Часть вторая

Глава 1

Андрей Николаевич Рябко много лет считал, что его жизнь вошла прямую и прочную колею, где день за днем и год за годом идут ровно, предсказуемо. Хотел ли он этого?..

Он задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа.

Хорошему ученику, обладателю серебряной школьной медали, ему было в общем‑то все равно, куда идти учиться, лишь бы поступить. Непопадание в ВУЗ семнадцатилетний Андрей Рябко расценил бы как трагедию. Как катастрофу. Поэтому он выбрал химический факультет университета, куда конкурс был невелик, и легко поступил туда.

К концу первого курса он понял, что ошибся, к концу второго – что учиться дальше невмоготу. Не то, чтобы он возненавидел химию – вовсе нет, он даже стал испытывать некоторый интерес к этой науке, узнав ее поглубже. Но дело в том, что за эти два года Андрей открыл для себя философию, и она затмила все прочее.

Самая суть бытия, огромные вопросы, над которыми человечество бьется столетиями и не может найти ответа!.. Мир философии предстал перед ним, как бескрайний простор под ясным небом, освещенный добрым солнцем, мир, открытый тому, кто хочет идти по нему в поисках истины, а она где‑то за горизонтом, за тридевять земель… и вольный воздух этих земель, и ожидание открытий… книги, люди, вдохновенная мысль! Конечно, по сравнению с этим всякая наука покажется пресной, и химия в том числе.

Студент Рябко начал процесс перевода с химфака на философский. Первой реакцией начальства на желание студента было понятно что: сморщившись, замахать руками, застонать: «Ступай, Рябко, ступай! И так дел невпроворот, а тут еще ты со своими глупостями… Ступай подобру‑поздорову!»

Но Рябко был упорен. Он не отстал и заставил с собой считаться. Выяснилось, что все возможно, просто факультету неохота терять хорошего студента, да и возиться с документами, с экзаменами… Андрей все это одолел, добился права сдавать эти экзамены – и сдал. И третий курс встретил студентом философского факультета.

Он торжествовал. Думал, что открыл прямой путь в этот бескрайний мир, озаренный вечным светом мысли, и уж конечно, достигнет в этом мире блистающих вершин…

Но судьба распорядилась иначе – проще и суровее.

Андрей принялся усердно учиться, стал одним из лучших, и по окончании университета ему предложили аспирантуру. Он поступил, столь же старательно учился и там, и вроде бы так оно и надо по жизни, если бы…

Если бы не перевернулась в эти годы жизнь.

С распадом СССР и философские знания и сама философия стали никому на фиг не нужны. Аспирантская стипендия – да, она была, но превратилась в копейки, на которые не прожить и неделю. Все молодые ученые вынуждены были подрабатывать как могли, взялся за это и Андрей, устроился в торгово‑посредническую фирму агентом по продажам. Работал. Впаривал клиентам всякий вздор. Сразу же ощутил, как колесо жизни пошло вязко, с натугой, свет и простор философских истин потускнели и съежились… а самое странное и даже обидное – как коммерческий агент Андрей стал влегкую зарабатывать десять своих стипендий, стал позволять себе дорогие покупки, и не потому, что надо было, а просто так: увидел, захотелось – и купил… Это было не плохо, но душу все‑таки саднило: ну как же так, какая‑то чушь в этом мире ценится больше, чем соль человеческой мудрости?! Ужасная, противная несправедливость.

А тут еще случилось нечто неожиданное. Андрей влюбился.

Это было как гром с ясного неба. Вне всяких планов и действий, помимо размышлений философа Рябко о цели жизни, высшем предназначении человека, смысле истории и т. п. Он впервые понял, что такое потерять голову, а вскоре понял это во второй раз, и куда сильнее – когда увидел, что избранница ответила ему взаимностью.

Он ходил, ошалевший от счастья. Денег хватало, и он принялся усердно заваливать свою принцессу (ее звали Марина) разными подарками. Принцесса принимала все это очень благосклонно и в ответ дарила влюбленному ночи, полные нежности и страсти.

