Влюблённый Дед Мороз 2 страница

– И что же, этот Александр Васильевич – художник?

– Ну, в том числе и художник, – уклончиво ответила служительница и зачем‑то оглянулась по сторонам.

Безошибочное профессиональное чутье подсказало Лилии, что клиентка чувствует себя некомфортно и вот‑вот попытается в одностороннем порядке свернуть разговор.

– А на досуге, стало быть, обучает молодое поколение, – продолжила Лилия ровным и доброжелательным тоном, на всякий случай ухватив служительницу за рукав синего форменного жакета, – и много ли он берет за свои уроки?

Служительница оскорбилась и неожиданно сильным рывком высвободила руку.

– Вы с ума сошли?! Ничего он не берет! Никогда! Ни с кого! Все, я пошла, некогда мне тут с вами! – И нырнула в сумрачную прохладу холла.

Лилия, лелеявшая надежду, что служительница в конце концов познакомит ее с синеглазым Александром Васильевичем, была несколько обескуражена.

Между тем находиться дальше на крыльце было бессмысленно и даже небезопасно. За стеклянными дверьми нарисовалось несколько встревоженных женских лиц, и по шевелению их губ Лилия догадалась, что ими всерьез обсуждается идея вызвать милицию.

Надо было или брать билет и идти в музей, или немедленно ретироваться. Лилия предпочла сделать последнее и направилась к лужайке.

За время ее разговора с нервной служительницей в природе успели произойти изменения.

На солнце наползла небольшая, но тяжелая, со свинцовой опушкой туча. Из‑за реки громыхнуло. Первый сильный порыв ветра пригнул росшие вдоль ограды кусты сирени и растрепал забытую кем‑то папку для эскизов.

Лилия огляделась и заметила, что лужайка была пуста и пуста была набережная. Всех прохожих точно ветром сдуло. Лилия тоже поспешила укрыться от надвигающегося дождя, а когда, задыхаясь и прижимая руку к ошалевшему от непривычной нагрузки сердцу, добежала до крыльца музея, за ее спиной не было уже ничего, кроме сплошной стены дождя.

* * *

К радостному удивлению тетки, Лилия не уехала на следующий день. Тетка сразу же завела разговор о том, что вот, неплохо было бы вскопать еще пару грядок и починить обветшавшую тепличку – она, тетка, как раз вчера видела в хозяйственном магазине прочную и недорогую полиэтиленовую пленку. Но племянница разочаровала ее. Вместо того чтобы браться за лопату или за ремонт, Лилия три дня подряд с самого раннего утра уходила куда‑то и возвращалась лишь на закате солнца, голодная, хмурая и недовольная.

А вернувшись, приставала к тетке со странными вопросами: есть ли в городе художники, да сколько, да как зовут? Тетка, никогда не интересовавшаяся художниками, причину Лилечкиного беспокойства поняла, в общем‑то, правильно.

– Замуж тебе надо, вот что, – заявила она племяннице на исходе третьего дня, когда та, возвратившись с очередных бесплодных поисков, жадно хлебала гречневую кашу с молоком. – Ты женщина еще молодая, видная, самостоятельная… Только зачем тебе художники? Ну их совсем, ненадежные они люди… А вот у меня сосед есть, полковник, военный, между прочим, пенсионер, солидный такой мужчина!

От соседа‑полковника Лилия решительно отказалась.

– Зря ты это, – укоризненно заметила тетка, – уж такой мужчина солидный… и дом у него есть, и участок, двенадцать, между прочим, соток, и машину новую недавно купил… А человек он какой хороший, Александр‑то Васильевич…

– Александр Васильевич? А как он выглядит? – внезапно заинтересовалась Лилия.

– Как выглядит, как выглядит, – забормотала в смущении тетка, – обыкновенно выглядит. Мужчина и мужчина… С лица‑то воды не пить! Да вот он, кстати, подъехал! Иди, Лилька, посмотри на него в окно!

Несколько минут спустя Лилия, все еще корчась от неудержимого смеха, собирала в своей комнате дорожную сумку.

– Это я над собой смеюсь, – объяснила она надувшей губы тетке, – дура я, тетечка, как есть дура! Вы на меня не обижайтесь! Поеду я. Прямо сейчас. Как раз на ночной поезд успею.

