Устойчивое состояние переходной власти заметно влияет на прочность государства, но еще не делает государство стабильным, а переход законченным. 1 страница

Длительное, непрерывное развитие переходного государства в рамках избранного стратегического курса коренных преобразований без эксцессов возврата к прежней парадигме развития, т.е. без периодов попятного движения, вызванных государственными переворотами либо легитимными формами передачи власти от реформаторских сил к консервативным.

Юридически закрепляемый в результате конституирования механизм государства обладает чертами временного устройства на протяжении всего переходного периода. Период двоевластия, характерный для первоначального этапа переходности, здесь напоминает о себе продолжающейся практикой подмены функций органов государственной власти политическими и общественными структурами.

На этапе конституирования нового строя осуществляется юридическое оформление ясной, развернутой стратегии перехода и переходной формы государства в нормативно-правовых актах государства (прежде всего Конституции).

Формирование новых, преимущественно временных (и чрезвычайных, в случае немирного прихода к власти) органов переходной власти и др.

Особо подчеркнем, перечисленные задачи начального этапа преобразований решаются в условиях перехода в несколько месяцев, тогда как в "мирных" условиях на все это потребовался бы не один год.

Второй этап представляет собойконституирование нового строя на основе достигнутого относительного гражданского согласия в обществе. Водоразделом между первым и вторым этапами перехода выступает некая критическая точка перехода, сопровождающаяся попыткой государственного переворота, внутренним вооруженным конфликтом либо обвалом национальной экономики. В момент указанного кульминационного обострения переходных процессов никто не может заранее гарантировать определенный их исход.

Термин "конституирование" (constitution) ввел А. Пшеворский[123] для обозначения одного из этапов демократизации, но его вполне можно использовать и при характеристике любого другого варианта перехода.

На этапе конституирования новой модели государства происходит отказ от большинства временных органов, которые заменяются хотя еще переходными, но уже конституционными институтами. В это время принимается постоянная, либо временная конституция страны, проводятся более или менее свободные выборы в новые органы власти. Именно в рамках этого второго этапа преобразований впервые предпринимаются методичные попытки легитимации нарождающихся отношений.

Конституирование – это процесс, посредством которого институты переходной власти упрочиваются, приобретают значение и относительную устойчивость. Но, даже будучи устойчивыми, переходные формы государственной власти еще не являются укоренившимися, а неоднородность, неэффективность и незавершенность продолжают оставаться характерными чертами для системы государственной власти в целом. Отметим, что на этом этапе переходной власти удается конституироваться в систему с разветвленной структурой в центре и на местах на всей территории страны. И хоть деятельность данной системы еще не упорядочена, структура и компетенция каждого из органов государства уже подвергаются юридическому закреплению.

Очень важно разрешать проблемы строительства нового строя на этапе конституирования, не консервируя их на отдаленное будущее, так как их развитие может рано или поздно привести к попятному движению переходного процесса.

Реальное конституирование нового строя предполагает одно необходимое предварительное условие – достижение в переходном обществе относительного гражданского согласия. О достижении национального единства на данном этапе перехода говорить не приходится, т.к. такое единство возможно лишь в условиях стабильного функционирования новой модели государства. Достижение гражданского согласия относительно распределения власти, ценностей нового официального курса становится возможным именно после кульминационной критической точки перехода, когда произошедший эксцесс массового насилия оказывает отрезвляющее воздействие на противостоящие стороны общесоциального конфликта. Поиск консенсуса оказывается куда более предпочтительным, нежели наделение государственных органов чрезвычайными дополнительными полномочиями. Сплоченность общества в рамках относительного согласия включает признание всеми участниками политического процесса новых правил игры, солидарность с предлагаемой официальной стратегией перехода, добровольное принятие сторонами конфликта новых норм поведения и согласия институциализировать свои основные интересы в рамках новой государственно-правовой системы.

Консенсус в условиях переходности имеет важное значение, ибо позволяет вовлекать в процесс общегосударственных решений самые широкие социальные слои, что само по себе свидетельствует о реальности демократических устремлений переходной власти. Поиск и принятие взаимоприемлемых решений наделяет членов переходного общества, переживающего глубочайший раскол, общей идентичностью, интегрирует людей в рамках институтов новой модели власти.