Ясно, что дело прикатило к свадьбе. Стали жить‑поживать, добра наживать… только вот наживание это недолго длилось. Семейная жизнь оказалась совершенно непохожа на романтику свободных отношений – с ресторанами, танцами в полутьме, близким дыханием и знойными ночами. Андрей считал совершенно естественным, что он, защитив диссертацию, бросит свою дурацкую фирму и отдастся любимому делу. И он был несказанно и неприятно удивлен, когда выяснил, что его любимая мыслит совсем по‑другому.

Ей, собственно, было все равно, чем занимается ее муж – кандидат он наук, доктор, мусорщик, министр или мужчина по вызову для педерастов. Главное – чтобы он приносил в дом как можно больше денег. Поэтому, когда Андрей после защиты радостно сообщил супруге, что его берут на должность старшего преподавателя в один из городских вузов, она его радость не разделила. Тайны мироздания и загадки человеческой души не волновали ее совсем, и она полагала, что агентом по продажам можно запросто работать и с ученой степенью.

Что верно, то верно, оклад старшего преподавателя оказался сущими грошами по сравнению с доходами агента. Дома началось черт‑то что, Марина день и ночь пилила мужа – что он дурак, и все такое. На утверждения о том, что он кандидат наук и, следовательно, дураком быть не может в принципе, она презрительно отвечала, что бывают дураки и доктора наук и профессора и академики.

В такой обстановке ни о какой плодотворной научной работе не могло быть и речи. Андрей не находил себе места, уговаривал и так и эдак, просил подождать год‑другой, обещал заняться репетиторством… но жена и слышать не хотела.

Дальше – хуже. Начались какие‑то отлучки, поздние возвращения, запахи вина. Андрей долго не замечал этого, вернее, старался не замечать. Но уж чего он не заметить не мог – что Марина душевно отдаляется, становится чужой. Да и физически тоже: близости меж супругами не стало, на робкие попытки Андрея жена отговаривалась либо «такими днями», либо нездоровьем, иной раз и просто отмахивалась с брезгливой миной. А муж, философ хренов, не мог найти подхода, мучился, не знал, какие подобрать слова… а время шло. Шло, шло и ушло.

Однажды, вернувшись домой, Андрей увидел, что жены нет, нет ее вещей, а на столе – записка. Марина не почтила мужа очным объяснением, все изложила письменно. История банальная: я полюбила другого и ухожу от тебя. Прощай. Бракоразводные вопросы решим позже.

Сказать, что Андрей был потрясен – ничего не сказать. Он был морально убит. Какие‑то дни выпали из памяти наглухо, оставшись как одно серое пятно. От горя он плохо соображал, и как назло, это было начало учебного года, он вел кучу занятий, лекций, семинаров… и как он их провел, одному Богу известно. Потом Андрей диву давался, вспоминая эти дни, и не мог представить, как он все пережил.

А ведь потом был еще и развод. Еще одно тяжкое испытание – видеть чужую, холодную, уже не принадлежащую ему Марину и ее нового мужа. Тот, правда, в зал суда не входил, маячил на улице, и Андрей совершенно не заметил, какой он из себя. Да и незачем.

Он стоял рядом с Мариной, слышал ее сухие ответы на вопросы судьи, сам говорил что‑то… и с ужасом думал, что женщина рядом с ним – чужая, все что было, ушло навсегда. Он как бы онемел, еле выдавливал слова, а душа его билась и кричала: нет! Нет! Этого не может быть!..

Только все эти крики остались не услышанными миром. Выйдя из суда, Марина бросила: «Пока», – и сразу к своему кренделю. Сели в машину – и только их и видели. Андрей остался один.

