Биология теория Ламарка

7.4.1. Образы, идеи, принципы и понятия биологии XVIII в.

Особое место занимает XVIII в. в истории биологии. Именно в XVIII в. в биологическом познании происходит коренной перелом в направлении систематической разработки научных методов познания и формирования предпосылки первой фундаментальной биологической теории — теории естественного отбора.

В плеяде выдающихся биологов XVIII в. звезды первой величины — Ж. Бюффон и К. Линней. В своем творчестве они следовали разным исследовательским традициям, воплощавшим для них различные жизненные ориентиры. Каждый из них доводит исследовательскую программу в основном до конца, что оказало значительно» влияние на развитие биологического познания. Бюффон в 36-томной «Естественной истории» одним из первых в развернутой форме изложил концепцию трансформизма (ограниченной изменчивости видов и происхождения видов в пределах относительно узких подразделений (от одного единого предка) под влиянием среды); он догадывался о роли искусственного отбора и как предшественник Ж. Сент- Илера сформулировал идею единства живой природы и единства плана строения живых существ (на основе представления о биологическом атомизме).

К. Линней своей искусственной классификацией (в единственно возможной тогда форме) подытожил длительный исторический период эмпирического накопления биологических знаний (он описал свыше 10 тыс. видов растений и свыше 4 тыс. видов животных), Вместе с тем Линней осознавал ограниченность искусственной системы и ее возможности. «Искусственная система, — писал он, служит только до тех пор, пока не найдена естественная. Первая учит только распознавать растения. Вторая научит нас познать природу самого растения»[1]. Естественная система есть идеал, к кото­рому должны стремиться ботаника и зоология. «Естественный метод есть последняя цель ботаники»[2],— отмечал Линней; его особенность в том, что он «включает все возможные признаки. Он приходит на помощь всякой системе, закладывает основание для новых систем. Неизменный сам по себе, он стоит непоколебимо, хотя открываются все новые и новые бесконечные роды. Благодаря открытию новых видов, он лишь совершенствуется путем устранения излишних при­мет»[3]. То, что Линней называет «естественным методом», есть, в сущности, некоторая фундаментальная теория живого. Таким обра­зом, историческая заслуга Линнея в том, что через создание искус­ственной системы он подвел биологию к необходимости рассмот­рения колоссального эмпирического материала с позиций общих теоретических принципов, поставил задачу его теоретической ра­ционализации.

В XVIII в. идеи естественной классификации развивались Б. Жюсье, который в ботаническом саду Трианона рассадил расте­ния в соответствии со своими представлениями об их родстве, И. Гертнером, М. Адансоном и др. Первые естественные системы не опирались на представление об историческом развитии организмов, а предполагали лишь некоторое их «сродство». Но сама постановка вопроса о «естественном сродстве» инициировала выявление объек­тивных закономерностей единого плана строения живого.

В середине XVIII в. среди биологов еще не утвердилась мысль о том, что объяснение организации живого находится в прямой зави­симости от понимания истории его развития. Вместе с тем постанов­ка и обоснование задачи создания естественной системы означали, что начинается этап формирования предпосылок первой фундамен­тальной теории в биологии, вскрывающей «механизм» происхожде­ния органических видов. Но такие предпосылки формировались не только в систематике, но и в эмбриологии.

В первой половине XVIII в. борьба преформизма и эпигенеза особенно обостряется. Все более четко проявляется различие их философско-методологических оснований. Преформисты (Ш. Бонне, А. Галлер и др.), опиравшиеся на абстрактно-умозритель­ную традицию, считали, что проблема эмбрионального развития должна получить свое разрешение с позиций всеобщих принципов бытия, постигаемых исключительно разумом, и поэтому без особого энтузиазма относились к эмпирическим исследованиям в эмбриоло­гии. Сторонники теории преформации, как правило, были рациона­листами и считали, что разум определяет конечный результат позна­ния независимо от результатов наблюдения.

На иных философско-методологических «строительных лесах» возводилась концепция эпигенеза. Выражая стихийно-эмпиричес­кую традицию, эта концепция нацеливала исследователей на наблю­дательные и экспериментальные операции над процессом образова­ния организма из бесструктурной, неоформленной изначальной суб­станции. Для сторонников эпигенеза характерна постоянная наце­ленность на опытное изучение эмбриогенеза.