* * *

Как всякий настоящий психотерапевт, Лилия Бенедиктовна была человеком в высшей степени здраво– и трезвомыслящим. Вернувшись в город, в привычную среду, к привычной работе, она решительно отставила в сторону всякие там романтические мечтания. Попыталась даже убедить себя, что никакого Александра Васильевича, художника, седовласого и синеглазого красавца, и не было вовсе, а это Великий Устюг своей древней сказочной атмосферой навеял ей некие видения.

И все же что‑то мешало ей двигаться дальше по накатанным рельсам. Появилось какое‑то недовольство собой, своим образом жизни, какие‑то совершенно несвойственные ранее сомнения.

Появилось смутное желание сделать что‑нибудь не для заработка, карьеры или престижа, а просто так. Для удовольствия. Причем не только для своего собственного.

И тогда на свет появился Клуб. Именно так – Клуб.

Когда Лилия говорила клиенткам, что Клуб не приносит ей никаких денег, это была сущая правда. Членских взносов едва хватало на арендную плату, текущие расходы на содержание Клуба и зарплату двум наемным работникам – дворнику и секретарше. Секретарша по совместительству еще вытирала пыль, пылесосила ковры и поливала цветы.

Клуб не приносил никаких материальных доходов, и тем не менее Лилия проводила там все больше и больше времени. Иногда даже в ущерб основной трудовой деятельности.

Записаться на прием к психотерапевту Лилии Бенедиктовне Гессер стало значительно труднее, чем раньше. А Цыганка Лила и вовсе перестала появляться в своем кабинете на первом этаже «Всевидящего Ока».

А все потому, что Лилии надоело.

Стало скучно и неинтересно.

Иное дело – Клуб. Клуб Одиноких Сердец, как назвала его одна из первых клиенток, тихая и невзрачная учительница русского языка и литературы. Лилия против названия не возражала – все же литераторше виднее, – но в глубине души надеялась, что вскоре Клуб будет называться по‑другому. Клуб Исполнения Женских Желаний… ну или что‑нибудь в этом роде.

* * *

– Я, – повторила Екатерина Сергеевна дрожащим от волнения, но решительным голосом. – Сегодня это буду я. Я точно знаю, чего хочу, и готова произнести свое желание вслух.

Все молчали, уткнувшись взглядом в тарелки с недоеденным десертом. Одна только новенькая Олеся, завозившись и уронив салфетку, впилась в Екатерину Сергеевну острым взглядом.

– Это очень важно – правильно и четко сформулировать свое желание, – покосившись на новенькую, заметила Лилия Бенедиктовна, – чтобы не получилось так, как с тем негром!

Женщины задвигались, заулыбались. Напряжение за столом несколько спало. Новенькая, разумеется, спросила:

– А как получилось с тем негром?

* * *

– А так. Шел однажды негр по пустыне. День шел, два шел, три шел. Жара, разумеется, страшная, воды нет, а пить хочется. Очень хочется. И чем дальше, тем больше.

И увидел негр торчащую из песка бутылку. Схватил он ее, пробку зубами вытащил – а оттуда вместо жидкости повалил густой дым. Джинн там был, в этой бутылке.

Ну, джинн ему и говорит: «За то, что ты меня спас, исполню три любых твоих желания».

А негр ему – хочу, мол, чтобы было много воды! И много женщин! Да, и еще хочу стать белым!

«Ну, как знаешь», – пожал плечами джинн.

И сделал его белым унитазом в женском туалете.

* * *

Новенькая прыснула в ладошку.

– Хороший анекдот, – одобрила она.

Лилия сдержанно поклонилась в ее сторону.

– Ну а в жизни… в жизни как бывает?

– В жизни бывает так, – вмешалась Нина Соболева, которую настырная новенькая начала уже раздражать. – Вот была у нас тут до тебя некая Настя. Хочу, говорит однажды, встретить настоящего мужчину. И чтоб были у нас с ним отношения.

– И? – подавшись вперед, с жадным любопытством спросила Олеся.

– И пришел к ней через три дня сантехник из ЖЭКа, по вызову, кран чинить. Кран‑то он починил, да после этого стал к ней приставать. Еле отбилась.

– Фу, – наморщила носик Олеся, – гадость какая… сантехник… еще и пьяный, небось!

– Зато настоящий мужчина, – пожала плечами Лилия Бенедиктовна, – у сантехников, как правило, с этим проблем не бывает…

– Вот‑вот, – поддержала ее Нина. – Настя же не говорила – сантехников не предлагать!