Достижение пусть относительного гражданского согласия в переходное время служит доказательством эффективности принципа примирения и открывает перспективу решения существующих проблем ненасильственным путем. Навязывание обществу даже из самых лучших побуждений ценностей нового строя неизбежно вызывает эффект сопротивления (грандиозные реформы Петра I в России имели большое прогрессивное значение, но на большинство современников производили впечатление хаоса). Для перехода к демократии гражданское согласие, даже ограниченное и несовершенное, необходимо, т.к. государственные решения, не основанные на согласии народа, реализуемые через насильственные структуры и процедуры, будут способствовать укреплению авторитарной, а не демократической тенденции перехода. Способность переходной государственной власти к поиску компромисса свидетельствует об устойчивости демократического варианта преобразований.

В результате достигнутого компромисса распад прежней системы начинает приобретать синхронный характер, т.к. сопротивление этому процессу существенно уменьшается. Распад прежнего строя на первоначальном этапе коренных преобразований, если и был стремительнее, то подобной синхронностью не обладал, а носил избирательный, "точечный" характер.

В. Дзодзиев отмечал, что "в кризисные периоды (пожалуй, за исключением гражданских войн) у общества существует большая база для согласия, общей воли (например, заинтересованность подавляющего большинства населения в победе над врагом или же в восстановлении производства в нормальных условиях)"[124]. Значит, конфликт может выступать и в качестве созидательного фактора переходного развития. Важно лишь предотвратить обвальный распад системы как один из вариантов исхода конфликта.

Широкий консенсус в условиях глубокого раскола переходного общества невозможен. Речь идет лишь о возможной активной поддержке акций переходной власти половиной населения, либо его простым большинством и об отсутствии открытых актов неповиновения со стороны относительно нейтральных слоев населения.

В юридическом смысле консенсус представляет собой не единогласие, а отсутствие прямых возражений. Первоначально консенсус возможен в отношении направления кардинальных преобразований, а не относительно институтов. Что касается общественного согласия по вопросам тактики перехода, то на его достижение вряд ли следует рассчитывать в течение всего периода переходных преобразований ввиду многопрограммности и многовариантности развития.

В литературе отмечались отрицательные моменты компромиссной системы разрешения общественных противоречий. Так, О.Г. Харитонова отмечает: "Самая плохая система, т.е. компромиссная, то слишком неповоротливая, то излишне гибкая, уклоняющаяся от искушений простых и "однозначных" решений, от быстрых и эффективных "побед", оказывается наиболее надежной и почти всегда готовой к испытаниям"[125]. Процесс достижения гражданского согласия действительно сопряжен с указанными недостатками, но как верно отмечали авторы сборника "Проблемы реформирования России и современный мир": "Попытки игнорировать консенсус как метод решения спорных вопросов в плюралистическом обществе неизбежно порождают противоборство сторон, приводят к конфронтации".

Консенсус тогда имеет позитивную значимость для целей перехода на этапе его конституирования, когда он носит осознанный и реальный характер. Любое громогласное провозглашение о гражданском согласии должно основываться на действительных фактах, зафиксированных наукой.

Без стремления переходной власти к достижению консенсуса и готовности идти на компромиссы нельзя рассчитывать на преодоление условий системного кризиса. В процессе конституирования основ нового строя государству, нацеленному на переход к демократии, надлежит разрешать возникающие споры путем переговоров и посреднических процедур. С.А. Бабуркин отмечал: "Демократия устанавливается не на основе предписаний, а в результате переговоров и соглашений[126]." Процесс переговоров основных социальных сил должен быть опосредован рядом юридических гарантий (например, амнистией прежних руководителей государства и отказом от уголовного или иного правового и вне-правового преследования представителей старого аппарата, исключение экстремистских сил любой ориентации из круга возможных участников переговоров и т.д.).

Конституированием демократических институтов власти на основе переговоров достигается принятие наиболее важных нормативно-правовых актов, регламентирующих переходные процессы, договоров общественного согласия и иных добровольных пактов, отражающих факт сознательного принятия обществом новых, демократических правил дальнейшего развития.

Разного рода общественные договоры обеспечивают дальнейшее разрешение социальных конфликтов согласительными методами путем оформления соперничающими силами соглашения, устанавливающего правила игры на последующих фазах перехода. Заключение общественного договора само по себе выступает свидетельством конституирования нового строя. Социальные силы проявляют готовность руководствоваться общими правилами взаимодействия, когда сознают, что демократические институты обеспечивают гарантии ненарушения их интересов.

