Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Часть четвертая 2 страница




Давид почувствовал, что краснеет, и отвел взгляд.

Он и в самом деле вспомнил этого доктора, но понятия не имел о том, что это за место и почему его руки привязаны к кровати. Будущее, а отчасти и прошлое было смутным. Более или менее отчетливо он различал лишь финал, неизбежный и близящийся с каждой минутой. Несмотря на тяжесть в голове, шум в ушах и тошноту, Давид мог видеть этот финал, который казался ему черным бездонным колодцем, затягивающей бездной…

Но, по крайней мере, он не испытывал никакого удивления, глядя на этого высокого пожилого человека с серебристыми волосами, к которому когда‑то мама привела его после травмы. Более того, этот человек был одним из хаотически перемешанных элементов адского пазла, который постепенно складывался в предвестие катастрофы.

И он знал, что вскоре случится с этим человеком в комнате с такими белыми стенами, что они почти сливаются с туманом за окном…

Давид взглянул своему врагу прямо в глаза и впервые произнес адресованные ему несколько слов – во всяком случае, впервые после того, как простился с ним на пороге медицинского кабинета несколько лет назад. Они прозвучали спокойно, почти бесстрастно:

– Ты скоро умрешь…

 

 

Бородач внимательно посмотрел на фотографию, которую Тома Миньоль положил перед ним на стол, и утвердительно кивнул:

– Да, это она.

Почти не веря своим ушам, Тома в свою очередь склонился над фотографией – точнее, фотороботом – нового облика Шарли: коротко стриженные, перекрашенные в черный цвет волосы. Фоторобот был составлен полицейскими по описанию месье Боннэ.

– Она была с мужем, – продолжал бородатый доктор. – То есть это я так подумал, что он ее муж и отец мальчика, потому что тот был на него похож… Поскольку случай был серьезный и действовать надо было срочно, я не стал уточнять фамилии и прочие данные…

Тома глубоко вздохнул и машинально окинул взглядом кабинет доктора Лабрусса – один из множества безликих больничных кабинетов:

– Кое‑что я не уяснил, доктор…

– Я уже все объяснил полицейским…

– Я знаю, но это дело огромной важности.

– Ну еще бы, похищение… Кроме того, кто‑то напал на нашу медсестру и двух санитаров. Их оглушили, забрали униформу…

– В котором часу это произошло? – перебил Тома.

– Видимо, около четырех утра… Но обнаружилось это только в пять, когда пришла на дежурство другая медсестра. Во всей этой суматохе никто не заметил исчезновения мальчика… Только к шести…

Да, об этом Тома уже знал: только к шести прибыла полиция, и, когда в ситуации более‑менее разобрались, одному из полицейских пришла в голову мысль о связи этого исчезновения с исчезновением Шарли и ее сына. Еще через час разбудили звонком Тома, который обосновался в небольшом отеле.

– Сначала мы заподозрили кражу медикаментов, – продолжал Лабрусс. – Сами знаете, такое случается… Это было самое логичное объяснение, поэтому о похищении мальчика никто даже не подумал…

– А что за болезнь у него была? – спросил Тома.

Доктор помрачнел.

– Трудно сказать… Этот мальчик ненормальный… – прошептал он, отводя глаза, словно раскрывал какую‑то постыдную тайну.

– Что вы хотите сказать?

– Некоторые части его мозга гипертрофированы. И эта гипертрофия усилилась в последнее время… насколько я могу судить по предыдущим результатам осмотра…

– Разве вы его осматривали раньше?

– Нет, но мать мальчика сказал о том, что несколько лет назад ему делали энцефалограмму. Я попросил дать мне координаты врача, который ее делал, но она сказала, что сама с ним свяжется. А потом он мне позвонил. Доктор Массиак…

Тома закрыл глаза. Словно бы краешек плотного занавеса, скрывавшего от него истину, вдруг на мгновение приподнялся. Астрософия… эксперименты… подопытные кролики…

Этот мальчик ненормальный…

Неужели именно ребенок был главным козырем в этой безумной игре? Неужели ради него все это было затеяно – видеонаблюдение, преследование, похищение?..