– А у кого‑нибудь было… ну, наоборот, – не унималась Олеся, – ну, чтобы все правильно получилось?

– У меня было, – отозвалась молчавшая до этого Лиза Мышкина, работавшая старшей медсестрой в районной больнице.

– Месяц назад я присмотрела себе пальто из шерсти перуанской ламы, за 20 тысяч. А это, если хочешь знать, почти две моих зарплаты. Так что шансов купить его не было никаких. А пальто мне очень хотелось. Ну очень‑очень хотелось. Никогда мне так не хотелось ни одну вещь, как это пальто. Я и сказала об этом в Клубе, и все девочки меня поддержали…

И вот, представь себе, не прошло и недели, как мне на работе дали премию. Потом в магазине объявили двадцатипроцентную скидку. Ну и кое‑что у меня было накоплено… Так что денег на пальто хватило в точности до рубля!

– А… – снова открыла рот новенькая.

– И еще одно – желать надо реальных вещей, – наставительно произнесла Лилия Бенедиктовна. – Тогда желание вполне может сбыться. Можно, конечно, желать выйти замуж за Брэда Питта, но…

– Едва ли это получится, – подхватила Нина, на пухлых щеках которой заиграли смешливые ямочки, – тем более что он уже женат на Анджелине Джоли…

– Так что, Катя, вперед! Огласи нам свое реальное и исполнимое желание!

– Давай, Катя! Не волнуйся, здесь все свои!

– Да! И мы все хотим, чтобы твое желание сбылось!

– Мы все тебя поддержим!

Екатерина Сергеевна глубоко вздохнула, стиснула тонкими пальцами бокал с остатками вина и, глядя прямо перед собой потемневшими, сузившимися глазами, сухо и четко произнесла:

– Я хочу встретить этот Новый год с Олегом Павловичем Строгановым. Олег Павлович работает у нас в школе учителем математики, – поспешно, во избежание возможных совпадений, уточнила она.

– Брюнет, 34 года, не женат, рост 185 см, глаза… глаза такие… то ли голубые, то ли зеленые, как аквамарин…

Ирочка и Маришка, самые младшие члены Клуба, громко и завистливо вздохнули.

– И я хочу, чтобы это произошло наяву, а не во сне. И чтобы эта встреча Нового года была приятной для нас обоих, – подумав, добавила Екатерина Сергеевна.

В комнате наступила глубокая тишина. Все сидевшие за столом попритихли. Нина, вздохнув, подперев кулачком пухлую румяную щеку, смотрела в пространство прямо перед собой – может, вспоминала Митькиного отца, давно и бесповоротно исчезнувшего из ее жизни, а может, мечтала о ком‑то другом.

Лиза Мышкина, опустив ресницы, водила пальцем по белой накрахмаленной скатерти. Ее усталое от частых ночных дежурств, сдержанное, несколько даже суровое лицо было сейчас мягким, задумчивым и печальным.

Ирочка и Маришка, крашеные блондинки в кудряшках, в ярко‑розовых мохеровых кофточках, похожие друг на друга, как родные сестры, с жадным любопытством смотрели на Екатерину Сергеевну.

Новенькая Олеся, судя по нахмуренному лбу, напряженно размышляла обо всем услышанном.

Лилия Бенедиктовна, переплетя пальцы, обвела всех взглядом и сказала:

– Н‑да, задача. Математик… А впрочем, в новогодние дни все возможно…

– Почему именно в новогодние? – тут же спросила Олеся.

Лилия Бенедиктовна только улыбнулась. Нина, покосившись на настырную Олесю, ответила за нее.

– Говорят, под Новый год, – насмешливо пропела она, – что ни пожелается – все всегда произойдет, все всегда сбывается…

– Могут даже у ребят сбыться все желания, – подхватила Екатерина Сергеевна, – нужно только, говорят, приложить старание…

– Не лениться, не зевать, – вздохнула Лиза Мышкина, – и иметь терпение…

– И ученье не считать за свое мучение, – закончила Лилия Бенедиктовна.

– Ну что, Катя, ты готова «приложить старание»?

– Да. Только я не знаю как.

– Гм… у кого‑нибудь есть конкретные предложения?