Договор об общественном согласии и иные пакты гражданского согласия выступают наиболее оптимальными политико-правовыми средствами придания демократическому переходу темпа и эффективности. Оформление особого рода договора соперничающими сторонами не фиксирует победу одной из противоборствующих сил над другой, а строго ограничивает возможность использования насилия, в том числе организованного, государственного, в межгрупповых спорах. Это своего рода "контрактная" стабильность, которая не устраняет, но заметно смягчает интенсивность соперничества ключевых социальных сил.

Общественный договор не имеет силы юридического документа, но может служить прочной основой легитимации государственной власти. В 1994 г. в Российской Федерации был подписан Договор об общественном согласии. Как сообщалось, его подписали более 800 участников. Показательно, что отдельные партии и политические организации либо отказались подписывать указанный документ, либо впоследствии отозвали свои подписи. В числе важнейших юридических "дивидендов" от появления Договора об общественном согласии следует назвать: распределение власти между доминирующими политическими силами (прежде всего между парламентом, Президентом и правительством); появление возможности формирования структуры государственных органов на началах согласия основных сил общества, согласования их интересов и воль; содержание Договора об общественном согласии позволило "разгрузить" текст Конституции от множества декларативных положений и проч.

При всех сложностях реального выполнения Договора об общественном согласии такого рода документы формальным образом закрепляют момент перелома переходного состояния от чрезвычайной неупорядоченности к стабилизации общественных отношений. С точки зрения национально-государственного устройства важную конституирующую функцию выполняют договоры об образовании федераций, унитарных государств, конфедеративных союзов, содружества и т.п.

В России в переходный период получили распространение публично-правовые договоры о размежевании и взаимном делегировании полномочий между государственными органами федерации и ее субъектов. Первоначально такие договоры заключались между Российской Федерацией и национальными республиками, входящими в ее состав (впервые с Татарстаном в 1994 г., затем с Башкортостаном, Северной Осетией т.д.), а потом с краями и областями.

Этими соглашениями субъекты Российской Федерации в нарушение конституционного принципа равноправия были поставлены в юридически неравное положение, однако острота межнациональных противоречий внутри страны была заметно снижена.

Договорные начала в построении федерации немыслимы без достижения общественного согласия. В этом смысле очень многое зависит от принципов, положенных в основу договорного процесса. Так, например, после заключения федерального союза при образовании США федеральная власть не стала символом национального единства граждан. И сегодня граждане США ассоциируют нацию с союзом штатов, а не с федеральным государством.

Общественный договор – это заметный демократический шаг, к которому переходное общество в целом еще малоподготовлено, но который сам по себе способен повлиять на готовность народа к демократии. Сторонники заключения такого договора декларируют принципы, которые еще не реализованы в государственной практике, но уже стимулируют появление новых государственно-правовых институтов. Посредством заключения договоров и пактов о гражданском мире удается завершить развязанные вооруженные конфликты внешне- и внутриполитического характера. Путем активной договорной практики союзные государства добиваются сближения, согласования и унификации государственной и правовой деятельности входящих в них субъектов. Сами договоры и предлагаемые модельные акты способствуют сближению законодательства в рамках единого государства.

Кроме того, договорная форма легализации нового строя позволяет федеральной власти передать часть своих полномочий "на места". Такая практика имеет место в условиях курса переходного государства на децентрализацию, что не препятствует интеграции населения в рамках единого государства. В 1992 г. в Российской Федерации было подписано три федеративных договора, которыми были установлены новые взаимоотношения федерации с ее различными составными частями: республиками в составе федерации, областями, краями, городами федерального значения, автономной областью и автономными округами. Это были договоры о разграничении предметов ведения между федеральными органами государственной власти соответствующих разновидностей субъектов федерации. На первоначальном этапе российского перехода федеративные договоры легализовали новые отношения между центральным и региональными уровнями государственной власти. На втором этапе кардинальных преобразований с принятием Конституции Российской Федерации многие положения этих договоров были поглощены ее нормами, а в случае несоответствия некоторых норм договоров и норм Конституции отныне действуют положения Конституции.

По аналогичному договорному типу отдельные федеральные министерства Российской Федерации стали оформлять двусторонние соглашения о передаче некоторых своих прерогатив органам государственной власти и соответствующих субъектов федерации. Так, Минтопэнерго России имел более 50 договоров с субъектами федерации.