И вновь несколько дней он не помнил себя. Тупо болело сердце, словно наступили на него. От нечего делать Андрей потащился в поликлинику, и когда пошел, стало полегче, стал смотреть по сторонам, увидел: осень, прохладное солнце, листья, листья, листья… желтые листья везде. Андрей даже слабо улыбнулся этому – он и забыл, что на белом свете существует осень.

Запомним это.

Когда врач стал смотреть кардиограмму Рябко, он как‑то нехорошо изменился в лице – Андрей это заметил, хотя доктор успел спохватиться и бодро затарахтеть что‑то насчет того, что стоит бы пообследоваться, провериться… для чего следует ненадолго лечь в стационар.

Андрей равнодушно согласился. Сроду он не лежал ни в каких больницах, не знал, что это такое. Подумал лишь, что будет тоскливо… но это было ему все равно. Приехал в кардиоцентр, разместился в палате. Началось лечение. Он совершенно ничего не делал, только лежал, ел, принимал процедуры… вновь лежал, дремал и засыпал. К своему удивлению, Андрей обнаружил, что вот так ничего не делать – оказывается, очень здорово. Он дремал – и боль, теснившая душу, потихоньку разжимала клещи. Он уже начинал думать, что так и будет жить с этой болью всю жизнь… правда, такая жизнь долгой быть не может. Ну и ладно.

Но странный, не самый благостный покой больницы подействовал исцеляюще. Пережитое стало уходить куда‑то вдаль, и к самой выписке Андрей почувствовал, что оно осталось за чертой времени, как любое прошлое. Было – и прошло. И надо жить дальше.

И Андрей стал жить дальше. Ушел с головой в работу. Со временем он набирался опыта и как преподаватель и как философ. Его ценили. И как профессионал он нашел свою тему: раскрытие возможностей человека.

Его философская мысль пришла к выводу, что человеческие сущности, населяющие нашу планету – это, собственно, личинки истинного Человека, коего на Земле еще нет и коему лишь предстоит появиться путем развертывания скрытых доселе потенциалов. Тема знатная!

Андрей Николаевич начал прилежно над ней работать, изучать литературу, сам писал статьи и печатал их, но эффект от этих статей был чуть менее, чем нулевой, ибо те, кто читает научные журналы и сборники, наверняка воспринимали подобные идеи сумасбродством, а те, кто мог бы заинтересоваться, этих сборников в глаза не видели… ну, а если по правде, горько усмехался Рябко, вряд ли кто‑либо вообще читал его статьи.

Так текли годы. Кандидат философских наук Рябко читал лекции, писал статьи, искал источники к своей работе. Чем дальше, тем больше он убеждался в правоте своей генеральной идеи, он видел, что мысль витает в воздухе, задевает многих: что человек есть нечто значительно большее, чем он представляет в облике Homosapiens. Настоящий Человек, образ и подобие Божие, туго свернут в модернизированной, слегка выпрямленной обезьяне – но он есть, этот Человек! Есть и ждет своего часа.

Андрей Рябко хорошо понимал это. Но не хуже понимал и другое: нет никаких доказательств его правоты. Ни малейших. Строго говоря, у него нет вообще ничего, кроме собственной убежденности и чувства, что на Земле еще очень немного людей, которые смутно подозревают примерно то же самое, что он.

И это перевешивало отсутствие доказательств.

Да только ничего в жизни Андрея Рябко не менялось. Ну, почти ничего. Он стал доцентом. Все так же печатал статьи, не вызывавшие ни единого отклика, читал лекции, порядком ему поднадоевшие, завязывал отношения с женщинами, никогда не доводя дело до загса… Годы шли и шли.

Как преподаватель, Андрей жил в двух временных координатах: календарном и учебном годах, стало быть, новый год отмечал дважды: 1 января и 1 сентября. И осень привык воспринимать как начало: ясные, со слабеющим теплом дни сентября напоминали ему о текучем времени… было грустно, но хорошо так, светло грустно.

