность творить чудеса лишь для того, чтобы в конце концов предать всю землю и живущих на ней власти того, «первого» зверя, «который имеет рану от меча и жив» (Откр., XIII, 11 – 14). Интересно сопоставить утверждение другого источника о том, что Бар-Кохба проделывал различные чудеса и фокусы, в том числе изрыгал изо рта горящую паклю, дабы казаться огнедышащим (Иероним, Против Руфина, III, 31), со следующими словами «Откровения»: «И творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле…» (Откр.,XIII, 13 – 14). Возможно, следующие злорадные слова из этой главы имеют в виду конец Бар-Кохбы: «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечем убивает, тому самому надлежит быть убиту мечем» (XIII, 10). В другой главе пророчествуется о том, как в заключительной битве с небесным воинством будут схвачены зверь «и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним», и брошены в огненное озеро (XIX, 20), — очевидно, имеется в виду тот же чудотворец — Бар-Кохба.

Как же объяснить все эти проклятья в адрес Бар-Кохбы? Можно представить себе, что их шлет после подавления восстания тот же Иоанн (может быть «апостол Иоанн»), который в той или иной мере был идеологическим деятелем и прорицателем в разгар восстания. Я уже упоминал о пассаже из «Откровения», где рассказывается о том, что в течение сорока двух месячного правления зверя в Иерусалиме там будут пророчествовать «два свидетеля моих» — «две маслины и два светильника, стоящие перед богом земли». Тут же следуют угро (15/16) зы страшными карами, которые постигнут тех, кто вздумал бы их обидеть. Им приписывается власть творить чудеса, например превращать воду в кровь, насылать болезни, останавливать дождь в дни, когда они пророчествуют (Откр. XI, 3 – 6). По некоторым намекам откровения можно судить, что Бар-Кохба вел борьбу со «святыми» и осилил их (XIII, 7, 10). В цитированном месте о двух пророках также предсказывается, что «зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их». Далее следует история, еще не привлекшая достаточного внимания историков возникновения христианства: трупы этих убитых чудотворцев остались в Иерусалиме непогребенными три с половиной дня, и многие видевшие радовались их гибели, а через три с половиной дня они воскресли («и великий страх напал на тех, которые смотрели на них») и по призыву бога вознеслись на небо на облаке («и смотрели на них враги их») и в тот же час произошло великое землетрясение (кто не погиб «объяты были страхом и воздали славу богу небесному») (Откр. XI, 7 – 13).

Из талмудических источников о восстании Бар-Кохбы мы узнаем, что он собственноручно убил некоего раби Элеазара из Модина[18]. Кто знает, может быть это и был один из двух вождей партии «Святых», второй из которых, Иоанн, не «воскрес», а спасся? Отсюда, может быть, и произошла вскоре возникшая легенда, будто Бар-Кохба преследовал «христиан». Во всяком случае, талмудические источники свидетельствуют, что между Бар-Кохбой и какими-то пророчески-жреческими кругами имелись острые разногласия и борьба, что, между прочим, и трагический финал восстания связан (16/17) с расколом и предательством[19]. Пока сила была на стороне восстания, противоречия оставались под спудом, к концу они обнажились, а после неудачи противники обвинили Бар-Кохбу в преднамеренном ведении всего дела к победе «зверя» и даже в том, что он и сам-то «зверь». Иоанн не оказался в числе десяти «мучеников» — сподвижников Бар-Кохбы, замученных римлянами, согласно легенде. Иоанн оказался вместе с множеством других иммигрантов малой Азии, где, как мы знаем, в правление императора Антонина Пия (136 – 161), очевидно уже в первые годы, и появилось завершенное «Откровение». Отрекаясь от Бар-Кохбы и проклиная его, Иоанн тем самым, даже со своими революционными пророчествами, оказался приемлемым для римских властей. Во всяком случае, «Откровению» был придан внешне лояльный характер по отношению к римской империи.

Дата добавления: 2015-03-29