Путем конституирования переходные процессы вводятся в институциализированные рамки, стимулируются позитивные тенденции развития перехода, оказывается содействие саморегуляции общества. Этот этап перехода сменяется этапомустойчивого функционирования государства, когда происходит формальное упорядочение механизма переходного государства, но в практической деятельности государственных институтов реальной упорядоченности и завершенности пока нет.

"Нам нужно искать пути выхода из развала, в котором оказались, а не строить общество устойчивого развития, - полагает В.Н. Кудрявцев. - Немощному обществу нужны меры, способствующие выходу из кризисной ситуации, а не устойчивое развитие". Но переходное государство не может не стремиться к складыванию устойчивых отношений, соответствующих новому конституционному строю. К тому же, преодоление системного кризиса вне устойчивого развития новой государственно-правовой системы невозможно. Поэтому необходимо определение категории "устойчивого развития" в сопоставлении, с одной стороны, с неустойчивым, с другой – стабильным функционированием системы.

Усилиями ученых многих поколений к концу XX столетия была подготовлена и создана концепция устойчивого развития (sustainable development), которая получила международное признание. В 1992 г. итоговым документом конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро была утверждена глобальная программа устойчивого развития, призвавшая национальные правительства разработать при участии всех слоев общества стратегию устойчивого развития для своих стран на основе рекомендаций данного международного форума. Под устойчивым развитием в Итоговом документе конференции понималось самоподдерживающееся развитие мировой цивилизации без ущерба для природы, обеспечивающее равный доступ и распределение материальных и духовных благ. Основное внимание программы устойчивого развития приковано к двум основным глобальным проблемам – экономической и экологической. В преамбуле Итогового документа была зафиксирована ключевая оценка сложившейся к концу XX века глобальной ситуации, которая и вызвала к жизни рассматриваемую концепцию: "Человечество переживает решающий момент своей истории. Мир столкнулся с проблемами усугубляющейся нищеты, голода, болезней, неграмотности и продолжающейся деградации экологических систем, от которых зависит наше благосостояние". Устойчивое развитие в качестве особого типа развития мировой цивилизации должно обеспечить сохранение условий обитания человеческого общества на Земле. Оно предполагает удовлетворение жизненных потребностей нынешнего поколения людей без уменьшения такой возможности для будущих поколений.

В государственно-правовой сфере "Глобальная программа устойчивого развития" предусматривает: 1) возможность проведения государственной политики, направленной на преодоление ведущих к социальному антагонизму факторов; 2) благоприятную политическую и правовую структуру, способствующую взаимному укреплению связей между демократией, развитием и всеми правами человека и основными свободами; 3) политические и социальные процессы, характеризующиеся недопущением изоляции и др.

В апреле 1996 г. была опубликована "Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию", представленная Правительством и утвержденная Указом Президента России № 440 от 1 апреля 1996 г. В Концепции подчеркивается, что при переходе страны к устойчивому развитию повышается роль государства как гаранта сохранности окружающей среды и экологической безопасности, действенность государственного управления и контроля в области охраны природы. Нетрудно заметить, что российская концепция в отличие от международной практически лишена политико-программных аспектов и подходит к категории "устойчивого развития" довольно узко – в аспекте сохранения природно-ресурсного потенциала для удовлетворения потребностей будущих поколений.

Можно предложить следующие основные параметры этапа устойчивого функционирования – завершающего этапа переходного периода:

- организационное оформление органов переходной власти снизу доверху посредством свободных выборов;

- функционирование переходного государства в условиях реальной возможности осуществления государственного суверенитета, относительного гражданского согласия по поводу направления дальнейшего развития общества;

- преодоление наиболее опасных последствий системного кризиса, а именно: предотвращение угрозы распада страны; окончание военных конфликтов, если таковые имели место внутри страны и за ее пределами с участием вооруженных сил данного государства; заметный экономический рост, сопровождающийся реальным улучшением материального положения населения и т.п. при сохранении в переходном обществе признаков кризиса;

Как это не парадоксально, признаком устойчивого функционирования переходного государства может выступать момент приостановления поступательного осуществления коренных преобразований, своего рода замедление, стагнация и даже застойный характер в преобразовательной деятельности. Отсутствие движения вперед в дальнейшем продолжении перехода может свидетельствовать о чрезмерной усталости населения от репрессивных акций переходной власти, войны, разрухи, неэффективных социальных экспериментов. Переходная форма государства приобретает устойчивый характер на фоне отсутствия сколько-нибудь существенного прорыва в построении основ новой модели власти. Переходное время в этом случае замедляет свой ход, и динамика социальных преобразований снижает свои темпы. Так было, в частности, в СССР в середине 1960-80-х гг. в условиях официально декларируемого перехода от социализма к коммунизму.