Предложения были. По мнению Лилии Бенедиктовны, их было даже слишком много. Ничто так не способно оживить и подстегнуть женскую фантазию, как возможность дать совет в трудном, но благородном деле привлечения мужского внимания.

– Так, – резюмировала Лилия после того, как поступило предложение Екатерине Сергеевне коренным образом поменять имидж – постричься, перекраситься в блондинку и явиться в школу в мини‑юбке, в чулках в сеточку и в сапогах на шпильках, – пока, я думаю, достаточно. Дайте Кате прийти в себя, все обдумать и во всем разобраться. У меня же, Катя, есть к тебе только один вопрос. Он может оказаться важным, а может и нет. Все же постарайся на него ответить.

– Да? – робко взглянула на нее Екатерина Сергеевна.

– Он чем‑нибудь интересуется? Я имею в виду, чем‑нибудь особенным, нестандартным? Кроме обычных мужских занятий, типа пива с приятелями и футбола по телевизору?

– Про пиво и футбол я ничего не знаю, – пожала плечами Екатерина Сергеевна, – он, кажется, пиво вообще не пьет. Вроде бы ходит в бассейн…

– В бассейн – это хорошо, – одобрила Нина. – А у тебя есть красивый открытый купальник?

– Вспомнила! – воскликнула, перебив ее, Екатерина Сергеевна. – Вспомнила! Он как‑то проговорился, что хочет доказать теорему Ферма!

– Теорему Ферма? – переспросила Лилия Бенедиктовна и обвела глазами девушек.

Все девушки, и даже новенькая Олеся, ответили ей безмятежно‑уверенными взглядами.

– Гм… ну ладно, пусть будет теорема Ферма, – милостиво согласилась Лилия Бенедиктовна. – Какая‑никакая, а зацепка. Над этим стоит подумать.

* * *

Двадцать восьмое декабря закончилось. Бесшумный и мягкий день, с нежным морозцем, окутанный легкой вьюгой, которая, впрочем, улеглась почти сразу после полуночи, завершился без происшествий.

На низком небе засияли яркие звезды, освещая припорошенные снегом улицы города. Припозднившиеся горожане с удовольствием оставляли на выметенных тротуарах цепочки своих следов.

Митя Соболев, сонно моргая, сидел у окна и ждал маму.

Ресницы у него были, как и брови, светло‑золотистые, мамины. А глаза дедовы – синие, с пронзительно‑ярким блеском, какой бывает на нашем северном небе в разгар весны.

Возможно, и даже наверное, что в Митькиной наружности было что‑то и от отца. Но вот отца‑то Митя не видел ни разу за всю свою тринадцатилетнюю жизнь.

Митя был уже большой мальчик и давно перестал приставать к матери с расспросами об отце. Он даже не спрашивал, отчего это и у него, и у мамы, и у деда, маминого отца, одинаковые фамилии. Версия летчика‑испытателя, погибшего где‑то за Полярным кругом еще до Митькиного рождения, была ничуть не хуже любой другой – например, той, по которой младенцев находят в капусте.

Митя по поводу отца особенно не переживал. Он вообще никогда и ни по какому поводу не переживал – характер у него был легкий. Кроме того, у него был дед.

Дед у Митьки был замечательный. Такой дед стоил десятка отцов. Несмотря даже на то, что жил он в другом городе и Митька виделся с ним всего три‑четыре раза в год.

Митька перевел взгляд с темного окна на ярко освещенную, украшенную мишурой пушистую елочку и счастливо улыбнулся. Дед будет встречать с ними Новый год! Это будет лучший Новый год в жизни! Ну, или один из самых лучших.

И дело не только в новогодних подарках, хотя подарки Митя получал каждый раз самые лучшие и самые правильные – дед был щедр и к тому же обладал редкой способностью угадывать заветные мальчишечьи желания.

Дело еще и в том, что Митькин дед был… ну, скажем, не совсем обычным человеком. Митя при всем желании не смог бы объяснить, в чем именно заключается дедова необычность. Он просто чувствовал ее, как чувствуется присутствие солнца даже за самыми плотными, тяжелыми тучами. Или, скажем, близкий приход зимы – еще ничего нет, ни одной снежинки не легло на усталую землю, а в воздухе уже носится запах, некое предвкушение грядущего белого празднества.

Митя очень любил зиму. И особенно Новый год.

* * *

Не один Митя засиделся допоздна в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое декабря. Кроме его мамы, которая в это время спешила домой, к сыну, в городе не спали еще по меньшей мере три человека.