– Его матери пока ни о чем не сообщали?

– Я не знаю, – пробормотал Лабрусс. – Я передал ее координаты полицейским… подумал, что они сами ей сообщат…

– Хорошо. Они ей пока не звонили, я у них уже спрашивал. Может быть, кто‑то из медперсонала?..

– Нет, насколько я знаю… всем было просто не до того…

– А можно точно узнать?

– Можно спросить в регистратуре…

Тома быстро вышел из кабинета и, миновав коридор, спустился на первый этаж, где подошел к двум девушкам, принимающим вызовы.

По его просьбе одна их них начала проверять по компьютеру список телефонных разговоров, но тут вторая, которая до того говорила по телефону, положила трубку и повернулась к Тома:

– Вы хотите позвонить его матери? Не нужно, она уже в курсе. Она приехала сюда ни свет ни заря. Как раз от нее мы и узнали, что мальчик исчез…

– Как? – воскликнул Тома. – И что вы ей сказали?

Служащая клиники холодно взглянула на него:

– Она искала своего сына. Что, по‑вашему, я должна была ей сказать? Что он уехал поразвлечься в ближайший ночной клуб?

 

 

Кольбер знал каждый угол, каждый закуток в клинике «Надежда». Из всех этих углов, боковых коридоров, оконных ниш он следил за Шарли, подкарауливал ее тень, мечтал о ней.

Сейчас он был на чердаке. Над его головой тянулись деревянные балки, покрытые паутиной. Слуховое окно, у которого он стоял, было чуть шире крепостной бойницы и к тому же располагалось слишком высоко, так что заметить Кольбера снаружи было невозможно. Однако сам он мог наблюдать за машиной, недавно остановившейся напротив въездных ворот. Джип «чероки». Тот самый, который угнал у них с Такисом Джорди Фонте.

Странно, что Джорди решил сохранить эту машину, рассеянно подумал Кольбер. Джип подъехал к клинике несколько минут назад, но никто из него не вышел. Сейчас он по‑прежнему стоял под огромным деревом, словно выжидая… Кто был внутри? Джорди? Шарли? Или они приехали вдвоем? Да, возможно… Поэтому Кольбер приказал Такису спуститься на первый этаж и быть наготове. Шарли принадлежит ему. Что касается Джорди, Такис с удовольствием им займется.

Кольбер спросил себя, удалось ли уже Фонте… трахнуть Шарли. Одно лишь это предположение привело его в бешенство. Тевеннен – это было другое дело. Тевеннен знал, как с ней обращаться. Но мысль о том, что Джорди мог… заниматься с ней любовью, была ему отвратительна.

Шарли не имела права на любовь. Шарли не имела права вообще ни на что. Потому что она была виновна. Виновна в том, что пробудила в нем убийцу. В каком‑то смысле она… создала его заново, дала ему второе рождение. Вот почему он должен был ее уничтожить. Она одна могла принести ему умиротворение. Она одна могла его освободить. Подумав об этом, он невольно застонал.

Звук собственного голоса вернул его к реальности. Он должен был… сохранять самоконтроль. Ситуация была сложная, щекотливая. От него требовалось полностью владеть собой.

Во‑первых, пора было избавляться от Массиака. В присутствии доктора изначально не было особой необходимости: вколоть мальчишке снотворное Кольбер мог и самостоятельно. Но того никак нельзя было остановить: узнав, что Давид находится в клинике в Бургундии, он срочно прибыл сюда и категорически запретил перевозить мальчишку куда‑либо до тех пор, пока он, Массиак, не даст на это разрешения. Впрочем, он все же оказал Кольберу ценную услугу: ведь именно он выяснил, что мальчишка в клинике Святого Доминика.