4.4. Условия завершения переходного периода

Переходный период является временным явлением (но предопределенность конечности переходного периода не должна оказывать усыпляющее воздействие на реформаторов). "Любая система имеет начало и конец, обладает своим историческим временем", - отмечал В.Г. Афанасьев.

Методологически весьма важно сделать оговорку: переход может быть завершен при условии целостного оформления и функционирования нового конституционного строя, а переходное состояние может быть оконченным и без достижения главной стратегической цели перехода – построения новой модели власти в результате насильственного прерывания переходных процессов и возвращения к прежней парадигме развития. Так, переход к буржуазной республике, начатый в России после февральской революции 1917 г. был прерван совершением социалистической революции в октябре того же года. Следовательно, переходное состояние было продолжено, а переход к буржуазному конституционномустрою оказался несостоявшимся.

Рассмотрим в этой связи проблему необратимости и непрерывности переходных процессов.

Переходные процессы содержат в себе переплетение планомерных и стихийных событий, деструктивных и созидательных направлений деятельности государства. Наложение и столкновение противоречий переходности приводит к тому, что переход государства в новое качественное состояние вначале существует лишь как возможность такого превращения (тенденция). Изучая переходность, приходится анализировать неопределенно долгий переходный процесс, результаты которого заранее не известны. В переходном государстве происходит борьба целого ряда тенденций различной направленности.

Сосуществование противоположных тенденций в отношениях глубокого противоречия друг с другом придает им равное право на реализацию, но реализоваться совместно им не дано. Широкая социальная база преобразований, порождающая внутренние противоречия, ошибочность избранной системы официальных мероприятий, контрмеры оппозиционных сил вызывают повороты и разного рода зигзаги развития. Конфликт четко проявившихся вариантов развития в переходный период препятствует превращению в действительность многих тенденций. Целый ряд факторов объективного и субъективного порядка влияет на утверждение той или иной альтернативы. Неустойчивость альтернатив и вариантов развития не временное явление для переходного периода. Это скорее имманентное качество переходного состояния. Причем вариантов дальнейшего развития страны гораздо больше имеющихся альтернатив.

В.С. Петров писал: "Переход от одного типа государства к другому – это сложный процесс развития, осуществляющийся под влиянием многих факторов, из которых фактор, выражающий объективную необходимость, в конечном счете, определяет всю линию развития. Однако фактор, являющийся случайным, не изменяя логики и характера развития в целом, может приводить к отступлению в отдельном, в частном"[127]. Здесь важно заметить, что при всей объективности перехода его исход заранее не предрешен (вспомним исход российского переходного процесса в первой четверти ХХ века).

В. Банс, рассматривающий восточноевропейские трансформации, пришел к выводу о том, что "переходные режимы проявляют поспешность и нетерпение в деле развития процедуры", а неопределенность процедур, по его мнению, ведет к неопределенности конечных результатов преобразований[128]. В результате В. Банс трактует переходный период как хаос с непредсказуемым исходом.

Эту же позицию разделяет А.В. Оболонский: "На мой взгляд, в сегодняшней России, несмотря на все радикальнейшие политические и экономические перемены последнего десятилетия, пока неясно, обретем ли мы на сей раз подлинную гражданскую свободу, либо, как уже неоднократно случалось в нашей истории, после всех социальных пертурбаций опять окажемся в плену какой-нибудь модернизированной версии несвободного существования".

Действительно, переход государственно-правовой системы в новое качественное состояние совсем неоднозначен. Неопределенность конечных результатов и вариативность будущего характеризуют качество переходного периода, но, заметим, до определенного этапа кардинальных преобразований.