Вместе с тем философские основания эпигенеза в ходе его исто­рического развития не оставались неизменными. Так, ранний эпиге­нез XVII в., представленный, например, в работах У. Гарвея, опирал­ся на аристотелизм и объяснял новообразования в эпигенезе с теле­ологических позиций как следствие «стремления к совершенству». В XVIII в. усиливается тенденция материалистического истолкова­ния эмбриогенеза, что становится особенно заметным в трудах К. Вольфа, который пытался переосмыслить эпигенез в духе матери­ализма и методологических установок физики. К. Вольф трактовал эпигенез как результат действия двух существенных начал — силы, регулирующей питательные соки, и способности их затвердевания.

Позиция эпигенеза также была более перспективной, чем пози­ция преформизма, в проблеме зарождения жизни. Эпигенетики от­казались от идеи божественного творения живого и сумели подойти к научной постановке проблемы происхождения жизни. Уже Вольф, сделал недвусмысленный вывод о принципиальной возможности воз­никновения органических тел в природе... путем зарождения их из неорганических веществ.

Таким образом, система биологического познания в конце XVIII в. подошла к рубежу, который требовал перехода на качествен­но новый уровень организации средств познания в связи с проблемами эмбриогенеза и создания естественной системы. Лейтмотивом нового этапа развития биологии стала идея эволюции.

От концепций трансформации видов к идее эволюции. Начиная с середины XVIII в. концепции трансформизма получили широкое распространение. Их было множество, и различались они представлениями о том, какие таксоны и каким образом могут претерпевать качественные преобразования. Наиболее распространенной была точка зрения, в соответствии с которой виды остаются неизменными, а разновидности могут изменяться. Стоявший на этой точке зрения К. Линней писал: «Вид, род всегда являются делом природы, разновидность — чаще всего дело культуры; классический порядок — дело природы и искусства вместе»[4].

Наряду с такой точкой зрения существовала и другая, допускавшая трансформацию самих видов (Ж. Бюффон). Допущение изменчивости видов в ограничен­ных пределах под воздействием внешних условий, гибридизации и проч. характерно для целого ряда трансформистов XVIII в. В некото­рых трансформистских концепциях даже допускалась возможность резких превращений одних организмов в другие, взаимных преобра­зований любых таксонов. Трансформизм — это полуэмпирическая позиция, построенная на основе обобщения большого числа фактов, свидетельствовавших о наличии глубинных взаимосвязей между ви­дами, родами и другими таксонами. Но сущность этих глубинных взаимосвязей пока еще не была попята. «Выход» на познание такой сущности и означал переход от трансформизма к эволюционизму.

Чтобы перейти от представления о трансформации видов к идее эволюции, исторического развития видов, было необходимо, во-пер­вых, «обратить» процесс образования видов в историю, увидеть со­зидающе-конструктивную роль фактора времени в историческом раз­витии организмов; во-вторых, выработать представление о возмож­ности порождения качественно нового в таком историческим разви­тии. Переход от трансформизма к эволюционизму в биологии произошел на рубеже XVIlI—XIX вв.

Социокультурные предпосылки идеи биологической эволюции складывались на основе отражения радикальных преобразований социально-экономического базиса общества, роста динамизма эконо­мических и политических сторон жизни, бурных революционных потрясений XVII—XVIII вв., прежде всего Английской к Французской революций, культурного прогресса, под влиянием развития филосо­фии и естествознания (космологии, геологии и др.). Что касается собственно биологического материала, то здесь особую роль сыграла необходимость осмысления природы «лестницы существ», т.е. обра­за последовательно расположенных непрерывно усложняющихся ор­ганических форм (Ш. Бонне).

Важным являлся и мировоззренческий аспект проблемы исто­ризма живого: куда заведет исследование истории живого — в глубь материальных, природных процессов или в сферу духовно-божест­венного? Многие идеалистически настроенные естествоиспытатели связывали перспективы биологического познания именно с ориентацией на внематериальные факторы. Так, в 1836 г. К.М. Бэр писал, что «всякое бытие есть не что иное, как продолжение создания, и все естественные науки — только длинное пояснение единого слова: да будет!»[5].

Материалистическая конструктивная линия в этом вопросе на рубеже XVIII-XIX вв. была выражена деизмом, который, как известно, для материалиста есть не более как удобный и простой способ отделаться от религии. Деизм позволял материалистически решать вопрос о природе факторов, обеспечивающих развитие органических форм, объяснить их прогрессивное историческое восхождение.