И вот, когда пришел один такой сентябрь, сильно повзрослевший Андрей Рябко – он заметил, что на улицах его перестали окликать «молодым человеком», а стали «мужчиной» – загрустил побольше, помассивнее прежнего. Ну вот, думал он – время идет, а толку что‑то не видно… Потекли рабочие будни, а потом, в начале октября образовалось недельное окно: занятий не было, и Андрей вдруг оказался свободен.

Он решил просто побродить по городу. Забрел в старый парк, любимое место многих поколений горожан. Ни о чем особо не думал, просто шел, наслаждался покоем, тишиной, и не заметил, как оказался в дальнем, самом глухом углу парка, где и тропки‑то терялись в траве и кустах.

Андрей огляделся, немного удивился: ну и занесло! Вокруг был настоящий лес: мрачноватые ели, редкие березы между ними. Зачем‑то он пошел к одной из них, подошел, приложил ладонь к стволу…

И ощутил, как некий ток побежал из живой сердцевины дерева в руку. Это поразило Андрея, он приложил другую ладонь, ощутил то же самое. Точно сама планета Земля через этот лес и эту вот березу восполняла в Андрее Рябко то, что он так муторно и бесплодно искал многие годы! Он и в самом деле почувствовал не только прилив сил, но и что‑то еще – что он пока объяснить и понять не мог. Он воспринял себя как сосуд, в который влилась энергия внешнего мира – влилась порционно: раз – и остановилась на каком‑то уровне. Наполнился сосуд!

Обрадованный, изумленный, Андрей заспешил домой и ему чудилось, что у него крылья растут – толкнись сильнее ногой и взлетишь… Он стал иначе смотреть на прохожих, люди казались другими, странно смотрели, кто‑то подозрительно сворачивал в сторону – никогда раньше Андрей такого не замечал. Удивлялся, конечно, хмыкал про себя. Зашел даже в магазин, приобрел четвертинку хорошего коньяку, посвятил ей одинокий вечер. Лег спать уже далеко за полночь и сразу уснул – как в яму. И снов не видел никаких.

Проснулся поздно, часов в десять. Занятий нет, день свободен. Позавтракав, Андрей решил прогуляться: сперва просто так, а потом навестить знакомую березку – встречу с ней он теперь ждал как встречу с лучшим другом.

Но все вышло иначе.

Андрей не спеша вышел на крыльцо, вдохнул поглубже. Ночью прошел дождь, воздух был резковато‑терпкий, с запахом холодной земли, палых листьев, сырой древесной коры…

– Благодать, – негромко произнес Рябко.

И тут в блеклой серости ненастно‑облачного дня боковой взгляд поймал странное ярко‑красное пятно. Андрей живо повернул голову – метрах в ста от него быстро шагала стройная женщина в черной шляпке, черном пальто, черных сапогах – а не шее небрежно намотан, небрежно брошен через плечо пронзительно‑алый шарф, яркий до неприличия, до вызывающей вульгарности. И Рябко сам не понял, отчего он вздрогнул, сбежал с крыльца и пустился вдогон.

Секунды спустя он спохватился. «Зачем это?..» – обалдело спросил он и не нашел ответа. А сам все спешил, почти бежал за незнакомкой.

Та шагала необычайно быстро, хотя на вид и не скажешь. Андрей поймал себя на том, что ему ужасно хочется обогнать и заглянуть ей в лицо. И он уже не спрашивал себя: зачем?.. Не надо никаких вопросов.

Он пустился рысцой и начал нагонять женщину. Стремительно мелькнула пара дворов. Андрею стало совершенно ясно, что путь черно‑красной дамы – к автобусной остановке на одной из самых крупных городских магистралей. До нее оставалось метров двести.

Андрей все‑таки настигал цель. Погоня захватила философа, сердце его сильно билось. Расстояние сокращалось. Тридцать метров. Двадцать. Десять… Улица! Женщина вышла из подворотни на остановку. Ну, вот оно!..