На первоначальных фазах перехода, а также в момент критической точки развития переходных процессов – "точки бифуркации" (как называет ее представитель синергетического направления в юридической науке А.Б. Венгеров) высока вероятность прерывания перехода. До определенной ступени переходный процесс не имеет необратимого характера. Вплоть до этапа устойчивого функционирования возможны исторические зигзаги, временное возвращение к уже пройденному типу развития. Сам переход как объективный процесс при этом не прерывается, прерывается определенное телеологическое направление перехода. Там, где социальные революции и государственные перевороты чередой сменяют друг друга переход вообще можно признать непрерывным. Переходный процесс может быть насильственно прерван в результате государственных переворотов. Сколькие перевороты воспрепятствовали выбору той или иной страной демократической ориентации. Спустя годы было признано, что провалившийся путч 1991 г. помешал успешному реформированию СССР на демократических началах и ускорил распад страны.

Нынешний цикл перехода Российского государства определен в официальной и специальной литературе как "переход к демократии". Указанная формула указывает цель коренных преобразований, что совсем не означает реальное достижение этой цели при любом исходе событий. Речь идет лишь о доминирующей тенденции развития государственной власти. Поэтому юристу предпочтительней исследовать переходность вообще и не анализировать отдельные тенденции переходного времени. Элен Каррер д'Аккос довольно безысходно заметила: "Россия никогда не доводила процесс модернизации до конца". Современный этап переходного периода Российского государства свидетельствует о том, что демократическая ориентация глубоко укоренилась и в организационном оформлении государственной власти и в общественном сознании, однако ориентация – это только ориентация и нельзя требовать от нее большего, чем она может дать.

В условиях доминирующей ориентации дальнейшего развития государственно-правовой системы речь идет об объективной возможности, заложенной в самой природе данного переходного процесса. Но превращение возможности в действительность крайне проблематично, так как зависит не только от объективных, но и от целого ряда субъективных факторов эпохи.

Таким образом, приходится констатировать, что переход современной России в новое, демократическое состояние государственности – это самый возможный из многочисленных вариантов ее исторического развития, но далеко не гарантированный. Несмотря на то, что Российская Федерация уже вступила в этап конституирования основ нового строя, этап устойчивого развития в рамках демократической ориентации еще не наступил (хотя с 1999 г. наметился курс на приостановление государственных реформ в различных областях общественной жизни в целях консервации достигнутого состояния). Очевидно и то, что критический уровень перехода страна миновала в 1993-1994 гг.

Следовательно, признак непрерывности переходного периода, упоминаемый М.Н. Марченко и другими учеными можно использовать при характеристике перехода со многими оговорками. Когда прерывание переходного процесса на любой его стадии сопровождается попятным развитием государства, говорить о необратимости перехода нельзя, даже если спустя десятилетия обществом будет признана ошибочность отказа от продолжения преобразований и таковые преобразования возобновятся.

Любая группа реформаторских сил заинтересована в необратимости перехода по многим, в том числе личным мотивам. Общество также может быть заинтересовано в необратимости переходных процессов, в случае, если таковые отводят от страны угрозу национальной катастрофы или восстанавливают мир.

На этот случай науке еще предстоит разработать и предложить систему гарантий необратимости перехода. Общетеоретическая правовая наука будет усматривать в качестве основного катализатора преобразований и самого надежного их фиксатора – право, что совершенно правильно, но недостаточно.

На первоначальном этапе российского перехода многим отечественным правоведам казалось, что никакой другой силы, кроме закона, государственная власть не имеет. В.В. Козловский писал: "Таким образом, ментальные, культурные предпосылки развития могут вырасти в России на базе юридического консенсуса, а не наоборот. Другого способа ненасильственной модернизации для России не существует"[129]. Но прошедшие годы законотворческой и правоприменительной деятельности государства показали, что обилие самых хороших законодательных актов само по себе проблемы не решает. Уголовный Кодекс РСФСР 1961 г. многие западные специалисты признавали одним из лучших в мире, а некоторые нормы этого закона в переходные 1991-95 гг. попросту не применялись. В тексте УК РСФСР содержалось три состава преступления, предусматривающих уголовную ответственность за взяточничество, но должной борьбы правоохранительных органов государства со взяточничеством они не вызывали. Тогда на официальном уровне было решено для борьбы с коррупцией принять одноименный закон, проект которого, кстати говоря, выдержал уже четыре "читки" в парламенте, но до сих пор так и не принят.

Дата добавления: 2015-05-10