Большой вклад в проведение материализма под оболочкой деизма в методологию биологического познания внес Ж.Б. Ламарк. Он счи­тал совершенно различными два процесса: творение и производство. Творение нового — это божественный акт, производство — естественный закономерный процесс порождения природой новых форм. «Творить может только Бог,— утверждал Ламарк,— тогда как природа может только производить. Мы должны допустить, что для своих творений божеству не нужно время, между тем как природа может действовать только в пределах определенного времени»[6] и «созда­вать все доступные нашему наблюдению тела, и производить все происходящие в них перемены, видоизменения, даже разрушения и возобновления»[7]. Природные формы не содержат в себе ничего, что связывало бы их с божественной субстанцией, и поэтому их познание должно ориентироваться исключительно лишь на материальные причины. Не случайно, что именно Ламарк был одним из тех первых естествоиспытателей, которые перевели идею эволюции органичес­кого мира на уровень теории эволюции. В Германии в начале XIX в. убежденным сторонником представления об эволюции живой природы из бесформенной материи выступал Г.Р. Тревиранус.

Идея развития выступила тем конструктивно-организующим началом, которое ориентировало накопление эмпирических и теорети­ко-методологических предпосылок теории эволюции. В ходе конкретизации этой идеи был построен ряд важных теоретических гипотез, развивавших различные принципы, подходы к теории эволюции. К самым значительным и относительно завершенным гипотезам следует отнести: ламаркизм, катастрофизм и униформизм.

Ламаркизм. Ж.Б. Ламарк, ботаник при Королевском ботаническом саде, первый предложил развернутую концепцию эволюции органического мира. Он остро осознавал необходимость

· формулирования новых теорети­ческих целей,

· методологических установок биологического позна­ния; потребность в обобщающей теории развития органических форм;

· необходимость решительного разрыва со схоластикой и верой в авторитеты;

· ориентации на познание объективных закономернос­тей органических систем.

Определенную роль сыграл и научный эли­таризм, который позволял Ламарку, боровшемуся в одиночку за свои идеи, отгораживаться от устаревших точек зрения, стандартов, норм, критериев, креационистского невежества своего времени и т.п.

Предпосылкой создания этой концепции явился тот колоссаль­ный эмпирический материал, который был накоплен в биологии к началу XIX в., систематизирован в искусственных системах, зачатках естественной систематики. Ламарк существенно расширил этот ма­териал за счет введения зоологии беспозвоночных, которая до него должным образом не оценивалась как источник для эволюционист­ских обобщений. Базой ламарковской концепции эволюции послу­жили следующие важные фактические обстоятельства:

· наличие в систематике разновидностей, которые занимают промежуточное по­ложение между двумя видами;

· изменение видовых форм при перехо­де их в иные экологические и географические условия;

· трудности классификации близких видов и наличие в природе большого коли­чества так называемых сомнительных видов, факты гибридизации, и особенно отдаленной, в том числе и межвидовой;

· обнаружение иско­паемых форм; изменения, претерпеваемые животными приих одомашнивании, а растениями при их окультуривании и др.

Эти данные Ламарк обобщает через призму ряда новых для того времени теоретических и методологических представлений.

Во-пер­вых, он настойчиво подчеркивает важность времени как фактора эволюции органических форм.

Во-вторых, последовательно прово­дит представление о развитии органических форм как о естествен­ном процессе восхождения их от высших к низшим.

В-третьих, вклю­чает в свое учение качественно новые моменты а понимании роли среды в развитии органических форм.

Если до Ламарка господство­вало представление о том, что среда — это либо вредный для орга­низма фактор, либо, в лучшем случае, нейтральный, то благодаря Ламарку среду стали понимать как условие эволюции органических форм.

Творчески синтезируя все эти эмпирические и теоретические компоненты, Ламарк сформулировал гипотезу эволюции, базирую­щуюся на следующих принципах:

· принцип градации (стремление к совершенству, к повышению организации);

· принцип прямого приспособления к условиям внешней среды, который, в свою очередь, конкретизировался в двух законах:

во-первых, изменения органов под влиянием продолжительного упражнения (неупражнения) сообразно новым потребностям и привычкам; |

во-вторых, наследования таких приобретенных изменений новым поколением.