Внезапно к незнакомке подскочил мальчишка – уличный приставайка, каких сотни – со всякими листовками, карточками и буклетами. Он сунул девушке какой‑то цветастый фантик, та взяла, небрежно кивнула.

Тут и Андрей достиг остановки. Юнец с яркими бумажками напал на него:

– Посетите новый центр шопинга и развлечений! Любой товар на любой вкус! Кафе и рестораны русской, восточной, европейской кухни! Кинозалы, боулинг, бильярд, показ модных новинок этого сезона!..

Пацан протараторил это так, что у Андрея голова пошла кругом, он машинально взял листок, взглянул туда… конечно, ни черта не понял. Стоял, тупо смотрел, а когда дошло, что теряет время, вздрогнул, вскинул взгляд…

И не увидел никого.

То есть, увидел‑то увидел, целую толпу суматошного народа, но девушки‑виденья с алым шарфом не было.

Рябко не поверил своим глазам. Он отвлекся на пять секунд, не больше. За это время она никуда не могла исчезнуть…

Но исчезла.

Рябко опять сделал то, чего от себя не ждал. Он бросился вокруг павильона остановки, обежал его весь – и конечно, впустую. Андрей и сам понимал, что это глупо, наваждение какое‑то. Он присел на скамейку.

В руке держал забытую бумажку, даже не отдавая себе отчета в том, что он ее держит. Затем вспомнил, стал рассматривать.

Это была реклама нового торгового центра, Андрей слышал о нем, но никогда там не был. Так побывать, что ли, раз само в руки идет?..

И тут он замер. Шальная мысль поразила его. Само идет! А вдруг… вдруг так оно и есть?! Все это знаки, звенья одной цепи – они и сделали все так, что в руках у него оказалась эта бумажка, которая и сама знак. Подсказка: надо ехать в этот центр.

Мысль вошла в Андрея легко и просто. Он ощутил прилив сил, очень похожий на тот, что был вчера в парке. Знаки! Очень верно. Все, еду!

И поехал.

Торговый центр был одним из многих, расплодившихся по городу в последнее время. Андрея они не интересовали, все шопинги‑боулинги были для него пустым звуком. И теперь он с некоторым даже удивлением рассматривал роскошные, сияющие искусственными огнями дорогие бутики. Ну вот, прибыл. Что дальше?.. Подсказок пока не было.

Но он не сомневался, что будут.

Легкий голод стал пощипывать желудок, Андрей строго сказал себе: «Потом…» Сначала выяснить все, пройти по цепочке до финиша, а уж там можно и перекусить.

Подсказок, однако, все не было.

Рябко усмехнулся. Эй, тайна, покажись! Где ты? Хотя бы краешком… Здесь он вспомнил, как в детстве играли в «казаков‑разбойников»: убегающая команда чертит мелом стрелки, а догоняющая по ним угадывает, где искать.

Андрей повернул вправо – и сразу же увидел стрелку.

Ярко‑желтая стрелка на стене, с буквами, стилизованными под арабскую каллиграфию. «Звезда Шедар» – бистро, обещавшее неповторимые изыски восточной кухни.

Ну вот! Андрей чуть не рассмеялся. Сразу две подсказки: чувство голода, а когда не догадался сразу, указатель ткнул так, что не ошибешься… Андрей бодро зашагал в «Звезду».

И по мере того, как шел, это бодрость стала превращаться в нечто, самому еще не ясное. Тревога? Беспокойство?.. Что‑то вроде. Но не только.

Он шел и сознавал, что чувствует людей. Идущих рядом с ним, идущих навстречу – куда острее и точнее, чем раньше. Это было необъяснимо и внелогично, но было. Андрей шел и совершенно ясно знал, что вон та юная девушка влюблена, он нее шли прямо‑таки волны счастья. А вон та мрачноватая дамочка запуталась в отношениях с мужем и еще двумя мужчинами и теперь проклинает тот день и час, когда по дурости и легкомыслию ввязалась в это и не знает, как выпутаться…

Других людей Рябко тоже чувствовал, но там ничего особенного: скучные мысли, мелкие заботы… Желтые стрелки аккуратно указывали в «Шедар», и чем ближе, тем сильнее нарастало волнение, точно шел Андрей не в забегаловку, а на конспиративную встречу, как в шпионском триллере. Вот показалось и бистро – людное, суетливое, множество папаш‑мамаш с мелкими детишками. Когда Андрей перешагнул порог, сердце билось так, будто сейчас должно случиться что‑то необычайное… нет, не что‑то! Кто‑то.

