О войне, о старом и о земле

III

Эх вы, вьюшки, вьюшки, вьюшки,

Не осталось ни полушки,

До последнего числа

Все война та унесла.

Страшусь я, что дома увижу. Изнищила нас война дочиста, от дела отбила, силы поубавила. За одно войне спасибо: до самого краю довела, дальше‑то и некуда было. Вот и пересигнули.

Наш брат, рядовой, всегда хорошо знал, что простому та война, кроме худого, ни к чему. Земли у нас помещичьей донекуда. Так неужто нам еще у иностранцев землю отнимать?..

Бывало, взвесишь рукой винтовочку, а под сердце и засосет думка: эх, кабы да этой штучкой да на свою нужду у помещичка хлебца поотбить.

* * *

Чего мы до сей‑то поры терпели? – ты вот что скажи. Кабы повернули мы всей‑то отарой да с ружьищами по домам. Никаким бы нас галифам не удержать было.

Смотришь на земляка, бывало: кто его знает, за кого он себя обдумывает – за господску забавку прирожденную али за работника, от века изобиженного. Кабы знатье, давно бы на иное повернули.

Прежде был я дурак,

Помыкал мною всяк,

Как свободу достал,

До чего я умный стал.

Как на войну брали, дед один говорил: «Подгонит, уторопит война новые времена. Всю землю костями укроет, на тех костях новое житье устроит. Лишит нас война деток, хлеба да приведет новое житье с неба».

Ну небо да небо. Конечно, Бог, ан руку‑то приложил не Бог, а человек убог.

Как военное отступление у нас в Галиции вышло, все мы знали: быть большой буче. И знали мы, что продали народ министры, да ни как там по‑особому, а за деньги продали. И знали мы хорошо, к чему идет наше военное житье. Собирались охотно и учились, и себя готовили.

Горевать‑то, бывало, горюют, а руки все при поясе, как бы не разуздились. В свободную минуту способы придумывали, как себе на белом свете место необидное высмотреть.

Не вынес, ударил. Сейчас его под суд. И все его хороши молодые годка в 24 часа призакончили. А обидчик и по сие время провожает жизнь. Так считалось, что солдатское личико вроде как бы бубен: чем звончей бьешь, тем сердцу веселей.

У нас теперь страх в ногах, как что – верстами сигаем. А прежде, как ничего от житья хорошего не ждалось, бывало, пнями под бомбами‑то растем. Больно храбры были.

Сперва мала, потом больше – грознее запылала. И порешили: спалит летучая звезда землю. По всему небу хвостище раскинула, вот с версту ей еще – и у нас. А наутро вечер пришел, сникла звезда, испугалась чего, что ли, в свои края повернула, скоро и след простыл.

Война эти все темности словно лаком покрыла. Всё для всех видать стало, никакими орденами не причепуриться. Всякий чирий на свету – на виду.

Стоит человек, к стене припал и плачет. Я к нему подойти опасаюсь, еще уязвишь его словом по горькому местечку.

Горе разве свое покажешь, округ чужие, я один деревенский. Разве поймут? Теперь война побратала.

Так, сказывают, от начала положено. Сперва, как лес, стоит народ – и кучно, и дружно. Землею кормится. А отсосал землю – началось и к другому движение. Тут война, тут революция и всякие времена.

На военном огне в единый нас брусище спаяли да этот брусок себе же на голову.

Указано прежде было, что для человека плохо, а что хорошо и для всех одно. А теперь так вышло, что для одного хорошо, другому худо, вот и мечемся. Прежде попокойнее жилось.

Обжитая дедовская изба была, всего в ней много – и сеней, и клетей, и горница не одна. И до того обжита была – стены, так и те разговаривали. Всюду и дух и шум слышен был.

Возьми ты осочину, при полном месяце зубом ее перекуси, солью ее пересыпь, зашей в тряпицу и носи при себе. Самое против зубов средство.

Ночью встал из гроба, монашка страхом убил, в свой гроб уложил да всю ночь над ним и читал, чтобы не рехнуться со страху. Дома наша смерть куда страшнее, чем на войне.

Бывало, дитя народится. Сперва‑то, коли изба полна, будто и рад. А потом только его и видишь, когда бьешь.

Дата добавления: 2015-03-29