Во‑вторых, нужно было получить тридцать четыре миллиона. Если бы не эти деньги, Кольбер давно бы уже избавился от мальчишки – сделать это можно было без всякого труда, пока тот был без сознания. Но он понимал, что сможет получить от Шарли деньги только в обмен на мальчишку. Разумеется, совершив обмен, он не собирался оставлять ее в живых, но прежде необходимо было предоставить ей доказательства, что щенок жив и здоров. С другой стороны – кто знает, на что еще мальчишка способен?.. А вдруг он вышибет похитителю мозги с той же легкостью, с какой недавно вышиб из его руки пушку?.. Проверять это на практике Кольберу совершенно не хотелось.

Он снова перевел взгляд на джип, стоящий внизу. Внутри не заметно было ни единого движения. Чего они ждут?..

Про себя Кольбер еще раз повторил все детали своего плана. Потом взглянул на часы. Он не предполагал, что Шарли окажется здесь так быстро – он даже не был уверен, что она осмелится приехать. Но уж коль скоро она была здесь, нужно было поскорее урегулировать некоторые проблемы…

 

Когда Кольбер вошел в зал, где располагалось медицинское оборудование, Массиак изучал что‑то на экране одного из мониторов.

– А, Кольбер… Энцефалограф готов. Нужно привести пациен… мальчика.

– В палате не осталось никаких посторонних предметов?

Массиак выпрямился и обернулся к своему сообщнику.

– Дались вам эти посторонние предметы! – с досадой произнес он.

– Такис выполнил мое распоряжение на этот счет? – не обращая внимания на его слова, настойчиво спросил Кольбер.

– Да, он все вынес! Кресло, телевизор – все! Комната пуста! Это вас устраивает? – Массиак раздраженно прищелкнул языком. Он решил, что на этот раз добьется объяснений. Но, едва лишь взглянув на лицо Кольбера, отказался от своих намерений.

– Его состояние стабилизировалось? – поинтересовался Кольбер.

– Да, на данный момент с ним все в порядке.

– Значит, он проживет еще какое‑то время?

– Довольно долгое, я надеюсь!

– Вы дали ему снотворное?

– Нет. Давление у него слегка поднялось, но я не хочу давать ему снотворное до осмотра. Это может смазать общую картину…

– Тем не менее я настаиваю, чтобы вы это сделали.

– Кольбер, это ведь я врач, а не вы. Я не вижу в этом необходимости. Спасибо за совет, но…

Он снова склонился над мониторами, проверил панель управления. Нажал клавишу. За стеклянной перегородкой, отделявшей его от аппарата, вспыхнул свет. Массиак удовлетворенно кивнул. Затем выключил свет и перевел аппарат в режим ожидания, чтобы тот пока нагрелся.

– Вы не могли бы привести мальчика? – спросил он у Кольбера.

– Нет.

– Но почему?

– Ты так ничего и не понял, идиот.

Массиак даже не почувствовал боли: он умер почти мгновенно. Зато судьба дала ему редчайшую возможность – наблюдать за собственной смертью. В стеклянной перегородке он увидел отражение высокого человека с серебристыми волосами и вылезшими из орбит глазами, поднесшего руку к шее, из которой фонтаном хлестала кровь. За спиной у него виднелся размытый силуэт другого человека – отчетливо были видны лишь прищуренные блестящие глаза, похожие на два стальных лезвия, и нож, которым этот человек только что перерезал ему горло.

 

 

Шарли вытянула шею, вглядываясь через автомобильное стекло в окутанное туманом здание клиники, в красивый фасад в стиле барокко, окруженный высокими деревьями. «Надежда»… Какая ирония судьбы!