Во‑первых, не спала Лилия Бенедиктовна, вернувшаяся из Клуба домой и сразу же подсевшая к компьютеру. Задача была не так чтобы очень сложной, но интересной, и Лилия рассчитывала найти в Интернете кое‑какую полезную информацию.

Конечно, с пальто для Лизы Мышкиной все было проще – главврач больницы, где работала Лиза, была старинной знакомой и коллегой Лилии Бенедиктовны.

Лилии ничего не стоило заронить в сознании главврача мысль о денежном поощрении некоторых сотрудников. Ей легко удалось также добиться, чтобы главврач посчитала эту мысль своей собственной.

Для профессионала это была вообще не задача, а так, легкое упражнение на сон грядущий.

А вот как быть с поклонником теоремы Ферма… Ну что же, для начала надо выяснить, что это, собственно говоря, за теорема.

* * *

Во‑вторых, не спала молодая, успешная и вполне даже привлекательная женщина по имени Полина, потому что утром ей надо было лететь в Инсбрук, а она никак не могла найти свои новые и очень дорогие горнолыжные очки. Ну, и еще потому, что Олег Павлович Строганов, которого Полина считала своим мужчиной, отказался отправиться с ней в Альпы под смехотворным предлогом, что у него полугодовой педсовет и дополнительные занятия с отстающими учениками.

Полина совершенно не могла понять, как можно было променять встречу Нового года на престижнейшем горнолыжном курорте на какую‑то школьную тягомотину!

Заподозрив, что у Олега нет на поездку средств, она, как могла тактично, предложила деньги, но Олег отказался, коротко и недвусмысленно.

Предположив, что у него появилась другая женщина, Полина попыталась было устроить ему сцену. Но он лишь презрительно фыркнул в ответ. Ни оправданий, ни объяснений она так и не услышала.

Оттого Полина и не могла уснуть в эту ночь. Она то хваталась за мобильный телефон, то снова принималась искать очки.

* * *

В‑третьих, не спал и сам Олег Павлович, Вещий Олег и Большой Змей. Не спал, хотя никакие переживания его не тревожили и никто не смог бы его побеспокоить в это время суток. Мобильный телефон был предусмотрительно выключен, а домашнего в его однокомнатной квартире не было вовсе.

Ему просто не спалось. Безо всякой видимой причины. Такое случалось с ним редко. Но уж если случалось, то он не тратил время и силы на попытки преодолеть это состояние, не пил снотворного и не уходил гулять, а, наоборот, варил себе кофейник крепчайшего кофе и садился работать.

Работа была двух видов: легкая, но противная – для заработка, и трудная, но увлекательная – для души. И для славы, о которой в глубине этой самой души Олег Павлович очень даже мечтал и надеялся.

Легкая, как верно догадалась Екатерина Сергеевна, состояла в написании контрольных, курсовых и дипломных работ для ленивых студентов, а также в репетиторстве для школьников. Легкая работа, в дополнение к скромной учительской зарплате, приносила Олегу Павловичу от двадцати до сорока тысяч в месяц и позволяла вести достаточно свободный образ жизни.

В частности, встречаться с такой женщиной, как Полина.

До знакомства с Полиной Олег Павлович мало заботился об окружающих его бытовых мелочах и о собственном внешнем виде.

Кроме того, в компьютерной фирме, где он подвизался в качестве программиста, а затем и постановщика задач, проношенные до дыр джинсы, мятые рубашки и немытые волосы до плеч были практически дресс‑кодом. Этакой профессиональной маркой людей, для которых мир по эту сторону монитора – не более чем иллюзия.

Возможно, такая точка зрения была одной из причин, по которой фирма в конце концов разорилась.

Благодаря стечению обстоятельств Олег Павлович стал учителем математики и информатики в обычной, хотя и очень хорошей, средней школе.

Трудно представить себе место более реальное, чем обычная средняя общеобразовательная школа.

Особенно для мужчины.

Особенно для молодого, интересного и неженатого мужчины.

Школа не оставляла решительно никакой возможности считать внешний мир лишь отражением чьего‑то сознания. Коллеги‑женщины, мигом подмечающие нечищеную обувь, оторванную пуговицу и измятый носовой платок, шепотки и хихиканье старшеклассниц, шпаргалки, свободно перемещающиеся под партами на контрольной в восьмом классе, и кнопка, положенная на сиденье учительского стула в пятом, – все это заставляло держать ухо востро.