Согласно этой теории, современные виды живых существ произо­шли от ранее живших путем приспособления, обусловленного их стремлением лучше гармонизировать с окружающей средой. Напри­мер, жираф, доставая растущие на высоком дереве листья, вытягивал свою шею, и это вытягивание было унаследовано его потомками.

Хотя эволюционная концепция Ламарка казалась его современни­кам надуманной и мало кем разделялась, тем не менее она носила новаторский характер, была первой обстоятельной попыткой реше­ния проблемы эволюции органических форм. Особенно важно то, что Ламарк искал объяснение эволюции во взаимодействии организ­ма и среды и стремился материалистически трактовать факторы эволюции.

Главная теоретико-методологическая трудность, стоявшая перед Ламарком, заключалась в воспроизведении диалектического взаимо­действия внешнего и внутреннего, организма и среды. Эту проблему решить ему не удалось. В результате внешний (эктогенез) и внутрен­ний (автогенез) факторы эволюции в его концепции трактовались, независимо друг от друга. Кроме того, Ламарк опирался на ряд Ис­ходных допущений, которые упрощали сам подход к проблеме: отождествление наследственной изменчивости и приспособления орга­низма; историческая неизменяемость факторов эволюции и др. Поэ­тому не удивительно, что Ламарку не удалось решить фундаментальные проблемы, стоящие перед любой эволюционной концепцией (диалектика наследственности и изменчивости, проблема органичес­кой телеологии, взаимосвязь необходимости и случайности и др.). Это создавало возможность идеалистической трактовки автогенеза, что и ' нашло свое выражение в концепциях психоламаркизма (Э Геринг, О Гертвиг и др.

В начале XIX в. наука еще не располагала достаточным материалом для того, чтобы ответить на вопрос о происхождении видов иначе, как предвосхищая будущее, пророчествуя о нем. Первым таким «пророком» и стал Ламарк.

7.4.4. Катастрофизм

Иным образом конкретизировалась идея развития в учении катастрофизма (Ж. Кювье, Л. Агассис, А. Седжвик, У. Букланд, А. Мильн-Эд-вардс, Р.И. Мурчисон, Р. Оуэн и др.). Здесь идея биологической эво­люции выступала как производная от более общей идеи развития глобальных геологических процессов. Если Ламарк старался своей деистической позицией отодвинуть роль божественного «творчест­ва», отгородить органический мир от вмешательства творца, то катастрофисты, наоборот, приближают бога к природе, непосредствен­но вводят в свою концепцию представление о прямом божественном вмешательстве в ход природных процессов. Катастрофизм есть такая разновидность гипотез органической эволюции, в которой прогресс органических форм объясняется через признание неизменяемости отдельных биологических видов. В этом, пожалуй, главное своеобра­зие данной концепции.

В системе эмпирических предпосылок катастрофизма можно ука­зать следующие: отсутствие палеонтологических связей между исто­рическими сменяющими друг друга флорами и фаунами; существова­ние резких перерывов между смежными геологическими слоями; от­сутствие переходных форм между современными и ископаемыми видами; малая изменяемость видов на протяжении культурной исто­рии человечества; устойчивость, стабильность современных видов;

редкость случаев образования межвидовых гибридов; обнаружение обширных излияний лавы; обнаружение смены земных отложений морскими и наоборот; наличие целой серий перевернутых пластов, существование трещин в пластах и глубинных разломов коры. Дли­тельность существования Земли в начале XIX в. оценивалась пример­но в 100 тыс. лет — таким относительно небольшим сроком трудно объяснить эволюцию органических форм.

Вопрос о возрасте Земли — особая проблема. И течение многих веков возраст Земли считался равным нескольким тысячам лет, что следовало из библейского мифа о сотворении мира. Однако к концу XVIII в. геология уже становилась насто­ящей наукой, и большинство геологов начали осознавать, что такие процессы, как образование осадочных пород или выветривание, имеют затяжной характер и совершаются за огромные промежутки времени. Во второй половине XVIII в. возраст Земли оценивался геологами лишь в 75 тыс. лет. Однако к середине XIX в. этот отрезок времени «растянулся» до сотен миллионов лет. В настоящее время методами радиоактивного датирования возраст Земли оценивается в 4,6 млрд лет.