Кто‑то здесь есть такой, от кого сердце готово выпрыгнуть из груди. Вот в чем дело. Кто‑то.

Кто он?..

Андрей поймал себя на том, что норовит съежиться, стать незаметным. Боясь обернуться, он прошел к стойкам раздачи, набрал, не очень всматриваясь, всякой снеди. И все время чувствовал спиной опасную, враждебную силу. Взгляд?.. Нет, это не был взгляд. От кого‑то из присутствующих исходил тяжкий душевный сумрак. У него, этого «кого‑то» в душе была такая тьма, что лучше туда не заглядывать. Незачем нормальному человеку видеть такое.

Но кто же он, черт возьми?!

Рябко с усилием заставил себя отойти от стойки, повернулся с подносом в зал, ища свободный столик. Увидел, подошел, сел.

Волны опасности исходили из угла слева, и похоже, никто, кроме Андрея Рябко, их не ощущал. Андрей как можно непринужденнее занялся едой, глотнул соку, огляделся как бы невзначай. Слева от него расположилась бабушка с двумя малышами, подальше нежно мурлыкали о своем парень с девушкой, а еще дальше…

А еще дальше неторопливо поедал люля‑кебаб с рисом неприметный, щупловатый мужчина в легком сером свитере. Рядом с тарелкой лежал мобильный телефон, время от времени этот мужчина поглядывал в табло, один раз взял и что‑то быстро набрал в ответ, после чего вновь взялся за еду.

Вот от него, от этого типа, и исходил пугающий сумрак, чего не замечал никто, даже он сам. Никто, кроме Андрея Рябко.

Который еще глотнул соку и с абсолютно спокойной отчетливостью понял: от этого человека тянет смертью.

И тогда Андрей перестал бояться. Он сказал себе: я должен проследить за ним.

А тот все ел, поглядывал в телефон, внимательно читал что‑то там. Явно чего‑то ждал. Не спешил и Андрей. Он не знал, что значит этот зов смерти, идущий от незнакомца, не знал, что будет дальше… но знал, что теперь не отпустит этого субъекта. Ни за что. Пойдет за ним – и будь что будет.

К этой минуте чутье Рябко обострилось настолько, что он предугадал, когда наблюдаемый встанет и выйдет. Андрей сам аккуратно доел, выпил сок, встал и вышел, краем глаза видя, как тот в очередной раз взглянул в табло, после чего встал, надел бежевую куртку, сунул телефон в карман.

Рябко неторопливо пошел вдоль витрин, разглядывая гламурные вещи. Вскоре бежевая куртка обогнала его – и вновь внутренний голос не подвел, вкрадчиво шепнув, что наблюдаемый идет к выходу. Андрей отпустил того метров на десять‑двенадцать и побрел следом, втихомолку приглядываясь.

Тот и ростом оказался невысок – тщедушный мужичонка, каких тысячи. Пройдешь мимо и не взглянешь. Так почему же именно на него вывела незримая цепь? Почему от него, ни от кого другого так веет загробной жутью?!..

На вопросы Андрей ответить не сумел, а что касается неприметности, то очень легко возникла мысль, поразившая простотой. Почему неприметный? Да потому что хочет быть неприметным! И умеет это делать. Обучен. Вот он идет, и ни один встречный на него не глянет. Кроме…

Никто бы не взглянул, все бы сошло, не окажись на белом свете философа Рябко с его внезапно обретенным даром соединять случайности в закономерности. Они соединились – невидимое стало видимым, человек, желающий быть незаметным, стал замечен и не знает этого…

Андрей разволновался от своих мыслей и утратил бдительность. Задумался, зашагал быстро, а когда спохватился, было поздно.