Кроме школы, была еще Полина, которой тоже нужно было соответствовать. Постепенно Олег Павлович привык, втянулся и уже не представлял себе, как это раньше он мог выйти из дому в несвежей сорочке, без галстука и без холодно‑сдержанного, но неотразимо привлекательного для женщин аромата туалетной воды «Hugo Boss».

Но, отдав необходимую дань внешнему миру и собственным внешним потребностям, он неизменно возвращался к тому единственному, что имело для него интерес, что составляло смысл и значение, – к Великой теореме Ферма. К теореме, над доказательством которой вот уже триста лет безуспешно бились величайшие умы человечества.

Кроме самого Ферма, доказательство теоремы искали такие титаны, как Рене Декарт и Леонард Эйлер.

В начале XX века известный немецкий промышленник Пауль Вольфскель, решивший, по причине общей разочарованности, покончить жизнь самоубийством, неожиданно для себя увлекся теоремой Ферма – причем до такой степени, что изменил свое решение.

Он дожил до глубокой старости. И, хотя с доказательством ему не повезло так же, как и другим, умер большим оптимистом. Он даже основал призовой фонд в 100 тысяч германских марок, которые бы достались тому, кто найдет доказательство теоремы.

В 1994 году весь научный мир облетела сенсация – Эндрю Джон Уайлс, профессор математики из Принстона, опубликовал в журнале доказательство Великой теоремы – аж на ста страницах! Причем использовал современный аппарат высшей математики, о котором Декарт и Эйлер могли только мечтать.

Ненаучный мир откликнулся на великое событие мюзиклом Розенблюма «Последнее танго Ферма», романом Артура Кларка «Последняя теорема» и очередной серией мультфильма про Гомера Симпсона.

Сэр Эндрю на церемонии вручения ему ордена Британской империи заявил: «Теперь наконец‑то мой ум спокоен».

Олег Павлович Строганов впал в депрессию.

Но ненадолго.

Внимательно изучив все сто журнальных страниц, он обнаружил две вещи, о которых в порыве всеобщего энтузиазма то ли забыли, то ли предпочли не упоминать.

Во‑первых, доказательство Уайлса работало только для эллиптических кривых над рациональными числами. Во‑вторых, оно было слишком громоздким.

Непременно должен существовать другой путь, сказал себе Олег Павлович.

Другое доказательство. Более общее, элегантное и лаконичное.

Иначе и быть не может. Иначе все было бы слишком… несправедливо.

* * *

«А если попробовать зайти с другой стороны, – размышлял Олег Павлович, бреясь утром перед зеркалом в ванной. – С другой стороны…

Надо поменять перегоревшую лампочку. Прочистить сток в раковине. Купить новые лезвия. И, да, попробовать метод Таниямы‑Симуры.

Черт, была же еще какая‑то мысль! Про другую сторону. Совсем про другую. А кто по другую сторону от меня? Ну правильно, ученики. Дети.

Почему бы и нет, – думал Олег Павлович по дороге в школу. – Я, конечно, не верю во все эти психологические штучки, но иногда это действительно работает.

Объясняешь им какую‑нибудь тему, объясняешь, объясняешь… пока сам, наконец, не поймешь.

Это называется «проговаривание». Проговаривание проблемы вслух. Можно, конечно, говорить вслух с самим собой, но вероятность услышать в ответ полную чушь, которая, как ни странно, может навести на нужную мысль, в этом случае равна нулю…»

* * *

– Для любого натурального числа n > 2 уравнение an + bn = cn не имеет решений…

– А чего тут сложного‑то? – искренне удивился твердый хорошист Кузьмин. – Та же теорема Пифагора, только наоборот… И не с квадратами, а с кубами… ну, или там, с четвертыми или пятыми степенями!

Класс дружно поддержал Кузьмина.

Олег Павлович молчал, загадочно улыбаясь краешками тонких губ, как настоящий Чингачгук.

– И вообще, мне кажется, Ферма был не прав, – брякнул Митя Соболев, который изо всех сил старался произвести на Олега Павловича хорошее впечатление, – такие числа наверняка есть. Ну… они просто должны быть, правда? Для n = 2 они же есть!