Потом, уже в который раз, она перевела взгляд на цепочку грязноватых следов, тянущихся по снегу от ограды к зданию, – доказательство того, что кто‑то недавно здесь прошел. Но это мог быть кто угодно, не обязательно похититель. Может быть, сторож…

Вокруг было безлюдно. Пейзаж застыл в какой‑то почти сверхъестественной неподвижности, несмотря на редкие хлопья снега, все еще кружившиеся в воздухе. Любое движение отсутствовало. Машину Шарли заметила лишь одну – впереди, на противоположном конце улицы, окаймленной деревьями и кустами, сквозь туман слабо виднелся серый капот. Слишком далеко от ворот клиники, чтобы предположить, что машина принадлежит кому‑то из персонала.

Но Давид здесь, в этом нет никакого сомнения! Эта уверенность отзывалась во всем теле Шарли лихорадочной дрожью. И хотя она понимала, что являться сюда в одиночестве было настоящим самоубийством, – что еще ей оставалось делать? Звонить в полицию? Даже не смешно…

Она сунула руку в сумку и, невольно вздрогнув, сжала рукоятку пистолета. «Глок 17». В самом начале ее знакомства с Тевенненом, еще до первых побоев, до первых оскорблений, он несколько раз возил ее за город поупражняться в стрельбе. На словах – для того, чтобы научить ее защищаться. Но на самом деле, очевидно, просто хотел утвердиться в роли надежного покровителя. Лишний раз напомнить, что он о ней заботится. А потом… потом Тевеннен начал прятать пистолет где‑то в доме – скорее всего, из опасения, что в один прекрасный день она обратит это оружие против него.

В целом у Шарли было очень мало практики в стрельбе, но все же достаточно, чтобы выстрелить в любого, кто встанет между ней и ее сыном. Давида похитили. Итак, нужно было действовать, тем более что, по мере того как шли минуты, ее способность рассуждать холодно и спокойно постепенно слабела. Однако стоило лишь ей схватить пистолет, в ней вновь пробудилась та часть натуры, которая несколько дней назад заставила ее без колебаний вонзить нож в грудь своего врага.

Она твердо решила, что отныне эта часть будет присутствовать в ней всегда.

Она взвела курок. Сделала глубокий вдох.

И быстро составила план атаки.

 

– Ну? Ты что‑нибудь видишь?

Клео молча продолжала возиться с маленьким театральным биноклем, пытаясь настроить резкость. Отсюда, с их наблюдательного поста в сером «мегане», она давно заметила подъехавший темный джип. После того как он остановился напротив клиники, никто из него не вышел. Инстинкт Вдовы нашептывал ей, что в клинике вскоре произойдет нечто из ряда вон выходящее – одинокая машина, подъехавшая к воротам в такой ранний час, не предвещала ничего хорошего, и Клео лишний раз порадовалась, что заняла такую удобную позицию. Но в то же время ее не оставлял страх: копы наверняка преследовали Шарли и в любую минуту могли встать между Вдовой и ее вожделенным богатством.

За ветровым стеклом джипа она различила смутный силуэт, короткие темные волосы… Мужчина или женщина?

Трудно понять… Машина стояла за деревом, к тому же туман ухудшал видимость.

Клео отложила бинокль.

– Ну что? – нетерпеливо спросила Ольга. – Клео машинально крутанула на пальце перстень с печаткой. – Ты мне скажешь наконец, что мы тут делаем? Почему ты не поручила вести машину Жамелю или кому‑то еще? Я тебя вообще не узнаю в последние дни!..

Клео едва сдержалась, чтобы не рявкнуть ей прямо в лицо: «Заткнись!» Но тут она увидела, как дверца джипа распахнулась, и тут же снова схватила бинокль. Оказалось, что за рулем была женщина. Короткие темные волосы, тяжелая зимняя куртка…

Выйдя из машины, женщина застыла, все еще не отпуская дверцу. Клео почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Шарли была блондинкой с длинными волнистыми волосами. Но фигура… Несмотря на куртку, было заметно, что женщина изящна и стройна, к тому же обладает той грацией, которая достигается годами обучения хорошим манерам в приличных семьях.

Шарли? Или все‑таки нет?..