В тщедушной фигурке что‑то изменилось. Возникло напряжение, какого раньше не было.

Заметил!

От этой мысли кинуло сперва в жар, потом в холод. Андрей сразу приотстал от объекта, хотя, похоже – поздняк метаться. Мужик если не распознал, то заподозрил нечто.

Его повадка неуловимо изменилась. Кто не знал – тот бы не заметил ничего. Но Андрей‑то знал, он сразу разгадал иное в этой фигуре: в осанке, походке, в движеньях рук… Тот сунул руки в карманы и приостановился у зеркальной витрины – явно осмотреться. Ну точно! Так и есть.

Рябко ощутил, что предательски потек пот – по спине, под ремень. Пересохло в горле. Держись! Только держись! Не выдай себя ни взглядом ни жестом. Не прибавь шагу! И не убавь. Спокойно, Андрюха. Только спокойно!..

Никакой самый опытный психолог не сказал бы, что Андрей напрягся. Ни душевные бури, ни телесный жар не отразились на его лице. С беззаботным видом праздно гуляющего человека он прошел мимо носителя бежевой куртки, что‑то внимательно разглядывающего в витрине. Мелькнула мысль: свернуть, пройти к выходу окольным путем. Но еще быстрей мелькнуло: нет! Столкнемся на выходе, сразу догадается. Лучше так.

И он пошел прямо. Не обернулся. Боже упаси! Но чуял – спиной, кожей чуял! – как тот украдкой смотрит вслед. Андрей уже знал, как себя вести. Так же непринужденно он дошел до эскалатора, стал на него, поехал вниз. Заставил себя зевнуть равнодушно, похлопав ладонью по губам.

Конечно, риск есть, думал он. Можно и потерять объект. Но судя по всему, тот тип жестко сжат во времени. Все смотрел на часы, все ждал чего‑то… Пойдет, никуда не денется. Но будет предельно подозрителен. Будет искать подвох. Значит…

Значит, Андрей Николаевич, тебе предстоит сыграть самую главную в твоей жизни роль. И права на ошибку у тебя нет.

Он стал тверд и уверен в себе. Все сделаю!

Сойдя с эскалатора, он даже не стал глазеть по сторонам, тем более задерживаться. А у самого выхода свернул вправо, к газетному киоску, где стояла небольшая очередь.

Это было тоже рискованно. Но фарт есть фарт – сегодня он решил Андрею улыбнуться. Какая‑то тетка долго листала журналы по женскому рукоделью, задерживая очередь. Это мне на руку, это мне на руку… – твердил про себя Андрей, не озираясь, но чуя, как преследуемый спускается по эскалатору. Это на руку… – очередь добралась до него, он купил газету, отошел, развернул, хмыкнул деловито.

Этот прошел в двух шагах – и на улицу.

Андрей свернул газету, вышел за неизвестным и сразу сбежал с крыльца вправо, видя, что тот стал спускаться прямо. Андрея озарило вмиг: там, справа, еще один корпус, с зеркальными стеклами – оттуда видно, а туда нет. В два счета он достиг второго корпуса, проник внутрь и уж тогда с жадным нетерпением обернулся.

Взгляд мигом выхватил цель. Люди столпились у светофора, горел красный. По улице неслись машины. Мужчина в бежевой куртке зачем‑то отступил в сторону, стоял один, отдельно от всех…

Ах, вот зачем!

Тот осторожно огляделся – как бы невзначай, но в самом деле, конечно, оценил обстановку. Взгляд задержался на зеркальных стеклах… Андрею ужасно захотелось съежиться в комочек.

А тот так и уставился, словно взгляд хотел пронзить стекло. Андрей все‑таки сжался.