Теоретическим ядром катастрофизма являлся принцип разграничения действующих в настоящее время и действовавших в про­шлом сил и законов природы. Силы, действовавшие в прошлом,;

качественно отличаются от тех, которые действуют сейчас. В отдаленные времена действовали мощные, взрывные, катастрофические силы, прерывавшие спокойное течение геологических и биологи­ческих процессов. Мощность этих сил настолько велика, что их' природа не может быть установлена средствами научного анализа. Наука может судить не о причинах этих сил, а лишь об их послед­ствиях. Таким образом, катастрофизм выступает как феноменологическая концепция.

Главный принцип катастрофизма раскрывался в представлениях о внезапности катастроф, о крайне неравномерной скорости процес- j сов преобразования поверхности Земли, о том, что история Земли есть процесс периодической смены одного типа геологических изме­нений другим, причем между сменяющими друг друга периодами нет никакой закономерной, преемственной связи, как нет ее между фак­торами, вызывающими эти процессы. По отношению к органичес­кой эволюции эти положения конкретизировались в двух принципах:

во-первых, в принципе коренных качественных изменений орга­нического мира в результате катастроф;

во-вторых, в принципе прогрессивного восхождения органичес­ких форм после очередной катастрофы.

С точки зрения Ж. Кювье, те незначительные изменения, кото-⁽рые имели место в периоды между катастрофами, не могли привести к качественному преобразованию видов. Только в периоды катас­троф, мировых пертурбаций исчезают одни виды животных и расте­ний и появляются другие, качественно новые. Кювье писал: «Жизнь не раз потрясала на нашей земле страшными событиями. Бесчислен­ные живые существа становились жертвой катастроф: одни, обитате- • ли суши, были поглощаемы потопами, другие, населявшие недра вод, оказывались на суше вместе с внезапно приподнятым дном моря, сами их расы навеки исчезали, оставив на свете лишь немногие остат­ки, едва различимые для натуралистов»'. Творцы теории катастро­физма исходили из мировоззренческих представлений о единстве ', геологических и биологических аспектов эволюции; непротиворечи- '' вости научных и религиозных представлений, вплоть до подчинения задач научного исследования обоснованию религиозных догм. В основе катастрофизма — допущение существования скачков, переры-, bob постепенности в развитии.

' Кювье Ж. Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара. М.; Л, 1937 С 83

Можно ли выделить инвариантные черты у видов, сменяющих друг друга после очередной катастрофы? По мнению Кювье, можно допустить существование такого сходства. Он выделял четыре основ­ных типа животных, (позвоночные, мягкотелые, членистые и лучис­тые), с каждом из которых соотносил определенный исторически неизменный «план композиции» (основу многообразия систем скор-релированных признаков организма). «План композиции» у катас-трофистов — нематериальная сила, идеальный организующий центр божественного творения. По их мнению, добавление «творящей силы» после каждой очередной катастрофы определяет прогрессив­ное восхождение органических форм.

К концепции катастрофизма в отечественной литературе долгое время относились снисходительно, как к чему-то наивному, устарев­шему и полностью ошибочному. Тем не менее значение этой концеп­ции в истории геологии, палеонтологии, биологии велико. Катастро­физм способствовал развитию стратиграфии, связыванию истории развития геологического и биологического миров, введению пред­ставления о неравномерности темпов преобразования поверхности Земли, выделению качественного своеобразия определенных перио­дов в истории Земли, исследованию закономерностей повышения уровня организации видов в рамках общих ароморфозов и др. В исто­рической геологии и палеонтологии не потеряло своего значения и само понятие «катастрофа»: современная наука также не отрицает геологических катастроф. Они представляют собой «закономерный процесс, неизбежно наступающий на определенном этапе жизнедея­тельности геологической системы, когда количественные измене­ния выходят за пределы ее меры»'.

[1] Цит по. Амлинский И.Е. «Философия ботаники» Линнея: содержание и кри­тический анализ // Идея развития в биологии М., 1965. С. 7.

[2] Там же. С. 33.

[3] Цит. по: Амлинский И.Е. Указ соч. С. 34.

[4] Цит. по: Амлинский Н.Е. Указ. Соч. С. 33.

[5] Бэр К. Взгляд на развитие наук // Избранные произведения русских естествоиспытателей первой половины XIX века. М., 1959. С. 219.

[6] Ламарк Ж.Б. Аналитическая система положительных знаний человека, полученная прямо или косвенно из наблюдений // Избранные произведения: В 2 т. М., 1959. Т 2. С. 354.

[7] Там же. С. 353.

Дата добавления: 2015-05-08