Женщина продолжала стоять неподвижно. Казалось, она смотрит в одну точку. Затем резко захлопнула дверцу и направилась к клинике. Подойдя к воротам, она машинально провела рукой по ограде, словно собиралась перелезть через нее, цепляясь за вьющиеся плети какой‑то растительности, вместо того чтобы войти обычным путем.

Вдова пыталась ее разглядеть, но туман, esta puta niebla,[19]словно окутывал лицо женщины полупрозрачной вуалью.

Перед тем как исчезнуть из поля видимости, незнакомка обернулась к их машине – тревожно, как человек, которому кажется, что за ним наблюдают, но он не может понять, кто и откуда. От слабого порыва ветра туман на мгновение рассеялся, и Вдова смогла ясно увидеть лицо той, что держала ее будущее в своих руках.

 

Стены, окружавшие клинику «Надежда», были в несколько метров высотой, и снаружи можно было увидеть лишь крышу центрального здания. Шарли шла вдоль стены, пытаясь найти хоть какой‑нибудь способ тайно проникнуть внутрь. Скорее всего, раньше, когда здесь было множество пациентов, по верху стены была протянута колючая проволока под током, а через равные промежутки располагались камеры видеонаблюдения. Но сейчас?.. Место казалось полностью заброшенным. Интересно, кто его нынешний владелец?..

Она оказалась у задней стороны ограды, в надежде отыскать потайную калитку или хотя бы небольшой пролом… Ничего.

Затем ее взгляд упал на высокое, отдельно стоящее дерево – величественный старый каштан, ветви которого почти касались ограды. Правда, они были покрыты инеем, и цепляться за них наверняка было опасно. Но это был единственный способ перебраться на ту сторону. Шарли подошла к дереву. Надо хотя бы попытаться…

Она стянула перчатки, сделала глубокий вдох и ухватилась за первую ветку. Ей понадобилось добрых пять минут и вся сила воли, чтобы, постепенно цепляясь за ветки застывающими от холода пальцами и одновременно ища опоры поминутно соскальзывающим ногам, наконец взобраться на уровень стены. В детстве она часто лазила по деревьям в Сен‑Клу или здесь, в Бургундии, возле дома у озера. К тому же долгие годы занятий бальными танцами придали ей гибкость и хорошую координацию. Она и позже не бросала эти занятия, не столько ради поддержания формы, сколько ради избавления от скуки. Мало‑помалу во всем ее теле пробуждались былые рефлексы, а мускулы, благодаря приливу адреналина, начинали работать все четче и слаженнее.

Еще одно усилие… Боже! Когда Шарли наконец осмелилась посмотреть вниз, ей показалось, что она забралась на крышу пятиэтажного дома!

С трудом удерживая равновесие, она пыталась рассмотреть что‑нибудь по ту сторону стены, но самое главное – первый этаж и небольшой парк, окружавший клинику, по‑прежнему были скрыты от глаз.

Шарли осторожно поставила ногу на толстый сук, тянущийся к стене, чтобы проверить его на прочность. Он угрожающе заскрипел. Сможет ли он выдержать ее вес?..

Шарли на секунду закрыла глаза, пытаясь собрать остатки мужества, потом сделала глубокий вдох и медленными, осторожными шажками стала перемещаться по суку, чувствуя себя словно канатоходец, идущий над бездной. Приблизившись к стене на достаточно близкое расстояние, она принялась постепенно раскачиваться. После двух‑трех неудачных попыток, подняв облако снежной пыли, она наконец поставила на стену одну ногу… другую… и почти тут же опустилась на корточки, а потом села верхом на гребне стены.

То, что некогда было ухоженным парком, сейчас больше напоминало дремучие джунгли, но Шарли все же разглядела сквозь заросли два автомобиля, стоявшие позади клиники, так что снаружи, сквозь чугунные решетчатые ворота, их было не видно. Судя по всему, они появились здесь совсем недавно, а не были брошены владельцами в незапамятные времена. Один из них был новехонький сверкающий «лендровер».