– Точняк, – уверенно заявил Кузьмин. – Должны быть. Так что теорему Ферма проще не доказать, а наоборот… опрова… опрово…

– Опровергнуть, – мягко подсказал Олег Павлович.

– Ну да, вот я и говорю! А что будет тому, кто это… опровергнет?

– Ну, Нобелевскую премию по математике, к сожалению, не дают, – вкрадчиво отозвался Олег Павлович, – но можно получить Золотую медаль Филдса и сто тысяч евро. А от меня лично – пятерку за год по алгебре.

– Ух ты! Пятерку за год! По алгебре! Обещаете?!

* * *

Екатерина Сергеевна последовала советам подруг по Клубу, но, разумеется, не полностью, а частично. Вместо светлых волос, чулок в сеточку и мини‑юбки она пришла в школу в новых духах.

Их тонкий, нежный, напоминающий японские ирисы аромат был едва заметен среди волн бодрого, энергичного и напористого учительского запаха. И все же кое‑кто почувствовал его и проводил Екатерину Сергеевну озадаченным взглядом.

К сожалению, Олег Павлович ничего не заметил. Ни на большой перемене, когда Екатерина Сергеевна зашла в кабинет математики, чтобы окончательно выяснить оценки 7‑го «Б» за вторую четверть, ни после, на педсовете, где она специально села поближе к нему – не рядом, разумеется, за одну парту, а по соседству, через проход.

Олег Павлович вообще никого и ничего на педсовете не замечал. Перед ним на столе лежал одинокий лист бумаги, испещренный непонятными символами, и остро оточенный карандаш. Время от времени Олег Павлович принимался крутить карандаш тонкими длинными пальцами. На бледное чело математика под черными индейскими волосами набегала задумчивая складка. Аквамариновые глаза лучились фанатическим блеском.

Вот оно, с благоговением думала Екатерина Сергеевна. Вот он, путь к его сердцу! Какая жалость, что она ничего, ровнешенько ничего не смыслит в высшей математике!

От горестных размышлений Екатерину Сергеевну отвлек завибрировавший в кармане мобильный телефон. Екатерина Сергеевна выскользнула из‑за парты, пробормотала извинения и на цыпочках побежала в коридор.

– У меня для тебя кое‑что есть, – услыхала она в трубке голос Лилии Бенедиктовны, – приходи в Клуб. Прямо сейчас.

* * *

Екатерина Сергеевна колебалась ровно полминуты.

Раз Лилия сказала – прямо сейчас, – значит, надо идти.

От школы до Клуба пешком идти пятнадцать минут, а если очень постараться, то и все десять. Десять минут туда, пять минут там, десять обратно. Через полчаса она вернется и, как ни в чем не бывало, займет свое место. К тому времени директор кончит свое выступление насчет модернизации образования, но его место за кафедрой займет председатель профсоюза.

А это, думала Екатерина Сергеевна, сбегая по лестнице к боковому выходу и на ходу застегивая крючки старенького кроличьего жакетика, еще минут на двадцать, не меньше… Так что можно особенно не спешить.

Но все же она спешила и из‑за спешки едва не растянулась на заново обледеневшем крыльце Клуба (дворник в это время отмечал с коллегами получение премии).

* * *

– Вот тебе два билета на мюзикл «Последнее танго Ферма», – сразу же обрадовала ее Лилия Бенедиктовна, – сегодня, в семь часов вечера, в бывшем ДК металлургов – знаешь, где это? Только один спектакль, в честь десятилетия со дня доказательства теоремы.

– Ух ты! – восхитилась Екатерина Сергеевна. – Но как вы…

– Все тебе расскажи, – загадочно улыбнулась владелица Клуба.

На самом деле Лилия, блуждая в Интернете, случайно, по побочной ссылке попала на театральную афишу. Тут же, на сайте, заказала билеты, которые и были доставлены курьером полчаса назад.

Но клиентке об этом знать не следовало. Пусть думает, что у Лилии такие магические способности.

Порозовевшая Екатерина Сергеевна полезла в сумочку за деньгами.

И тут до нее дошла вторая половина информации.

– Как – уже доказали? А зачем же тогда Олег…

– Ну, не все приняли доказательство Уайлса, – блеснула свежеприобретенными знаниями Лилия Бенедиктовна, – некоторые считают его неполным, нелаконичным и неизящным…

Дата добавления: 2015-05-08