Концепция глубинного общения Г.С. Батищева

БАТИЩЕВ Генрих Степанович (21 мая 1932, Казань31 октября 1990, Москва) — российский философ. Закончил философский факультет МГУ (1956). Работал старшим научным сотрудником Института философии РАН, где защитил докторскую диссертацию “Диалектический характер творческого отношения человека к миру” (1989). В философских исканиях обращался к марксизму, гегельянству, различным концепциям современного Запада и Востока. Свое философское развитие он определял как переход от субстанциализма к антисубстанциализму, а после преодоления последнего—к теории межсубъектности общения и творчества. Именно последняя позволила ему раскрыть диалектику творческого отношения человека к миру как отношения “над-деятельностного”, ценностного, дать критику философского субстанциализма, деятельностного подхода и разного рода активистских концепций (как натуралистских, так и субъективистских). С этих позиций субъект-объектные отношения истолковываются им в качестве компонента межсубъектных, выявляются разные типы социальных связей (органические, атомистические, гармонически-полифонические), иерархия уровней отношения человека к миру и структура личностного мира субъекта. В поздних работах Батищева отношение человека к диалектике универсума и проблематика глубинного общения получают религиозную интерпретацию (с позиций православия). Философско-антропологическая концепция была для Батищева основанием для разработки проблем этики и философии образования. В последние годы жизни большое внимание уделял исследованию философско-аксиологических аспектов культуры, вопросов надцивилизационного статуса культуротворчества, регулятивных образований в культуре, “другодоминантности” в явном и виртуальном общении. Существен вклад Батищева в стратегию воспитания через реализацию принципов нового педагогического мышления, заложенных в обновленной школе. Воспитание в такой школе предполагает осуществление драматизации всей истории культуры, всех ее альтернатив, что позволит через свободу выбора привести обучаемого “к полифонически-сопричастному единению с каждым другим”.

Считая, что само слово общение существенно дискредитировано тем атомистически-редукционистским содержанием, которое в него на протяжении многих лет вкладывала именно деятельностно ориентированная психология и философия марксистской направленности – целиком подводимый под один из аспектов одного из уровней деятельности процесс текстовых, жестовых и эмоциональных сообщений, циркуляция (прием и передача) информации, контакты-соприкосновения – Г.С. Батищев обозначает истинное глубинное общение термином «онто-коммуникация». В онто-коммуникации автор выделяет два основных процесса, организующих не просто со-прикосновение, но со-бытие общающихся, моделирование ими некого общего мира:

а) унаследование и извлечение субъектами из виртуального состояния все большей и большей бытийственной предобщности между собою и актуальное воссоздание, претворение ее в бытие;

б) со-творение и установление заново этой же самой общности между ними же в тех ее моментах, в которых она только и возможна как заново, свободно-креативно, «предначинательно» выбираемая каждым и как вводимая, а тем самым достраивающая собою виртуальную пред-общность.

Это – единство противоположностей пред-общности и вновь-общности, осуществляемое как незавершимое становление. Г.С. Батищев отмечает, что «онто-коммуникация неподводима ни под какую категорию, даже под максимально емкую, предельно обогащенную смыслом, многомерно понятую: деяние. Общение есть нечто гораздо большее, нежели любое деяние, ибо глубинность общения означает значимое участие в нем поистине громадных запороговых, не поддающихся распредмечиванию содержаний» (Батищев 1995).

В повседневном речевом общении функции структур пред-общности выполняют некоторые типизированные схемы, образцы, паттерны различной когнитивной природы, активизируемые в сознании представителей определенного национально-лингвокультурного сообщества словом и имеющие по большей части интерсубъектный характер благодаря сопричастности большинства членов социума определенному кругу культурных, социальных и речевых практик, позволяющих данной общности людей идентифицировать себя как таковую, отделить от других. Пожалуй, один из аспектов данного явления во французской культурологической традиции определяется термином mots? charge culturelle partag?e — слова, фонетическая оболочка которых выполняет функции некой повозки, нагруженной доверху узелками, сундуками, чемоданами – ассоциациями, дополнительными смыслами, образами, содержимое которых известно большинству членов социума и составляет часть когнитивной базы данного лингвокультурного сообщества (Гудков 2003: 90).

Если подобная актуализация структур пред-общности по каким-либо причинам не происходит (таких структур нет или они малозначительны в силу принадлежности коммуникантов различным национально-лингвокультурным сообществам или по причине недостаточного уровня овладения родной культурой (культурой в широком смысле) либо отсутствия стратегии использования данных структур в коммуникативном арсенале говорящего) складывается коммуникативная ситуация, глубоко проанализированная в психологическом и философском аспектах Г.С. Батищевым: «Сообщение делается без расчета, без надежды на полноту понимания, а если это ненадеяние переходит в отчаяние и потом даже в привычку ко взаимонепониманию, то человек коммуницирует именно лишь ради того, чтобы отделиться от ответственной со-причастности, загородить, заслонить, загромоздить пустыми знаками удобную поверхность своей жизни и чтобы сквозь эту поверхность уже невозможно было бы пробиться, чтобы стала уже невозможна встреча в правде бытия-поступка. Психо-коммуникативные навыки превращаются в искусство замаскировывать и отсутствие реальной общности, и, что еще гораздо хуже, – устало-злое нежелание ее искать, к ней стремиться, становиться достойным ее. Никому себя не адресуя, человек отсутствует также и внутри самого себя» (Батищев 1995: 127).

В данном философском контексте дискурс в целом может быть определен как речежизненный поступок, в котором я-здесь-сейчас действую в слове, при этом сама семантика слова поступок предполагает действие для другого (а не «направленное на другого»). Следует подчеркнуть, что особую значимость речь как поступок приобретает именно в таком модусе бытия, как повседневность, поскольку именно здесь слово лишено буфера социальной условности, ритуализованности, смягчающего удар, силу речевого воздействия в других бытийных модусах. Именно в повседневном общении слово переживается, а дискурс ощущается как действие (я с ним поговорила – он придет или я с ним поговорила, он все понял и больше так не будет), которое может нанести совершенно реальную душевную рану (в этой связи вспоминается материал одного из докладов на конференции «Диалог-2008» (Маркасова 2008), взятый из корпуса текстов «живой речи» «Один речевой день» (Богданова, Бродт и др. 2008), где на протяжении 20 минут обычного телефонного разговора матери с дочерью-школьницей последняя 7 раз принималась плакать), оказать помощь и поддержку, – сравните типичные жанры повседневного общения: разговор по душам, утешение, «поплакаться в жилетку».

Все вышесказанное позволяет определить речевое общение как со-бытие двух и более людей в процессе моделирования, создания ими общего мира на основе пред-общности речежизненного опыта. Следует также констатировать, что в речевом общении в модусе повседневности особенно остро проявляются такие характеристики, как опора на некие типизированные формы обобщения опыта; воссоздание уже имеющихся форм, а не создание новых; максимальная реализация адаптивной стратегии в общении, выражающаяся в гипертрофированной ориентирующей функции общения.

Сот.: Противоречие как категория диалектической логики. М., 1963; Введение в диалектику творчества. СПб., 1997.

Лит.: Некролог. Ступени самообретения. М., 1992; Лекторский В. А. Генрих Степанович Батищев и его “Введение в диалектику творчества”.—В кн.: Батищев Г. С. Введение в диалектику творчества. СПб., 1997.

Дата добавления: 2015-04-24