Теперь ей было совершенно ясно: похитители Давида там, внутри, вместе с ним.

Оставалось выбрать оптимальный вариант действий. Две машины… Сколько же там могло быть людей?..

Как бы то ни было, отступать было уже некуда. Путь назад был отрезан: сук, по которому она перебралась с дерева на стену, вернулся в прежнее положение, и теперь она уже не смогла бы до него дотянуться. С одной стороны – наружной – была бездна в несколько метров глубиной. С другой, уже на территории клиники, у подножия стены высился сугроб – хотя это мог быть и занесенный снегом куст. Если уцепиться за гребень стены и повиснуть, до земли еще останется метра два…

Рискованно, но что делать?..

Шарли крепко ухватилась за край стены и спустила ноги вниз одну за другой. Теперь она держалась только на руках. Долго выдержать в таком положении было невозможно, и через несколько секунд она разжала пальцы, одновременно закусив губы, чтобы не закричать. Пришла в себя она уже внизу, с удивлением осознав, что не расшиблась и ничего себе не повредила – сугроб оказался небольшим стожком сена, укрытым под снегом. Лишь на губах чувствовался привкус крови.

Все еще слегка оглушенная, Шарли поднялась и отряхнулась. Затем быстрыми шагами направилась к зданию клиники.

Ты с ума сошла… ты совершенно обезумела… в этом нет никакого смысла…

Пытаясь не обращать внимания на внутренний голос, она продолжала идти к своей цели. Если двигаться вдоль стены, можно незаметно приблизиться к двери… А потом? Потом будет видно.

Пробираясь сквозь колючие кусты и перепутанные ветки, она машинально отмечала, что в этом месте, некогда столь красивом и ухоженном, осталось очень мало от былой роскоши, но в то же время оно казалось ей странно знакомым – таким она запомнила его, когда впервые сюда попала. Это было не столько зрительное впечатление, сколько внутреннее ощущение. Тогда она не замечала ни аккуратно подстриженных газонов, ни зеленых массивов, ни даже красоты самого здания, в чьем архитектурном облике смешались два стиля – ар‑деко и барокко… Она просто чувствовала, что идет по дороге, ведущей в тюрьму.

Прячась в зарослях, она внимательно рассматривала окна. Света в них не было, как не было и вообще никаких признаков жизни. Однако люди внутри были: об этом свидетельствовали цепочки свежих следов на снегу.

Давид!.. В этих стенах!..

Ты сума сошла!.. Ты просто рехнулась!..

Но голосу разума уже не удавалось пробиться в ее сознание. Сейчас ее вела та могущественная сила, которая заставляет женщин бросаться к грузовику и поднимать его, если ребенок попал под колесо. Сила обреченных…

Она пригнулась и, скользя вдоль стены, добралась до массивной входной двери. Прислушалась. Ни звука, ни шороха. Голосов тоже не слышно…

Последнее секундное колебание… Нет, отступать поздно. Клиника «Надежда» ее ждала. Звала ее…

Шарли выхватила пистолет и с силой толкнула дверь. Та неожиданно легко подалась.

Шарли вошла в темный холл с таким ощущением, что эта темнота сейчас поглотит ее.

 

 

– Орели? Срочное дело!

– Что случилось?

Тома, стоявший недалеко от входа в клинику Святого Доминика с мобильником в руке, кратко изложил своей коллеге ситуацию:

– И здесь опять замешана Шарли! То ли она входила в общество астрософии, то ли его адепты проводили на ней медицинские опыты, черт ее знает, но вся нынешняя заваруха связана с ней. Ты выяснила что‑нибудь о ее матери?

– Нет. Вчера вечером я снова заходила в книжный магазин, но мадам Клермон там не оказалось. Сейчас мы пытаемся ее вычислить.