И тут же обозлился на себя, выпрямился. Какого черта?.. – хотел сказать он, но не успел.

Люди у светофора вдруг метнулись врассыпную, женский взвизг полоснул воздух. Это было дико! – потому что такого просто не могло быть. Но было.

Кто‑то споткнулся, сшибся с другим, на асфальт упала сумка. Андрей обомлел: что это?! – но через миг все понял.

На тротуар вынесло неуправляемое авто – темно‑синюю «Волгу». Ее швырнуло вправо, она ударилась колесом о бордюр, взлетела – Андрей ясно увидел, как передние колеса оторвались от земли.

Он застыл в ужасе. И время почти застыло. Очень медленно машина плыла в воздухе. Наблюдаемый смотрел прямо на Андрея. Андрей смотрел прямо на него – глаза в глаза.

В последний миг Андрею почудилось, что стекло исчезло и они увидели друг друга. Что‑то мелькнуло в глазах мужчины. И это – все.

Время включилось. Темная туша «Волги» метнулась вправо, снесла человеческую фигуру и врезалась в столб.

Глава 2

Андрей разволновался от воспоминаний. Чай плеснулся на стол.

– Ах ты… Извините, – Рябко поставил чашку.

– Ерунда, – Максим вытер лужицу тряпкой. – Так… какова же мораль вашей истории?

– Мораль?! – Диму прорвало. – Да какая тут мораль! У того мужика судьба такая – умереть в тот день, так?

– Очевидно, да, – философ Рябко умел быть сдержанным в словах.

– А у вас, Андрей Николаич, значит, проснулся дар предчувствовать чью‑то смерть? Да?.. Ну, с тех пор вы, конечно, научились управлять этим даром и зов смерти находите безошибочно по сумме примет. Так?

– Похоже, – бледно улыбнулся Рябко.

– Вот‑вот. И если уж вас привело к нам… Правда, вчера мы вроде как перехитрили смерть, но это было вчера. А завтра – я в широком смысле – что нас ждет завтра?! Вы это увидели?

Андрей Николаевич чуть помедлил.

– Отчасти да. Но это не главное. Я к вам не с этим.

Максим ощутил, как от сердца малость отлегло. Парни переглянулись. Дима криво усмехнулся:

– То есть, ваш рассказ…

– Был предисловием. Введением в проблему.

– Ага. Ну, считаем, что введены. Что дальше?

– Слушайте.

Тогда, конечно, Андрей испытал шок. Да и все, кто там был: нелепая мгновенная смерть на глазах десятков людей – только что стоял человек, а теперь валяется исковерканный труп – это было дико, немыслимо, и собственно, хотелось посильнее встряхнуть головой и проснуться…

На такой мысли поймал себя Андрей.

Кому‑то стало дурно. Кто‑то кинулся к разбитой машине, кто‑то стал названивать в милицию, в скорую. Был ли в этом смысл – Бог весть, в каком состоянии оказался водитель «Волги», пассажиры, если они были там?.. Андрей вообще худо помнил это все. В некоем легком трансе он вышел из здания, вокруг царила полуистерика, никто не обратил внимания на человека, покинувшего место происшествия. Вернувшись домой, Андрей повалился на диван, так и пролежал до вечера. И аппетита не было. Все думал.

И пришел к выводу: да, с ним, Андреем Рябко, произошло необычайное. В результате прямого контакта с биосферой он обрел способность улавливать в окружающем именно те признаки, что ведут к какому‑либо важному событию. А что это за событие?..

Он не сразу решился выговорить: «смерть». Но тут уж пугайся‑не пугайся, от сути дела не уйдешь. Этому типу судьба назначила сегодня умереть. За что, почему?.. Этого уж не узнаешь, но так есть, и хоть ты тресни. И эта самая судьба просигналила мне, и я сумел поймать эти сигналы и выйти точно туда, где все и случилось. В то время и в то место.

Дата добавления: 2015-03-29