– Хорошо. Кроме того, я хочу, чтобы ты расспросила одного доктора… – он взглянул на данные в верхнем углу факса, – по фамилии Массиак, улица Курсель. Судя по всему, он наблюдал за мальчиком, сыном Шарли…

– Тома, но это совсем не наше дело! Мы ищем Тевеннена. Этим должны заниматься другие службы!

Тома вздохнул.

– Почему это для тебя так важно?

Хороший вопрос, ага. И самое подходящее время его задавать… Кроме того, Тома и впрямь не знал, что на него ответить. Точнее, не совсем так. У него не шли из памяти слова комиссара Греди: «Свяжитесь со мной, возможно, я смогу найти что‑то для вас…» Но не этим одним объяснялась его нынешняя лихорадка. Просто он вошел в азарт. Ему не терпелось отыскать эту женщину, которая являлась ключом к разгадке всех тайн. И еще, пожалуй, его не оставила равнодушным вся эта история – похищенный ребенок, Шарли, которая в первую очередь все же была жертвой, а не убийцей… Доходило уже до того, что он начал всерьез сомневаться в ее причастности к исчезновению Тевеннена.

– Если все будет хорошо, я вернусь сегодня вечером, – сказал он. – И… я думал о тебе. Правда. Мы будем вместе… сегодня вечером. И все остальные вечера…

Молчание. Он догадался, что Орели улыбается. И спросил себя, удачный ли момент выбрал для этих слов.

– Я согласна, – наконец произнесла она.

– Ты чем сейчас занимаешься?

В трубке послышался вздох.

– Ты не поверишь, особенно после того, как я недавно посоветовала тебе бросить это дело, но я выслеживаю хозяйку книжного магазина. Вместе с Коньо. И мы…

Их разговор прервал звонок с другого мобильника Тома.

– Черт, номер не определен… – с досадой пробормотал он и торопливо произнес, обращаясь к Орели: – Извини, у меня срочный вызов. Я тебе перезвоню.

– Здорово, родственничек…

Голос Жамеля Зерруки резко вернул его с небес на землю.

– Я спалился, – объявил тот без дальнейших предисловий.

– Что? Ты о чем? Тебе бабки нужны?

– Какие, на хрен, бабки?! Я спалился! Она меня вычислила! Теперь я по уши в дерьме! Из‑за тебя, между прочим. Так что ты должен меня оттуда вытащить. Ты не забыл, что я, можно сказать, принес тебе ее голову на блюдечке?

Тома молчал. Он понимал, что и в самом деле виноват перед кузеном, что подставил его из‑за собственного нетерпения и неумеренных амбиций. Отец наверняка сказал бы ему, что эти два недостатка неизбежно приводят к падению любого, кто благодаря им поднялся на сколь угодно большую высоту…

– Короче, я даже не знаю, как она все просекла, – продолжал Жамель, – но теперь она мне больше не доверяет. Теперь вот свалила куда‑то… Не знаю, куда, зачем… Одно могу сказать: с того вечера, когда мы заезжали к Тевеннену, она сама не своя. Выслеживает его жену как собака…

– Что? – перебил Тома. – Что ты сказал?

– Мать твою, да ты слушаешь или нет? Тебе что, все с начала повторить? Ты вообще должен отвечать, а не спрашивать!

– Вдова ищет жену Тевеннена?

Догадавшись по интонации кузена, что дело важное, Жамель в общих чертах рассказал о последних событиях, умолчав о собственном участии в убийстве приятеля Брижитт.

– А вчера она поставила всех на уши, чтобы ей нашли торчков, которые лечились в какой‑то бургундской клинике… причем эту клинику закрыли уже черт знает сколько лет назад…

Тома встряхнул головой – у него было чувство, что по ней только что ударили обухом.

Клиника в Бургундии!

– В общем, я что хочу сказать: я теперь не при делах. У меня есть пара‑тройка хороших знакомых, они и дали мне об этом знать. Ты хоть понимаешь, что это значит?..

Жамель продолжал говорить – о том, что собирался залечь на дно и рассчитывает на Тома, что тот убьет «эту полоумную кубинскую шлюху». Но после слова «Бургундия» Тома уже с трудом вникал в смысл его слов.

Закончив разговор, он быстро вернулся в кабинет доктора Лабрусса, почти бегом преодолевая лестницы и коридоры.

– Скажите, пожалуйста, – обратился он к доктору, едва лишь оказался перед ним, – здесь поблизости есть наркологическая клиника? То есть, кажется, сейчас она закрыта, но…

Лабрусс пристально взглянул на него, и Тома понял, что попал в точку.

– Да, – нехотя ответил доктор, заметно помрачнев, – я понимаю, о какой клинике вы говорите…

 

 

Видения обрушились на него хаотическим каскадом, вспышки памяти превратились в безумный фейерверк, где смешались прошлое, настоящее и будущее. Лежа в кровати и почти не чувствуя ремней, которыми он был к ней привязан, Давид отчаянно пытался упорядочить эти видения и одновременно боролся с паникой – по мере того, как эффект снотворных рассеивался, она все больше завладевала им.

Он не знал, к чему «все это» – в свои девять лет он не мог назвать иначе призрачную лавину грядущих событий – приведет их с мамой, и хотя при желании, скорее всего, смог бы узнать точно, сейчас он не хотел пробуждать в себе силу. Непонятно откуда к нему пришла уверенность – и сейчас он изо всех сил цеплялся за нее, чтобы не кричать от ужаса, не звать на помощь маму или кого угодно, – что именно ему предстоит спасти маму. А ради этого он должен был беречь силы. Держаться до последней минуты, до последней секунды. Вот почему, даже после ухода доктора, он больше не пытался проявить свои способности. Он мог бы, по крайней мере, разорвать свои путы, но чувствовал, что не имеет на это права. Он не знал, до каких пределов простирается его сила, но знал, что должен экономить ее как только возможно, пока не придет время раскрыть ее полностью для решающего удара.

Эту перспективу он принял совершенно безропотно. Кроме того, он все еще чувствовал себя слегка одурманенным и не знал, что могло бы произойти, если бы он в таком состоянии попытался вызвать силу. Как мог бы отразиться на ней эффект снотворного?..

А вдруг снотворное ослабило его способности?

Давид в ужасе отогнал эту мысль.

Из коридора донесся какой‑то приглушенный шум. Давид прислушался. Доктор все не возвращался. Возможно, был уже мертв, как Давид ему и предсказал немногим раньше… А человек‑горилла? Мальчик чувствовал, что тот где‑то недалеко, стоит на страже. Кажется, доктор говорил с ним… но это было минут пятнадцать назад. Или десять? Или пять?..

Шум стих. Теперь в ушах Давида была лишь глухая ватная тишина.

Он повернул голову к окну, словно для того, чтобы избавиться от навязчивых видений: Джорди, куда‑то бегущий… нечеловеческий крик боли… обжигающее дыхание пламени… кровь, крики, смерть… и все это – посреди безмятежного, почти рождественского заснеженного пейзажа… зимнего рая, мгновенно превратившегося в преисподнюю…

Давид попытался сосредоточиться на причудливых, каждое мгновение меняющихся узорах, образованных завитками и прядями тумана. Перед ним возникали и исчезали прозрачные, слегка фосфоресцирующие, едва различимые образы… Вдруг ему показалось, что он увидел лицо – то же самое, что и накануне, лицо девочки, примерно его ровесницы. Ее косички плыли по ветру. Она улыбалась Давиду в клубах тумана, слабо вспыхивающих за миг до того, как рассеяться. Оптический обман, подумал он. Но все равно ему нравилось смотреть на это личико, на котором читались дружелюбие и сочувствие, – это придавало ему храбрости, и он чувствовал себя не таким одиноким…




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-08; Просмотров: 291; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.01 сек.